Как Степка с паном говорил

Жил когда-то один пан, да такой злой, что прямо беда: никто не мог ему угодить. Все его как огня боялись. Бывало, придет к нему кто что–нибудь попросить, а он как гаркнет: “Что скажешь?”, так от страху человек и забудет о своей просьбе.

– Ничего, паночку, все хорошо, – отвечает бедняга.

– На конюшню его, негодяя! – вопит пан. – Всыпать ему розог, чтоб больше сюда не ходил!

А по-другому этот пан с людьми говорить не умел. И люди боялись с ним заговаривать, а то скажешь что-либо не так, против шерсти, – до смерти запорет.

Однажды играл пан в карты и выиграл у соседнего пана поместье. Было это весной. Собрался пан и поехал осматривать свое новое имение. А как поехал, так и остался там на все лето: очень ему понравилось новое поместье. И верно говорят, что новое сито на гвозде висит, а старое под лавкой лежит.

Тем временем в старом поместье приключилась большая беда. “Как же, – думает приказчик, – рассказать пану о беде?” А сам ехать к нему боится. И вот надумал он послать кого-нибудь из дворовых. Да нету на то охотника: кому же хочется от пана лишние розги получать?

А был в том поместье один человек. На вид так себе, невзрачный, да зато на язык бойкий: за словом в карман не полезет. Имя у него было Степан, но все звали его просто Степка. Прослышал Степка, что приказчик ищет, кого бы послать к пану, пришел к нему и говорит:

– Пошлите меня – я с паном сумею поговорить.

Обрадовался приказчик. Дал Степке хлеба, сала, полную пригоршню медяков и отправил в путь–дорогу.

Идет Степка, медяками позвякивает, ни одной корчмы не пропустит. Долго шел он или коротко, пришел наконец в новое поместье. Хотел Степка идти прямо в панский дом, да лакей остановил его:

– Ты чего тут, бродяга, шатаешься!

И натравил на него собак.

Достал Степка из сумы кусок хлеба, кинул его собакам, те и перестали лаять. Тут Степка опять подошел к крыльцу.

– Что тебе надо? – кричит лакей. – Здесь сам пан живет!

Степка поклонился лакею и говорит:

– А паночку мой дорогой, вот мне-то и нужен сам пан. Пришел я к нему из старого поместья. Лакей немного смягчился.

– Ладно, – говорит, – я доложу о тебе пану. Но скажи мне, откуда ты знаешь, что и я пан?

– Хм! – Степка хитро кашлянул. – Вижу: ты пан, не пан, а так, полупанок, и лоб у тебя низкий, и нос слизкий, вот и видать, что лизал ты панские миски.

Разозлился лакей, схватил Степку за шиворот и давай его бить. Увидал это пан из окна и кликнул лакея к себе.

– Что это за хлоп? – спрашивает пан у лакея.

– Да какой-то бродяга из старого панского поместья, – ответил лакей и низко поклонился пану.

Пан вспомнил, что давно не бывал в старом поместье.

– Позови-ка его сюда, – велел он лакею. Побежал лакей звать Степку, а тот вынул кисет, набил трубку табаком, достал из кармана трут и кремень, взял кресало и давай высекать огонь. Высек огонь, закурил трубочку. Курит да поплевывает на чистое панское крыльцо.

– Ступай в покои, тебя пан зовет! – кричит ему лакей.

– Что его лихорадка трясет, что ли? Подождет! – отвечает Степка и покуривает себе трубочку.

– Да скорей же ты! – злится лакей. – А то пан тебя розгами засечет...

– Не засечет. Вот докурю трубку, тогда и пойду. Ждал, ждал пан Степку, не дождался. Зовет снова лакея:

– Почему хлоп не идет?

– Трубку курит.

Обозлился пан:

– Гони его сюда!

Докурил Степка трубку, выбил из нее пепел, спрятал ее за пазуху, а потом двинулся потихоньку в панские покои.

Лакей бежит впереди, отворяет Степке двери, словно пану.

Вошел Степка к пану да и закашлялся после крепкого табаку. Кашляет, а пан ждет, только глазами злобно ворочает. Откашлялся кое-как Степка и говорит:

– Добрый день, паночку!

– Что скажешь? – хмурится пан.

– Все хорошо, паночку.

– А после хорошего что?

