13.02.2013 | 
Автор: 
Карасоч-пэри
В давние времена правил страной Шом один шах. Много богатств всяких накопил он в своей шахской казне, но не принесли они ему счастья. Ходил он всегда грустный и печальный, потому что не было у него детей. Придворные, чтоб помочь шаху тоску развеять, часто возили его на охоту.
Отправился однажды шах со своими приближенными в горы охотиться на ланей. Вдруг небо покрылось тучами, молнии засверкали, полил сильный дождь. Шах со своей свитой спрятался от дождя в пещеру.
Вошел он в пещеру, поглядел — а там девочка двухлетняя по земле то ползает, то на слабых ножках ковыляет. «Откуда она здесь взялась?»— подумал шах и удивился. Приближенные тоже диву даются, головами качают. Захотелось шаху узнать, в чем тут дело, и приказал он одному воину:
— Разузнай!
Пошел воин за девочкой в глубь пещеры и видит: лежит там без памяти молодая женщина лет двадцати, лицо у нее кровью залито, руки изранены, одежда изорвана. Поднял ее воин на руки и принес к шаху. Женщина в чувство пришла, глаза приоткрыла, видит: вокруг нее люди стоят.
Стал шах расспрашивать женщину, что с ней приключилось. А та только стонет.
Но все же несчастная рассказала, что она жена пастуха. Напали на них разбойники, пастуха убили, а ее в пещере настигли, замучили.
Тут она заплакала и закричала:
— Где же моя чернокудрая? Где моя доченька Карасоч?
Принесли женщине девочку, а она ничего не понимает. Раскрыла только широко свои черные глазки и смотрит. Прижала дочку несчастная мать к своей окровавленной груди и умерла.
Пожалел шах бедную сиротку и увез с собой в город.
Дни прошли, месяцы, годы. Исполнилось Карасоч тринадцать лет. Окончила она школу и стала учиться у знаменитых мудрецов.
Когда ей шестнадцатый год пошел, во всей стране не было мудреца, который знал бы больше ее. Слава про ее красоту и ум пошла по всей стране. За то, что девочка разные науки и ремесла постигла, за необычайный ум и красоту стали ее люди звать Карасоч-пэри. Так и мы ее в нашей сказке и называть будем.
Скоро шах, прежде чем с визирями своими всякие дела решать, стал раньше у Карасоч-пэри совета спрашивать. И так всегда получалось, что визири ее советы одобряли.
Приехал однажды из страны Кашмир один человек. Был он известен как могущественный чародей. Позвала его Карасоч-пэри во дворец и спрашивает:
— А какая польза от вашего чародейства?
Надулся гордо чародей и стал хвалиться:
— Я своим волшебством несколько человек навсегда в собак и в кошек превратил, несколько селений сжег и пепел от них по ветру развеял, несколько друзей неразлучных поссорил, так что они врагами стали.
Окинула Карасоч-пэри чародея своим гневным взглядом и говорит:
— А вы хоть одно доброе, полезное людям дело когда-нибудь сделали?
Так Карасоч-пэри смутила чародея этим вопросом, что он встал, поклонился ей и говорит:
— Больше тысячи раз за свою жизнь приходилось мне с шахами и беками беседы вести, но такой вопрос впервые от вас услышал.
Чтобы еще и тайны волшебства постичь, стала Карасоч-пэри у чародея учиться. Проучилась она два года, и сказал ей чародей:
— Царевна, всему, что я сам знаю, вас научил, больше уж ничему научить не могу.
Снял он со своего среднего пальца кольцо, отдал его Карасоч-пэри и заявил:
— Все волшебство, все тайны, которым я вас учил, в этом кольце. Поверните его направо — услышите чей-то голос, скажите ему, чего вы желаете, и все ваши желания исполнятся. Налево кольцо повернете — и опять все станет таким, каким было прежде. А не повернете кольцо — все, что сделалось по вашему желанию, таким навеки останется. Если же вы кольцо потеряете, все, чему вы от меня научились, все ваше волшебство и чародейство пропадет.
Сказал он так, надел почтительно кольцо Карасоч-пэри на палец и ушел.
Исполнилось Карасоч-пэри восемнадцать лет, стала она еще умнее, еще прекрасней. Слава о ней по разным странам пошла; шахи, ханы, беки, даже не повидав ее, один за другим стали к ней сватов засылать. Дошло дело до того, что шахи семи концов света решили: если не добром, так силой на Карасоч-пэри жениться — и отправились походом на ее страну.
Как узнали об этом жители государства Шом, напал на них страх и ужас. «Что же будет?— подумали они.— Выйдет Карасоч-пэри за одного шаха замуж, а остальные шесть шахов войну затеют, наши города и селения разрушат, людей перебьют».
А семь шахов написали семь посланий и отправили их со своими гонцами отцу Карасоч-пэри. И в каждом послании было написано:
«Отдайте мне Карасоч-пэри в жены, а не отдадите — столицу государства Шом разорю и прах по ветру развею».
Читал шах одно за другим эти послания, и голова у него кругом пошла. Созвал он своих визирей, но и те ему ни одного толкового слова сказать не смогли. Взял шах все эти послания и пошел к Карасочпэри. Прочитала девушка послания семи царей, смех ее разобрал.
— Что ж, мудрый шах,— сказала она,— они к вам, как паломники, с поклоном в гости пришли, а вы их не встречаете, за городом держите. Нехорошо. Надо их всех вечером во дворец пригласить, как гостей принять.
Написала она на каждое послание ответ, дала своп письма шаху в руки и заявила:
— А гонцам от меня поклон передайте, эти письма вручите, пусть отвезут своим шахам.
Взял шах ее грамотки и отдал их гонцам.
