Три счастливца

Позвал однажды отец своих трех сыновей и подарил первому из них петуха, второму — косу, а третьему — кошку.

— Я уже стар стал, — сказал он, — скоро мне помирать придется, вот и хочу я вас чем-нибудь обеспечить перед своей смертью. Денег у меня нету, и то, что я вам даю, стоит будто и мало, но главное в том, чтобы с толком его применить к делу: стоит вам только найти такую страну, где подобных вещей еще не знают, и счастье вам будет обеспечено.

Отец умер, и вот старший ушел из дому со своим петухом, но куда он ни приходил, петух всюду был давно уж известен: в городах он видел его издали на башнях, где он вертелся флюгаркой под ветром на крышах; по деревням их немало горланило по дворам, — и никто, увидев его, не удивлялся, и было непохоже, чтобы благодаря петуху можно было счастье свое устроить. Но вот случилось ему, наконец, попасть на остров, где люди не только про петуха не слыхали, но и времени счет вести не умели. Они, конечно, знали, когда утро, когда вечер, но если они просыпались ночью, то никто не знал, который час.

— Вот поглядите, — сказал он, — что за стройная да красивая птица. На голове у нее рубиново-красный венец, и носит она шпоры, точно какой-нибудь рыцарь; она окликает вас ночью трижды в положенное время, а когда кричит она в последний раз, это значит, что скоро взойдет солнце. А когда запоет она среди бела дня, этим указывает на верную перемену погоды.

Людям это понравилось, они решили целую ночь не спать и с великой радостью слушали, как петух отчетливо и громко пел в два, в четыре и в шесть часов, указывая время. Они спросили, не продаст ли он им петуха и сколько за него потребует денег.

— Столько золота, сколько осел дотащить сможет, — ответил он.

— И деньги-то малые за такую драгоценную птицу, — обрадовались они и охотно заплатили ему то, что он потребовал.

Воротился он со своим богатством домой; братья его удивились, и сказал средний из них:

— Пойти, что ли, и мне? Может, и я сбуду свою косу так же удачно.

Но поначалу было оно как-то на то непохоже: повсюду встречал он крестьян, и у них тоже были косы за плечами, как и у него. Но, наконец, и ему посчастливилось попасть на остров, где люди о косе до той поры и понятия не имели. Когда у них созревали хлеба, они подвозили к полям пушки и выстрелами срезали хлеб. Но дело это было ненадежное. Одно ядро стреляло слишком далеко, другое вместо стебля попадало в колосья, и от выстрела они разлетались, и много зерен пропадало понапрасну, а кроме того, было много лишнего шуму. И вот пошел средний брат на поле и стал косить, да так бесшумно и быстро, что люди от изумленья так рты и пораскрывали. Они были согласны отдать ему за ту косу все, что он потребует. И вот получил он лошадь, на которую золота навьючили столько, сколько она могла тащить.

Захотелось и третьему брату сбыть свою кошку подходящему человеку. Но и с ним, пока он ходил по нашей земле, вышло поначалу то же, что и с братьями; и ничего придумать он не мог, — повсюду кошек было так много, что новорожденных котят большей частью топили. Наконец удалось ему перебраться на один остров, и, по счастью, оказалось, что кошек там ни разу не видывали, а мышей там развелось так много и они так обнаглели, что прямо плясали по столам и скамьям, все равно — дома ли хозяин или нет. Люди очень жаловались на такое бедствие, даже сам король не знал, как спастись от них в своем замке: во всех углах пищали мыши и грызли все, что только им ни попадалось.

Вот вышла кошка на охоту и вскоре очистила несколько зал от мышей; стали люди просить короля, чтоб купил он этого чудесного зверя на пользу государству. Король охотно уплатил то, что было за нее потребовано, и дал мула, навьюченного золотом; и воротился домой третий брат с самыми большими богатствами.

