Жил-был воробей

Жили да были воробей с воробьихой, и жил-был царь. Построили воробей и воробьиха гнездо в царском дворце. Царь жил в покоях, а воробей с воробьихой – в своем гнезде.

Вот раз царь нарядился в новое платье – надумал в гости пойти. Только дошел до двери, а воробей возьми да и урони каплю. Белая капля упала прямо на царя и запачкала его новое платье. Разгневался он. Позвал слугу и говорит:

– Сейчас же поймай воробья с воробьихой и посади их в клетку.

Воробьиху-то слуга поймал, а воробей вспорхнул, да и был таков.

Прилетел воробей к плотнику, просит:

– Плотник, плотник! Сделай мне тележку на восьми колесах. Царь посадил в клетку мою воробьиху. Я поеду с ним воевать.

Плотник сделал маленькую тележку на восьми колесах. Воробей запряг в нее мышку и поехал воевать с царем. Едет он, едет, видит – лежит на дороге иголка.

– Братец воробей! Братец воробей! Ты куда едешь? – спрашивает иголка.

Отвечает воробей:

Я воробей, я воробей,

Видишь, мышку в тележку запряг:

Еду я с царем воевать –

Он мою воробьиху поймал.

– И я с тобой, братец воробей. – Поедем.

Забралась остроносая иголка на тележку. Воробей вожжами потряхивает, мышку погоняет. Мышка бежит, изо всех сил старается. Быстро катится тележка.

Едут они, едут, а навстречу им скорпион.

– Братец воробей! Братец воробей! Ты куда едешь?– спрашивает.

А воробей ему:

Я воробей, я воробей,

Видишь, мышку в тележку запряг:

Еду я с царем воевать –

Он мою воробьиху поймал.

– И я с тобой, братец воробей.

– Поедем.

Поднял скорпион свой хвост с ядовитым жалом и влез к воробью в тележку. Воробей мышку погоняет. Мышка бежит быстро-быстро.

Едут они, едут, смотрят – лежат веревка и палка.

– Братец воробей! Братец воробей! Ты куда собрался? – спрашивают веревка и палка.

А воробей им в ответ:

Я воробей, я воробей,

Видишь, мышку в тележку запряг:

Еду я с царем воевать –

Он мою воробьиху поймал.

– И мы с тобой, братец воробей.

– Поедем.

Вот и собралось у воробья по дороге целое войско. Ехали они, ехали и подъехали к царскому дворцу, когда стало совсем темно. Остановил воробей тележку позади дворца. Царя дома не было. Воробей с друзьями тихонько прокрались в.комнату к царю. Иголка спряталась у него в постели. Скорпион влез на столик, где стояла свеча. Веревка и палка притаились у двери. Сам воробей забрался под карниз. А мышка осталась сторожить у тележки.

Царь скоро вернулся. Умылся, сел ужинать. Ему и невдомек, какое войско забралось к нему во дворец.

Пошел царь спать. А иголка его давно дожидается. Лег он в постель – она как примется колоть его спину. Закричал царь, вскочил. Хочет свечку зажечь – посмотреть, что это колется в постели.

А у свечки сидел скорпион. Только протянул царь руку, скорпион его и ужалил.

Заголосил царь от страха:

– Батюшки! Умираю! Меня скорпион укусил! Бросился царь вон из комнаты. А у двери его поджидали веревка и палка. Веревка опутала царя, а палка принялась его колотить. Кричит царь что есть мочи:

– Помогите! Помогите! Помогите хоть кто-нибудь!

Воробей сверху смотрел, смотрел на все, что творилось, а как запросил царь помощи, слетел к нему, остановил палку и говорит:

– Царь! Я воробей. Со мной мое войско. Говори, отпустишь мою воробьиху? Или тебе еще мало попало?

Взмолился царь, стал просить у воробья прощенья. Веревка освободила царя, и он выпустил воробьиху.

Животворная мантра

Правил некогда богатой страной Конаду царь Котапати. Жена его умерла, и он женился во второй раз. От первой жены имел он сына по имени Нигарили, а от второй – сына Арани.

Нигарили много охотился и путешествовал по белу свету. Повсюду его сопровождали трое друзей: сын царского визиря – Ванаван, сын царского полководца – Валаван и сын знатного купца – Сембиян.

Нигарили, будучи старшим сыном царя, должен был ему наследовать, а новая царица хотела, чтобы царство досталось ее сыну, и потому не упускала случая напомнить царю, что Нигарили – гуляка и непоседа. Царь уже давно во всем слушался жену, но тут не хотел уступать. Однако Нигарили сам как-то обратился к нему с такими словами:

– Отец! Мне по душе дальние странствия, и спутники у меня хорошие есть. Дай нам денег на расходы и дом, где мы будем останавливаться по возвращении, а больше мне ничего не надо.

Видя, что желание сына совпадает с желанием жены, царь согласился и объявил своим наследником Арани. На празднике Нигарили поздравил брата, а затем, попрощавшись с отцом и родными, отправился в путь вместе со своими друзьями.

В гавани Тонди они взошли на корабль. Так начались их странствия. Много перевидели они разных земель, островов, лесов и гор, пока наконец в стране Канниппотта им не довелось пережить невероятное приключение, совершенно изменившее всю их жизнь.

В стране Канниппотта росли густые, трудно проходимые леса. Путники сошли с коней и, прорубая себе дорогу сквозь заросли, медленно продвигались вперед. К вечеру лес вдруг поредел, и они- увидели поляну, посредине которой стоял полуразрушенный храм богини Кали. Стены и башни этого когда-то великолепного храма теперь были столь ветхи, что, казалось, вот- вот упадут.

Друзья привязали коней к деревьям, накормили их, поели сами и взобрались на высокую площадку, рядом с главной храмовой башней, где решили заночевать. Все четверо очень устали и хотели спать, но ложиться на открытой площадке без охраны было опасно, да и кони могли стать добычей какого-нибудь лесного зверя, поэтому путники условились, что каждый из них по очереди будет бодрствовать и нести охрану в течение одной ночной стражи.

Крыша храма была сильно разрушена, и с площадки было хорошо видно, что находится внутри: перед статуей богини Кали неподвижно сидел какой-то отшельник-аскет, погруженный в раздумье и полностью отрешенный от мира. Тело его, казалось, состояло из одних только костей, вокруг которых вились, словно змеи, кровеносные сосуды. Весь вид его говорил о том, что в своем подвижничестве он уже перешел все границы доступного простому человеку.

В первую стражу охрану нес Сембиян – купеческий сын. Чтобы ему не заснуть, Сембиян стал считать про себя сначала до ста, потом до тысячи. Но это не помогло – глаза его сами собой закрывались. Тогда он начал рассматривать внутренность храма, и взор его упал на отшельника. Внимательно разглядывая его, Сембиян заметил, что перед старцем лежит какой-то предмет, похожий на раздвоенную палочку. Долго он думал и гадал, что же это такое, пока наконец не понял, что это кость, только вот кому она принадлежала – человеку или животному, – решить не мог. "Почему перед отшельником лежит кость? Зачем она ему? Может, это остатки трапезы?"– такие размышления занимали Сембияна в течение долгого времени и отгоняли от него сон, пока звезда, которую наметили путники, не обошла около четверти небосвода, обозначая конец первой стражи.

И тут картина, которую созерцал Сембиян, вдруг ожила. Отшельник открыл глаза, поднял руку, сделал ею какой-то жест и что-то пробормотал. Внезапно кость, лежавшая перед ним, застучала, задвигалась, словно живая. Как бы в ответ, в лесу возник глухой шум, который стал постепенно усиливаться.

Сембиян оглянулся: с разных сторон из леса к храму торопливо неслись кости. Некоторые из них проникали внутрь через двери, другие карабкались на стены, третьи перепрыгивали через них, а иные проползали сквозь многочисленные щели. Все они подскочили к первой кости и улеглись кучей у ног отшельника.

Сембиян весь превратился в зрение и слух. Охваченный желанием узнать, что же будет дальше, он застыл в неподвижности, затаив дыхание и широко раскрыв глаза.

