Происхождение башкир

В давние времена наши предки кочевали с одного места на другое. У них были целые табуны скота. Кроме того они занимались охотой.

Однажды в поисках лучших пастбищ откочевали они с прежних мест. Долго шли они, прошли очень большой путь, и вдруг наткнулись на волчью стаю. Волчий вожак отделился от стаи, встал впереди кочую­щего каравана и повел его дальше. Долго шли наши предки за волком, пока не дошли до благодатной земли, богатой реками, тучными лугами, пастбищами, лесами, кишащими зверем. А ослепительно дивные горы здесь достигали облаков. Дойдя до этого места, вожак остановился. Посоветовавшись между собой, аксакалы рода решили: «Нам не найти земли прекраснее этой. Подобной нет во всем свете. Остановимся же здесь и сделаем ее своим становищем. И стали жить на этой земле, красоте и богатству которой нет равной на свете. Поставили юрты, стали зани­маться охотой, разводить скот.

С тех пор наши предки стали называть себя «башkорттар» т. е. людь­ми, пришедшими за главным волком. Раньше волка звали «корт». Баш-корт — значит «главный волк». Вот откуда произошло слово «башкорт».

Башкирские предания и легенды. Составление, вступительная статья, комментарии Фанузы Надршиной: – Уфа, Башкирское книжное издательство, 1985, – 288 с.

Потомство рода Алпамышей

В очень древние времена жили батыры — необычайные исполины — из рода Алыпов. Через такие небольшие горы, как Магаш, они просто-напросто перешагивали, а чащи островерхих тополей вырывали с корнем, как траву, считая, что те рвут подгузно штанов.

Один из таких Алыпов, вернувшись с поля сражения, вытряхнул пыль, скопившуюся в кожаной обуви, и из нее образовались нынешние Алыповы горы — две горы из пары его обуви. После этого тот великан сделал семь шагов назад, и на месте его следов образовалось семь по­лян¹. Позднее те семь полян стали становищем семи башкирских родов. Сказывают, древнейший род башкир берет начало именно от тех Алып-батыров, от одного из них по имени Алпамыша.

Башкирские предания и легенды. Составление, вступительная статья, комментарии Фанузы Надршиной: – Уфа, Башкирское книжное издательство, 1985, – 288 с.

Цена царя

Жил встарь один человек. Ни на пропитание, ни на одежду денег у него не было. Задумался он, что пред­принять, чтобы деньгами обзавестись. Думал, думал и надумал выставить себя человеком, знающим все на свете.

—  Я знаю цену каждого. Могу указать и самую сере­динку земли, — объявил он.

Прослышал об этом один генерал, и захотелось ему узнать свою цену. Вызвал всезнайку к себе, спрашивает у него:

—  Скажи-ка, егет, сколько я стою?

—  Четверть копейки, — отвечает тот и глазом не моргнув.

Эх и раскипятился генерал, эх и раскипятился!

—  Как ты, — кричит, — посмел меня, генерала, оценить в четверть копейки?

Велел сковать всезнайке руки-ноги и доставить его на царский суд.

Предстал всезнайка перед царем.

—  За что, — спрашивает царь, — привели тебя сюда? Не успел бедолага и рот раскрыть, как генерал высту­пил вперед и объяснил за что.

—  Коли так, снимите с него кандалы, — говорит царь. — Очень хорошо, что есть у нас такой человек. — И позвал всезнайку с собой: — Айда-ка, выйдем в сад.

Когда вышли в сад, царь спрашивает:

—  Так что ты знаешь?

—  Знаю цену каждого. Могу указать и самую сере­динку земли.

—  Что ж, — говорит царь, — коли укажешь самую се­рединку земли и назовешь мою цену, дам тебе мешок золота.

Тогда всезнайка повел его в самую середину сада и говорит:

—  Как раз вот тут серединка всей земли.

—  С чего ты взял, что она тут? — спрашивает царь.

—  Коли не веришь, обмерь землю, — отвечает все­знайка.