Всласть наелась кошка в королевском замке мышами; передушила она их столько, что и счесть было невозможно. Наконец стало ей от такой работы жарко и захотелось ей пить; остановилась она, головой повертела и закричала: «мяу-мяу». Испугался король, услыхав такой странный крик, а за ним и придворные, и в страхе бежали они все вместе из замка. И держал король в нижнем зале совет, как быть, как лучше всего поступить. Было, наконец, решено выслать к кошке герольда и потребовать, чтобы она покинула замок, и предупредить ее, что в противном случае к ней будет применена сила.

И сказали советники, что лучше уж от мышей мучиться, — к этому злу они, мол, привычны, — чем отдавать свою жизнь на произвол такому чудовищу.

Один из пажей должен был подняться в замок и спросить у кошки, согласна ли она убраться отсюда подобру-поздорову. Но стала кошку жажда мучить пуще прежнего, и она ответила только: «мяу-мяу». А паж понял: «нет, мол, нет», и передал королю этот ответ.

— Ну, — сказали тогда советники, — в таком случае она должна будет уступить силе. — И были наведены пушки; открыли огонь, и загорелся от выстрелов замок. Когда огонь стал проникать в зал, где сидела кошка, она благополучно выскочила в окно; но осаждающие не прекращали пальбу до тех пор, пока весь замок не был разрушен до основанья и не осталось от него и камня на камне.

Три черные принцессы

Был город Остенде осажден неприятелем, и враг не хотел снять с города осаду до тех пор, пока не получит с него шестьсот талеров откупу. И вот было объявлено, что тот, кто сможет их предоставить, тот и станет бургомистром.

А жил там бедный рыбак; он рыбачил в море вместе со своим сыном; и вот явился неприятель, захватил в плен сына и дал за это отцу шестьсот талеров денег. Вот отец пошел и отдал их хозяевам города, и тогда неприятель отступил, — и сделался рыбак бургомистром. И было всем объявлено, что кто не будет говорить ему «господин бургомистр», того вздернут на виселицу.

А сыну тем временем удалось убежать из плена, и он скрылся в большом лесу на высокой горе. И разверзлась гора, и попал он в большой заколдованный замок, и были там стулья, столы и скамьи — все черным покрыты. И явились три принцессы, одетые во все черное, — только лицом они были чуть белые; и сказали ему, чтобы он не боялся, что ничего ему злого от них не будет и что он может освободить их от злого заклятья. Он им ответил, что он охотно бы на это согласился, если бы знал, что надо для этого сделать. Тогда они сказали, что он целый год не должен с ними говорить и не должен на них смотреть; и если он хочет за это что-нибудь от них получить, так пусть скажет им это сейчас, пока они могут дать ему ответ, и они исполнят его желанье. Он им сказал, что ему очень бы хотелось навестить своего отца. Они ответили, что он сможет это сделать, но должен взять с собой большой кошелек с деньгами и красиво одеться, а спустя неделю вернуться назад.

И подняло его тотчас на воздух, и он вмиг очутился в родном Остенде. Но отца своего в рыбачьей хижине он уже не нашел, и он стал тогда спрашивать у разных людей, куда девался бедный рыбак, и люди ему объявили, чтобы он так его теперь называть не смел, а не то попадет он на виселицу. Вот пришел он к своему отцу и говорит:

— Рыбак, как это вы сюда забрались?

И ответил ему отец:

— Вы не смейте так мне говорить: если услышат о том хозяева города, то вы попадете на виселицу.

Он не поверил, чтоб его могли за это вздернуть на виселицу. Но когда его уже присудили повесить, он сказал:

— Достопочтенные господа, дозвольте мне в последний раз сходить в нашу старую рыбачью хижину.

И надел он там свою старую куртку и вернулся назад к хозяевам города и говорит:

— А теперь поглядите, пожалуйста, разве я не сын бедного рыбака? Вот в этой одежде я зарабатывал хлеб своему отцу и матери.

И узнали его тогда отец с матерью, выпросили ему прощение и взяли его с собой в дом. И рассказал он тогда все, что с ним приключилось: как попал он в лесу на высокую гору и что гора та под ним разверзлась и он попал в заколдованный замок, где все было черным покрыто, и явились к нему три принцессы, и были они одеты во все черное, только лица были у них чуть белые, и сказали они ему, чтоб он ничего не боялся и что он может их освободить от злого заклятья.