А вечером дворец разукрасили, всюду огни горели, михманхану коврами шелковыми застелили, одеяла бархатные, подушки пуховые положили.
Сидят в михманхане семь шахов, Карасоч-пэри ждут. Вошла Карасоч-пэри со своими служанками, поклонилась.
— Добро пожаловать, гости дорогие!— сказала и покрывало на лице приподняла. Как увидели шахи ее красоту, улетел из их голов рассудок, онемели они, как рыбы.
Во дворце тихо-тихо стало. А Карасоч-пэри так сказала гостям:
— Посланья ваши я с радостью прочитала. Каждый из вас просит меня за него замуж выйти. Но я ведь одна, а вас много. Поэтому идите соберитесь вместе, посоветуйтесь по-хорошему, кому одному из вас моим женихом быть, и мне скажите. Ну, а если вы сами к согласию прийти не сможете, тогда я поставлю вам одно условие. Кто его выполнит, за того замуж выйду. А условие я вам после скажу.
Сказала так Карасоч-пэри и ушла, Гости тоже уходить собрались.
А Карасоч-пэри вернулась к себе, повернула кольцо, сразу же чей-то голос послышался:
— Ждем твоих приказаний.
Тут Карасоч-пэри приказала, чтобы во дворе было двести львов и чтоб на каждом льве сидел воин с оружием.
— Приказ выполнен,— отвечает голос.
Начали шахи один за другим с места подниматься. Вид у них был растерянный, словно они арбуз из-под мышки уронили, а лица кислые, как набухшие в воде лепешки.
Только вышли шахи из дворца, а на дворе страшные львы рычат и па них воины сидят с копьями да мечами. Как увидели львов и воинов шахи, сердца у них затрепетали. Кинулись они что было духу назад во дворец, поклонились Карасоч-пэри в ноги, начали умолять:
— Ох, царевна! Мы же ваши гости, помогите нам подобру-поздорову из вашего дворца уйти.
Вышла Карасоч-пэри из дворца, все воины верхом на львах, в ряд выстроились, поклонились. Мимо них, впереди пошла Карасоч-пэри со своими девушками, а за ними цари ни живы ни мертвы зашагали. Проводила так царей Карасоч-пэри и вернулась во дворец.
На другой день на рассвете послал шах к шахам узнать, что они порешили. Ездил, ездил гонец — никого около стен города не нашел: шахи, оказывается, так напугались, что, ничего друг другу не говоря, ночью, как трусливые зайцы, убежали со всеми своими войсками в свои страны.
А к Карасоч-пэри с каждым днем все больше и больше сватов приезжало от беков и царевичей. Но она никого не принимала, и приходилось им ни с чем домой возвращаться.
Пришел однажды шах к Карасоч-пэри и говорит ей со слезами:
— О свет очей моих, умница моя, пожалей мою старость, дай глазам моим на тебя порадоваться, на свадьбу твою поглядеть. Вот и сейчас к тебе сваты от царевичей, от знатных людей приехали — выбери себе одного из них, не затопчи мой совет в землю.
Долго думала Карасоч-пэри и сказала:
— Отец, подождите еще три дня.
Тогда шах попросил сватов подождать во дворце три дня.
На третий день Карасоч-пэри сказала, чтобы все, кто есть во дворце, собрались у реки около холма Кырк-кыз.
Вечером отправились дворцовые люди к холму и видят: горят у реки светильники, цветов полно на холме, по холму из родников ручьи струятся, птицы поют. Визири шахские тоже ничего не понимали и друг друга спрашивали:
— Что это все, во сне или наяву? Вдруг послышались голоса:
— Смотрите! Смотрите!
Светильники один за другим погасли, и река погрузилась во тьму. Людям страшно стало, но тут музыка зазвучала, девушки веселые песни запели. И на самой вершине холма появилась освещенная факелами Карасоч-пэри. Поклонилась она всем собравшимся и сказала:
— За того, кто на этот холм взойдет и меня за руку вниз сведет, я замуж выйду.
Музыка заиграла, девушки плясать начали, окружили Карасоч-пэри и вместе с троном подняли на воздух. Юноши все вверх на холм бросились. Но чуть станет кто к вершине холма подходить., падает и назад катится. Скатится так один раз, а второй раз подниматься уже смелости не хватает.
Оставим пока Карасоч-пэри на вершине холма с ее девушками, послушайте о другом,
В стране Рум правил жестокий царь, который тем был знаменит, что людей мучил, казнил, в зиндане гноил. Этот царь тоже, наслышавшись про красоту Карасоч-пэри, хотел было взять ее себе в жены; войско собрал, в поход отправился, а когда у него это дело, как и других царей не вышло, во второй раз идти не осмелился.
Тогда он заставил художников нарисовать ему портрет Карасоч-пэри и держал этот портрет в своей царской казне. У этого царя был восемнадцатилетний сын—царевич Кадыр. Гулял он однажды со своим другом Падыром по дворцу и зашел в царскую казну. Увидал там он портрет Карасоч-пэри и, пораженный ее красотой, упал без памяти. А когда oн в себя пришел, царь его спросил:
— Эй, свет очей моих! Что с тобой случилось? Расскажи мне!
Кадыр-царевич медленно открыл глаза, показал на портрет и сказал:
— О родитель мой! Кто эта царевна? Расскажи мне скорей, где она живет.
Царь начал сына успокаивать:
— Портрет этот нам в наследство от предков остался. Зачем тебе думать о том, что когда-то жила такая красивая женщина, и попусту мучить себя? А если ты хочешь жениться, я тебе девушку найду еще красивее этой.
Солгал так царевичу царь и ушел в свои палаты.
А Кадыр с каждым днем все больше и больше горевал и печалился. Наконец он узнал от придворных, что это портрет Карасоч-пэри, что она чародейка и только за того выйдет замуж, кто тайну ее волшебства раскроет.
