Иван-батыр

Давным-давно жили-были в маленькой деревушке ста­рик со старухой. Детей у них долго не было, только уже на склоне лет родила старуха сына. Радовались родители, что появился у них наследник, и дали ему доброе крестьянское имя Иван.

Рос Иван не по дням, а по часам, и к восемнадцати годам в настоящего богатыря вырос.

На ту пору царствовал в тамошнем царстве-государстве Ехрем-патша. Любил он поспать, и часто всякие диковины во сне видел. Как-то приснилось ему: едет по мосту через реку две­надцатиглавый змей на лошади о семи ногах; впереди змея на лошадиной гриве собака сидит.

Проснулся Ехрем-патша и, недолго думая, решил: если я что-то во сне увидел — должно это где-то быть и наяву!

И велел царь построить высокую башню. Такую высокую, чтобы с нее другие страны можно было видеть. А когда башня была готова, приказал Ехрем-патша водрузить на ее вершину большущее зеркало. Любому-каждому разрешалось подняться на башню и смотреть в зеркало, а тому, кто в зеркало увидит семиножного коня и приведет его к царю, Ехрем обещал пол­царства.

Много людей всякого звания на башне побывало и в зер­кало поглядело, а только никто ничего не увидел. Зеркало было тяжелым, ни много ни мало девять пудов весило, и крутить-вертеть его приходилось вшестером, а то и всемером. Но сколь­ко ни вертели, ни крутили то зеркало — никто семиножного коня в нем не высмотрел.

Дошла молва о царской башне с зеркалом и до деревни, в которой жил со своими родителями Иван-батыр.

—  Сходим поглядим, — сказал Иван отцу. — А вдруг что-нибудь увидим.

Отец наперед был уверен, что ничего они с Иваном в то зеркало не увидят, но чтобы не огорчать сына, согласился.

Пришли они к башне уже под вечер, люди — и те, кто под­нимался на башню, и те, кто приходил сюда из любопытства, — начали уже расходиться.

—  Давай, отец, поднимемся, — говорит Иван.

—  Стоит ли? — попытался отец отговорить сына. — Зря толь­ко намучаемся — башня-то вон какая высокая! Пока будем подниматься, там уже не останется ни одного человека, некому будет помочь покрутить зеркало.

—  Авось, и сами управимся, — настаивает Иван. — Попыт­ка — не пытка.

Стали они подниматься. А когда поднялись, Иван взял в руки зеркало и один начал поворачивать его туда и сюда.

Подивился отец богатырской силе сына, дивятся стоящие внизу у башни люди.

А Иван повернул зеркало на север — ничего не увидел, по­вернул на восток, на юг — то же самое, повернул на запад — и сам своим глазам не сразу поверил: двенадцатиглавый змей на семиножном коне по мосту едет; впереди, на гриве коня, собака сидит.

Сказал обрадованный Иван отцу об увиденном, а тот не только обрадовался, а еще и предостерег сына:

—  Если и увидел, не говори патше, скажешь — он же тебя и пошлет за тем семиножным конем, и кто знает, вернешься ты назад или сгинешь на чужбине.

Спустились они с башни, патша спрашивает:

—  Ну, что видели?

—  Ничего не видели, — ответил Иван.

И пошли они с отцом домой. Шли-шли, не выдержал Иван, приостановился:

—  Нет, отец, не могу я не сказать патше, что в зеркало уви­дел. Нехорошо как-то получается.

Понимает отец: все равно не удержать сына-батыра около себя и соглашается:

—  Ты уж большой, делай как знаешь. Возвращаются они в город, Иван говорит царю:

—  Я тебе давеча не осмелился сказать, а теперь скажу: ви­дел я в зеркало, как двенадцатиглавый змей на семиножном коне по большому мосту через реку ехал.

Царь тут же Ивана с отцом зовет к себе во дворец, усажива­ет на почетное место и начинает угощать, как самых дорогих гостей. А чтобы старушка-мать одна без них не томилась, он и за ней слуг послал с наказом привезти во дворец.