И сказала тогда мать, что тут таится что-то недоброе и что он должен взять с собой святую восковую свечу, зажечь ее и капнуть принцессам на лицо растопленным воском.

И вот он снова вернулся туда, ему было страшно, но он капнул воском на лицо им, когда они спали, — и они стали наполовину белые. Тогда все три принцессы вскочили и сказали:

— Проклятый пес, наша кровь взывает о мести, и не родился еще и не родится на свет тот человек, который смог бы нас освободить от злого заклятья; но есть у нас три брата, они закованы семью цепями, они их разорвут.

И вдруг поднялся страшный грохот и крик по всему замку, и он еле выскочил через окошко и сломал себе ногу, — а замок опять опустился под землю, и замкнулась за ним гора, — так никто и не знает, где этот замок и был.

Трое подмастерьев

Жили-были трое подмастерьев, сговорились они, чтоб странствовать им всем вместе и работать всегда в одном городе.

Но пришло время, и не нашли они у своих хозяев никакой работы, пообносились совсем, и жить им было нечем. Вот один из подмастерьев и говорит:

— Что же нам теперь делать? Оставаться нам тут больше не приходится, надо нам опять идти странствовать и работу искать. Если в том городе, куда мы придем, работы не найдется, то давайте уговоримся с хозяином харчевни, что мы ему напишем, где кто из нас находится, и тогда каждый из нас может получить друг от друга весточку, ну, а потом и расстанемся. — Это показалось и остальным двум самым подходящим. Отправились они дальше. И вот повстречался им по пути какой-то богато одетый человек, спрашивает он у них, кто они такие.

— Мы люди ремесленные, ищем работы. До сих пор жили мы вместе, но ежели работы нам не найти, то придется нам расстаться.

— В этом нет никакой нужды, — сказал человек. — Если вы согласны будете делать то, что я вам укажу, то в работе и деньгах недостатка у вас не будет; даже сделаетесь вы большими господами и будете разъезжать в каретах.

Один из подмастерьев и говорит:

— Ежели при этом грех на душу нам не ляжет и честности мы не потеряем, мы охотно на это согласимся.

— Нет, — ответил человек, — выгоды я от вас никакой иметь не собираюсь.

Но как глянул второй подмастерье на его ноги и увидел, что вместо ноги у него лошадиное копыто, а другая нога человечья, то не захотел с ним связываться. Но черт сказал:

— Будьте спокойны, тут дело идет не о вас, а о душе совсем другого человека, тот уже наполовину принадлежит мне и скоро ему подойдет срок.

Подмастерья этому поверили и согласились, и черт им объявил, что он от них потребует; должен был первый из них на всякий вопрос отвечать: «все мы втроем», второй: «за деньги», а третий: «и это правильно». Это они должны были повторять один вслед за другим, а больше ничего говорить не смели; но если они эту клятву нарушат, то вмиг все деньги у них исчезнут, а будут следовать своему обещанью, — будут у них карманы всегда полным-полны. Поначалу дал им черт денег столько, сколько они нести были в силах, и велел им идти в город в такую-то харчевню. Пришли они в эту самую харчевню, вышел к ним навстречу хозяин и спрашивает:

— Не угодно ли вам будет чего покушать?

И ответил первый из них:

— Все мы втроем.

— Да, — сказал хозяин, — я так и полагаю.

Сказал второй:

— За деньги.

— Это само собой разумеется, — сказал хозяин.

И третий сказал:

— И это правильно.

— Верно, что правильно, — сказал хозяин.

Вот подали им хорошей еды и вина и стали им за столом любезно прислуживать. После еды надо было расплачиваться. Подает хозяин одному из них счет, а первый и говорит:

— Все мы втроем.

Второй:

— За деньги.

И третий:

— И это правильно.

