Солнце ясное всю правду откроет

Бродил по свету один портной-подмастерье, своим ремеслом занимался; и вот пришло время, что не мог он найти себе никакой работы, и так уж он обеднел, что даже на харчи и гроша денег у него не было. На ту пору встретился ему по дороге еврей; и подумал подмастерье, что денег у того при себе много, и, забыв бога, подступил он к еврею и говорит:

— Отдай мне свои деньги, а не то я тебя убью.

И ответил ему еврей:

— Смилуйся ты надо мной, не лишай меня жизни, денег у меня нету, есть всего лишь каких-нибудь восемь геллеров.

Но портной сказал:

— Нет, деньги у тебя есть, доставай-ка поживей, — и набросился на него и бил его так долго, что тот был уже еле живой.

Вот собрался еврей помирать, и молвил он свое предсмертное слово: «Солнце ясное всю правду откроет», — с этим и помер.

Портной-подмастерье кинулся рыться у него в карманах, деньги искать, и нашел всего-то не больше восьми геллеров, как еврей ему и говорил. Тогда взял его подмастерье и отнес в кусты, а сам отправился дальше, по своему ремеслу работы искать. Долго он странствовал и пришел, наконец, в город, и поступил на работу к мастеру, а у того мастера была красивая дочь; влюбился он в нее, женился и зажил с нею в добром и счастливом браке.

Много времени прошло с той поры; двое детей уж у них было, помер тесть, померла и теща, и вели молодые хозяйство уже сами. Раз, поутру, сидел муж на своем портняжном столе у окошка; принесла жена ему кофе, налил он его в блюдце и собрался уже было пить, а тут солнце засияло на блюдце, и его отраженье блеснуло на стене и забегало по ней солнечными зайчиками. Посмотрел портной и говорит:

— Вот бы и хотелось солнцу ясному всю правду открыть, да не может оно.

А жена ему и говорит:

— Муженек, что ты хочешь этим сказать?

И ответил портной:

— Нет, об этом сказать тебе я не смею.

Но стала она его просить:

— Если ты меня любишь, то должен мне сказать. — И дала она ему обещание, что никто о том не узнает, и не давала ему покоя.

И рассказал он ей, что много лет тому назад странствовал он, оборванный да без денег, и убил одного еврея, а еврей тот в смертный свой час сказал ему такие слова: «Солнце ясное всю правду откроет». И хотело бы солнце всю правду открыть, вот и на стене заблестело и зайчиков солнечных пустило, а все же сделать оно ничего не смогло. Затем стал он просить ее и упрашивать, чтоб никому она о том не говорила, а то погибать ему придется; и она ему обещала. Но когда сел он за работу, пошла она к своей куме и все ей рассказала, взяв с нее слово никому о том не сказывать. Но не прошло и трех дней, как знал уж об этом весь город, и потребовали портного на суд и присудили его казнить.

Так солнце ясное всю правду открыло.

Старая нищенка

Жила-была однажды старушка-нищенка. Ты видел, пожалуй, как ходила одна старуха да милостыню просила?

Так вот эта женщина тоже милостыню собирала, и когда ей что-нибудь подавали, она говорила: «Да вознаградит вас господь за это». Подошла раз нищенка к дверям одного дома, а стоял там парень, был он на вид ласковый, но большой плут, он грелся в то время у камелька. Вот и говорит парень ласково бедной старушке-нищенке, что стояла у дверей, дрожа от холода: «Вы, бабушка, подойдите да погрейтесь».

Подошла старуха к камельку, да слишком близко, и вот загорелись на ней старые лохмотья, но она того не заметила. А парень рядом стоял и видел это. Должен же он был их потушить? Не правда ли, он должен был их потушить? Даже если бы не было в доме воды, ему следовало бы все свои слезы повыплакать, чтоб потекли они двумя чистыми ручьями и потушили огонь.