Но ничего особенного не случилось, отшельник вернулся в прежнее свое состояние. Стража меж тем кончилась, и, согласно уговору, Сембиян разбудил Валавана, сына царского полководца, а сам заснул.

С Валаваном произошло все почти то же самое, что и с его другом. Большую часть стражи он придумывал, как скоротать время, а под конец его внимание привлекла фигура отшельника и возвышавшаяся перед ним груда костей: «Чьи это кости? Какого животного? Антилопы? Верблюда? Коровы? Буйвола? Кабана или медведя?» – размышлял он. И пока он об этом думал, стража подошла к концу, и картина, которую он наблюдал, внезапно ожила.

Отшельник открыл глаза. Затем поднял руку, сделал какой-то жест и что-то прошептал. Кости вдруг ожили, засуетились, словно солдаты, услышавшие команду строиться, затем со стуком стали громоздиться одна на другую в сложились как-то по особому.

Валаван не верил своим глазам. Кости, беспорядочно лежавшие в куче, образовали скелет тигра. Да, несомненно, именно скелет тигра! Валаван стал ждать, что же будет дальше, но ничего не произошло, отшельник вновь застыл, а скелет тигра остался стоять на месте.

Когда время дозора Валавана истекло, он хотел было посмотреть, не случится ли еще чего-нибудь необыкновенного, но, решив, что уговор нужно исполнять, разбудил сына везира – Ванавана, а сам улегся спать.

Стража Ванавана протекала почти таким же образом. Только отшельник и скелет тигра сразу же привлекли его внимание, и он призадумался: «Видели ли это мои друзья или нет? Во всяком случае, я хорошо помню, что тигра раньше здесь не было. В этом, несомненно, скрыта какая-то тайна. Дай-ка присмотрюсь получше!»

Когда срок его бодрствования уже подходил к концу, Ванавану показалось, что перед ним как бы открылся занавес. Его ожидания начинали сбываться: отшельник открыл глаза, поднял руку, сделал ею какой-то знак и начал что-то нашептывать. Вокруг статуи богини Кали замелькали, словно молнии, огоньки. Удивительным образом скелет тигра вдруг стал обрастать плотью: появились мускулы, сухожилия, кровеносные сосуды, кожа и полосатая шкура, уши, глаза. Это был настоящий тигр! Ванаван так и замер, не зная, чего ждать дальше. Но на этом все кончилось-отшельник вернулся в свое прежнее состояние а тело тигра осталось лежать перед ним, недвижное, бездыханное. Ванавану страшно хотелось рассказать обо всем виденном друзьям, но он был сыном везира и любил порядок, поэтому он подавил свое желание, разбудил царевича Нигарили, а сам улегся спать.

Нигарили к тому времени хорошо выспался, голова у него была ясная, глаза не слипались, но то, что предстало его глазам, могло привидеться разве только во сне: застывший в неподвижности отшельник в храме и перед ним безжизненное тело тигра!

"Тигра помнится, раньше здесь не было. Откуда он взялся? Не могло же это бездыханное тело упасть с неба. Откуда оно появилось? Какая связь между ним и отшельником? Может, он ездит на тигре? Но ведь тигр-то, кажется, мертвый! Будь тигр этот живой, разве не разорвал бы он отшельника в клочья?"-тысячи вопросов теснились в голове Нигарили. Между тем стало рассветать. По телу отшельника пробежал трепет, глаза медленно открылись, правая рука простерлась вверх, левую он согнул. С губ слетели какие-то слова, и тигр вдруг словно проснулся, завилял хвостом, шерсть на загривке стала дыбом. Потом он потянулся, выгибая спину, и зарычал так, что лес задрожал. В следующее мгновение он перемахнул через стену и оказался за пределами храма.

Царевич от страха похолодел, у него затряслись руки и ноги, однако он пересилил себя и решил посмотреть, что будет дальше. Но ничего не случилось. Отшельник опять закрыл глаза и замер, словно все происходившее его не касалось. Издали послышалось рычание тигра, потом оно затихло, смешавшись со звуками наступающего утра.

Поднялось солнце. Нигарили и его товарищи были уже на ногах. Они спустились с площадки на поляну и пошли к лесу. Когда они расположились в густой тени деревьев, царевич стал расспрашивать друзей о событиях минувшей ночи. Сначала он выслушал рассказ Сембияна, затем, по очереди, Валавана и Ванавана. Потом сам рассказал о том, что видел.

Необычные ночные происшествия, рассказанные одно за другим, сложились воедино, образуя как бы действо из четырех картин, содержание которого стало теперь целиком понятно друзьям.

Кость, увиденная во время первой стражи, была костью какого-то тигра. В конце стражи, силою мантры, которую прошептал отшельник, все кости того же тигра, находившиеся в лесу, примчались в храм. Во время второй стражи они силою другой мантры соединились в скелет. Потом с помощью третьей мантры скелет облекся мускулами, жилами, кожей, шкурой, и наконец, в конце четвертой стражи, отшельник, произнеся мантру жизни, оживил тело тигра, и тот убежал в лес. Друзьям захотелось узнать, что предшествовало этому действу и что произойдет дальше, поэтому следующую ночь они решили провести так же, как и предыдущую. На этот раз каждый старался крепко запомнить виденное и слышанное и, ложась спать, все восстанавливал в памяти, словно заучивал урок. Утром же все снова собрались вместе и стали рассказывать.

Первая кость появилась в храме с помощью мантры еще в конце дня, но что это была за мантра, друзьям разобрать не удалось. Впрочем, для последующего хода событий это значения не имело, и возникший в храме в конце последней стражи тигр, как и накануне, бросился в лес и скрылся. Сделал ли он это по собственной воле, или подчиняясь велению отшельника, друзья тоже не поняли. Во всяком случае, четыре мантры, в том числе мантра жизни, были ими услышаны, и они решили сами проверить их силу. Как раз невдалеке от них валялась какая-то кость. Сембиян положил ее перед собой так, как она лежала перед отшельником, и произнес заученную им мантру. Тотчас из лесу со всех стороя примчались чьи-то кости.

Затем за дело взялся Валаван, и кости соединились в скелет животного, но какого именно, друзья не могли понять, – ясно было только, что это не тигр. Тут Сембиян сказал друзьям, что им следует поостеречься и пока что не читать следующую мантру, – ведь они не знают, чей это скелет. Ему возразил Ванаван, говоря, что иначе они этого так и не узнают: «Животное ведь будет бездыханно, а мы тогда и решим, что делать дальше».

Ванаван согласился, произнес мантру, и перед ним возник свирепый лесной кабан. Тело его было покрыто наростами – шипами, острыми и твердыми, как наконечник стрелы; клыки у кабана величиной, твердостью и блеском напоминали слоновьи бивни, а туловище было громадное и черное, как дождевая туча. Вид страшилища заставил друзей содрогнуться. Одного его движения было достаточно, чтобы его шипы поразили их, как десятки стрел, летящих со всех сторон. А то оружие, что имелось у них, не смогло бы пробить крепкую, словно броня, шкуру животного.

Путешественники – все, кроме царевича, – испугались и решили не испытывать четвертую мантру, но Нигарили им сказал:

– Друзья! Это же кабан, а не медведь. От него легко спастись. Забирайтесь-ка на дерево, а я прочту мантру и тотчас присоединюсь к вам.

Дождавшись, когда товарищи окажутся в безопасности, Нигарили произнес мантру жизни, но не успел он закрыть рот, как кабан зарычал и ощетинился всеми своими шипами. Царевич очутился на волосок от гибели. Ища спасения, он стремглав бросился к дереву и начал карабкаться вверх по стволу, но кабан все же задел его, и капли крови из раны царевича упали на землю. Кабан в слепой ярости кинулся к коням и сильно поранил их. Когда же он с громким ревом пустился бежать в лес, друзья осторожно спустились вниз.