— Верно, что правильно, — сказал хозяин, — платят все трое, а без денег я и подавать бы вам не стал.

И они заплатили ему еще больше того, что он потребовал.

Увидели это гости и говорят:

— Эти люди, видно, с ума спятили.

— Да так оно и есть, — сказал хозяин, — они что-то не в своем уме.

Пробыли они некоторое время в харчевне и всё повторяли одно и то же:

«Все мы втроем, за деньги, и это правильно». Но они видели и понимали всё, что тут происходило.

Случилось, что прибыл туда один богатый купец с большими деньгами и сказал:

— Хозяин, возьмите мои деньги на сохранение, а то вот эти трое чудаковатых подмастерьев, чего доброго, еще украдут их у меня.

Хозяин так и сделал. Но, относя дорожный мешок к себе в комнату, он смекнул, что тот полон золота. Он поместил троих подмастерьев спать внизу, а купцу отвел отдельную комнату наверху. Наступила полночь, и хозяин, решив, что все уже спят, явился вместе со своей женой, был у них в руках топор для рубки дров, и они убили богатого купца. Совершили они убийство и снова спать улеглись. Когда наступило утро, поднялся в доме большой переполох: купец лежал мертвый в кровати и плавал в луже собственной крови.

Сбежались все гости, а хозяин и говорит:

— Это, должно быть, совершили те трое сумасшедших подмастерьев.

Гости с этим согласились и сказали:

— Не кто иной, как они.

Велел хозяин позвать подмастерьев и сказал им:

— Это вы убили купца?

— Все мы втроем, — сказал первый.

— За деньги, — ответил второй.

— И это правильно, — сказал третий.

— Вот слышите, — сказал хозяин, — они сами в том признаются.

Отвели подмастерьев в тюрьму и должны были их судить. Как увидели они, что дело идет не на шутку, стало им страшно; но явился к ночи черт и говорит:

— Потерпите еще денек, да смотрите — не проиграйте своего счастья; ни один волос с головы у вас не упадет.

На другое утро привели подмастерьев на суд. Спрашивает судья:

— Вы убийцы?

— Все мы втроем.

— А зачем вы купца убили?

— За деньги.

— Ах, вы злодеи! — сказал судья. — Вы и греха не боялись?

— И это правильно.

— Ну, вы и сознались, да, кроме того, вы злодеи закоренелые! — сказал судья. — Ведите их немедля казнить.

Вот вывели их на площадь, и пришлось хозяину харчевни тоже стоять среди толпы. Схватили подручные трех ремесленников и взвели на помост, где стоял палач с обнаженным мечом. И вдруг подъезжает карета, запряженная четверкой огненно-рыжих коней, — они мчались так, что сыпались с мостовой искры, — и кто-то машет вдруг из окошка кареты белым платком.

Сказал палач:

— Это пришло помилование.

И раздался голос из кареты: «Помиловать! Помиловать!» И вышел оттуда черт, будто важный какой господин, богато одетый, и говорит:

— Вы трое невиновны; теперь вы можете говорить, так вот расскажите, что видели и слышали.

И сказал старший из подмастерьев:

— Мы купца вовсе не убивали, убийца стоит вон здесь в толпе, — и он указал на хозяина харчевни. — А в знак доказательства ступайте к нему в погреб, там висит еще много других им убитых.

Послал судья туда подручных палача; они увидели, что так оно и есть, как сказал подмастерье, и доложили об этом судье. И велел судья взвести хозяина харчевни на помост и отрубить ему голову.

И сказал черт трем подмастерьям:

— Вот теперь у меня и есть та самая душа, которую мне хотелось заполучить, а вы отныне свободны, и денег вам хватит на всю вашу жизнь.

Умная Гретель

Жила-была кухарка, звали ее Гретель; носила она башмаки на красных каблуках, и как выйдет, бывало, в них из дому, повернется то в одну, то в другую сторону, обрадуется и подумает: «А я, однако, девушка красивая». Вернется домой, хлебнет на радостях глоток вина, а после того, конечно, и есть захочется, вот и начнет она пробовать самое вкусное, что готовит к обеду; все попробует, пока не наестся вдосталь, потом скажет:

— Ведь кухарка должна знать, вкусная ли пища.