—  Ладно, — говорит царь. — А как ты меня оценишь? Взял всезнайка в руки крестик, висевший на шее царя, и говорит:

—  Это образ бога, верно? Бог ценится больше любого человека, а продают его за копейку. Сначала — бог, по­том — царь, так?

—  Так.

—  Значит, цена тебе — полкопейки... Царю и сказать в ответ нечего.

Получил хитрец мешок золота и отправился домой.

Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.

Царь и пахарь

Жил в прежние времена один царь. Этот царь со своими везирами приговорил к смерти очень многих людей. Только и знал его суд, что отрубать головы да вешать.

Однажды пришла на суд царевна и, попросив у отца разрешения,   осталась   послушать,   как  судят. Одному человеку в этот день вынесли приговор — повесить. После суда царевна подошла к царю и говорит: — Отец, приговор неправильный, свидетели сговорились против этого человека, они слово в слово повторяли одно и то же.

Выслушав дочь, царь велел повременить с казнью и пошел с везиром погулять в поле. Прошли они немного и, увидев пахаря, остановились. Когда пахарь довел борозду до края поля, царь завел с ним разговор.

—  Как оно? — спрашивает царь.

—  Ничего! — отвечает пахарь.

—  На сколько долей делишь доход от этого поля? — спрашивает царь.

—  На пять, — отвечает пахарь. — Первую трачу на уплату долга, вторую — впустую, ни пользы мне от нее, ни вреда, третью в долг отдаю, четвертую на ветер бросаю, пятой сам кормлюсь.

—  Я пришлю тебе важную птицу, — говорит царь. — Сумеешь ощипать?

—  Эй, мой царь, так ощипаю, что ни пушинки не останется, — отвечает пахарь.

Пошел царь дальше, везиры — следом, и главный везир спрашивает:

—  О чем это вы разговаривали? Я не понял.

Царь в ответ отослал везира домой, велев, чтоб он сам к такому-то часу завтрашнего дня разгадал о чем шел разговор с пахарем.

—  Не узнаешь — милости не жди,— сказал царь. — Прикажу вместо того человека повесить тебя.

Пришел везир домой, к отцу-матери.

—  Ты что так скоро? — спрашивает мать.

—  Да вот, — отвечает везир, — встретился царю один умник. Слушал я их разговор, слушал, но ничего не понял. Царь велел, чтоб я до такого-то часа завтрашнего дня узнал, о чем шел разговор. Если не узнаю, он прикажет вместо одного осужденного повесить меня.

Выслушала везира мать и отправила к пахарю: вы­спроси, мол, смысл разговора у него.

Пришел везир к пахарю, объясняет свою нужду, а тот и ухом не ведет. Потом отмахнулся:

—  Мне, — говорит, — еще допахать надо. Вернулся везир домой в растерянности, рассказывает матери:

—  Он не то что смысл разговора открыть — близко к себе не подпускает. Я ему объясняю, что царь прикажет меня повесить, а он: «Ты ведь, — говорит, — любишь смотреть, как людей вешают, теперь мы посмотрим, как тебя повесят. Иль не хочется, чтоб тебя повесили?»

Подумала мать и говорит везиру:

—  Попробуй так: возьми бочонок серебра, бочонок золота, отвези пахарю и поумоляй его.

Запряг везир хорошую лошадь в хорошую арбу, по­грузил злато-серебро и поехал снова к пахарю. Пахарь уже заканчивал свою работу. Увидев везира, поморщился.

—  Опять ты! — говорит. Везир принялся умолять:

—  Открой уж смысл разговора, я вот тебе бочонок серебра да бочонок золота привез.

Пахарь — ни в какую.

—  Не до тебя мне, — говорит. — Проголодался я, поеду поем.

А везир умоляет и умоляет, умоляет и умоляет. Уж и заставил его пахарь покланяться, пока не согласился взять бочонок золота и бочонок серебра, да и то с неохотой.

—  Ладно, — говорит, — положим, взял я твое злато-серебро. Но ведь ты потом можешь сказать, что не сам отдал, а я у тебя отнял. Знаю я вас!