—  Три недели ешь, пей, веселись, Иван! — сказал царь. — На­скучит в моей столице гулять — в любой другой город дорога не заказана. И куда ни придешь — нигде и ни в чем тебе не будет запрета, — и дал на то Ивану свое письменное царское по­веление.

Гуляет, веселится Иван три недели. А когда они минули, приходит к царю и говорит:

—  Дай мне в помощь трех своих солдат да накажи им, что­бы они меня во всем слушались, как старшего.

Патша дает Ивану трех солдат и повторяет свое обещание:

—  Приведешь на мой царский двор семиножного коня — сразу же получишь полцарства.

Иван с солдатами в дорогу снаряжаются, вчетвером на че­тырех конях выезжают.

Долго ли, коротко ли они ехали, приехали в глухой дрему­чий лес. Посреди леса — большая поляна, через поляну речка течет, а на берегу речки избушка стоит.

Три дня и три ночи они в этой избушке отдыхали. Кони тем временем тоже для новой дороги сил набирали, благо, что на поляне сочной травы, а в реке чистой воды было вдоволь.

Через трое суток тронулись они дальше. Ехали-ехали, к ши­рокой реке приехали. Через реку перекинут большой мост, на берегу, у моста, стоит большой дом, а в том доме полно народу.

Иван спрашивает:

—  Что вас так много тут собралось?

—  А разве не видишь, какой большой змей на мосту ле­жит и никому ходу не дает?

Иван подошел поближе к мосту. Поперек его и впрямь боль­шущий — сажень семь в длину — змей лежал. Завидев Ивана, змей зашипел и язык свой длинный вытянул.

—  Ты меня не устрашай, я не робкого десятка, — сказал Иван, вытащил свой богатырский меч и одним махом отсек змею голову.

Туловище змея Иван изрубил на мелкие куски, сложил под мостом и камнем придавил.

—  Путь свободен, — сказал он скопившимся в доме людям. — Каждый может идти туда, куда ему надо.

Люди благодарят Ивана и устремляются на мост. Иван же со своими солдатами остается в опустевшем доме.

—  Будем караулить мост, — говорит Иван солдатам. — А кому в какую ночь караул держать — жребий кинем.

Солдаты переглянулись меж собой и — в один голос:

—  Если хочешь — сам карауль, а мы не будем. Мы с тобой не по своей воле поехали, и если ты с тем семиножным конем заварил кашу — сам ее и расхлебывай.

Иван-батыр мог бы и заставить солдат подчиниться своему приказу: власть над ними ему патша дал, силы тоже было не занимать. А только какой толк из таких караульщиков, кото­рых на пост надо палкой гнать? Да и не любил Иван ни с кем ссориться. Добрый по натуре, он хотел и с другими жить в добре и мире.

—  Ладно, — сказал он солдатам, — я сам стану на караул. Но вы здесь тоже не спите, будьте начеку, мало ли как дело может обернуться.

С этими словами он вытащил из кармана платок, повесил его на гвоздь в простенке, а под платком поставил тарелку.

—  Если платок намокнет кровью и она начнет капать в та­релку — сразу же, не мешкая, выбегайте мне на помощь.

Вышел Иван из дома, сел под мост, ждет, что дальше бу­дет.

Ровно в полночь конский топот послышался: трехглавый змей на коне о четырех ногах к мосту подъезжает. Немного не доходя моста, конь вдруг споткнулся.

—  Что, волчья сыть, спотыкаешься? — сердито прикрикнул змей на коня.

—  Сила Ивана-батыра заставляет спотыкаться, — отвечает конь.

—  Откуда здесь взяться Ивану?! — еще больше рассердился змей. — Он, небось, у Ехрема-патши по саду с девушками гуля­ет, себе невесту выбирает.

Тут Иван-батыр выходит из-под моста, меч из ножен выни­мает.

Змей увидел Ивана, спрашивает:

—  Мирно, по-хорошему договоримся или биться будем?

—  Не получится у нас мирного разговора, — отвечает Иван, — будем биться.