Теперь они точно знали силу всех четырех мантр: сих помощью из одной кости можно было создать живое существо, хотя подчинить себе его им было не под силу. Вооруженные знанием драгоценных мантр, они пустились в путь-дорогу. Идти пришлось им пешком. Шли они долго и наконец добрались до морского берега. Там они пробыли несколько дней, пока не увидели на горизонте корабль. Сняв одежду, они стали размахивать ею, чтобы привлечь внимание мореходов. Корабль приблизился, и к берегу направилась лодка, которая подобрала путников и доставила их на борт.

Много дней носило их по волнам безбрежного океана, прежде чем они вновь увидели землю. На корабле к тому времени подошли к концу запасы пищи и питьевой воды, поэтому команда решила высадить четырех путников на берег. Они покинули корабль и направились в глубь страны, с волнением и тревогой ожидая встречи с неизведанным.

Вскоре их взорам предстал какой-то большой город. К удивлению путников, он был совершенно пуст – ни людей, ни животных, ни даже растений не было видно на улицах. Лавки были закрыты. Колесницы без лошадей и возниц стояли у домов. На площадках для представлений лежали музыкальные инструменты, на которых некому было играть. Город казался обиталищем бога смерти – Ямы.

Путникам стало не по себе. Однако желание увидеть хоть одну живую душу пересилило страх, и они стали медленно продвигаться вперед. Вскоре показался дворец, тоже безлюдный. Путники с опаской вошли в него и начали одну за другой обходить залы. Шесть зал оказались пустыми, а в седьмой они, к своему удивлению, увидели четырех девушек-царевен. Те радушно приветствовали гостей, угостили их вкусной едой, напоили свежей ароматной водой и затем отвели – каждая ей приглянувшегося – в свои покои. Четверо друзей погрузились в жизнь, полную неги и наслаждений. Начисто позабыв обо всех своих горестях, они проводили время в нескончаемых удовольствиях, и все, чего бы они ни пожелали, немедленно исполнялось. Единственное, что им было строго-на-строго запрещено, это расспрашивать царевен о том, кто они такие и что же случилось в этом городе. Сначала их одолевало страшное любопытство, но вскоре они и думать об этом позабыли.

Имя царевны, с которой проводил время царевич Нигарили, было Конгуламалар. Других девушек звали Вамбаркужали, Вандаркужали и Мандаркужали.

Однажды царевич решил спросить свою возлюбленную об их именах.

– Конгу! – обратился он к ней. – Только ты носишь какое-то особое имя, а имена твоих подруг кажутся мне похожими, словно оттиски одной печати. В чем причина этого?

Лицо царевны омрачилось. Видя, что он допустил оплошность, Нигарили заговорил о другом. Но царевна, притянув его к себе, прошептала ему на ухо:

– Любимый, я выбрала тебя по сердечному влечению. Ты должен в ответ так же сильно полюбить меня и сделать своей избранницей. Тогда я смогу рассказать тебе все. А мне и вправду очень хочется это сделать.

Нигарили к тому времени всем сердцем привязался к Конгуламалар. Он пообещал, что женится на ней. Тогда она сказала:

– Мой любимый, ты прав. Мое имя было дано мне родителями. А у тех трех имен нет. Они ведьмы, ракшаси, и поделили между собой какое-то первое попавшееся имя. Мой отец был в этом городе царем, а мать – царицей. Это был богатый, процветающий город, пока сюда не пришли эти ракшаси. Они пожрали моих родителей, родственников и друзей. За несколько дней они уничтожили всех людей и животных. Твоим друзьям ничего об этом неизвестно, ты тоже пока им ничего не говори. Ведь если ракшаси что-нибудь заподозрят, не только им – нам обоим несдобровать. Спастись от этих тварей не так-то просто, ведь они могут принимать любое обличье, их шеи могут вытягиваться чуть ли не на пол-йоджаны, а руки – на целую йоджану. А двигаться они могут со скоростью ветра.

Каждую ночь эти ракшаси отправляются куда-нибудь далеко от этих мест на поиски пищи, а днем спят. Ты посоветуй своим друзьям как-нибудь ночью притвориться спящими и посмотреть на своих подруг. Они сразу все поймут. А ты проверь и меня заодно, и когда вы увидите, что я говорю чистую правду, не медля ни минуты придумайте, как бежать отсюда вместе со мной.

Удивился Нигарили, услышав этот рассказ, но поступил, как советовала царевна. Друзья его стали по ночам подглядывать за своими возлюбленными и увидели, что те действительно ракшаси, а сам Нигарили убедился в том, что Конгуламалар – настоящая царевна.

Однажды случилось так, что ракшаси проспали весь день. Четверо друзей и царевна получили возможность сообща обсудить план спасения. Они решили, что будут ежедневно выходить на берег моря и смотреть, не покажется ли какой-нибудь корабль.

И вот наступил день, когда мечты их сбылись: они увидели на горизонте мачту. Привязав к палкам свою одежду, они стали размахивать ею. Их заметили на корабле и спустили лодку, которая подплыла к берегу и подобрала их.

Был уже вечер. Опасаясь, что ракшаси проснутся и бросятся в погоню, друзья умоляли моряков грести быстрей, обещая им щедрое вознаграждение. Те налегли на весла, и лодка понеслась по волнам как стрела.

Опасения друзей были не напрасны. Ракшаси и в самом деле проснулись и стали искать своих возлюбленных. Не найдя их поблизости, они отправились в комнату царевича, но там не было ни его самого, ни его подруги. Тогда ракшаси, сразу догадавшись, в чем дело, прибежали на берег моря и увидели, как царевич, его друзья и царевна спасаются бегством. Войдя в воду по пояс, они вытянули шеи, чтобы лучше их видеть, а затем, вытянув руки, попытались их схватить, но ничего у них не вышло. Гребцы сделали вид, будто поворачивают назад. Ракшаси поверили этому, но когда обман обнаружился, они так рассвирепели, что, вернувшись на берег, стали кидать в беглецов громадные камни. К счастью, саму лодку они не задели, только один матрос был ранен.

В первой же бухте, где корабль стал на якорь, четверо друзей и царевна сошли на берег. Местность была пустынная, кругом не было заметно никаких следов человеческого жилья. Друзья долго шли и наконец увидели вдалеке город. С радостью и надеждой направились они к нему, но не привыкшая к ходьбе царевна валилась с ног от усталости. От голода и жажды во рту у нее пересохло, в глазах потемнело, она не могла вымолвить ни слова и только знаками показывала, что хочет пить. Царевич бережно уложил ее на землю и стал обмахивать пальмовым листом, а Сембияна послал в город, чтобы тот раздобыл воды и пищи.

В городе Сембиян решил прежде всего найти какую-нибудь харчевню, утолить свой голод и хорошенько отдохнуть. О возвращении он и не помышлял – Сембиян относился к царевне с неприязнью. «Она, должно быть, такая же ракшаси, как ее подруги, только похитрее, – думал он. – Видно, она решила сама полакомиться царевичем и нами. Да разве моим друзьям это растолкуешь? Хоть я спасусь – и то слава богу! А им уж все равно живыми не быть, ничего не поделаешь. Сейчас подкреплюсь немного, отдохну – и надо бежать отсюда куда-нибудь подальше».

Долго ждал Сембияна царевич и, не дождавшись, послал на поиски Валавана. Валаван тоже сначала отправился в харчевню и встретил там Сембияна. Тот поделился с ним своими подозрениями и убедил Валавана не возвращаться.

Опять царевич долго ждал и наконец послал в город Ванаваиа. Но и тот не вернулся. Тогда он сам пошел в город и нашел своих друзей в харчевне. Они стали убеждать царевича не возвращаться назад. Их страх передался ему, и его уверенность в царевне поколебалась. В конце концов друзья бросили царевну на произвол судьбы и пустились в путь, как прежде, вчетвером.

Вновь они долго скитались по разным странам и наконец вернулись на родину. За время, прошедшее со дня их отъезда, Котапати умер, а царицу и сына ее Арани народ прогнал за многие несправедливости и жестокости и теперь ждал возвращения законного правителя – Нигарили. Поэтому, как только тот вернулся, первый министр приветствовал его как царя и надел ему на голову царский венец. Взяв себе в помощники друзей, Нигарили стал править страной.