Вот раз хозяин ей и говорит:

— Гретель, нынче ко мне гость придет; зажарь мне две курицы, да смотри, чтоб повкусней вышло.

— Ладно, хозяин, я уж сготовлю, — ответила Гретель.

Зарезала она кур, обварила их кипятком, ощипала, насадила на вертел и понесла их в печь жариться, а дело было уже под вечер. Начали куры поджариваться и были совсем готовы, а гость все не являлся. Вот и говорит Гретель хозяину:

— Если гость не придет, то надо кур из печи вынуть, какая будет досада, если их тотчас не съесть, ведь они-то сейчас в самом соку!

Хозяин говорит:

— Ну, раз так, то я сам побегу за гостем.

Только хозяин ушел, отставила Гретель вертел с курами в сторону, а сама подумала: «Если долго придется стоять у печки, то еще вспотеешь и пить захочется: почем знать, когда они там явятся, — сбегаю-ка я в погреб и перехвачу глоточек». Спустилась она в погреб, подставила кружку и говорит:

— Да поможет тебе господь бог, Гретель, — и хлебнула порядочный глоток. — Вино к вину тянет, — молвила она, — не хорошо отрываться, — и выпила еще порядочный глоток. Пришла она и поставила кур снова на огонь, помазала их маслом и стала весело поворачивать вертел. А жаркое пахло так вкусно, что Гретель подумала: «Мне будто чего-то недостает, надо бы кур отведать!» — потрогала она пальцем, лизнула и говорит:

— Ой, какие вкусные куры! Прямо-таки грешно не есть их теперь же!

Подбежала она к окошку поглядеть, не идет ли хозяин с гостем, видит — нет никого. Подошла она снова к курам и подумала: «Одно крылышко подгорело, будет лучше, если я его съем». Отрезала она его, съела, и как же оно ей по вкусу пришлось! Съела она и подумала: «Надо будет и другое отрезать, а не то хозяин заметит, что чего-то недостает». Съела она оба крылышка, и пошла опять поглядеть, не идет ли хозяин, но видит, что его нету. «Кто знает, — пришло ей в голову, — может, они и вовсе не придут; пожалуй, куда-нибудь зашли». Вот она и говорит:

— Эй, Гретель, будь веселей, одна уже начата, выпей-ка еще добрый глоток вина и съешь всю ее целиком, а как съешь все, то и успокоишься: чего божьему дару пропадать!

Сбегала она еще раз в погреб, хлебнула порядочный глоток и на радостях съела курицу. Не стало одной курицы, а хозяин домой все не возвращается. Посмотрела Гретель на другую курицу и говорит:

— Где одно, там и другое, — одно к одному приходится. Что правильно для одного, то и для другого справедливо; я так полагаю: ежели выпить еще разок, то от этого никакого вреда не будет.

Хлебнула она еще порядочный глоток и вслед за первой покончила и со второй курицей.

Наелась она вволю, а тут приходит хозяин и говорит:

— Ну, Гретель, живей, сейчас гость придет.

— Ладно, хозяин, я уж все приготовлю, — ответила Гретель.

Посмотрел хозяин, накрыт ли как следует стол, взял большой нож, чтобы кур разрезать, и начал его тут же точить. Приходит как раз в это время гость, стучится вежливо и тихонько в дверь. Гретель бежит посмотреть, кто там такой; увидела она гостя, приложила палец к губам и говорит ему:

— Тише! Тише! Скорей убирайтесь отсюда; если хозяин вас поймает, то плохо вам придется. Он хотел вас пригласить на ужин, но у него одно на уме: как бы вам уши отрезать. Слышите, вот он и нож для этого точит.

Услыхал гость, что нож натачивают, и давай бежать со всех ног с лестницы. А Гретель, не будь ленива, бросилась к хозяину с криком:

— Хорошего вы гостя пригласили, нечего сказать!