—  Если так, — говорит змей, — начинай. А то я ударю — от тебя одно мокрое место останется.

—  Кто бахвалится, тот пусть и начинает, а мы поглядим, какое место от него останется.

Змей собрался с силами и ударил Ивана своим могучим хвостом. По щиколотку загнал он батыра в землю. Но не дрог­нул Иван, размахнулся богатырским мечом и все три головы змея разом срубил. Туловище змея на мелкие части изрубил, камнем придавил, коня к дому привел.

Входит в дом — солдаты спят, как убитые.

—  Ай-яй-яй, ни стыда ни совести, — начал их стыдить Иван. — Я просил быть начеку, а вы дрыхните, будто год перед тем не спали.

—  Да мы только что задремали, — оправдываются сол­даты.

А чтобы как-то загладить перед Иваном свою провинность, быстро вскочили со своих мест и тут же за дела принялись: один дрова несет, другой очаг разводит, третий еду готовит.

Поел Иван, отдыхать лег, силу для нового дежурства ко­пить.

На другой вечер опять Иван вешает на гвоздь свой носовой платок, ставит под него тарелку и наказывает солдатам:

—  Следите за платком: как только кровь с него закапает — значит, мне туго приходится, выбегайте тут же на помощь.

—  Будем следить, — отвечают солдаты.

А сами — только дверь за Иваном закрылась — усаживают­ся в шашки играть.

Иван выходит из дома, встает под мостом на караул.

Ровно в полночь шестиглавый змей на коне к мосту подъез­жает. Немного не дойдя до моста, конь вдруг спотыкается.

—  Что на ровном месте спотыкаешься? — недовольно спра­шивает змей.

—  Сила Ивана-батыра заставляет спотыкаться, — отвечает конь.

—  Где ты видишь Ивана-батыра? — удивляется змей. — Он сейчас, поди-ка, в саду Ехрема-патши с девушками в прятки играет.

Тут Иван выходит из-под моста, свою богатырскую десницу на рукоятку меча кладет.

Теперь змей видит Ивана и спрашивает:

—  Ну что, мирно разойдемся или драться будем?

—  Мирно нам не разойтись, — отвечает Иван. — Будем драться.

—  Тогда бей первым, — предлагает змей.

—  Бей ты, а я погляжу, как это у тебя получится, — гово­рит Иван.

Змей Ивана как ударит хвостом — так тот по колено в зем­лю ушел. Настал Иванов черед. Замахнулся батыр своим ост­рым мечом и за один удар все шесть голов змею снес. Тулови­ще змея он на мелкие части изрубил, тяжелым камнем прида­вил, а коня с собой забрал.

Заходит Иван в дом, а солдаты наигрались в шашки и спать полегли — только храп раздается.

—  Я-то на вас надеюсь, — говорит Иван, — а вы, бездельни­ки, спите, как убитые.

—  Вовсе и не спим, только чуть задремали, — опять оправ­дываются солдаты.

И опять быстро вскакивают и за дела принимаются: кто идет за водой, кто — корму лошадям задать, кто начинает еду готовить.

Поел Иван, лег отдыхать: ведь ему и завтра надо мост ка­раулить.

Пришла новая ночь, Иван опять вешает на гвоздь платок, ставит под ним тарелку и строго наказывает солдатам:

—  Будьте настороже! Как только из платка кровь в тарел­ку начнет капать — немедленно же выходите мне на помощь.

Ровно в полночь девятиглавый змей на коне появился. Конь дошел до моста и вдруг споткнулся.

—  Что на ровном месте спотыкаешься? — спросил змей.

—  Сила Ивана-батыра ноги подламывает, — отвечает конь.

—  Откуда здесь взяться Ивану-батыру?! — рассмеялся змей. — Он, небось, сейчас у Ехрема-патши в саду с девушками гуляет.

Иван выходит из-под моста, меч из ножен вытаскивает.

—  Вижу, не хочешь мирно разойтись, — говорит змей. — Биться собираешься.

—  Знамо, биться, — отвечает Иван.

—  Что ж, бей первым,—  предлагает змей.