Пошел тогда Кадыр-царевич к шаху и попросил отпустить его в страну Карасоч-пэри, чтоб ее чародейство раскрыть. Но царь понял, что если сын его пойдет в страну Шом, то обязательно пропадет и домой не вернется, и не дал ему разрешения. Тогда Кадыр поклялся, что если царь не отпустит его, то он и так уйдет.
Волей-неволей пришлось царю согласиться, и приказал он для царевича собрать конвой в две тысячи.
Но Кадыр ему заявил:
— Не нужно мне ни войска, ни оружия. Но если вы не хотите, чтобы я ехал один, отпустите со мной моего друга Надыра.
А Надыр был сын няньки, воспитавшей Кадыра. Отец его был человек ученый, уважаемый, но он умер, когда было Надыру всего полтора года. Царь знал, что Надыр — умный, рассудительный юноша, и согласился, чтобы они ехали вдвоем.
Обняла мать Надыра и говорит ему:
— Дам я тебе три совета, ты их мимо ушей не пропускай. Первый мой совет — никого не обманывай, второй совет — ничьему сердцу больно не делай, третий совет — когда в какой-нибудь город приедешь, прежде всего пойди к старикам посоветоваться, а потом уж дела делай!
Так Кадыр и Надыр отправились в путь. Долго ехали, много проехали, степи проезжали, реки переезжали, горы переваливали и через несколько дней прибыли, наконец, в ту страну Шом, где Карасоч-пэри жила. Въехали в городские ворота и, по совету Надыра, остановились на самой окраине у горшечника Кабула.
Кабул-горшечник славился своим мастерством, сам в другие страны ездил и любил гостей принимать. Угостил он юношей и спрашивает, кто они и откуда.
Посмотрел Кадыр-царевич на Надыра, и Надыр говорит:
— Мы из города Рума, ездим из города в город, узнаем, что такое путешествие. Давно мы уехали из родного города, во многих местах побывали, а вот сегодня и в ваш город приехали, удостоились вашей беседы. А куда, в какой город дальше поедем, и сами не знаем.
Улыбнулся слегка Кабул-горшечник и говорит своим гостям:
— Каждый человек, когда отправляется в путь, перед собой какую-нибудь цель ставит. Или он едет торговать, добро наживать, или науки ремесла учить едет. Бывает и так: покидает человек родной город, если он чем-нибудь недоволен.
На это ему Надыр отвечает:
— А мы с такой целью путешествуем — хотим научиться людьми стать.
Услыхав это, Кабул-горшечник не стал задавать больше вопросов и такую речь повел:
— Правду вы говорите, гости дорогие. Вашу страну Рум тюрьмой называют. Говорят, что у вас злодействам ханов и беков границ нет, что у вас деспоты умных людей в зиндан сажают, на виселицу отправляют. Был в вашей стране один мудрый человек Захид. Народ любил его за то, что он против злодейств вашего царя выступал, так царь ваш его за это лет восемнадцать тому назад на виселицу отправил, а жену его служанкой своего сына сделал.
Как услышал Кадыр-царевич, что горшечник про его отца — царя Рума — рассказывает, стыдно ему стало, да так, что он голову опустил, а на Надыра и взглянуть не смел. Потому что этот самый повешенный мудрец Захид был отец Надыра. Заметил Кабул-горшечник, что его гости брови насупили, и не стал больше про румского царя рассказывать.
— А вот в нашей стране царевна Карасоч-пэри совсем другая. Она простая, справедливая, и людям у нас легче живется, все довольны и рады. У нас по ее приказу ни виселиц нет, ни зинданов. Науки, ремесла у нас процветают. Пусть же на наше счастье пошлет судьба Карасоч-пэри долгие годы и достойного мужа!
Сказал так Кабул-горшечник и встал. Надыр тоже поднялся, чтобы хозяина из комнаты проводить. А Кадыр-царевич сидел печальный, и в душе его ненависть к отцу своему поднялась. Подошел к нему Надыр и предложил:
— Вставайте, пойдем город посмотрим!
Вышли они на улицу. Видят — народу полным-полно, и все идут в ту сторону, откуда солнце всходит. Юноши тоже с народом пошли.
Прошли немного и подошли к большой реке. Там ветерок такой нежный веял, от цветов аромат разносил. И запах этот был такой приятный, что, если у кого-нибудь даже тяжелое горе было, от этого аромата на душе легче становилось.
Хоть и много людей у реки собралось, но тишина была такая, что ни одного голоса не было слышно. И все смотрели вверх на вершину холма.
Кадыр с Надыром тоже стали среди людей и начали смотреть. Вдруг на холме музыка заиграла, и люди, которые, как зачарованные, тихо стояли и на холм смотрели, задвигались и к холму устремились.
На вершине холма девушки на сазах играли, плясали. Вдруг люди в ладоши захлопали, появилась среди девушек Карасоч-пэри. Сняла она с лица покрывало, посмотрела на народ. Кадыр-царевич, чуть ее увидел, без чувств свалился. Подхватил его Надыр и унес из толпы в сторону.
Вечером сидели Надыр и Кадыр в хижине Кабула-горшечника и беседовали с его приятелями. Послушали они рассказ Надыра, а потом один из них говорит:
— Извините меня, дорогой гость, но вы и вправду достойны стать зятем нашего хана. Знать бы, что шах меня примет, я бы сам отправился к нему сватать вам Карасоч-пэри.
— Нет, вы лучше к самой Карасоч-пэри идите,— советует другой.
— Что ж идти, когда добраться к ней невозможно,— говорит первый.
— Кому невозможно, ну а кому совсем легко: лестницу поставим — и взберетесь.