А царевну, брошенную в лесу, спас один охотник. Он ее накормил и напоил, помог добраться до города. Там она стала искать царевича и его спутников, но узнала только, что они покинули эти края. Охваченная горем Конгуламалар долго размышляла над их поступком и с грустью поняла, что они не доверяли ей. Особенно тяжка для нее была мысль, что царевич тоже усомнился в ней. В конце концов она решила, что не следует судить их слишком сурово, а лучше постараться доказать им, что они ошиблись.

Царевна знала от царевича о его родине, семье и доме, поэтому она смело отправилась в путь в страну Конаду. Переплыв море, она достигла тамильской земли, затем долго двигалась по суше то пешком, то в повозке, и наконец оказалась в родном городе Нигарили.

Ей не хотелось показываться на глаза покинувшему ее возлюбленному. Друзей же, подговоривших царевича бросить ее, она решила как следует проучить. Для этого она задумала использовать все свое богатство: драгоценные камни, украшения, а еще – знание многих искусств, приобретенное ею в родительском доме, в том числе искусства игры в кости.

Продав часть украшений, она купила прекрасный дворец, заказала наборы костей из золота и серебра и стала устраивать у себя состязания. Взяв себе прозвище Мастерица игры в кости, она рассылала приглашения известным игрокам, знатным людям и богатым горожанам. Каждый игрок должен был поставить на кон крупную сумму золота, которую терял в случае проигрыша. Тех из проигравших, кто не мог больше платить, должны были заключать под стражу – таково было условие игры. Разрешения на него Конгуламалар добилась в самом царском дворце, и на выданной ей бумаге стояла подпись царя Нигарили, не подозревавшего даже, в чьи руки попала эта бумага.

К Конгуламалар приходили играть многие завзятые игроки и проигрывали. Проигрывали деньги, дома, земли.

Известность ее росла и росла, и однажды ее посетили Сембиян, Валаван и Ванаван, которые считали себя искусными игроками. Конгуламалар обыграла их один раз, второй. Они вошли в азарт, играли еще и еще. Деньги их постепенно таяли, и когда они не смогли внести условленной суммы, их взяли под стражу и отправили в находящуюся в том же дворце темницу.

Узнав об этом, Нигарили отправился выручать своих товарищей. Первый министр пытался ему помешать, но Нигарили не слушал его.

– Спасти друзей – мой долг, – сказал он. – Кроме того, я не сомневаюсь в том, что выиграю. – И царь Нигарили отправился к Конгуламалар.

Царевна сначала позволила царю выиграть несколько игр, но потом он стал проигрывать раз за разом. Он проиграл все свое богатство, затем, уже не владея собой, поставил на кон свое царское достоинство и снова проиграл. Наступил момент, когда его должны были отправить в тюрьму. Однако стражники, увидев царя, заколебались, и Конгуламалар, улыбнувшись, сказала так:

– О воины! Конечно, царю не пристало находиться здесь под охраной. Да, впрочем, он уже давно находится в темнице, которая лишила его воли и разума, хотя и позволила получить царство и даже вновь обрести друзей.

Стражники, ничего не понимая, заморгали глазами. И царь ничего не понял, но Конгуламалар сказала:

– О царь! Ты тверд в исполнении закона, ты не нарушаешь обетов и обещаний и подаешь этим пример всем жителям своей страны. Но, отправляясь в дальние края, не оставляешь ли ты эти благие качества дома?

И тут царь вспомнил о Конгуламалар, о том, что он бросил ее без пищи и воды, – и чувство сострадания и горя охватило его.

– О красавица! - сказал он. – То, что ты говоришь, истинная правда. Была одна девушка, доверившаяся мне, а я нарушил данное ей слово. Правда, это не было умышленной жестокостью с моей стороны: она ведь жила вместе с ракшаси, и я заподозрил, что и она из их числа. Но это дела не меняет: вина есть вина. И я клянусь, что найду эту девушку!

Конгуламалар опять улыбнулась. Она поняла, что царь не признал вины за своими товарищами и, решив, что в нем говорит гордость, захотела, прежде чем назвать себя, открыть ему глаза.

– О царь! – сказала она. – Нет сомнения, что ты очень горд. Но даже столь гордый человек, как ты, не в состоянии так жестоко поступить с беззащитной женщиной, да еще с той, которая верит его любви и его слову! Тебя должны были склонить на это те, кто, обладая правами друзей, увидел в твоей любви помеху вашей дружбе. Значит, надо прежде осудить их поступок, а уж потом самому просить прощения.

Нигарили на некоторое время задумался.

– Нет, - сказал он, - я ведь царь. Проступки моих подчиненных – это мои проступки. И я должен понести за них наказание.

– Если так, я освобождаю тебя, царь! А свобода твоих друзей, как и всех твоих подданных, в твоих руках. Кроме того...

– Что такое, о красавица, говори! О чем бы ты ни попросила, благородная, я исполню это немедленно!

– Ну что ж, хорошо, если так... Знай же: я – Конгуламалар!

Царь Нигарили, охваченный радостью, заключил девушку в объятия и сказал:

– Моя вина очень велика. Она велика даже для низкорожденного, не то что для царя. Прости меня, Конгу. Прости меня, потому что ты теперь – царица и обладаешь правом прощать и даровать свободу. Освободи сама моих друзей и всех остальных узников!

Стражники выпустили из темницы всех, кто там находился. Друзья Нигарили признали за собой вину и раскаялись в своем поступке. А Нигарили и Конгуламалар стали жить вместе. Мир и благополучие царили в их доме. Казалось, все шло хорошо, но царь нередко замечал, что жена его печалится. Он стал допытываться, в чем дело, и однажды она ему сказала, залившись слезами:

– Благодаря встрече с тобой я спасла свою жизнь. Я вновь очутилась в царском дворце, но мне не забыть своих родителей, родственников, друзей, от которых, по-видимому, ничего не осталось, кроме груды костей.

Царь позвал своих друзей, и, посовещавшись, они вместе с царицей отправились в путешествие на родину Конгуламалар. Переплыв море, они очутились в стране Канниппотта и вскоре добрались до столицы. Но войти в нее побоялись: из укрытия им хорошо были видны разгуливавшие там ракшаси. «Мантрой жизни мы сможем всех оживить,– думал Нигарили,– но ведь спастись от ракшаси все равно никому не удастся. Что же делать?»

И тут он вспомнил об отшельнике, которому принадлежала мантра: «Этот мудрый старец обладает силой даровать жизнь. Так неужели он бессилен взять ее? Ясно, что он может по-всякому распоряжаться душами живых существ, и ему, несомненно, ведомо сострадание к ним. Надо идти к нему и рассказать все, без утайки. Он, конечно, нам поможет». Друзья отправились к храму богини Кали и стали ждать, когда отшельник обратит на них свое внимание.

В полдень отшельник открыл глаза.

– Подойди сюда, царь, – промолвил он приветливо. – С чем пришел?

– Тебе ли не знать, о великий и мудрый! Но раз ты спрашиваешь, расскажу все по порядку,– начал царь и поведал всю свою историю. В конце рассказа он указал на Конгуламалар: – Вот эта красавица – единственная оставшаяся в живых из всего населения этой славной в прошлом страны. Теперь она – царица в моем государстве, и мы прибыли оттуда, проделав трудный многодневный путь, переплыв море, чтобы возродить страну, которой правили ее родители.

Отшельник глубоко вздохнул, затем прошептал, но так, чтобы все слышали, мантру. Откуда-то появилась маленькая косточка. Затем он произнес еще четыре мантры, и перед ним очутилась живая антилопа, пугливо и смущенно взиравшая на окружавших ее людей.

– Друзья,– сказал отшельник,– это была мантра жизни, которую вы знаете. Теперь слушайте внимательно. Вот – мантра смерти, которая поможет вам в вашем деле.

Он зачерпнул рукой немного воды и, прочитав мантру, окропил антилопу. Та мгновенно рассыпалась в прах. Отшельник больше не сказал ни слова и тотчас же погрузился в глубокое раздумье. Друзья поклонились ему и ушли.