– Да вот, паночку, прислал меня приказчик. Знаете, панский нож перочинный сломался.

– Какой нож?

– Да, видно, тот, которым пану перья чинили.

– Как же его поломали?

– Ведь говорят же, пане, что без свайки и лаптя не сплетешь. А всякий инструмент при работе портится. Так вот и с панским ножом. Хотели с гончей собаки шкуру снять – пану на сапоги, взяли ножик. А на панской гончей уж больно крепкая шкура была. Ну, ножик и сломался.

– Какой гончей? Что ты плетешь, негодяй? – закричал злой пан и хотел уже было приказать слугам, чтоб забрали Степку на конюшню розгами пороть. Но Степка продолжал рассказывать дальше:

– Панская гончая, та самая – может, пан помнит, – что вскочила когда-то в колодец, а Микитку посылали ее вытаскивать, так он там и утопился. Да та самая гончая, что пан любил брать на охоту. Кажись, ежели не ошибаюсь, пан отдал за эту собаку соседнему пану трех мужиков...

– Что ж, значит, моя лучшая гончая сдохла?

– Сдохла, пане.

– Отчего ж она сдохла?

– Да кониной объелась, ну, враз ноги и протянула.

– Какой кониной?

– Да мясом жеребца.

– Какого жеребца?

– Панского вороного жеребца, со звездочкой на лбу.

– Что ж, и он сдох?

– Сдох, пане. А жаль, хороший был жеребец.

– Ох, какое несчастье!

– Э, пане, и чего так печалиться? Уж известно: коль родится жеребенок со звездочкой на лбу, то он либо сдохнет, либо волк его задерет.

– Отчего ж жеребец пал?

– Подорвался, видно.

– А что, разве на нем работали? Загнали его, что ли?

– Да нет, пане, на нем и не ездили, он в стойле стоял.

– А что ж?

– Воду, пане, на нем возили.

– А зачем нужна была вода?

– Да люди ведь, паночку, недаром говорят, что когда тонешь, то и за соломинку хватаешься. Когда загорелся панский свинарник, то приказчик велел и на жеребце воду возить.

– Что, и свинарник разве сгорел?

– Сгорел, пане.

– Отчего ж он загорелся?

– Видать, пане, он стоял близко возле коровника, вот от него и загорелся.

– Значит, и коровник сгорел?

– Сгорел, пане, как свечка.

– Отчего ж он загорелся?

– Вот этого, паночку, я толком не знаю: то ли от сарая, то ли, может, от дома огонь перекинулся.

– О, значит и дом сгорел?

– Сгорел, пане, начисто все погорело, будто кто языком слизал.

– И вся усадьба сгорела?

– Вся, пане: чисто, гладко, хоть репу сей. Схватился пан за голову и давай причитать.

– Но отчего ж дом загорелся? – спрашивает опять пан у Степки.

– От свечей, пане.

– А зачем свечи зажигали?

– Ну как же, пане, всегда свечи зажигают, ежели кто помрет.

– А кто ж помер?

– Царство небесное, чтоб ей на том свете легко икалось, – пани померла.

– Что, что?.. Что ты говоришь?.. Пани умерла?!

– Померла, пане...

Услыхал это пан, так с кресла и повалился. А Степка закурил трубочку и пошел себе домой.

Как поп обманул Тараса однажды, а Тарас его дважды

Жил на свете бедный-пребедный мужичок, и была у него жена, а детей не было. Дожили они до того, что хлеба купить не на что.

— Эх, жена, — говорит мужик, — поведем на базар последнюю коровенку, продадим да хлеба купим.

Пошел мужик корову в город продавать, а навстречу ему из города священник с причтом.

— Здравствуй, Тарас!

— Здравствуй, батюшка!

— Куда это ты, Тарас, козу ведешь?

— Батюшка, это же корова!

— Нет, светик, это коза, вот и дьякон тебе скажет.

— Да, это коза! - говорит дьякон.

Растерялся мужичок, а поп увещевает:

— Брате Тарасе, продай мне эту козу, вот тебе три рубля!

Нечего делать мужичку, продал он попу свою корову за три рубля, вернулся домой и говорит жене:

— Какая ты глупая, вместо коровы козу мне на поводке дала.

Напустилась на него жена.

— Что ты, ума решился? Козы все дома, а коровы нетути.