Первого из гостей Кабула-горшечника друзья в шутку лестницей прозвали. Поэтому все засмеялись.
А Надыр тем временем разговор на другое решил перевести и спросил:
— А кто был последним учителем Карасоч-пэри? Все умолкли, а потом один старик говорит Надыру:
— Насколько я знаю, последним ее учителем был мудрец Акрам. Сейчас он уже глубокий старик, на улицу не выходит, сидит у себя дома и все книжки читает.
Надыр попросил старика отвести его к этому мудрецу. Пришли они в маленький скромный домик. У двери их встретил девяностолетний мудрец с большой белой бородой. Старик познакомил Надыра с ним, поговорил немного и ушел. Посмотрел на Надыра мудрец и говорит:
— Сын мой, ты, наверное, чего-то ждешь от меня, на что-то надеешься? Спрашивай, если смогу — скажу.
Надыр ему отвечает:
— Мне надо помочь своему верному другу. Но дело это очень сложное и трудное. Поэтому я пришел к вам с надеждой получить от вас помощь и совет.
Мудрец улыбнулся и говорит:
— Должно быть, тут дело касается Карасоч-пэри?
— Вы угадали,—отвечает Надыр, вставая.
— По всему видно, что ты умный и понятливый юноша,— говорит мудрец,— что ж я тебе могу посоветовать? До пятнадцати лет Карасоч-пэри училась у меня. А потом, после меня, она стала у Кашмирского чародея учиться. Но через два года и он не мог ее ничему больше научить и исчез. Я думаю, что на холм можно пробраться через пещеру, а вход в нее должен быть где-то в реке, вдали от холма,
Узнал все это Надыр от мудреца и возвратился в хижину Кабула-горшечника.
Обычно люди, собравшиеся на берегу реки у холма, вечером расходились по домам. А Надыр отошел в сторону и спрятался за деревом. Когда зашло солнце, вдруг на реке из-под большой водяной кувшинки появилась какая-то девушка и пошла в сторону дворца. Спустя некоторое время она вернулась и опустилась в воду, покружилась три раза около цветка и исчезла. Тогда Надыр спустился к этой кувшинке, сделал три круга около цветка, нырнул — и увидел вход в пещеру. Заметил оч, что девушка спустилась по сорока ступенькам и с глаз скрылась.
Попробовал Надыр в пещеру войти, но чуть ступил он на первую ступеньку, что-то зашумело, вспыхнуло пламя. Снял он скорее ногу со ступеньки, все смолкло, огонь погас. Попробовал он сразу на вторую ступеньку ступить — ничего не случилось. Тогда он третью ступеньку пропустил, на четвертую ступил, пятую ступеньку пропустил, на шестую ступил. Так, шагая через ступеньку, опустился он на самое дно пещеры. Видит — другая лестница вверх ведет, а на верху ее стоят два льва, и такие страшные, кажется, вот-вот бросятся на него. Попробовал он на первую ступеньку ногу поставить — львы сразу зашевелились. Он скорей с первой ступеньки на вторую перешел, львы еще больше взъярились, а когда на третью ступеньку встал, успокоились львы. Понял Надыр, что надо ему две ступеньки пропускать, на третью ступать.
Тогда он вернулся в дом Кабула-горшечника, а утром отправился во дворец и попросил у шаха разрешения тайну открыть.
Шах ему разрешил и послал глашатая объявить по всему городу:
— Сегодня некий приезжий юноша желает подняться на вершину холма и сойти вниз под руку с Карасоч-пэри.
Много людей у реки собралось. Шах со своими визирями приехал. Пошел Надыр к реке. Народ, затаив дыхание, смотрел, что он будет делать. Покружился Надыр три раза вокруг цветка и исчез. Люди ахнули. Один кричит: «Он утонул», другие говорят: «Его проглотила земля». А Надыр цел и невредим на верхушку холма вышел. Видит — весь холм покрыт камнями разного цвета. Он на желтый камень ступил — земля под ногами у него заколебалась. На зеленый камень ногу поставил — холм задрожал, затрясся. На красный камень перешел Надыр — ничего не случилось. Тогда он по красным камням зашагал и подошел к воротам. А на воротах большущий замок висел с надписью: «Эй, юноша Надыр, узнавший тайну! Когда откроешь ворота, не входи в них и тогда я приму тебя!»
Только шагнул Надыр к воротам, как что-то сильно его в грудь толкнуло, не пустило его. Надыр все свои силы собрал, к воротам ринулся, но та же невидимая сила его бросила на большой камень. Надыр, чтобы не скатиться с камня, крепко ухватился за его край, и в тот же миг ворота загремели и открылись. Надыр пошел к краю холма.
А люди внизу давно уже ждут, где Надыр. Волнуются. У Кабула-горшечника и его друзей на глазах даже слезы выступили. Вдруг видят: на вершине холма показался Надыр. Все от радости захлопали в ладоши.
А Надыр свободно к реке спустился, к шаху подошел и поклонился. Шах Надыра в лоб поцеловал и дал приказ глашатаю объявить народу, что сейчас начнется свадебный пир.
Тут Надыр его попросил:
— Шах-повелитель! Подождите еще про пиршество объявлять. Карасоч-пэри желает еще мне три вопроса задать. Если отвечу на них, тогда той объявите.
— Какие еще вопросы?— удивился шах.— В ее условиях никаких вопросов не было. Мы сейчас пир начнем.
Но Надыр так настойчиво просил шаха, что пришлось ему согласиться.
Все знатные люди города собрались во дворце послушать эти вопросы и ответы.
Подошла к Надыру одна девушка из прислужниц Карасоч-пэри, подала ему жемчужину и сказала:
— Карасоч-пэри ждет от тебя ответа.