Везир тут же написал на бумаге: «Все отдал я сам», — и подпись поставил.

—  Ну, говорит, — открой теперь, о чем разговаривал с тобой царь.

И пахарь ответил так:

—  Сначала царь справился о моем здоровье, а я ска­зал — не жалуюсь. Царь спросил: «На сколько долей делишь доход этого поля». Я ответил: «На пять». Первую долю я трачу на уплату долга. Это значит — кормлю тех, кто меня вскормил. Вторая идет на жену, от этого мне ни выгоды, ни убытка нет. Третью отдаю в долг — содержу сына, чтобы он, когда мы состаримся, содержал нас. Четвертую бросаю на ветер — у меня есть дочь, а она выйдет замуж и уйдет от нас. Ну, а пятой живу сам.

—  Ладно, — говорит везир. — Царь еще сказал: «Я пришлю тебе важную птицу. Сумеешь ощипать?» Ты ответил: «Так ощиплю, что ни пушинки не останется». Это как понять?

—  Важная птица — ты. Вот я тебя уже ощипал, иди теперь домой, — сказал пахарь.

В назначенный час явился везир к царю и выложил то, что услышал от пахаря, только насчет важной птицы промолчал.

—  Ну, а что значит то, чем мы кончили разговор? — спрашивает царь.

—  Слова «пришлю тебе важную птицу» касались меня, — отвечает везир. — А слова «ни пушинки не оста­нется» означали, что пахарь может обобрать меня до нитки. И впрямь, лишил он меня богатства.

Сказав так, главный везир спас себя от виселицы.

Царь собрал большое собрание, и на этом собрании главный везир был за глупость лишен и должности, а на его место выбрали пахаря.

Когда пахарь стал везиром, тому осужденному, за которого заступилась царевна, устроили новый суд. Пахарь-везир дал царю умный совет: сделать так, чтобы вызванные не смогли слышать друг друга.

—  Все ли вызванные пришли? — спросил царь.

—  Все, все! — был ответ.

—  Коль пришли, пусть войдут по-одному и назовут себя.

Пахарь-везир первым вызвал того, кто подал в суд, и, спросив имя, велел посадить его в отдельную комнату. Помощники тут же исполнили это. Потом вызвали сви­детелей и тоже рассадили по разным комнатам: одного — в одну, другого — в другую.

Первым пахарь-везир допросил человека, который по­дал в суд, — истца.

—  В  чем ты, — спрашивает, — винишь обвиняемого?

—  Мы, — отвечает истец, — пошли на гору, и я вижу: этот человек убивает моего сына.

—  Кто еще был с тобой?

—  Вызванные сюда свидетели. Когда мы подошли, сын был еще жив, — добавил истец.

—  Где это произошло: у подножья, на склоне или на вершине горы? На какой стороне горы: восточной, западной, южной или северной?

—  На вершине горы, на восточной стороне.

—  Свидетели видели, как он убивал твоего сына? Вы вместе видели?

—  Вместе шли, вместе видели.

Пахарь-везир велел отвести истца в его комнату. Теперь вызвали свидетеля.

—  Вы, — спрашивает пахарь-везир, — вместе видели, как этот человек убивал сына истца?

—  Истец, — отвечает свидетель, — повел нас на гору. Там под деревом лежал покойник. Истец указал на этого человека и сказал, что он убил.

Пахарь-везир отправил этого свидетеля в его комнату и вызвал другого.

—  Ты, — спрашивает, — видел, как этот человек убил сына истца?

—  Видеть — сам не видел, — отвечает свидетель. — Истец встретился мне на дороге и сказал, что его сына убил этот человек. Потом мне сказали: «Будешь свиде­телем».

И этого свидетеля отправил везир в его комнату, вы­звал третьего.

—  Ты, — спрашивает, — видел, как был убит сын истца?

—  Да, — отвечает свидетель, — мы застигли этого че­ловека на месте убийства. Когда мы подошли, сын истца был еще жив.

—  Где происходило убийство: у подножья, на склоне или на вершине горы? На какой ее стороне: восточной, западной, южной или северной? — спрашивает везир.