— Ну, баба, что делать? Я продал корову священнику, как-нибудь потом разберемся.

Снова пришло воскресенье. Едет Тарас в город и знает, что священник с причтом обязательно зайдет в трактир отобедать. Подговорил он трактирщика:

— Я выпью и закушу на гривенник, а ты говори, что на сто рублей.

Сидят причетники с попом в соседнем номере и говорят между собой:

— Каков наш мужик Тарас: за один обед сто рублей просадил! Мы вчетвером и то рублей десять истратим, а он сто рублей!

Смотрят они в щелку: чем это Тарас будет расплачиваться. А Тарас втащил в трактир большущий колпак, аршина в полтора. Стукнул по колпаку:

— Ну что, трактирщик, уплачено?

— Уплачено сполна.

Поп со своим причтом смотрят на это и диву даются.

В другой раз стукнул Тарас по колпаку.

— Будьте здоровы, пан трактирщик!

В третий раз стукнул-говорит трактирщик:

— Ну, молодец, Тарас, платить умеешь.

Священник и говорит:

— Братья причетники, купим у Тараса этот колпак: он пригодится нам - каждую поездку будет для нас даровой обед в трактире. Ты, дьякон, клади на кон двадцать пять рублей, дьячки положат вместе двадцать пять, а я один пятьдесят; за сто рублей, может, продаст колпак.

Едет Тарас домой, догоняет его священник:

— Знаешь что, Тарас? Продай нам этот колпак: он будет нас выручать. Сколько ты за него возьмешь? Мы согласны дать тебе пятьдесят рублей серебром.

— Нет, батюшка, никак нельзя отцовское благословение в чужие руки отдавать: хоть изредка случится в городе быть, так вволю попью-погуляю.

— Послушай, Тарас, вот тебе сто рублей серебром.

— Нет уж, батюшка, если хотите купить, то продам за сто пятьдесят рублей.

— Ну, причетники, — говорит священник, — покупаем, а то кто-нибудь дороже даст.

Купили они колпак за сто пятьдесят рублей. Приезжает Тарас домой и говорит жене:

— Ну, хозяйка, ругала ты меня, что я корову за три рубля продал, зато теперь продал я свой колпак за сто пятьдесят рублей.

Стал Тарас хозяйством обзаводиться, а священник ждет не дождется праздника, чтобы поехать в город на дармовой обед. Поехали причетники с женами и няньками и с детьми в город. Заказывают трактирщику:

— Дай-ка нам на двести рублей попить-погулять. Трактирщик рад стараться: подал разных кушаний и напитков на двести рублей. А как только отобедали:

— Ну, батюшка, пожалуйте расчет! Батюшка вылазит из-за стола:

— Сейчас, господин трактирщик! Принес пономарь со двора колпак. Стукнул священник по колпаку ладонью.

— Ну как, в расчете, трактирщик?

— Нет, поп, давай деньги!

Священник передал колпак дьякону, чтобы дьякон ударил по колпаку. Дьякон бил-бил, а трактирщик по-прежнему расчет спрашивает. Все причетники лупили кулачищами по колпаку, а трактирщик знай свое твердит:

— Давай деньги!

Стали складчину собирать причетники, заняли денег у знакомых и заплатили трактирщику.

Тарас года за два прожил полученные за колпак деньги, а потом и говорит жене:

— Вот что, баба! Ложись-ка на лавку да смотри не шевелись, а я поеду за священником, скажу ему: "Батюшка, пожалуйте исповедовать: моя хозяйка очень больна".

Приезжает мужик к священнику.

— Ну, зачем ты приехал?

— Сделайте милость, батюшка, пожалуйте исповедовать: хозяйка умирает.

Собрался поп и поехал с Тарасом. Входят в хату, а хозяйка лежит уже мертвая, прибранная.

— Батюшка, — говорит Тарас, — благословите вы меня! Есть у меня старинная дубина (еще от сотворения мира), я огрею жену три раза этой дубиной, она сразу оживет.

— Ну, коли эта дубина еще от дедов-прадедов сохраняется - благословляю!

Батюшка со страху вышел в сени, а Тарас ударил три раза дубиной по лавке. Жена мужика зашевелилась, застонала. Удивился батюшка, что человек ожил. Входит он в хату, а баба уже сидит на лавке и покачивается. Тарас поднес ей ковшик холодной водицы, она и вовсе очухалась.