Надыр попросил дать приказ, чтобы принесли ему целую коробочку жемчужин. Посмотрел он на них и выбрал точно такую же жемчужину, как та, что ему Карасоч-пэри прислала.
Отдал Надыр обе жемчужины девушке и сказал:
— Вот мой ответ!
Отнесла девушка царевне обе жемчужины, та улыбнулась и сказала:
— Отнеси их обратно юноше, пусть ответит на второй вопрос.
Девушка возвратила Надыру жемчужины. Тогда он выбрал в коробочке самую красивую жемчужину, отдал девушке все три жемчужины и сказал:
— Вот ответ!
Отнесла девушка этот ответ Карасоч-пэри, а та взяла ступку, растерла большую жемчужину, высыпала получившийся порошок в пиалу, смешала его с сахаром и послала Надыру:
— Пусть ответит на третий вопрос!
Надыр налил холодной воды в пиалу, размешал ложкой и отослал пиалу к Карасоч-пэри.
Получив такой ответ, Карасоч-пэри воскликнула:
— Мудрец Надыр! Он ответил на все мои вопросы!
И все во дворце обрадовались. А Карасоч-пэри во всеуслышание объяснила:
— Когда в первом вопросе я послала Надыру одну жемчужину, я хотела тем самым сказать ему, какого я рода, и спрашивала: «А ты кто?» Он прислал мне такую же жемчужину, значит ответил, что он тоже из ученых и достойных людей. Когда я отослала ему обе жемчужины обратно, я спрашивала: «Может ли что-нибудь на свете быть выше любви?» Он прислал мне большую жемчужину, а это значит, что выше любви может быть только родное дитя. В третий раз я размешала в пиале сахар с жемчугом и спрашивала, что может разлучить наслаждение и красоту. Он налил холодной воды, значит, ответил, что, кроме холода смерти, их ничто не разлучит.
Приблизилась Карасоч-пэри к Надыру и поклонилась ему. А Надыр обратился к шаху:
— У меня тоже к Карасоч-пэри две просьбы есть. Если вы разрешите, пусть она исполнит их, прежде чем пир начнется. Очень эти просьбы для меня важные.
Шах поглядел на Карасоч-пэри, та только головой кивнула.
— Я — единственный сын,— сказал Надыр,— нет у меня ни отца, ни братьев, ни сестер. Вот и прошу вас: пусть Карасоч-пэри примет меня как брата. И тогда я, как брат, предложу своей сестре достойного жениха и сам свадебный пир открою.
Удивились все, застыли на месте, с Карасоч-пэри Глаз не сводят. А Карасоч-пэри опустила голову и задумалась. А потом сказала:
— О славный юноша Надыр! Много ты бед испытал в своей жизни, отдай и мне, твоей слабой сестре, немного той любви и преданности, которую ты хранишь к своему другу.
Повернулась к собравшимся и продолжала:
— Сегодня я приобрела себе брата, он будет меня защищать, и никакое колдовство мне больше не нужно.
Сняла Карасоч-пэри с пальца свое волшебное кольцо и разбила его. В тот же миг все цветы и самоцветы на берегу реки и на холме точно сквозь землю провалились, исчезли.
— Теперь судьба моя зависит от желания моего брата,— проговорила Карасоч-пэри.— Если он считает своего друга достойным меня женихом, я согласна.
— Вторая просьба,— сказал Надыр,— такая: отдайте, шах-повелитель, мою дорогую сестру Карасоч-пэри в жены Кадыру-царевичу, сыну румского шаха.
Шах сразу же согласился, карнаи заиграли, начался свадебный пир.
Пусть себе они пируют, послушайте, что делалось в Индостане. До индостанского шаха дошли слухи, что будто бы какой-то юноша открыл тайну Карасоч-пэри, но жениться на ней не захотел, и она, разозлившись, разбила свое волшебное кольцо и с горя вышла замуж за какого-то пришельца.
Услыхав все это, индостанский шах вытаращил глаза от удивления и ярости. В тот же день он приказал собрать тысячу боевых слонов, созвал тысячу богатырей, дал им мечи, щиты, посадил их на слонов и приказал:
— Я теперь город Шом с землей сравняю, шаха в плен возьму, а Карасоч-пэри своей рабыней сделаю, прислуживать себе заставлю.
Повел он свое войско в поход на Шом. А там свадебный пир был в разгаре. Донесли гонцы шаху, что индостанское войско идет. Стал он народ к битве готовить. А Надыр собрал сто верблюдов, нагрузил их соломой, посадил на них воинов и отправился с ними навстречу врагу. Едва приблизились слоны, Надыр приказал:
— Зажгите солому и трубите в карнаи.
Воины так и сделали. Слоны испугались дыма и рева карнаев и разбежались в разные стороны, а богатырей потоптали. Осталось у индостанского шаха всего восемьдесят воинов, и пришлось ему бегством спасаться.
Забрался он от стыда в пещеру и сидит там, с досады никому на глаза показаться не решается.
Приходит к нему одна старуха и говорит:
— Мой падишах, вставайте, возвращайтесь на свой трон, а Карасоч-пэри я вам раздобуду.
Шах ей отвечает:
— Если ты Карасоч-пэри мне приведешь, половину моей казны получишь.
Старуха ему говорит:
— Дайте мне большую лодку и двадцать кровожадных батыров. Прикажите дать им запас пищи на три месяца, за мной дело не станет.
Шах приказал так и сделать. Старуха и двадцать батыров сели в лодку и поехали по реке. Спустя несколько дней приплыли они ко дворцу Карасоч-пэри.
Старуха приказала?
— Я пойду во дворец, а вы спрячьтесь, ждите меня, из лодки не выходите и не шевелитесь. Когда я крикну: «Время дорого», сразу же хватайте девушку и гоните лодку что есть силы.