Дождавшись вечера, они пришли в город. Ракшаси в это время прогуливались перед дворцом. Вдруг ветер донес до них человеческий дух. Они бросились в ту сторону и увидели царевну, Нигарили и его друзей. Охваченные злобой, они вытянули свои шеи и руки, намереваясь схватить их. Но Нигарили брызнул на них водой, произнес мантру смерти, и ракшаси обратились в три груды синеватого пепла.

После этого Сембиян отправился на поиски костей. К каждой кости после прочитанной им мантры стекались другие. Валаван составлял из них скелеты, Ванаван облекал их плотью. Последним произносил свою мантру Нигарили и оживлял тела. Воздух наполнился ржанием лошадей, лаем собак, радостными возгласами людей. Среди воскрешенных были и родители Конгуламалар, ее родственники, подруги и служанки. Все они бросились обнимать царевну, а потом выслушали ее рассказ о царе страны Конаду, его друзьях и их приключениях.

Много дней продолжался веселый пир, а потом царь страны Канниппотта снарядил сто кораблей, нагрузил их богатствами и проводил домой свою дочь и зятя. Отныне находящаяся на тамильской земле страна Конаду и далекая заморская страна Канниппотта жили в богатстве и процветании.

Добрый Шиви

В давние времена правил в Индии царь по имени Шиви. Его подданные жили счастливо и не уставали прославлять доброту и щедрость своего справедливого правителя. Никто никогда не уходил от него с пустыми руками. Поистине это был самый великодушный и щедрый правитель. Он посвятил всю свою жизнь защите слабых и облегчению участи страждущих.

Слава о добром царе Шиви дошла до богов. Испугался бог Индра, как бы царь Шиви силою своих благих дел не отобрал у него престол. И тогда задумал он испытать царя. Призвал он к себе бога смерти Яму и говорит ему:

– Давай-ка посмотрим, настоящие ли доброта и великодушие у царя Шиви или он только прикидывается добрым, чтобы привлечь людей на свою сторону.

Яма сразу догадался, что царь богов Индра боится за свой престол, но, чтобы не прогневить его, он ничего не сказал.

И вот оба бога обернулись птицами: Индра – соколом, а Яма – красивым белым голубем. Летели они, летели и прилетели в царство смертных. Трепещущего от страха голубя преследовал кровожадный сокол. В это время царь Шиви сидел у себя во дворце и творил правый суд. Вдруг, хлопая крыльями, слетает к нему на колени голубь и молит:

– О великий царь! Защити меня, спаси от губителя сокола!

Царю Шиви стало жалко дрожащего от страха голубя, он укрыл его у себя на груди и сказал:

– Не бойся, голубь, у меня на груди ты в безопасности.

Не успел он произнести эти слова, как в окно влетел сокол.

– Великий царь, рассуди по справедливости! – воззвал он к Шиви. – Всякая тварь на свете тем и живет, что убивает и поедает другую. Этот голубь – моя добыча. Ты лишаешь меня моего пропитания и совершаешь несправедливость.

– О царь! – взмолился голубь. – Ты обещал защитить меня. Я прошу твоего заступничества. Ты кшатрий и должен сдержать свое слово.

Сокол высоко поднял свой острый клюв и сказал:

– О царь! Ты восседаешь на троне правосудия. Разве пристало тебе попирать мое право? Я голоден.

Царь, поглаживая у себя на груди испуганную птицу, ответил:

– Нет, сокол, я не выдам тебе голубя. Мой долг защитить его. Если ты голоден, то здесь у меня нет недостатка в пище. Я прикажу своим слугам досыта накормить тебя мясом. Ешь сколько твоей душе угодно.

– О царь! Я ем только ту дичь, которую сам убиваю. Если уж ты решил спасти этого голубя, вырежь из своего тела кусок мяса, равный по весу весу голубя, и дай мне. Его я съем. Но сначала хорошенько подумай – ты молод и можешь наслаждаться жизнью. Разумно ли жертвовать своим прекрасным телом ради какого-то голубя?

– Я согласен. Ради защиты тех, кто ищет у меня убежища, я готов пожертвовать самой жизнью. Богатство и молодость не вечны. Только честь и справедливость не покидают человека до конца его дней.

Видя, что царь тверд в своем решении и на него надвигается беда, придворные и министры взмолились:

– О великий государь! Какой-то демон хочет твоей гибели, вот он и прикинулся соколом. Не поддавайся на обман, не внимай его требованиям.

Но царь Шиви был непоколебим. По его приказанию в зал внесли большие весы. На одну чашу царь поставил голубя, а на другую положил кусок мяса, который сам вырезал из своего бедра. Но чаша с голубем была тяжелее, и сокол сказал со злорадством:

– О царь! Ты, видно, думал, что голубь весит мало и ты отделаешься кусочком своего бедра. Еще не поздно – не упрямься, отдай мне голубя. Напрасно ты кромсаешь свое тело – твое упрямство погубит тебя.

Не дрогнув, царь сказал:

– Сокол, мое обещание дороже мне самой жизни. Смотри, я выполняю твое требование.

И Шиви вырезал еще кусок мяса из своего бедра. Так он отрезал кусок за куском и клал на чашу весов. Но голубь по-прежнему перевешивал. Царь совсем ослабел от потери крови. Ему уже не хватало сил самому резать свое тело. Но никто из министров и придворных не решался на такое страшное дело. И вот, собрав последние силы, Шиви сам взобрался на чашу весов.

При виде такого самопожертвования со всех сторон раздались возгласы восхищения. Тогда Индра и Яма приняли свой истинный вид, и Индра сказал царю:

– О справедливый царь! Ты выдержал испытание! Твое самопожертвование достойно прославления в веках.

С этими словами владыка богов Индра сделал царя Шиви вновь невредимым, здоровым и красивым.

Стыдно стало Индре, что он усомнился в искренности Шиви, и на прощание он сказал:

– О царь! Прости меня за то, что я причинил тебе такие страдания.

Почтительно сложив руки, царь Шиви ответил:

– Напротив! Для меня было счастьем, что ты счел меня достойным испытания. Я кшатрий, я умею не только убивать на войне, но и умирать.

– Истину ты говоришь, о царь, – сказал Яма. – Слава земле, которая носит такого царя!

Добрый Дхир Синх

Жил-был царь. Звали его Сукхпал, что значит «хранитель счастья». Очень любил Сукхпал строительством заниматься, и возвел он в своем царстве много красивых домов и храмов. «Выстрою-ка я для себя дворец-чудо, чтобы не было ему равного на всем белом свете», – решил Сукхпал. И созвал он из многих царств, из разных стран заморских зодчих знаменитых да мастеров искусных, осыпал дарами, оказал им почести, дал им все, чего только они требовали, и вот вскоре выстроили они дворец – всем дворцам дворец, красоты невиданной. Его купола словно белые облака парили над землею. Его высокие башни и минареты устремлялись ввысь, словно хотели взлететь и слиться с голубым небом.

Перед дворцом царь повелел разбить большой сад. Посреди сада соорудил мраморный фонтан, и высоко-высоко забила в нем вода.

И вот однажды прогуливается царь по своему саду и видит фырк-фырк – какая-то птичка-невеличка то и дело порхает от фонтана к гнезду, скрытому в густой листве развесистой смоковницы. Птичка пролетала над фонтаном и роняла в воду то соломинку, то сухой листик или сена клочок. Царь возмутился, позвал садовника и приказал ему сбить гнезяп с дерева. А в том гнезде сидели птенчики. Бедная пташка заметалась над головой царя, защебетала, забила крылышками, умоляя царя пощадить ее птенчиков. Но царь и внимания не обратил на трепы-ханье птицы. Он повелел не только гнездо разорить, но и срезать большую ветвь, нависшую над фонтаном и бросавшую черную тень на искрящуюся воду.

Утром проснулся царь – ничего не видят его глаза: все черным-черно вокруг.