Батюшка похвалил Тараса и поехал домой. В тот же день собрал он свой причт и рассказал ему о диковинном воскресении жены мужика.

— Вот кабы нам эту дубину купить; как мы постоянно на похороны ездим, то оживляли бы этой дубиной покойников. Давайте сложимся и купим у мужика дубину.

— А вы, батюшка, съездите поторгуйтесь.

— Нет, поедем все вместе к нему.

Приезжают они к Тарасу.

— Не продашь ли, Тарас, дубину, которая людей оживляет?

— Продам.

— Сколько возьмешь за нее?

— Ах, батюшка, дайте пятьсот рублей.

Стали причетники совещаться.

Поп говорит складываемся, я двести пятьдесят рублей, а вы, причт, втроем двести пятьдесят.

Отдали деньги мужику и забрали с собой дубину. Только они приехали домой - навстречу им купец богатый.

— Батюшка, у меня сегодня жена умерла, побеспокойтесь тело схоронить.

— Сейчас, господин купец, приедем.

Быстро собрались они, взяли с собой дубину. Приезжают, лежит на столе тело. Говорит поп дьякону:

— О, мы ее воскресим! Тащи-ка, пономарь, дубину!

Удивляется купец, зачем пономарь дубину несет. Ударили причетники мертвую купчиху три раза — не оживает. Доложили родственники купцу о таком надругательстве над покойницей. Купец подал жалобу начальству, что причетники усопшую купчиху так побили. Вот и потащили их всех недолго думая в суд на расправу.

Как мужик царского генерала проучил

Копал мужик погреб и нашел кусок золота. Очистил его от песка и думает: “Что ж мне с ним делать? Ежели отнести пану, то пан отберет и ничего за него не даст. Отнести шинкарю - тот обманет: скажет, что это, мол, не золото. Дома хранить - могут воры украсть... Нет, отнесу-ка лучше его самому царю. Что он даст, то и возьму”.

Надел мужик новую свитку, обул новые лапти и понес царю золото.

Шел он, может, неделю, а может, и две.

Приходит наконец в царскую столицу. Подошел к царскому дворцу.

— Ты куда, дядька? - спрашивает его часовой-солдат.

— К царю, служивенький.

— Зачем?

— Да вот несу ему кусок золота. Солдат и пропустил мужика в ворота. Подошел мужик к царским покоям. А там сам царский генерал стоит на часах.

— Куда, мужик, лезешь? - грозно закричал генерал.

— К царю, - говорит мужик.

— Зачем?

— Да копал я погреб на огороде и выкопал кусок золота. Вот и несу царю - может, он за него что даст.

— Покажи, - говорит генерал, - золото. Показал ему мужик золото. Поглядел генерал, покрутил свои усы и говорит:

— Если уступишь мне половину того, что царь тебе за золото даст, то пропущу, а нет - ступай назад.

— Ладно, панок, дам! - соглашается мужик. Генерал доложил царю. Вышел царь, взял золото и спрашивает мужика:

— Что ж тебе, мужичок, дать за него?

— Да ничего, царечек-паночек. Ежели есть чем угостить, то сделай милость, а то я с дальней дороги, очень есть захотелось.

Царь приказал, и слуги принесли мужику каравай белого хлеба и бутылку вина.

Поглядел мужик на такое угощение и говорит:

— Царечек-паночек! Мой дед и прадед такого хлеба не едали, такого вина не пивали, и я к этому не привычный. Нету ли у тебя солдатского хлеба да простой водки?

Принесли мужику черного солдатского хлеба и простой водки.

Наелся мужик, выпил маленько и благодарит царя.

— Ну, а что еще, мужичок, ты хочешь?

— Да ничего, царечек-паночек. Теперь дозволь поплясать в твоих покоях.

— Эй, музыку! - крикнул царь. Явилась полковая музыка.

— Нет, - говорит мужик, - под такую музыку я плясать не умею.

— А под какую же ты умеешь?

— Под дуду.

Нашли дударя с дудой. Заиграл дударь, и как пошел мужик плясать, аж царские покои трясутся. Наплясался вволю, все лапти сбил, а потом говорит:

— Хватит!

Дударь перестал играть.