—  Да как бы это сказать... На склоне, как раз на той стороне, где солнце заходит, — отвечает свидетель.

И третьего свидетеля вернули в его комнату. Везир стал допрашивать обвиняемого.

—  Я в тот день у горы не был, не ходил в ту сторону, — говорит обвиняемый.

Теперь суд уходит в совещательную комнату. А в зале люди радуются:

—  Наконец-то в суде появился умный человек. Совсем по-другому дело пошло. А то раньше только и знали, что отрубать головы да вешать, не разобравшись.

Пахарь, ставший везиром, в совещательной комнате сказал:

—  Три свидетеля показывают разное. В убийстве об­виняемый не виноват. Ни за что ни про что человека облили грязью.

Выходит суд, читают приговор: обвиняемого оправ­дать, а на тех, кто облил человека грязью, наложить штраф.

Народ разошелся, радуясь этому. Так благодаря ца­ревне дела в суде пошли совсем по-другому. Пахарь стал толковым везиром и суд вершил по справедливости.

Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.

Царь-постух

В давние времена жил царь по имени Гали. Одолела его жадность, начал он мучить народ налогами сверх всякой меры.

Посовещался народ и послал человека с жалобой на этого царя к царю поглавней. Царь Гали это прозевал. Тот человек отнес жалобу царю поглавней и вернулся от него с фарманом. Фарман расклеили по всем углам, а в нем было написано: «Завтра в двенадцать часов царя Гали повесить».

Царь Гали пока об этом не знает, сидит себе на троне. Был у него один приближенный везир. Зашел он к царю, спрашивает:

—  Мой царь, ты что-нибудь слышал?

—  Ничего не слышал, — отвечает царь. — А что слу­чилось?

Ты вот сидишь, мой царь, в неведеньи, а тебя велено завтра в двенадцать часов повесить.

Вышел царь на улицу, посмотрел — и вправду велено. Затрясся царь: что делать, куда податься? Оставалось только сбежать.

Едва наступила мочь — царь сбежал. Ничего не при­хватил — ни еды, ни денег, только любимую дочь Салиму с собой взял. Идут они день и ночь. Доходят до разных городов и минуют их. Ну, по пути иногда милостыню просят. Надо же: вчера на троне сидел, а сегодня по миру пошел. Чего только жизнь с человеком не делает!

Шли царь с дочерью, шли и дошли до одного города. Ночь переночевали, утром отправились на базар. Базар кишмя-кишит, торговцы разложили свои товары. Стал царь прикидывать, нельзя ли что-нибудь своровать, едой разжиться. Зашли в магазин. Оказалось, это мануфак­турный магазин, но все же в одном уголке стояла каст­рюля с маслом. Царь нацелился кастрюлю утянуть. Это дело заметили и царя излупили.

Одна старуха пожалела его, подала милостыню. «Разве только милостыней прокормимся», — думает царь. И дочери то же внушает. Нет же у него другого выхода. Пошел бы работать — никаким ремеслом не владеет, а за воровство — бьют.

Так идут они, побираясь, в неведомые края. Шли, шли и дошли до одного аула. Попросились на постой в крайний дом. Жили в этом доме старик со старухой. Они посоветовали:

—  Чем ходить побираться, наймитесь к нашему баю скотину пасти. Будете, по крайней мере, сыты и одеты.

Наутро старик со старухой проводили их, научив, как до байского двора дойти.

Пришел царь Гали со своей Салимой в байский двор. У бая, оказывается, было сто овец и пятьдесят коров, их и надо пасти. Нанялись царь с царевной пасти этот скот.

Шло время, прошло больше года. Однажды, когда они пасли скот, подошла пора сготовить обед. Гали послал дочь за водой, сам разжег костер. Дочь спусти­лась к воде и испугалась: видит — идет в ее сторону красивый егет в офицерской одежде. Егет охотился на уток, а увидев девушку, поспешил к ней, восхищенный ее красотой. Салима, расплескивая воду, побежала к от­цу, а егет — следом.  Подошел  к пастуху и пастушке, поздоровался, посидел возле них. Какого-нибудь там особого разговора не было. Гали не посмел спросить у егета, кто он такой, а егет оставил немного денег, вроде как милостыню, что ли, подал и ушел.