Веселые лучи восходящего солнца теперь не приветствовали пробуждение царя, а утренний нежный ветерок уж больше не овевал его своей прохладой. Во дворце стояла непроглядная тьма, словно глубокой ночью. Перепугался царь, не мог понять, что такое случилось. Тут входит к нему главный садовник и говорит:

– О досточтимый повелитель, ночью произошло чудо! Деревья вокруг задвигались, плотным кольцом окружили дворец, двери и окна густою листвою закрыли, да так, что ни свет, ни воздух впутрь пробиться не могут. Садовые колодцы, всегда водой переполненные, вдруг высохли.

Вспомнил тут царь о вчерашнем дне и горько стал раскаиваться в том, что сделал. Приказал оп вырубить все деревья, да пни выкорчевать, но как дровосеки ни старались – все напрасно. Деревья рубят, топор отскакивает, ветви отрубают, а они снова вырастают! Узнал царь, что дровосекам с деревьями не справиться, и стало ему еще горше. Приказал он вырыть новые колодцы, но как землекопы ни старались, как глубоко землю ни рыли, до воды так и не докопались. Ни капли воды в колодцах не показалось, будто вся земля пересохла!

Когда все усилия оказались напрасными и у царя пропала последняя надежда избавиться от беды, повелел он бить в дворцовый барабан что есть сил и объявить по всему царству указ, который гласил:

– Слушайте, люди, слушай, мой народ! Кто на помощь придет мне, кто воду высохшим колодцам вернет, кто срубит под корень деревья губительные, дабы воздух и свет во дворец проникли, того повелю сделать моим прямым наследником. А дочь мою, царевну Сумукхи Прекрасноликую, отдам тому человеку в жены и свадьбу справлю со всей царской пышностью.

И вот из разных царств-государств, из многих стран далеких и близких потянулась во дворец вереница всякого люду, кто половчей, посмышленей да посноровистее: молодцы да удальцы, храбрецы да смельчаки, да умельцы – мастера на все руки. Решили они попытать счастья, но потерпели неудачу и вернулись ни с чем.

В соседнем царстве жила-была одна старуха. Были у нее три сына. Старшего звали Отважный Лев – Хим-мат Синх, средний звался Прекрасный Лев – Сундар Синх, а младшему имя было Добрый Лев – Дхир Синх. И хотя они были наделены этими именами случайно, оказалось так, что выросли они один – отважным, другой – красивым, а третий – добрым.

– А ну-ка пойдем попытаем и мы счастья у этого царя,– надумали братья, взяли немного еды на дорогу и самые необходимые пожитки и отправились в путь.

Шли они, шли и добрались до темного леса. С трудом пробрались они в самую середину леса, вдруг видят: какой-то человек рубит деревья.

– Эй, любезный, зачем ты здесь лес рубишь?

– А затем,– отвечает им незнакомец,– что хочу прорубить просеку, чтоб люди могли без труда на дорогу выйти. Но вот беда, не по силам мне одному эта работа! Вот если бы кто из вас мне помог, тогда бы я быстро справился.

– Бесполезное твое дело, да и время дорого, не могу я тебе помочь,– сказал Химмат Синх.

– Тяжелый труд мне не по силам,– сказал Сундар Синх.

Дхир Синх ничего не сказал, взял топор и принялся рубить.

Засверкали топоры – незнакомец и Дхир Синх заработали так быстро, что к вечеру тропа через лес была прорублена. И тут только Дхир Синх заметил, что топор-то у того человека не обычный, а волшебный. Только он топором ударит, дерево на землю разом и валится! На прощанье подарил тот человек свой топор Дхир Синху.

Быстро прошел Дхир Синх весь лес по просеке и оказался па большой дороге раньше своих братьев. А те вышли на дорогу и видят: стоит Дхир Синх, их поджидает. Удивились братья, да ни о чем уж не спрашивали. Двинулись они втроем дальше. Идут, молчат, торопятся. Вдруг видят: сидит у ручья старый человек без ноги и горько плачет.

– Люди добрые, помогите калеке безногому! – запричитал незнакомец, завидев издали братьев.– За водой к ручью спустился, а кувшин наверху забыл! Нет сил дважды наверх подниматься. Сделайте милость, сходите за моим кувшином, вовек вашей доброты не забуду!

Химмат Синх сделал вид, что ничего не расслышал, и торопливо прошел мимо. Сундар Синх сделал вид, что ничего не увидел, и тоже молча прошел мимо. А Дхир Синх пожалел беднягу и пошел обратно за кувшином. На гору крутую поднялся, долго искал кувшин, наконец нашел. Стоит на земле маленький кувшинчик, а из горлышка вода бьет ключом. А рядом лежит крышка. Поднял он крышку, закрыл горлышко, и вода перестала течь.

Отнес он кувшин старику. Обрадовался старик:

– Спасибо тебе, сынок, за услугу. Кувшин-то у меня не простой – волшебный. Как на землю его положишь да крышку откроешь, вода из него так и забьет, свежая, ключевая! Дарю тебе этот кувшин за твою доброту, бери, не пожалеешь!

Дхир Синх с радостью взял подарок, попрощался со стариком и поспешил своей дорогой.

Вскоре догнал он братьев. Шли они, шли и пришли в одну деревню. А над той деревней вчера ли, сегодня ли – ураган пронесся. Да такой сильный, что деревья свалил и хижины развалил. У обломков одной лачуги увидели они плачущую старуху. Дрожащими руками собирала она бамбук, разбросанный по двору. Химмат Синх и Сундар Синх думали лишь об одном: как бы им поскорее добраться до царского дворца. Увидели они: сидит и плачет старая женщина, и поспешили пройти мимо. Дхир Синху же стало жалко ее. Остановился он, взял в руки лопату и принялся выкидывать мусор и обломки. Смотрит – что за чудо! Едва копнет он лопатой – из-под нее мусор так и летит! Быстро заработала чудо-лопата, полетели щепки, обломки в разные стороны, скоро от кучи мусора и следа не осталось.

Очистил Дхир Синх дворик от обломков и выстроил па том же самом месте новую хижину, да получше старой.

– Благословляю тебя, сынок, живи сто лет, – говорит ему старушка. – Добротой своей ты доставил мне немалую радость. Возьми же с собой мою волшебную лопату, она тебе еще пригодится!

Забрал Дхир Синх лопату, попрощался со старушкой и поспешил догонять братьев. Он застал их у развилки дорог, и вот пошли они втроем по большой дороге.

– Непутевый ты, Дхир Синх, и зачем только мы тебя с собой взяли! То и дело без толку задерживаешься,– все ворчал Химмат Синх.

– Судьбу свою разве кто знает, в чем она нас испытать пожелает? – отвечал ему Дхир Синх. – Всю жизнь сами себе помогаем, надо же и людям помочь!

– Ты вот услужил людям, а что толку? – возразил Сундар Синх.– Только себя понапрасну измучил. От этих добрых дел одна лишь забота, а пользы от них ни на грош.

– А зачем тебе польза? Разве доброе дело требует награды? Или мало одной радости, что помог человеку? – спросил Дхир Синх, но братья ничего не ответили – они торопились поскорей добраться до царского дворца.

Вот и дворец. Начали братья выказывать свои силы и умение. Первым вышел Химмат Синх. Поднял он острый как меч, тяжеленный как гиря топор и что есть силы ударил по дереву. Только звон раздался, загудело все дерево, но стоит крепко, даже не покачнулось. Принялся тогда Химмат Синх что есть мочи рубить ветви: одну отрубит, а две вырастают! Силы много у Химмата Синха, да толку мало. Со свистом рассекает воздух громадный топор, как живой летает в могучих руках, ветви падают одна за другой, а дерево еще гуще да ветвистей становится! Долго старался Химмат Синх, рубил и рубил, да все понапрасну. Стоят деревья, точно каменные. Изнемог Химмат Синх.

Понял царь, что этот богатырь бессилен что-либо сделать, и велел прогнать его прочь, с глаз долой.

Но Химмат Синх был к тому же и упрям. Он никак не хотел уходить. Понадеявшись на свою силу, он сцепился со слугами. Как ни силен был Химмат Синх, как ни упрям был Химмат Синх, но все же драка кончилась тем, что руки-ноги ему скрутили да крепко поколотили и выбросили из дворцового сада.