— А теперь, царечек-паночек, - говорит мужик, - есть у меня еще одна последняя просьба.

— Какая?

— Да вот я тебе здесь нашумел, нагрязнил своими лаптями, так дай мне за его сто розог.

— Зачем тебе розги? - говорит царь. - Ты же мне золото принес!

— Нет, царечек-паночек, дай розог, я так от тебя не уйду.

Ну, делать нечего. Позвал царь палачей с розгами. Положили мужика на лавку. Намочили палачи розги в соленой воде и приготовились его бить.

А мужик вдруг как закричит:

— Погоди, царечек-паночек! У меня напарник есть.

— Какой напарник?

— Да вот когда шел я к тебе, то меня один твой генерал не пускал. “Коли дашь, - говорит, - половину того, что тебе царь за золото даст, то пропущу”. Я посулил ему отдать половину. Так дайте ему первому его половину - все ж он мне не ровня, я должен ему свой черед уступить.

Привели генерала. Как увидел он розги, задрожал весь, начал что-то говорить, да язык его не слушается. А мужик говорит:

— Не бойся, панок-генерал, я тебя не обижу: твою долю отдам сполна. Дайте ему пятьдесят, а потом остальные мне.

Раздели генерала, положили на скамью и начали сечь розгами.

Когда отсчитали ровно пятьдесят, мужик говорит:

— Царечек-паночек! Он тебе хорошо служит, так дай ему и мою половину. Мне не жалко...

Всыпали генералу еще пятьдесят розог. А мужик шапку в охапку - и за порог.

Как курочка петушка спасла

Жили-были курочка и петушок. Курочка яйца несла, а петушок зернышки добывал, курочку угощал. Выгребет из ямки зернышко и зовет курочку;

— Ко-ко-ко, Хохлатка, я зернышко нашел! Вот раз выгреб петушок большой бобок. “Ну, - думает, - этого зернышка курочке не проглотить, съем я его, пожалуй, сам”. Проглотил - да и подавился. Упал петушок, ноги задрал и не дышит. Подбежала к нему курочка:

— Что с тобой, Петя? Чего ты лежишь и не дышишь?

— Ой, - стонет петушок, - бобочком подавился...

— Чем же тебе, Петя, помочь? - спрашивает курочка.

— Надо, - шепчет петушок, - масла достать, горло смазать.

— А где его достать?

— У коровы.

Побежала курочка к корове:

— Корова, корова, дай масла!

— Зачем тебе масло?

— Петушок лежит и не дышит: бобочком подавился.

— Ладно, - говорит корова, - дам тебе масла. Только сходи сперва к косарям, попроси сена. Пришла курочка к косарям:

— Косари, косари, дайте сена!

— Зачем тебе сено?

— Сено - корове. Корова даст масла. Масло - петушку, а то петушок лежит и не дышит; бобочком подавился.

Косари говорят:

— Сходи к пекарю, попроси пирогов. Пироги мы съедим, тогда и сена накосим. Пришла курочка к пекарю;

— Пекарь, пекарь, дай пирогов!

— Зачем тебе пироги?

— Пироги - косарям. Косари сена накосят. Сено - корове. Корова даст масла. Масло - петушку, а то петушок лежит и не дышит: бобочком подавился.

Пекарь говорит:

— Сбегай в лес, принеси дров, чтобы было на чем пироги испечь.

Побежала курочка в лес и принесла дров.

Напек пекарь пирогов.

Отнесла курочка пироги косарям. Косари съели пироги и накосили сена.

Принесла курочка сено корове.

Корова съела сено и дала масла.

Принесла курочка масло петушку.

Петушок смазал горло маслом и проглотил бобок.

Проглотил и опять запел весело на весь двор:

— Ку-ка-ре-ку! Хохлатка - молодец! Тут и сказке конец.

Как ксендзы вылечились

Жили-были три ксендза. Разжирели они так, что прямо беда. Уж что они ни делали, какие лекарства ни принимали — ничего не помогает.

Посоветовали им доктора на воды ехать: может, говорят, вода из вас лишний жирок вытянет.

Пошли ксендзы по людям деньги на дорогу собирать. Зашли к одному человеку. Звали того человека Адась. Всю жизнь он работал на панской винокурне и был на разные выдумки тороват.