—  Ты начинай, — отвечает Иван.

Чуть не по пояс загнал змей Ивана в землю, ударив его сво­им хвостом. Иван, в свой черед, размахнулся раз булатным ме­чом — шесть голов у змея срубил, размахнулся еще раз — ос­тальные три на землю покатились. Изрубленное на куски туло­вище Иван придавил большим камнем, а коня взял с собой.

Заходит он в дом — видит знакомую картину.

—  Я из сил выбиваюсь, еле до дома доплелся, а вы тут хра­пите, как ни в чем ни бывало, — укоряет он солдат.

—  Всю ночь не спали, только что, перед самым твоим при­ходом, задремали, — продирая заспанные глаза, оправдывают­ся солдаты.

Поел Иван, лег отдохнуть — силу для нового боя копит.

На следующий вечер опять Иван свой платок на гвоздь по­весил, тарелку под ним поставил и строго-настрого наказал сол­датам:

—  Нынешней ночью будьте особенно внимательны. Как знать, может, сам двенадцатиглавый змей на семиножном коне пожалует — тогда мне придется очень трудно. Следите за платком: как только хоть одна капля с него упадет — тут же ко мне выбегайте... Если же кого спящим застану — пусть пеняет на самого себя.

Стал Иван на караул, ждет.

В самую полночь раздался собачий лай, а вскоре и сам двенадцатиглавый змей на семиножном коне появился. У моста конь — хоть и о семи ногах — а все же споткнулся.

—  Что спотыкаешься, волчья сыть? — грозно спрашивает змей.

—  Силу Ивана-батыра чую, — отвечает конь.

—  Как же ты чуешь, если Иван сейчас, небось, в саду Ехрема-патши с девушками хороводы водит? — не верит змей.

Тут Иван выходит из укрытия и, как из-под земли, вырас­тает перед змеем.

—  А-а, ты и в самом деле здесь?! — то ли удивился, то ли обрадовался змей. — Что ж, тебе же хуже. Хочешь на милость мою сдаться или биться будем?

—  Милость твоя всем известна, — отвечает Иван. — Будем биться и биться не на живот, а на смерть.

—  Ну, если так — пока жив да здоров, бей первым, — го­ворит змей. — А то ударю — от тебя мокрого места не оста­нется.

—  Кто бахвалится, тот пусть и начинает, — отвечает Иван. — А потом мы поглядим, от кого какое место останется.

—  Тогда держись! — сказал змей и так ударил Ивана хвос­том, что выше пояса вогнал его в землю.

Тяжело Ивану, но все же он изловчился, махнул своим богатырским мечом раз — шесть голов змея на землю покати­лись, махнул второй — остальные шесть срубил. Одна неза­дача — туловище змея никак с коня свалить не может. И так и этак подступается Иван, наконец, стронул с места, повалил — новая беда: не успел Иван увернуться, свалилась змеиная туша прямо на него и так придавила, что ни рукой, ни ногой пошевелить нельзя. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, не приди на помощь Ивану умный семиножный конь. Он выдол­бил копытом землю вокруг Ивана и освободил его.

Иван из последних сил изрубил змея на куски, придавил камнем и в сопровождении семиножного коня пошел в дом.

Тем временем один солдат — то ли от шума битвы, то ли от того, что ему плохой сон привиделся, — проснулся. Погля­дел в тарелку, а она до краев наполнилась кровью. Кинулся солдат будить своих товарищей, но не успел — Иван уже зашел в дом.

—  Я чуть богу душу не отдал, а ни один засоня мне на помощь не вышел, — укорил Иван протирающих глаза солдат.

—  Я-то, как видишь, не спал, они тоже недавно задремали. Только собрался их будить, чтобы всем вместе выйти на по­мощь, — ты сам идешь, — оправдывал и себя, и своих товарищей бодрствовавший солдат.

У Ивана не было сил на препирательства с солдатами. У него не осталось сил даже на то, чтобы поесть. Он, как подко­шенный сноп, упал на постель и тут же заснул мертвецким сном.