Старый Гильдебранд

Жили-были когда-то крестьянин с крестьянкой, и приглянулась крестьянка сельскому попу; очень ему хотелось провести с той крестьянкой весь день в свое удовольствие, той этого тоже хотелось.

Ну, вот и говорит он раз крестьянке:

— Послушай, милая моя крестьянка, я теперь кое-что надумал, как нам с тобой вместе весь день провести в полном удовольствии. Знаешь что, ложись-ка ты в постель в ночь под среду да скажи своему муженьку, будто ты заболела, да только жалуйся и стони покрепче и делай этак до самого воскресенья, когда я проповедь читаю. А я скажу в своей проповеди, что ежели у кого в доме есть больной ребенок, или больной муж, или больная жена, или отец болен, мать больна, или сестра, брат или кто другой из семьи, пускай тот отправится на богомолье на гору Геккерли в Вёлишланд, где можно за один крейцер купить целую осьмину лаврового листа, и тотчас у того выздоровеет больной ребенок, больной муж и жена больная, больной отец, больная мать, больная сестра или кто другой из семьи.

— Я так и сделаю, — сказала на это крестьянка.

Ну, после того под среду улеглась она в постель и стала на болезнь жаловаться, как никогда еще не жаловалась, и муж делал с ней все, что только знал, но ничто не помогало. Вот наступило воскресенье, а крестьянка и говорит:

— Мне так неможется, словно смерть моя подходит, и одного б мне хотелось перед своей кончиной — это послушать проповедь нашего господина пастора, которую он будет нынче читать.

— Ох, дитя мое, — сказал на это крестьянин, — не делай ты этого, а то может сделаться тебе еще хуже, ежели ты подымешься. Знаешь что, пойду-ка я на проповедь сам, внимательно ее выслушаю и все тебе перескажу, что скажет господин пастор.

— Ну, — сказала крестьянка, — ступай уж ты, но слушай внимательно и расскажешь мне все, что слышал.

Вот пошел крестьянин на проповедь; начал господин пастор читать проповедь и говорят:

— И ежели у кого имеется в доме больной ребенок или больной муж, больная жена или отец болен, мать больна или сестра, брат или кто другой из семьи, то пусть отправится тот на богомолье на гору Геккерли в Вёлишланд, где можно за один крейцер купить целую осьмину лаврового листа, — и тотчас выздоровеет у того больной ребенок, больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, больная сестра, брат или кто другой из семьи; и кто пожелает предпринять такое странствие, должен после окончания мессы прийти ко мне, и я дам тому мешок для лаврового листа и крейцер.

Никто так не обрадовался, услышав это, как крестьянин. После окончания мессы направился он тотчас к попу, и тот дал ему мешок для лаврового листа и крейцер. Вернулся крестьянин домой и только вошел в двери, да как закричит:

— Хе-хе, милая женушка, теперь уж считай, что ты выздоровела! Господин пастор сказал нынче в проповеди, что ежели у кого в доме имеется больной ребенок или больной муж, больная жена, отец болен или больна мать, больна сестра, брат или кто другой из семьи и ежели тот отправится на богомолье на гору Геккерли в Вёлишланд, где целая осьмина лаврового листа стоит один крейцер, то выздоровеет у того больной ребенок, больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, больная сестра, брат или кто другой из семьи. Я уж получил от господина пастора и мешок для лаврового листа и крейцер и сейчас же отправляюсь в дорогу, чтоб ты поскорей выздоровела.

И он ушел из дому. Но только он ушел, поднялась тотчас крестьянка с постели, и поп был уже тут как тут. Но теперь мы оставим их вдвоем, а сами пойдем вместе с крестьянином. Между тем он уже далеко отошел, чтоб поскорее взобраться на гору Геккерли; вот идет он, торопится и встречает на пути своего кума. А был его кум торговец яйцами и возвращался как раз с рынка, где продал яйца.

— Здорово! — говорит ему кум. — Куда это ты, куманек, так торопишься?