Настал черед Сундар Синха. Он видел, как брат-силач обессилел в единоборстве с деревьями, как слуги его схватили, скрутили и поколотили да из сада вон выбросили, и решил начать с рытья колодца. Взял свою самую лучшую лопату и принялся вовсю копать землю. Ну и что? Силится Сундар Синх, копает, а па месте выкопанной земли новая появляется. Ловкости много у Сундар Синха, да толку мало. Зачастила, замелькала в руках у него лопата, летит во все стороны землица, но чем больше роется он в земле, чем ловчее копает, тем меньше становится яма, а вскоре она и вовсе сравнялась с землей. В отчаянии отбросил Сундар Синх лопату и повалился на землю. Рубить деревья у него сил уже не хватило.

Потерпев поражение в открытом бою, Сундар Синх захотел добиться побед окольным путём, – ведь он слыл красавцем.

Понадеявшись на свою красоту, он решился покорить сердце царевны. «Мне бы только встретиться с ней. Она мигом пленится моей наружностью и тотчас возьмёт меня в женихи, иначе и быть не может»,– прикидывал Синх. Вытер он со своего красивого лица грязь и пыль и поспешил на женскую половину дворца. Но по дороге его схватили стражники. Несмотря на его благородную внешность, они решили, что это вор или мошенник, и отвели Прекрасного Синха в дворцовую темницу.

Теперь наступил черед младшего брата – Дхир Синха. Вытащил Дхир Синх из своей котомки топор и лопату, не спеша подошел к деревьям. Как ударил по дереву топором, так дерево сразу на землю и рухнуло! Валятся деревья одно за другим, машет Дхир Синх направо-налево колдовским своим топориком, волшебной лопаткой своей землю от сучьев и пней расчищает. Мигом стало светло во дворце.

Дхир Синх не стал землю копать, спустился на дно высохшего колодца, поставил кувшин, снял с горлышка крышку. Забила фонтаном из кувшина вода, искристая, ключевая, и заполнила до краев колодец.

Царь и народ рты разинули от удивления. Уж не волшебник ли этот Дхир Синх?

Наступило всеобщее веселье. Праздник пришел во Дворец, и в городе тоже все ликовали. Особенно рад был Царь. Отдал он свою дочь Прекрасноликую Сумукхи Доброму Дхир Синху.

Дхир Синх позвал своих злосчастных братьев, раздал им много денег и отослал домой за старушкой матушкой. Вскоре привезли братья царицу-матушку во дворец.

Пышно и весело сыграли свадьбу Дхир Синха Доброго и Сумукхи Прекрасноликой.

И долго Дхир Синх добротой своей помогал людям, заботился о бедных и совершил много хороших дел.

Доброта и великодушие Дхире Синха так понравились царю, что он подарил ему всё своё царство.

Дети в барсучьей норе

Много лет прожил со своей женой Ангарайн из деревни Кольмель. Много лет молился он Богине-матери, старшему Богу-отцу, младшему Богу-отцу – всем трем богам, чтобы они даровали ему сына, но мольбы его были напрасны. Вспомнил старый Ангарайн пословицу: «Бездетным помрешь – рая не увидишь» и решил взять в дом вторую жену. Пошел оп однажды в деревню Поргар, отыскал там девушку, умную и красивую, заплатил ее родителям выкуп, как обычаем требовалось, да и женился на ней. А потом вернулся с молодой женой в родную деревню и своей прежней жене сказал:

– Вот тебе подруга и помощница, живите мирно и согласно. Бог даст, исполнится моя мечта, и я хоть на старости лет счастье увижу.

Обидно стало старшей жене от этих слов. С первого взгляда возненавидела она свою молодую соперницу, но вслух сказать ничего не посмела – разве может женщина воле мужа перечить? Поклонилась она супругу и молвила :

– Пусть будет так, как ты велишь, господин!

А про себя подумала: «Ты еще пожалеешь об этом!»

Месяца не прошло, как молодая жена понесла. Старый Ангарайн от радости себя не помнил, подарил ей богатое ожерелье и пожертвовал в деревенский храм две меры очищенного проса, меру бобов и горшок топленого масла. С нетерпением стал он ждать приближения родов.

А в те времена у племени кота обычай был: когда женщине приходило время ребенка родить, уводили ее из дому в маленький шалаш, куда ни один мужчина войти не смел. В этом шалаше (его так и называли – «дом роженицы») собирались все женщины той семьи. Они укладывали роженицу на циновку, крепко завязывали ей глаза – чтобы злых духов не пугалась, и помогали при родах. Та, что была в семье старшей, должна была ребенка принять, в чистой воде омыть и к отцу отнести – он вместе с другими мужчинами дома дожидался.

И вот в положенный срок построил Ангарайн у себя на заднем дворе шалаш, а старшая жена завязала младшей глаза и повела ее рожать. Про себя же решила: «Я не я буду, если ее младенца злой смертью не изведу...» Долго ли, коротко, а родила младшая жена здорового, крепкого мальчика. По не успел еще малыш из материнской утробы на свет появиться, как старшая жена схватила его на руки, выбежала из шалаша на двор и стала по сторонам оглядываться: куда ей ребенка девать. Видит: за мусорной кучей барсучья нора... Положила она малыша на землю, обеими руками вход в пору разгребла пошире, младенца туда сунула и еще землей сверху присыпала. А потом , схватила старую метлу, что около кучи валялась, и – обратно в шалаш. Там она метлу в крови вымазала, роженице глаза развязала и говорит:

– На, смотри, какое дитя ты нашему мужу родила!

Страшно закричала бедная женщина, когда вместо живого ребенка увидела окровавленную метлу, а старшая жена рассмеялась и понесла метлу мужу показать: полюбуйся, мол, и ты, чем тебя твоя любимая женушка одарила...

Опечалился старый Ангарайн, когда узнал, что не придется ему увидеть желанного сына. Долго думал он и решил, что на его жену напустил, верно, злые чары какой-нибудь колдун. Что ж тут было делать?.. Погоревал Ангарайн, погоревал, да и зажил со своими женами по-прежнему.

А с мальчиком, которого старшая жена в нору спустила, случилось вот что. Барсук и барсучиха, что во дворе Ан-гарайна жили, в ту пору как раз детенышами обзавелись. Барсук выкопал нору, устроил там барсучихе мягкую постель из травы и листьев, а сам каждый день на охоту вылезал, приносил своей жене и детям разные лакомства – то жуков, то ящериц, то полевых мышей, то птичьи яйца и сладкие коренья. Когда старшая жена младенца выбросила, барсук как раз на охоту собрался. Полез он по ходу вверх и вдруг наткнулся на что-то живое, теплое. Поглядел, обнюхал: человечий детеныш! Взял он его осторожно за шиворот и потащил к своей барсучихе. Та сначала уди-вилась: «Зачем ты его сюда принес? Мы ведь людей не едим!», а потом посмотрела, посмотрела и сказала:

– Знаешь, давай его у нас оставим! Смотри, какой хорошенький!... Пусть играет с нашими детками...

Так и стал первый сын Ангарайна жить в барсучьей норе. Мать-барсучиха его своим молоком кормила, барсучата с ним в прятки играли, а отец-барсук приносил ему самых вкусных жуков, мышей и ящериц. Вскоре мальчик подрос, и пришлось барсуку работать – нору свою расширять, чтобы все его семейство там поместиться могло. Копал барсук полный день и построил под землей целый дворец. Стало в норе всем просторно и удобно.

Прошло два месяца, и молодая жена Ангарайна снова сказала мужу, что ждет ребенка. Ангарайп и радовался, и тревожился в одно и то же время: очень хотелось ему увидеть лицо своего сына, но боялся он, что и в этот раз не минует его злое колдовство. Подумал он и решил просить помощи у деревенского жреца. Пришел к жрецу в храм, подарил ему молодого буйвола и попросил молиться всем Двенадцати богам, чтобы родился у его жены ребенок здоровый и сильный. Жрец буйвола взял и обещал молиться.