—  Чей он сын — купеческий ли, царский ли — я по­стеснялся спросить, — сказал царь-пастух дочери.

А егет-то был царевич. Как увидел он Салиму, так с первого взгляда и влюбился. Вернулся он во дворец и не ест, не пьет. Царь встревожился.

—  Что, — спрашивает у жены, — случилось с нашим парнем?

И других порасспрашивал. Ну, везир и раскрыл ему глаза.

—  Знай, — говорит, — мой царь: царевич встретил на охоте дочку пастуха и влюбился. Хочет, чтоб ты женил его на этой девушке.

Удивились царь с царицей.

—  Только этого, — говорят, — и не хватало чтоб царь женил сына на дочери пастуха! Мало ли других!

—  А мне других не надо! — говорит царевич.

Царь с царицей, отчаявшись, дали согласие, искренне или неискренне — неизвестно.

—  Кто-кто, а уж пастух-то с радостью отдаст дочь за моего сына, — сказал царь и, велев запрячь лошадей, отправил к пастуху свата с царевичем.

И вот сват говорит пастуху:

—  Такое вышло дело, недавно царевич встретил твою дочь, и она ему приглянулась. Так что отдай ее за царе­вича замуж.

А Гали не спешит высказать согласие, спрашивает:

—  Что этот егет умеет делать? Раз он — царевич, наверно, только и знает, что разгуливать по городу, и ни­каким ремеслом не владеет.

—  Да зачем ему ремесло? Он же — царевич,— от­вечает сват.

—  Нет, не могу я выдать дочь за человека, который ничего не умеет, — говорит царь, ставший пастухом. — Пусть он сначала чему-нибудь научится, а потом придет.

Уехал царевич со своими слугами. Вернувшись домой, оседлал хорошего коня и отправился искать место, где учат ремеслам. Приехал в один аул. Оказалось, есть в этом ауле нужное ему заведение, но не принимают туда сыновей всяких там баев и купцов, а учат ремеслу только бедных сирот. Нужен документ. А что стоит царскому сыну полу­чить «дукамит»? Получил, оделся победней и — к хозяи­ну этого заведения.

—  Научишь,— спрашивает, — за два дня какому-ни­будь делу?

—  Да как же научить тебя за два дня, раз ты еще ничего не умеешь? — отвечает хозяин. — Чтобы научить ремеслу, и недели мало.

Сошлись на двух неделях. Учится царевич пома­леньку. Учат его рогожи плести. Научившись, одел он опять свою хорошую одежду, сел на нетерпеливого коня и, даже не заглянув домой, приехал к пастуху.

—  Вот, научился, — говорит и показывает рогожу. Тогда уж Гали и разговаривать с ним стал по-другому.

Спрашивает:

—  Сколько таких  рогож  можно  сплести  за день?

—  Одну,— отвечает егет.

—  Ну, если, будут платить по рублю за рогожу, то сможете сами себя прокормить, — говорит царь-пастух. — Отдаю за тебя дочку. Только не увози ее прямо с поля, приедешь на квартиру.

Приехал егет на фатеру пастуха. Обговорили все и поехали в царский дворец. Гали теперь — сват царя, царь его сватом-пастухом называет. Сели за стол, поели, попили. После пары стаканчиков языки развязались, и Гали рассказал свою историю.

—  Вот, — говорит, — как я попал, сват, из царей в пастухи.

Тот царь прямо-таки остолбенел. Сноха-то у него, вышло, не дочь пастуха, а царевна. Это одно. А с другой стороны — напал на царя страх. «Сегодня я — царь, а завтра могу оказаться пастухом», — подумал он и го­ворит:

—  Не зря, выходит, Гали, хоть он и царь, заставил зятя научиться ремеслу. Сегодня ты — царь, а завтра — невесть кто. Но человек, владеющий ремеслом, нигде не пропадет.

Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.