Сутки спит Иван-батыр, вторые спит. Солдаты даже побаи­ваться начали: не умер ли их старшой. А Иван через трое су­ток встал и тогда только есть попросил.

Сварили обед, плотно поели и в обратную дорогу стали со­бираться.

Иван вывел со двора семиножного коня, а тот ему и гово­рит:

—  Спешить домой не будем. Жены тех змеев, которых ты здесь, у моста, изрубил, хотят тебе отомстить и для этого в до­ме на берегу кровавого озера завтра на свой змеиный совет со­бираются. Неплохо бы тебе послушать, о чем они будут гово­рить.

—  Да как же я могу их послушать? — спросил Иван-батыр.

—  А я тебя сделаю мухой, ты забьешься в щель и все, что надо, услышишь, — отвечает мудрый конь.

Он превратил Ивана в муху, тот полетел к дому на берегу кровавого озера, забился в щель и стал ждать.

Прошло немного времени, собрались все змеиные жены и начали свое совещание.

Первой заговорила жена трехглавого змея.

—  Мы должны обязательно отомстить тем, кто убил наших мужей, — так начала она. — Я стану на их дороге зеленой поля­ной, они отпустят своих коней пастись, а сами попадут мне в рот.

Жена шестиглавого змея пошла еще дальше:

—  Так их вряд ли прикончишь. Я раскинусь на их дороге зеленым лугом и светлой рекой. Они будут коней поить, будут сами воду из реки пить. Тут-то я с ними и разделаюсь.

—  Может так получиться, что они останутся целыми и не­вредимыми, — подала голос жена девятиглавого змея. — Я на их пути стану садом с румяными яблоками на ветках. Уж мимо такого сада они точно не пройдут, начнут рвать яблоки, есть и прямехонько мне на зубы попадут.

Жена двенадцатиглавого змея свое слово сказала последней:

—  Сад — это хорошо, но тоже не очень надежно: то ли сор­вут те яблоки, то ли не сорвут... Я сделаю так: я раскрою рот так, что одна губа будет упираться в землю, а другая в небо — попробуй, пройди и ко мне в рот не попади.

Так поговорили змеиные жены, а правильнее сказать вдовы, и разошлись-разъехались по домам. Вернулся к своим солдатам и Иван-батыр.

Дал Иван товарищам по два коня, сам сел на семиножного, и пустились они в путь-дорогу.

Едут-едут, притомились. А тут как раз зеленая поляна на пути попалась. Солдаты обрадовались: и коней на этой поляне попасем, и сами немного подкрепимся. А Иван-батыр говорит:

—  Не спешите на ту поляну, нельзя на ней коней пасти.

С этими словами он сам первым подъехал к поляне, махнул крест-накрест своим мечом, и поляна из зеленой сделалась крас­ной, кровяной.

—  Видели? — сказал Иван солдатам. — Будьте осмотритель­ны, впереди, может, еще не то на пути встретится.

Едут они дальше — большой луг показался, через тот луг светлая, как слеза, речка течет. Опять радуются солдаты:

—  Ну уж на этом лугу определенно коней покормим и сами чистой воды напьемся.

—  Не торопитесь, — снова говорит им Иван-батыр. — Вперед меня не забегайте.

Взмахнул Иван своим мечом крест-накрест сначала над лу­гом, а потом над рекой, и в тот же миг и луг покраснел, и река потекла кровью.

—  Видели? — опять спросил Иван своих товарищей.

—  Как не видеть, — ответили солдаты. — Вперед будем ум­нее.

Долго ли, коротко ли они ехали — видят: недалеко от до­роги тучный сад красуется. На ветках яблонь такие наливные румяные яблоки висят, что и не хотел бы, а сорвешь, не утер­пишь.

Приуставшие солдаты воспрянули духом, приободрились, Один вид сада и глаз, и сердце радует.

—  Ну уж отведаем райских яблочков, отведем душу, — го­ворят меж собой и к саду своих коней направляют.

И опять Иван-батыр останавливает своих нетерпеливых то­варищей:

—  Мы же договорились не спешить.