Шел последний день свадебного пира. Народ веселился, а девушки, прежде чем отвести Карасоч-пэри к жениху, повели ее в хаммом. Вдруг появилась среди них какая-то женщина, она и пела, и плясала, веселила всех, а потом зашла в хаммом.
Около хаммома музыканты играют, девушки песни поют, танцуют, ждут, когда Карасоч-пэри и эта женщина выйдут, а их все нет и нет. Наконец одна девушка заглянула в дверь, а в хаммоме пусто, только задняя стена проломана.
А эта женщина-плясунья и была та самая старуха, которую индостанский шах подослал. Схватили воины девушку и увезли ее на лодке к индостанскому шаху.
Шах на радостях большой пир устроил.
Привели прислужницы Карасоч-пэри к шаху, он рядом с собой ее на золотой трон сажает. А она посмотрела на шаха и говорит:
— О повелитель вселенной, прежде чем стать вашей женой, прошу вас выполнить мое заветное желание. Пусть в честь праздника сегодня ни один человек в вашей стране не терпит мук и страданий, пусть никто слез не льет, пусть всем беднякам долги простят, а всех заключенных из зиндана освободят.
Шах подумал, подумал — и отдал приказ.
— Во-вторых,— говорит Карасоч-пэри,— уже сколько сотен лет простые люди не могут войти в шахский дворец. Пусть хоть во время свадебного пира двери вашего дворца будут открыты для всех бедняков и для нищих.
Шах и на это согласился.
— Теперь, последняя просьба,— говорит Карасоч-пэри.— Хоть я никогда и не дотрагивалась до руки мужчины, но я уже была обручена с одним юношей. А по нашему обычаю, если девушка была обручена, она должна выждать сорок дней и лишь после этого может обручиться с другим. Хоть и большой это срок, но я должна уважать обычаи своего народа. А чтобы этот срок незаметно прошел, пусть свадебный пир длится, сорок дней.
Шах и на это тоже согласился.
Тогда Карасоч-пэри встала и ушла со своими прислужницами к себе. А во дворце начался пир на сорок дней и сорок ночей.
У индостанского шаха была семнадцатилетняя дочь, красавица, умница — звали ее Дильнауаз. Целые дни проводила она вместе с Карасоч-пэри, беседовала с ней, угощала ее, развлекала.
Хоть была Дильнауаз умная и смышленая, но одного никак понять не могла. Каждый день вечерней порой приходил во дворец какой-то человек, закутанный в черное покрывало. Садился он под тутовым деревом, ни с кем не говорил, до еды, которую перед ним ставили, не дотрагивался, ничего не просил, на вопросы не отвечал. Сидел он под деревом и плакал, а потом уходил. Один раз отозвала его Дильнауаз в сторону и спрашивает:
— Кто вы? Какая злая сила вас так мучит? Расскажите мне, может быть, я смогу облегчить ваше горе.
А человек в черном только пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал и ушел. Жалко стало Дильнауаз этого человека, и она его полюбила.
Если он не приходил в обычное время, она с нетерпением ждала его, по ночам не спала, все о нем думала, в лице изменилась, побледнела. Заметила это Карасоч-пэри и говорит ей:
— Что с тобой, сестрица? Что тебя так беспокоит? Отчего ты так похудела?
Тут Дильнауаз рассказала ей все — и про человека в черном покрывале, и про то, что она его полюбила. Карасоч-пэри подумала, подумала — и говорит ей:
— Когда он завтра придет, то спроси у него вот что: «Сколько вас было, когда выехали из Рума, сколько стало в городе Шоме и сколько вас в Индостане?» Ответ его мне передай.
На следующий день Дильнауаз с нетерпением ожидала человека в черном покрывале, а когда он пришел, отозвала его в сторону и спросила:
— О юноша, подавленный тяжелым горем, скажите мне, сколько вас было, когда выезжали из Рума, сколько стало в Шоме и сколько вас здесь, в нашем городе?
Не в силах сдержать слезы, юноша ответил:
— О царевна! Заставляя меня говорить, вы лишаете меня возможности уехать из вашего города. Много у меня было несчастий, а вы так жалеете меня, что я решил в вашем городе остаться. Из Рума мы выехали вдвоем, в Шоме нас стало трое, а здесь я один. А что это значит, я хотел бы рассказать вам только в самую последнюю минуту. Вот если бы я мог остаться на ночь во дворце, я рассказал бы вам обо всем.
Дильнауаз спрятала его в саду, в беседке, а сама пошла к Карасоч-пэри. Увидев ее, Карасоч-пэри спрашивает:
— Ну что? Принесла ответ?
— Он сказал,— говорит Дильнауаз.— Из Рума мы выехали вдвоем, в Шоме нас стало трое, а здесь я один.
И Дильнауаз рассказала, что она этого юношу в беседке спрятала.
Ночью, крадучись, Карасоч-пэри подошла к беседке. Заглянула через оконце и видит: сидит там юноша в черном покрывале Узнала она сразу, что это Надыр. Как только Карасоч-пэри похитили, он отправился ее искать в Индостан.
Уже тридцать девять дней провела Карасоч-пэри у индостанского шаха. Накануне свадьбы написала она ему такое письмо:
«Шах-повелитель! Завтра назначенный мною срок кончается и наступает день, когда мы оба должны осуществить свои мечты. После того как я стану вашей женой, мне уже нельзя будет покидать этот дворец. А мне очень хочется посмотреть ваш город. Поэтому разрешите мне сегодня вечером покататься верхом с моими прислужницами на улицах».
Шах прочитал письмо и объявил:
— Ладно уж, если ей так хочется!
И тут же отдал приказ, чтобы вечером ни один мужчина не смел выходить на улицы. Оседлали коней, прислужницы нарядились, ждут, когда Карасоч-пэри выйдет. А та говорит:
— Еще слишком рано. Давайте вздремнем немножко.