— Гретель, а что такое? Что ты говоришь?

— Да вот, — говорит, — выхватил он из миски обе курицы, которых я только что подавать собралась, и убежал с ними.

— Вот так-так! — сказал хозяин, и жаль ему стало хороших кур. — Хотя бы одну мне оставил на ужин.

И он крикнул вслед гостю, чтобы тот остановился, но гость сделал вид, будто ничего не слышит. Кинулся хозяин вслед за ним, как был, с ножом в руке, и закричал:

— Одну только! Одну только! — желая этим сказать, чтоб гость оставил ему хотя бы одну курицу и не брал бы обеих; а гостю показалось, что тот требует дать ему одно ухо, и как угорелый бросился домой, чтобы как-нибудь да спасти свои уши.

Умная дочь крестьянская

Жил когда-то на свете бедный крестьянин; земли у него вовсе не было, и была у него всего лишь одна небольшая избушка да единственная дочка. Вот и говорит раз дочка отцу:

— Надо бы нам выпросить у короля хотя бы какой-нибудь кусок пустоши.

Услыхал король про их бедность и подарил им клочок луга. Перепахала она его вместе с отцом, и собрались они посеять на нем рожь да еще что-нибудь. Вспахали они почти уже все поле и вдруг нашли в земле ступку, а была она из чистого золота.

— Знаешь что, — сказал отец дочке, — господин король был к нам так милостив, что подарил нам эту землю. Давай отдадим мы ему за это золотую ступку.

Но дочь на это не согласилась и говорит:

— Батюшка, если есть у нас одна только ступка, а пестика нету, то с нас ведь потребуют еще и пестик, — лучше уж вы помолчите.

Но отец ее не послушался, взял ступку и отнес ее королю и сказал, что нашел ее на лугу, и спросил, не примет ли он ее от него в дар. Взял король ступку и спрашивает:

— А не находил ли ты еще чего?

— Нет, — ответил крестьянин.

И сказал король, чтоб доставил он ему и пестик. Крестьянин сказал, что такого они, мол, не находили, но этот ответ помог ему мало, — все равно, что говорить на ветер. И посадили его в темницу, чтобы сидел он там, пока пестика не достанет. Тюремщики приносили ему каждый день хлеб да воду — то, что в тюрьме полагается; и услыхали тюремщики, как он все повторял про себя: «Ах, если б я послушался своей дочери! Ах, если б я послушался своей дочери!» Тогда пошли тюремщики к королю и доложили, что узник все кричит и повторяет: «Ах, если б я послушался своей дочери», а от пищи и питья отказывается. И приказал король тюремщикам привести узника к нему, и спросил его король, отчего это он все кричит: «Ах, если б я послушался своей дочери».

— Что же такое сказала твоя дочь?

— Да она сказала, чтоб я не относил вам ступки, а то потребуют с меня еще и пестик.

— Если у тебя такая разумная дочь, то пускай она явится ко мне.

И вот пришлось ей идти к королю, и стал он спрашивать, так ли она уж умна и вправду; и сказал, что хочет задать ей одну задачу; если она ее решит, то он женится на ней. Она тотчас сказала «хорошо» и согласилась ее решить. Тогда король и говорит:

— Приходи ко мне не одетая и не голая, не верхом и не в повозке, не путем, а всё же дорогою, — если ты сможешь это выполнить, то я на тебе женюсь.

Вот пошла она, разделась совсем догола — и стала она неодетая; и взяла большую рыбачью сеть, стала в нее и укуталась ею — вот и не была она голая; наняла она себе за деньги осла и привязала ту сеть к ослиному хвосту, чтоб тащил он ее, — вот и не ехала она ни верхом, ни в повозке; а осел должен был тащить ее по колее, и касалась она земли одним только большим пальцем ноги — и вот шла она ни путем, ни без дороги. Вот явилась она, и король сказал, что задачу она решила и все выполнила как следует. Велел он тогда выпустить ее отца из темницы, взял он ее себе в жены и отдал в ее распоряжение всю королевскую казну.