Подъезжает он к саду, рубит своим мечом одну яблоню, другую, и на глазах солдат весь сад покрывается кровью, а потом пропадает, будто его и не было.

Едут дальше. Много ли, мало ли проехали — семиножный конь говорит Ивану:

—  Ну, Иван, держись, подъезжаем к жене главного двенадцатиглавого змея. И как только подъедем, такие слова ей скажи: «Ты, хозяюшка, моих товарищей пропусти, поскольку ни­какой вины на них нет. Виноват один я, ты меня и проглоти». А сам тем временем ударь меня в правую лопатку — я на сто сажен назад отскочу, ударь еще раз по спине — я взовьюсь под облака. Тогда, не теряя времени, подымай свой меч и руби го­лову главной змеи.

Как только сказал конь эти слова, подъехали они к жене двенадцатиглавого змея. Она одну губу на землю положила, а другую в самое небо задрала — ни пройти ни проехать.

Иван-батыр говорит:

—  Ты, хозяюшка, моих товарищей пропусти — они ни в чем не виноваты. Виноват один я, меня и проглоти, если не подавишься.

Не понравились главной змее последние Ивановы слова, но она все же нижнюю губу подняла от земли на высоту коня и пропустила солдат. Иван тем временем ударил семиножного коня в правую лопатку, — конь отскочил на сто сажен назад. Ударил еще раз по спине — взвился конь под облака. Иван размахнулся своим богатырским мечом и срубил голову глав­ной змеи — словно гром загремел, когда змеиная голова на зем­лю покатилась. Туловище он изрубил на куски, зарыл в землю и дальше поехал.

Откуда ни возьмись, выскочил на дорогу Чиге-хурсухал — старичок с локоток, с бородой в целую сажень — и ну перед конем прыгать, Ивана поддразнивать. Рассердился Иван-батыр, слез с коня, чтобы достать зловредного старика своим мечом. Однако же раз ударил — промахнулся, ударил еще раз — ста­ричок с локоток увернулся. Иван третий раз замахнулся ме­чом, а старик тем временем скок на семиножного коня да и по­скакал от Ивана.

Остался Иван-батыр пешим. Идет, едва успевая, за Чиге-хурсухалом. Идет он так, идет, доходит до дома старика и просит:

—  Ты моего семиножного коня отдай, без него мне к Ехрему-патше лучше и не являться.

—  Нет, так просто ты теперь своего коня не получишь, — отвечает ему Чиге-хурсухал. — За семьюдесятью семью царства­ми-государствами живет, говорят, Максим-патша. У него, гово­рят, есть дочь-красавица Марь é. Так вот, когда ты ее ко мне приведешь, тогда и семиножного коня получишь.

Погоревал-погоревал Иван-батыр, делать нечего, пошел ис­кать Максима-патшу.

Шел он, шел — на дороге чашка с водой стоит.

—  Куда путь держишь, Иван-батыр? — спрашивает его чашка.

—  За дочерью Максима-патши, — отвечает Иван.

—  Возьми меня с собой, — попросилась чашка с водой.

—  Хочешь идти — иди, — разрешил Иван. — вдвоем веселее. Пошли они вместе с чашкой. Шли-шли — повстречали Мо­роза.

—  Далеко ли путь держите? — спрашивает Мороз у Ивана.

—  За дочерью Максима-патпга идем, — ответил Иван.

—  Возьмите меня с собой, — попросился Мороз.

—  Хочешь идти — иди, — разрешил Иван, — втроем будет веселее.

Шли они, шли — навстречу Апшур*.

—  Куда идете? — спрашивает.

—  За дочерью Максима-патши, — Иван ему отвечает.

—  А нельзя ли и мне пойти с вами? — просит Апшур. Иван про себя подумал, что Обжора им вроде бы вовсе ни к чему, только лишние хлопоты, но все же и ему разрешил идти вместе. Авось не объест.

Долго ли, коротко ли они шли — в царство-государство Максима-патши пришли.