Все легли и уснули. Тогда Карасоч-пэри потихоньку встала, заперла прислужниц на замок и выпустила из беседки Надыра. Сели они на коней и поскакали в степь.
Отъехали они немало. Здесь Надыр нашел для Карасоч-пэри пещеру и сказал:
— Вы уж тут побудьте, а мне нужно в город вернуться. Если я с этой старухой-злодейкой не расправлюсь, она нам еще может горе причинить.
Поскакал он в город, подъехал к дому старухи, взял кетмень да как стукнет — и убил злодейку. А потом привязал мертвую старуху к воротам шахского дворца.
Утром шах отправился в мечеть, видит: стоит старуха, прислонившись к воротам. Шах и говорит:
— Ну, старуха! Ты за наградой пришла? Свадьбы не начну, пока тебя не порадую. Иди во дворец и жди там, пока я утренний намаз совершу.
А старуха ни с места, молчит, не шевелится, только зубы скалит. Тогда шах говорит слуге:
— Отведи эту старуху во дворец.
Дотронулся слуга до старухи, а она и повалилась. Шах испугался и поскорее послал слуг узнать, что делает Карасоч-пэри- Пришли слуги, видят: девушки-прислужницы сидят под замком, а Карасоч-пэри исчезла.
Разгневался шах и выслал погоню за Карасоч-пэри. Но нигде ее найти не могли. Ездили воины, ездили — и так ни с чем вернулись.
Когда хитрая старуха похитила Карасоч-пэри и увезла ее к индостанскому шаху, Кадыр так горевал, что чуть не заболел. Испугался томский шах, что, если что-нибудь с Кадыром случится, румский царь скажет, чего доброго, что он нарочно сам его сына заманил, да и пойдет на него войной.
Стал томский шах просить Кадыра домой возвратиться. Подарков дорогих ему дал на дорогу, четырех батыров снарядил провожатыми. Погоревал Кадыр, погоревал — да и уехал к себе на родину, в Рум.
Только взобрался он на гору Такырташ, видит: навстречу едут Карасоч-пэри с Надыром. Обрадовались они, обнялись и решили отправиться все вместе в Рум. Ехали они — и остановились отдыхать под большим чинаром. Кадыр и Карасоч-пэри уснули, а Надыр остался бодрствовать.
Как вдруг среди ночи на чинару прилетели четыре попугая.
Один из них говорит другим:
— Глядите, что здесь делается. Трудился один, а счастье досталось другому.
Другой попугай отвечает:
— Это еще полбеды, а что будет, когда они в Рум приедут! Царь, как узнал, что они едут, дал одной рабыне яд и приказал: когда мой сын приедет, дай ему выпить, тогда жена его мне достанется.
Третий попугай поддакивает:
— Царь еще отравленного коня и сокола приготовил. Говорит: «Когда сын вернется, пусть сядет на этого коня, сокола на руку возьмет и умрет, а жена его мне достанется».
Четвертый попугай заканчивает:
— Он еще и новую михманхану сыну построил и больших ядовитых скорпионов туда напустил. Говорит: «Пусть, когда сын приедет, скорпионы его ужалят, сын умрет, а жена его мне достанется». Только смотрите, чтобы все, что мы здесь говорили, как камень, молчало.
Поговорили так попугаи и улетели.
Утром все сели на коней и в путь отправились. Через несколько дней показался шахский дворец. Раздались звуки карнаев-сурнаев.
— Что там делается?— спрашивает Карасоч-пэри.
— Это отец нас ждет-встречает,— похвалился Кадыр.
Из города вышли им навстречу разодетые в красивые платья девушки. В руках они держали золотые чашки с кумысом.
— Царевичу с дороги, наверно, пить хочется? Выпейте кумысу,— предложили девушки.
Кадыр взял уже у одной девушку чашку и поднес ее к губам, но в это время Надыр схватил его за руку и говорит:
— Подождите, брат! Когда мы с Карасоч-пэри во дворце индостанского шаха на коней садились, я обет дал: если мы целы-невредимы доедем и девушки нам кумыс поднесут, не пить его, а на землю вылить. Позвольте, я этот кумыс вылью.
А Кадыр не согласился, уж очень ему хотелось пить. Но тут Надыр как ударил плеткой по чашке, кумыс весь и вылился.
Обиделся церевич на Надыра, хлестнул своего коня и поскакал.
У городских ворот сам царь их со своими визирями встречал. Кадыр и Карасоч-пэри соскочили с коней и поклонились. Как увидел шах Карасоч-пэри, онемел совсем и с коня сойти не может, и сына обнять не может. Тут драгоценные подарки поднесли. Один визирь дорогого коня подвел, другой сокола поднес.
— Просим возвратившегося из путешествия принять эти подарки от нашего повелителя царя,— заявили визири.
Кадыр уже хотел было сесть на коня и взять птицу, но тут опять вмешался Надыр:
— О великие визири! В пути у нас много было бед и трудностей. И вот я такой обет дал: если мы их избежим и живыми-невредимыми домой вернемся, то первые подарки нашего царя в жертву принесем и сожжем.
Выхватил он меч и изрубил коня и сокола на куски, мелким песком засыпал.
Как увидел это румский царь, в ярость пришел, но сказать ничего при Карасоч-пэри не посмел, повернул своего коня и уехал. А Кадыра-царевича, Карасоч-пэри и Надыра приказал отвести во вновь выстроенную для них михманхану.