— Да вот, кум, во святые места, — отвечает крестьянин, — жена у меня заболела, а слыхал я нынче в проповеди господина пастора, что ежели у кого в доме имеется больной ребенок или больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, сестра больная, брат или кто другой из семьи, то пусть тот отправится на богомолье на гору Геккерли в Вёлишланд, где целая осьмина лаврового листа стоит один крейцер, — и выздоровеет у того враз больной ребенок, больной муж, больная жена, больной отец, больная мать, сестра больная, брат или кто другой из семьи; вот и взял я у господина пастора мешок для лаврового листа и крейцер и иду теперь на богомолье.

— Но послушай, куманек, — говорит кум крестьянину, — неужто ты такой простофиля, что всему этому поверил? Знаешь, в чем дело? Да ведь попу охота провести с твоей женой весь день вдвоем в полное свое удовольствие, потому они тебя и околпачили, чтоб ты им не мешал.

— Да что ты? — сказал крестьянин. — Хотел бы я проверить, правда ли это.

— Ну, — сказал кум, — знаешь что, садись-ка ты ко мне в корзину от яиц, а я тебя домой отнесу, и ты все сам увидишь.

Сказано — сделано; посадил кум крестьянина к себе в корзину и принес его домой. Как пришли они домой — го-го, как там весело было! Зарезала крестьянка почти все, что у ней во дворе находилось, напекла пышек, и поп уже был тут как тут и притащил с собой скрипку. Постучался кум в дверь; спрашивает крестьянка, кто там такой.

— Кума, да это я, — говорит кум, — пустите меня нынче на ночлег, яиц-то я на рынке нынче не продал, приходится мне их домой тащить, а они-то ведь очень тяжелые, мне их не донести, да и на дворе уже темень какая.

— Да, куманек, — говорит крестьянка, — пришли вы что-то не во-время.

Ну, ничего не поделаешь, входите, забирайтесь на печь, на лежанку подальше.

Вот забрался кум со своею корзиной на печь; а поп и крестьянка были уже навеселе.

Вот поп и говорит:

— Слушай, голубушка, ты ведь умеешь петь так хорошо; спой-ка мне что-нибудь.

— Ах, — говорит крестьянка, — петь я уж теперь разучилась, вот в молодые годы умела я петь хорошо, а теперь это прошло.

— Э, да спой, — говорит снова поп, — хоть немножко.

И начала крестьянка петь:

Я муженька, однако, ловко отослала
На гору Геккерли, теперь одна осталась.

А тут и поп за нею запел:

И хорошо б ему там целый год остаться,
Да все с мешком по Геккерли бы шляться.

Аллилуйя!

А там на печке и кум запел себе тоже (надо сказать вам, что звали крестьянина Гильдебрандом), затянул он песенку:

Гильдебранд, любезный мой,
Что ж забрался ты на печку, дорогой?

Аллилуйя!

А там запел и крестьянин в корзине:

Таких я песенок не в силах больше вынесть,
Хочу скорее из корзины вылезть.

Вылезает он из корзины и начинает попа бить, колотить; и прогнал его так из дому.

Старый дед и внучек

Жил-был старый-престарый дед: глаза у него ослепли, уши оглохли, и дрожали у него колени. Когда сидел он за столом, то еле держал ложку в руках и проливал суп на скатерть, да еще изо рта суп капал на стол. Надокучило сыну и невестке на это глядеть, и вот посадили они старого деда в угол за печкой и стали подавать ему еду в глиняной мисочке, да и кормили его подчас впроголодь. И глядел дед с грустью на стол, и на глазах у него показывались слезы.

Вот раз не удержал он в дрожащих руках мисочку, упала она наземь и разбилась. Стала его бранить молодая невестка, но он ничего не сказал, только тяжело вздохнул. Купила ему невестка деревянную мисочку за два геллера, и пришлось ему теперь есть из нее. Вот сидят они раз, и приносит маленький внучек — было ему четыре года — небольшие дощечки и начинает их складывать.

— Что ты там делаешь? — спрашивает отец.