Встретил их Максим-патша радушно, за стол как самых до­рогих гостей усадил, всякими яствами угощает.

—  По какому делу и куда путь держите? — спрашивает Максим-патша.

—  Если прямо, без хитростей да без околичностей гово­рить, — отвечает ему Иван-батыр, — пришли мы сватать твою дочь.

—  Хорошее дело! — еще больше обрадовался Максим-патша. — Сейчас мы и ее позовем, пусть знает.

Слуги привели царскую дочь, красавицу Марь é. Она перед гостями тоже радушие свое выказывает, брагой-медовухой всех их обносит.

—  Хорошее дело! — повторил Максим-патша. — Только, прежде чем отдать свою дочь, я вам две задачи задам. Справитесь с ними — берите дочь, не справитесь — пеняйте на себя.

Иван сказал, что согласен.

—  Вот вам первая задача, — опять заговорил царь. — К зав­трашнему утру я велю испечь из шестнадцати пудов муки каравай хлеба, а из шестидесяти быков приготовить жаркое. Если вы за сутки все это съедите — дочь будет ваша.

Иван уже начал жалеть, что согласился на условие патши, а Обжора в это время его в бок тихонько толкает:

—  Не отказывайся, съедим за милую душу.

Иван дает согласие. И назавтра все, что было им приготовлено, они съели.

Максим-патша подумал-подумал и новую задачу задает.

—  Я велю истопить баню, — говорит. — Велю я баню топить семь суток подряд и сжечь восемь возов дров. А вы потом целые сутки, не вылезая, должны мыться в этой бане. А когда вымоетесь — я вам, чистеньким, и отдам свою дочь.

Услышав слова Максима-патши, Мороз Ивана в бок толкает: — Не робей, соглашайся! Иван соглашается.

Наутро начинают топить баню. А пока она топится — семь суток — срок не малый! — Максим-патша по-прежнему гостей угощает, песнями и музыкой развлекает.

Прошло семь суток, слуги доложили царю: баня готова.

Тогда Иван говорит Морозу:

—  Ты ступай первым, а мы немного погодя придем.

Мороз пришел в баню, подул в один угол, в другой — все тепло выдул. Пришлось Ивану одернуть перестаравшегося Мороза.

—  Ты потише дуй, — сказал он, — а то совсем остудишь баню, мыться холодно будет.

Мороз умерил свое старанье и сделал баню ни холодной, ни жаркой. Разве что голыши на каменке оставались все еще раскаленными. Царские слуги нет-нет да плеснут на них по ведерку воды, чтобы пар в бане держался. А как только того пару лишку нагоняют — чашка воду в себя собирает, и опять в бане ни жарко ни холодно — хоть час, хоть день можно мыться.

Ровно через сутки, как и было уговорено, царская дочь пришла проведать гостей. Она была уверена, что их уже давно в живых нет, и без стука открыла дверь бани. Иван-батыр, не будь плох, схватил красавицу Марье за руку да больше и не отпустил. Прямо из бани сбежали они от Максима-патши. Мо­роз еще на какое-то время остался в бане и окончательно ее выстудил.

Ждал-пождал патша свою дочь, забеспокоился: «Уж не за­дохнулась ли она в той бане от жары?» А когда сам пришел в баню, то увидел, что там никого нет, а с потолка сосульки свисают.

Понял патша, что случилось, и послал вдогон за Иваном полк пехоты.

Как ни шибко шли солдаты, а Ивана с его спутниками не настигли и вернулись обратно.

Тогда Максим-патша посылает полк кавалерии. Кавалеристы начали настигать беглецов. Тогда Апшур взял да и отрыгнул то, что неделю назад съел. Кавалерия приостановилась, ноги ко­ней стали вязнуть и оскользаться. А тут еще и чашка всю свою воду вылила — совсем непроходимое болото за беглецами обра­зовалось.

Шли они, шли, до того места, где Апшур Ивану со спутни­ками повстречался, дошли. Попрощался Апшур со всеми, к дому повернул.