Выслушал Адась толстых ксендзов, подумал немного, а потом говорит:

— Зачем вам, паны ксендзы, самим по людям ходить. Поживите у меня немного, а я за вас эту работу сделаю.

— Хорошо,— говорят ксендзы. — Это для нас ещё лучше, а то нам самим ходить тяжело.

Принёс Адась водки, начал ксендзов угощать.

Пьют ксендзы, хозяина похваливают: вот, мол, какой добрый человек попался — ничего для божьих слуг не жалеет!

Напились они даровой водки и захрапели на всю хату.

Хозяин оставил их, а сам пошёл к своим приятелям — рабочим с винокурни.

— Так, мол, и так, — говорит, — пособите, хлопцы, толстых ксендзов вылечить.

— Это мы можем, — отвечают приятели. — Чем мы не доктора?

Пришли они к Адасю, переодели пьяных сонных ксендзов в рабочую одежду, а вечером перенесли их на панскую винокурню.

Наутро очухались ксендзы. Смотрят — где ж это они? Поглядели друг на друга и ещё больше удивились — вместо сутан на них рваные мужицкие свитки, на ногах стоптанные опорки... Всё такое же, как у рабочих на панской винокурне!

Но не долго удивлялись ксендзы. Подходит к ним панский приказчик и как крикнет:

— Вы чего тут развалились? Марш картошку носить в котлы!

Приказчик подумал, что это пан новых рабочих нанял, а те пришли сюда отлёживаться, а не работу делать.

Хотели было ксендзы с приказчиком спорить, а тот и слушать не хочет, начал их бить плёткой.

Завопили ксендзы:

— Мы не рабочие, а ксендзы!

— Э, да вы ещё надо мной смеяться вздумали!

И начал приказчик их бить опять, да ещё посильней.

Крутились, вертелись ксендзы, видят — ничего не поделаешь.

— Мы пойдём, пойдём, — говорят, — работать.

— Так сразу бы и говорили! — успокоился приказчик. — А то выдумали ещё — ксендзы! Я вас наксенжу!

Подумали ксендзы: “А и правда: может, нам это только приснилось, что мы были ксендзами?”

Пошли они картошку носить. Взвалят им рабочие на плечи по мешку, они кряхтят, а несут, только искоса на приказчика с плёткой поглядывают. До полудня целую кучу картошки переносили, крепкие были ксендзы.

После обеда задал им приказчик новую работу — дрова пилить. А попались дрова дубовые, сучковатые. Пилят ксендзы да всё на солнце поглядывают: скоро ли вечер?

Дождались они кое-как вечера и, не евши, тут же у тёплого котла и уснули как убитые.

Наутро поднялись, поели вместе с рабочими картошки и — за пилу: боятся, чтоб приказчик не отхлестал.

Работают ксендзы на винокурне вместе со всеми, как надо, вместе едят, вместе спят.

Прошла неделя, вторая, стал жирок с ксендзов спадать, а спустя месяц сделались они, как борзые. Посмотрят друг на дружку и узнать не могут — так исхудали. “Наверное, — думают, — это нас черти схватили и в винокурню на послушание засадили”.

Вот однажды после работы поднесли ксендзам Адасевы приятели штоф водки и начали их потчевать.. Напились ксендзы и уснули без памяти. Взяли тогда рабочие перенесли их к Адасю в хату, сняли с них грязную одежду и спать уложили.

Проснулись на другое утро ксендзы поздно и дрожат, боятся, что на работу проспали!.. Начали поскорей искать одежду. Вдруг видят, лежат возле них настоящие ксендзовские сутаны! Удивляются ксендзы — глазам своим не верят.

А тут входит к ним хозяин со сковородкой яичницы. Запахла яичница на всю хату, аж нос щекочет.

— Вставайте, вставайте, паны ксендзы, — говорит хозяин. — Завтракать пора.

Оделись ксендзы и за стол. Едят и поглядывают молча друг на дружку: видно, опять сон снится!

Позавтракали этак и домой собираются.

Адась говорит:

— Погодите, Панове, я ж вам ещё денег не собрал на воды ехать...

— Нет, нет, — замахали ксендзы руками, — не надо нам никаких вод: мы и так излечились. И стрелой один за другим в двери. Выскочили ксендзы на двор и поскорей каждый в свой костёл. И так быстро помчались, что и на лошади их не догнать.