Прошло несколько лет. И выехал однажды король на парад; и случилось, что крестьяне, распродав свои дрова, остановились со своими повозками у замка; иные повозки запряжены были волами, а иные лошадьми. И было у одного крестьянина три лошади, и одна из них с маленьким жеребенком; жеребенок убежал и лег между волами, запряженными в повозку. Сойдясь, крестьяне заспорили, задрались между собой и стали шуметь; тот, у кого были волы, хотел взять себе жеребенка, утверждая, что он-де родился от его волов, а другой сказал: «Нет, он от моих лошадей родился, и должен он остаться у меня». И дошел их спор до самого короля, и он вынес приговор: где лежал жеребенок, там он и должен остаться; и вот жеребенка получил крестьянин, который приехал на волах, а ему он и вовсе не принадлежал. И пришлось другому уйти ни с чем; заплакал он с горя о пропавшем своем жеребенке. И вот узнал он о том, что госпожа королева очень милостива, потому что сама родом из бедных крестьян; и он пошел к ней, стал ее просить, не может ли она ему помочь вернуть его жеребенка.

Она сказала:

— Ладно, если ты мне пообещаешь, что меня не выдашь, то я скажу, как надо сделать. Рано поутру, когда король будет проезжать на развод караулов, стань посреди улицы, где он будет следовать, возьми большой невод и делай вид, будто ловишь рыбу, и все продолжай тянуть сеть и вытряхивать, будто она полна рыбы, — и она объяснила ему, что должен он ответить, если король станет его спрашивать.

И вот на другой день крестьянин принялся ловить неводом рыбу на суше. Король, проезжая мимо, это увидел и послал своего гонца спросить, чем этот дурак там занимается. Тот ответил:

— Я рыбу ловлю.

А гонец спрашивает, как же он может ловить рыбу, когда нет воды. Тогда крестьянин сказал:

— Да так же, как от двух волов может родиться жеребенок, так вот и я ловлю рыбу на суше.

Гонец передал его ответ королю; и приказал король привести к нему крестьянина и объявил ему, что это не сам он придумал, и пусть, мол, тотчас сознается, кто его этому научил. Но крестьянин сознаваться не хотел и все говорил: «Да боже упаси! Сам я придумал!» Разложили его тогда на соломе и стали бить и пытать, пока он, наконец, не сознался, что этому научила его королева.

Воротился король домой и говорит своей жене:

— Зачем ты мне говоришь неправду? Отныне не хочу я, чтоб была ты моею женой; прошли твои денечки, ступай туда, откуда пришла, — в крестьянскую свою избенку.

Однако на прощанье он дозволил ей взять с собой то, что всего ей дороже да милей.

И молвила она:

— Хорошо, мой милый муженек, если ты велишь, то я так и сделаю, — и она кинулась к нему в объятья, стала его целовать и сказала, что хотелось бы ей с ним как следует проститься. И она велела принести крепкого сонного зелья, чтоб выпить с ним напоследок; и выпил король весь кубок залпом, а она еле хлебнула. И вот вскоре впал он в глубокий сон; увидев это, она позвала слугу, взяла красивое белое покрывало, укутала в него короля и велела слугам вынести его и положить в карету и отвезла его тайком в свою избушку. Положила она его в свою постельку, и спал он целый день и целую ночь, а когда проснулся, огляделся и говорит:

— Ах, господи, где же это я? — и стал звать своего слугу, но никто не явился. Подошла, наконец, к постели жена и говорит ему:

— Мой милый король, вы мне велели, чтоб взяла я собой из замка самое что ни на есть для меня дорогое да любимое, но нету для меня ничего дороже и милее на свете тебя, — вот и взяла я тебя вместе с собой.

Навернулись слезы на глаза у короля, и сказал он ей:

— Дорогая жена, ты должна быть моею, а я твоим, — и взял он ее снова в свой королевский замок и велел отпраздновать свадьбу еще раз; и живут, пожалуй, они и до нынешних дней.