Потом и Мороз остался на своем месте, и чашка с водой. Остались Иван-батыр и красавица Марьé одни.

Путь был не близким, и, пока они шли, успели полюбить друг друга. И чем больше нравилась Ивану царевна Марье, тем больше он печалился. А когда та спросила его, о чем он печа­лится, Иван сказал:

—  Скоро мы дойдем до дома Чиге-хурсухала, и мне при­дется оставить тебя у этого злого старика.

Красавица Марье ему на это говорит:

—  Когда ты меня будешь отдавать старику, отдавай не го­ловой, а ногами вперед. Тогда я сумею избавиться от него, а потом стану иглой и приткнусь к тебе.

Иван так и делает: отдает Марье Чиге-хурсухалу ногами вперед. Старик, в свою очередь, выводит из стойла семиножного коня и протягивает повод Ивану. Иван садится на коня и вы­езжает на дорогу.

Тем временем Ехрем-патша вернувшихся раньше Ивана трех солдат допрашивает:

—  Зачем вы Ивана-батыра одного оставили? Уж вы не убили ли его, мошенники? Сознавайтесь, а то повешу, — и велит гото­вить виселицу.

Один из солдат просит позволения у царя подняться на башню и поглядеть, не едет ли Иван-батыр. Царь разрешает. Солдат глядит в зеркало и видит Ивана-батыра на семиножном коне.

—  Ладно, подождем, — говорит царь и приостанавливает казнь.

А Иван-батыр, немного отъехав от дома Чиге-хурсухала, останавливается на лугу, чтобы коня покормить и самому отдох­нуть. Слезает он с коня, а тот ему говорит:

—  Вез я тебя вроде одного, а мне все казалось, что двоих.

Тут он встряхнулся, из седла выпала иголка и тут же обер­нулась красавицей Марьé. Обрадовались Иван с Марьé, что опять вместе. Дали коню травы пощипать, а потом сели на него и дальше поехали. А когда показался стольный город, где цар­ствовал Ехрем-патша, Марье сказала Ивану:

—  Когда мы явимся к Ехрему-патше, он нас сначала будет три дня угощать, а потом захочет жениться на мне. Тогда ты скажи ему: «А не сходить ли нам перед свадьбой в сад, не по­стрелять ли из ружья и поглядеть, у кого как получится?» Патша согласится выйти в сад и стрелять из ружья. Тогда в него его же пуля и попадет и сразит насмерть.

Едут Иван с Марье на семиножном коне, и с башни их уже безо всякого зеркала видно. И те, кто видит, меж собой гово­рят:

—  Едет Иван-батыр не один, впереди себя посадил девушку-красавицу.

Их при въезде в город встречают с музыкой. Ехрем-патша ведет в свой дворец и три дня пирует с ними.

Иван-батыр узнает от царя, что его солдаты томятся в заточении, и просит их немедленно же освободить и привести за праздничный стол. Вот уж попили-поели солдаты за царским столом!

Три дня прошло, званые гости разъехались. Ехрем-патша говорит Ивану:

—  Что семиножного коня раздобыл — молодец! Но ты мне и красавицу Марьé тоже отдай. Сам же говоришь, она царская дочь, значит, тебе не пара.

—  Ладно, отдам, — соглашается, как его и учила Марье, Иван-батыр. — Только давай перед свадьбой сходим с тобой в сад погулять.

Выходят они с патшой в сад, гуляют.

—  А не пострелять ли нам из ружья, — предлагает Иван. — Узнаем, у кого глаз зорче и рука вернее.

—  Давай постреляем, — соглашается Ехрем-патша.

Берет он ружье, стреляет. Ствол ружья разрывается, и пуля попадает ему прямо в лоб.

После того, как Ехрема-патшу похоронили, царством стал править Иван-батыр. Они с Марьé поженились и до сих пор, говорят, живут в любви, мире и согласии.

Сказка кончилась, хотя слова еще и остались...

---

* Апшур — обжора (чув.)

Чувашские сказки. 2-е изд. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1984 г. — 160 с. Перевод Семена Ивановича Шуртакова.