— Я делаю корытце, — отвечает ребенок, — буду кормить из него отца с матерью, когда я стану большим.

Посмотрели муж и жена друг на друга — и заплакали. Подвели тотчас старого деда к столу и позволили ему с той поры есть всегда вместе с ними и не попрекали его, если он немного проливал на стол.

Старый Ринкранк

Жил-был когда-то на свете король, и была у него дочь. Вот велел король сделать стеклянную гору и объявил, что кто, мол, на эту гору взбежит, тот и получит дочь его в жены. Был человек, который очень полюбил королевну, и вот спрашивает он у короля, нельзя ли будет ему жениться на его дочери.

— Можно, — сказал король, — если ты сумеешь взбежать на стеклянную гору и не упадешь, то можешь на королевне жениться.

Тогда королевна сказала, что она сама хочет взбежать с ним на ту гору и поддержать его, если он будет падать. И вот побежали они вместе., Когда они были уже на середине горы, поскользнулась королевна, упала, — и раскрылась под ней стеклянная гора, и она провалилась в нее. Но жених не заметил, где она сквозь гору провалилась, потому что гора сразу ж закрылась.

Стал жених горевать и плакать. Король тоже так запечалился, что велел разломать стеклянную гору — он думал, что удастся вытащить из-под нее дочь; но не нашли даже и того места, куда она провалилась.

А провалилась королевна глубоко-глубоко под землю, в большую пещеру. Там встретила она старичка с большой седой бородою; он сказал ей, что если она согласна быть у него служанкой и делать все, что он ей прикажет, то он оставит ее в живых, а не то ее убьет. Тогда она стала исполнять все, что он ей приказывал.

Старик доставал из кармана каждое утро лестницу, приставлял ее к горе и взбирался по ней на гору, а лестницу забирал с собой наверх. А она должна была варить ему обед, стлать постель и всякую работу выполнять. Когда он возвращался домой, то каждый раз приносил с собой целую кучу золота и серебра. Прожила она у него много-много лет. За это время он совсем уже постарел и стал называть ее госпожой Мансрот, а себя позволил называть старым Ринкранком.

Однажды, когда его не было дома, королевна постлала ему постель, приготовила ужин, потом заперла крепко-накрепко все окна и двери, а маленькое окошечко наверху открыла, чтоб свет через него проходил.

Вернулся старый Ринкранк домой, постучал в дверь и говорит:

— Госпожа Мансрот, отвори мне дверь.

— Нет, — сказала она, — я тебе, старый Ринкранк, дверь не открою.

Тогда он сказал:

— Я ужин уже приготовила, — ответила она.

А он опять за свое:

— Постель я тебе уже приготовила, — сказала она. А он опять повторяет свое:

Тут обежал он вокруг дома и видит, что маленькое окошечко наверху открыто, и подумал: «Дай-ка я загляну в окошечко, погляжу, что она там делает, почему мне дверей не открывает». Собрался он в окошечко заглянуть, но длинная борода ему мешала; тогда он просунул в отверстие сперва свою длинную бороду и собрался влезть в комнату, но королевна заметила бороду, закрыла окошечко, завязала его и защемила заодно и бороду старику. Начал Ринкранк жалобно кричать и упрашивать, чтоб она его отпустила. А она говорит, что не отпустит его, прежде чем не даст он ей лестницу, по которой взбирался на гору. И вот — хочешь не хочешь, — а пришлось ему сказать, где лестница та спрятана. Тогда привязала она длинную веревку к окошечку, приставила к горе лесенку и выбралась по ней на землю, а окошечко оставила открытым.

Пришла она к своему отцу и рассказала ему обо всем, что с ней было. Король очень ей обрадовался, а ее жених еще больше того. Потом пошли они на гору, разрыли ее и нашли там старого Ринкранка со всем его серебром и золотом.

Король велел старого Ринкранка убить, а все его золото и серебро забрал себе. А королевна вышла замуж за своего прежнего жениха, и они стали жить в полном довольстве и в счастье.