В полдень жарко стало, Карасоч-пэри окна завесила, чтобы было прохладней, постелила на красные ковры бархатные одеяла, легла, раскинув свои черные волосы на белой подушке, и крепко уснула. Вдруг из-под ковра вылез большой скорпион, взобрался на Карасоч-пэри и по атласному платью пополз. Так он дополз до груди девушки, остановился, хвост с жалом поднял. Хотел скорпион за воротник залезть, но тут дыхание Карасоч-пэри его назад отбросило. Он тогда по плечу пополз, стал на лицо подниматься. Как раз в это время заглянул в михманхану Надыр, сразу же скорпиона скинул и раздавил его. Капля яда брызнула на лицо красавицы. Надыр вынул платочек и наклонился, чтобы стереть скорее яд с лица Карасоч-пэри. Но тут в комнату вошел Кадыр и закричал:
— Вот как! Считал я тебя другом, братом своим.
От этого крика Карасоч-пэри проснулась, глядит испуганно, ничего не понимает. А царевич еще больше кричит:
— Вот, значит, как ты меня обманывал, вот когда твои козни открылись. И отец твой против моего отца шел, и ты по его стопам идешь. А я тебя в своем дворце держал, другом тебе был. Убирайся же!
Выхватил Кадыр саблю и бросился на Надыра. Тут Карасоч-пэри вскочила, схватила царевича за руку и спрашивает:
— Что тут случилось? Расскажи же мне? Надыр говорит Кадыру:
— Садись, брат. И ты, сестра моя, сядь. Я вам все сейчас расскажу. Хоть, быть может, после этого нам уже ни разговаривать, ни видеться не придется. Помните, когда мы встретились в пути и отдыхали под большим чинаром, вы спали, а я ваш сон охранял. Прилетели тогда на чинар четыре попугая и вот что они говорили. Первый сказал: «Глядите! Один молодец трудился, а другому счастье». Если не верите мне, пусть колено мое в камень превратится. Другой говорит: «Это еще полбеды. А вот отец его рабыням кумыс отравленный дал и сказал: «Пусть мой сын выпьет его и умрет, а жена его мне останется». Если не верите мне, пусть спина моя в камень превратится. Третий говорил: «Отец для него еще и отравленного коня с соколом приготовил и сказал: «Пусть мой сын сядет на него, сокола возьмет и умрет, а жена его мне останется». Коль не верите мне пусть грудь моя в камень превратится. А четвертый говорил: «Отец для него и дом новый построил, а потом скорпионов туда напустил и сказал: «Пусть они ужалят моего сына и он умрет, а жена его мне останется». Вот я ждал все время этих скорпионов, одного я на пороге раздавил, а сюда вошел — и другого с лица сестры моей смахнул, а капля яда на лицо ей попала, я этот яд платком собирал, а тут вы и вошли...
Показал Надыр убитого скорпиона и добавил:
— Если и теперь не верите мне, пусть я весь в камень превращусь.
Сказал так — и в тот же миг превратился он в камень. Увидела это Карасоч-пэри и говорит Кадыру-царевичу:
— Так вот, Кадыр, какое у тебя черное сердце! Так ты отблагодарил своего верного друга, который ради тебя столько мук вынес, жизнь свою за тебя отдать был готов. Вот смотри — камнем лежит юноша, который спас тебя от яда и от козней твоего отца!
Кадыр и сам жалел, что так вышло. Заплакал он, застонал. Карасоч-пэри ему и говорит:
— Сидеть теперь нечего. Вставай, гонцов разошли по всей стране, всех лекарей позови, богатств из своей казны не жалей. Надо Надыру жизнь вернуть. Если ты этого не сделаешь, не видеть тебе больше меня, уеду к своему отцу.
Разослал Кадыр гонцов по всей стране, лекарей созвал, но ничего уже сделать не мог. Ночью он спать лег и уснул, а Карасоч-пэри и спать не могла. Вдруг видит она: выползла из одного угла комнаты белая змея, а из другого желтая. Белая змея желтой сказала:
— Все твари земные ненавидят нас, врагами своими считают, а посмотри, какие страшные злодейства они сами совершают. Вот был юноша, верой и правдой другу своему служил, а тот его в камень превратил А царь, узнав об этом, радуется, все время думает, как бы сына своего со света сжить.
Желтая змея ответила:
— Юноше можно вернуть жизнь, только это очень трудно. Для этого надо убить самого злого, самого жестокого шаха, выкупать юношу в его крови, а потом окунуть его в том роднике, что течет под чинаром, где попугаи сидели.
Поговорили так змеи и уползли в свои норы. Карасоч-пэри разбудила Кадыра и рассказала ему, о чем змеи между собой говорили.
Вдруг открылась дверь — и вошел царь. Выхватил он кинжал и бросился сразу на Кадыра.
Царевич кинулся отцу в ноги и просит:
— Отец! Я же ваш сын, в чем я перед вами провинился?
Царь ударил кинжалом Кадыра прямо в сердце, и бездыханное тело царевича повалилось на ковер. А царь, как дикий зверь, кинулся к Карасоч-пэри и прижал ее к груди, но вдруг изо рта у него хлынула кровь, и он упал мертвый.
Карасоч-пэри тогда сказала:
— Более жестокого на всем свете не найти царя, чем этот румский царь.
Она окунула окаменелого Надыра в кровь и сказала: «Будь проклят этот дворец, где совершалось столько злодеяний!»
Взяла она с собой окаменевшего Надыра и отправилась в путь. Подъехав к роднику под чинарами, опустила в него камень, и вышел из родника Надыр, живой, невредимый. Обрадовалась Карасоч-пэри, глядит на Надыра не наглядится. А Надыр удивляется, спрашивает:
— А где же мой брат? Как мы сюда попали?
Тут Карасоч-пэри рассказала ему, как Кадыр от руки родного отца погиб. А потом показала ему двух коней оседланных и говорит:
— Сядем на коней. Остальное я расскажу в пути.
И поехали они в страну Шом.