Ерэнсэ-сэсэн и хан
Жил в прежние времена человек по имени Ерэнсэ-сэсэн. Был он очень находчив и до того щедр, что всякого, кто бы ни зашел к нему, — старый ли, малый ли, — привечал и непременно угощал. И пошла о нем слава.
Дошла молва о нем до хана.
— Как бы мне этого Ерэнсэ-сэсэна повидать? — говорит хан. — Больно уж его хвалят.
И решив повидать Ерэнсэ-сэсэна, сел хан на коня, отправился в путь. Едет он, едет и думает: «Когда я к нему приеду, он ведь спросит, кто я такой. Что я ему отвечу? Постой-ка, скажу, что я — друг его прапрадеда». Приготовив такой ответ, успокоился хан. Думает: «Коли я так ему скажу, он окажет мне почести».
Вот доехал хан до ворот Ерэнсэ-сэсэна, и едва вошел во двор, как Ерэнсэ выбежал навстречу.
— Айдук, айдук*! — говорит. — Милости прошу, заходи в дом.
Завел в дом, посадил на почетное место. Завязав беседу, спрашивает:
— Кто ты будешь?
— Я, — отвечает хан, — друг твоего прапрадеда. «Врешь, плут, — думает Ерэнсэ-сэсэн. — Не мог ты знать моего прапрадеда, слишком для этого молод». Тут догадался он, кто его гость, пошел в другую половину и сказал жене:
— Ты никакой еды не подавай, а налей в суповую чашу чистой воды и принеси нам.
Налила жена полную чашу чистой воды и поставила перед ними.
— Ну, давай, дорогой гость, пообедаем, — говорит Ерэнсэ, зачерпнув ложкой воду. — Придвинься поближе, угощайся.
И сидит, хлебает воду. Хану тоже пришлось хлебать воду, но не выдержал хан, спрашивает:
— Это что же за еда?
— Что, спрашиваешь, за еда? Это — суп из прапразайчатины.
Таким вот образом ответил Ерэнсэ на хитрость хана. Уехал хан не солоно хлебавши и думает, как бы отомстить. Думал, думал и надумал. «Постой-ка, — говорит сам себе, — поручу-ка ему одно дело. Не выполнит — голову отрублю». Заело его, значит, а раз он хан, то и голову отрубить в его власти.
Надумав так, вызвал хан Ерэнсэ-сэсэна. Ну, раз вызвал, приехал Ерэнсэ. Хан говорит ему:
— Вот даю тебе сорок баранов. Я к тебе приеду. — И называет день и час, когда приедет. — Сделай так, чтобы к моему приезду бараны объягнились и стало их восемьдесят. Не сделаешь — голову тебе отрублю.
Ерэнсэ и так, и эдак прикинул, но ответа не нашел. Пришлось гнать баранов к себе. Пригнал их в свой двор, зашел домой, сидит, пригорюнившись. А жены в это время дома не было. Но вскоре пришла она и спрашивает:
— Ты что пригорюнился? О чем задумался?
— Да вот, — отвечает Ерэнсэ-сэсэн, — дал мне хан сорок баранов. «Сделай, — говорит, — так, чтобы они объгнились и стало их к моему приезду восемьдесят, а не сделаешь — голову отрублю». Вот об этом я и задумался.
— Хей, не горюй, не ломай голову из-за пустяка, — говорит жена и подает ему нож с точильным камнем. — На-ка, наточи нож.
Наточил Ерэнсэ нож.
— Иди, — говорит жена, — зарежь самого упитанного барана. Гостей позовем.
Ерэнсэ зарезал хорошего, самого упитанного барана, освежевал, разрубил мясо и, положив в котел вариться, позвал в гости соседей. Угостили хозяин с хозяйкой гостей на славу и проводили, дав каждому трех-четырех, а то и пять или шесть баранов. Ни одного барана во дворе не осталось.
Ладно. Подошел срок, названный ханом. Ждут его. Жена говорит мужу:
— Ты сиди дома, я сама выйду навстречу. Когда подъедет — завопи дурным голосом.
— Будь по-твоему, — отвечает Ерэнсэ.
Подъехал хан, не задержавшись ни на час, ни на минуту. Только подъехал — ворота распахнулись. Только
повернул хан во двор — из дому послышался вопль.
— Это кто там вопит? — спрашивает хан.
— Ерэнсэ.
— С чего это он вопит?
— Он, мой хан, рожает — все никак не разродится.
— Так разве ж мужчины могут рожать?
— А бараны могут ягниться? — отвечает женщина.
— Ах, вот оно что! — сказал хан и отправился восвояси.
Но все еще не угомонился хан. Надо же как-то придраться и отрубить Ерэнсэ голову, зло сорвать. Вызвал он опять Ерэнсэ-сэсэна. Вызвал и спрашивает:
Ну-ка, Ерэнсэ, скажи, где в июне месяце мух нет. Должно быть, допекли его мухи, хочет построить дом в таком месте, где они не будут надоедать.
— Где нет людей, там и мух нет, — отвечает Ерэнсэ.
— А где людей нет?
— Во-он на той горе.
— Давай сходим туда, коли так, — говорит хан.
Повел его Ерэнсэ, ведет то в гору, то с горы. Запыхался хан, жирный он был, хан-то. А Ерэнсэ идет и идет, — мол, не дошли еще, вот-вот дойдут. Совсем обессилел хан. Наконец, поднялись еще на одну гору, и Ерэнсэ сказал:
— Вот та самая гора.
Сели передохнуть. Хан дышит тяжело, весь в поту. Сидит, прислушивается, не зажужжит ли муха. И вдруг — бз-з-з... Опустилась муха ему на грудь.
— Ты сказал — мух тут нет, а вот она — муха! — кричит хан.
— Я сказал — где нет людей, там и мух нет, — отвечает Ерэнсэ. — А мы с тобой не люди — собаки, что ли?
Так Ерэнсэ, измаяв хана, опять взял верх. С тех пор хан больше уже не пытался перехитрить его.