Незаметно пролетело девять месяцев, и вновь старшая жена Ангарайна повела молодую в «дом роженицы». Снова, по обычаю, она крепко завязала молодой жене глаза, и снова, как прежде, молодая, промучившись до утра, родила крепкого, здорового мальчугана. Но только теперь старшая жена уже знала, что ей нужно делать: не теряя времени, выскочила она из шалаша и швырнула младенца прямо в барсучью нору. Потом схватила сломанную деревянную колотушку, окунула ее в лужу крови и ткнула молодой жене в лицо со словами:

– Погляди, полюбуйся на свое детище! Вот что у тебя теперь родилось!..

Что же мог сказать старый Ангарайн, когда вместо долгожданного сына увидел он вымазанную в крови колотушку? Заплакал он горько и подумал про себя: «Видно, плохо я богам молился, мало жрецу дал...» Пригнал он в храм двух буйволиц, принес три меры топленого масла и дикого меда и снова попросил жреца молиться всем богам о том, чтобы даровали они ему здорового ребенка.

Вскоре сбылись его надежды: в третий раз узнал он, что его жена ждет ребенка. Старый Ангарайн роздал богатые подарки жрецам и колдунам, принес всем богам обильные жертвы, а когда младшей жене пришло время родить, позвал к себе старшую и сказал:

– Смотри хорошенько, в этот раз все должно быть как надо...

Та поклонилась мужу до земли, а про себя подумала: «От двоих твоих сынков я избавилась, авось избавлюсь и от третьего... Не будет тебе счастья с новой женой!» Так оно и вышло: когда младшая жена в третий раз родила мальчика – такого же здорового и красивого, как и прежде, старшая, так же как и прежде, сунула его в нору барсукам, а несчастным отцу и матери показала в крови вымоченный волосяной валик – на таких валиках у женщин кота прическа держится.

Молодая жена, как увидела этот окровавленный клок волос, так сразу же заболела и не вставала с постели много дней, а бедный Ангарайн пожелтел от горя и стал совсем седым. Он уже не надеялся больше на милость богов.

А тем временем дети Ангарайна росли в барсучьей норе, весело играя с маленькими барсучатами с утра и до позднего вечера. Барсук с барсучихой полюбили своих приемышей больше родных детей и заботились о них, как могли.

Так прошло шесть лет. И вот однажды на заре понадобилось старшей жене на двор выйти. Подошла она к мусорной куче и видит: возятся около кучи трое мальчишек, бегают друг за другом, смеются, что-то непонятное лопочут... Удивилась старшая жена, хотела спросить: «Чьи вы, ребятки?..», а они, как ее увидели, кинулись прочь и один за другим юркнули в барсучью нору. Старшая жена от страха так и застыла на месте: поняла она, что не погибли дети Ангарайна, вырастили их проклятые барсуки... И подумала она тогда: «Если я теперь же этих мальчишек не убью, мне самой умирать злою смертью придется».

Подождала она, пока муж проснется, и говорит ему:

– Милый мой супруг, привязалась ко мне тяжкая немощь: болит моя голова, и не знаю я покоя ни днем, ни ночью. Я уж и к колдуну ходила, ничего он не мог поделать, сказал только, что надо мне лоб свежей барсучьей кровью намазать... Пожалей меня, убей барсуков, что на нашем дворе живут, избавь меня от злой хвори!..

Не хотелось Ангарайну барсуков убивать, но что поделать, жену-то лечить надо... Погладил он ее по голове и сказал:

– Будь по-твоему! Только нужно мне сначала топор и лопату в нашей кузнице наточить, уж больно они у нас затупились.

В тот же день вылез старый барсук из норы и слышит, как на деревенской улице ребятишки играют и между собой переговариваются:

– Эй, Карни, слыхал новость? Нынче утром дед Ангарайн топор точил, завтра хочет на своем дворе барсуков ловить. Пошли смотреть!

Барсук поскорее обратно в нору заполз и говорит жене:

– Беда случилась! Надо нам уходить отсюда!

И в ту же ночь барсуки тайком из норы вышли и вместе со всеми детьми перебрались за деревню, в лес Телойнар. Нашли они в лесу удобную пещеру и стали жить. Только скоро понял барсук, что трудно ему будет здесь все свое семейство прокормить. Вспомнил он, что в лес Телойнар Ангарайн каждый день свою корову пастись пригонял. Пошел он к корове и рассказал ей про свои заботы. А корова говорит ему:

– Что ж, если тебе человеческих детенышей трудно стало кормить, отдай их мне. Я о них позабочусь.

Так барсуки и сделали: приемышей своих корове отдали, а сами в другой лес отправились.

А старый Ангарайн, как обещал жене, рано утром пришел к норе с топором и лопатой. Только видит он: около норы много следов человеческих, да все такие маленькие, будто детские... Стал он нору копать и заметил, что в норе той следов еще больше, а в углах – помет человеческий... Удивился Ангарайн: «Что за чудо такое? Откуда в барсучьей норе детские следы? И куда это вдруг барсуки подевались?» Думал он, думал, ничего не придумал, пошел к жене и говорит:

– Не смогу я, жена, тебя вылечить сегодня, нора-то пустая...

Разозлилась старшая жена, что опять не удалось ей ненавистных детей погубить, но виду не показала.

– Ничего, – говорит, – муженек, голова моя и так прошла.

Через несколько дней отправилась она в лес Телойнар за хворостом и увидала там, как трое мальчишек играют на опушке в прятки, а ее собственная корова их своим молоком поит. Старшая жена на ребят взглянула и прямо позеленела от злости. Вернулась она домой и говорит мужу:

– Что-то неладное со мной творится: голова прошла, так живот схватило – боль такая, что хоть криком кричи... Одно только мне помочь может – похлебка из коровьего мозга. Колдун говорит: такой похлебки одну чашку съешь – всякую болезнь как рукой снимет... Наша корова совсем молока не дает, состарилась, видно. Ты уж сделай милость, убей ее, полечи меня, бедную...

Ангарайн от удивления даже рот раскрыл: как это можно – корову убить, это ведь грех великий! Но жена ни в какую: и просит, и плачет, и ругается... Пообещал он ей в конце концов, что убьет корову, но решил сначала ее испытать. С вечера еще он корову па другое пастбище перегнал, а утром встал пораньше, взял лук и стрелы, пошел в лес, подстрелил там дикую свинью, принес домой свиные мозги, сварил похлебку и жене выпить дал. Та как попробовала это варево, так сразу повеселела:

– Спасибо тебе,– говорит,– господин мой! Вылечил ты меня! – А про себя думает: «Теперь, когда пет коровы, эти проклятые мальчишки сами с голоду помрут!..»

Тут Ангарайн понял, что ничего у его жены не болело, а просто нужно ей было зачем-то барсуков и корову убить. Стал он думать, стал размышлять... Про детские следы в барсучьей норе вспомнил... Долго думал он, а потом заснул. И во сне явился к нему неведомый старец и сказал так:

– Пора тебе, Ангарайн, правду узнать: напрасно ты на богов роптал, что они тебе детей не дают. Трижды рождались у тебя сыновья, и трижды твоя старшая жена пыталась их убить, а тебя обманывала. Как ты мог так довериться ей? Или забыл, что старые люди говорят: «Женщине верить – все одно, что с камнем на шее в речке плавать»?.. Знай же, дети твои живы и здоровы. И разумом, и силой, и ловкостью их боги не обидели, только не знают они вашего языка, ибо вырастили их звери, а не люди. Завтра встань на заре, омойся в священном источнике и иди в лес Телойнар. Там встретят тебя твои сыновья, и будешь ты с ними счастлив.

Ангарайн проснулся, видит: светает уже... Осторожно вышел он из дому и пошел сначала к источнику, а потом – в лес Телойнар. И только приблизился он к лесной опушке, как навстречу ему вышла из лесу его корова, а с ней – три мальчика. Чуть только заметили Ангарайна детишки, так сразу к нему кинулись,– обняли его колени, плачут, что-то сказать пытаются, а не могут: то мычат, как телята, то по-барсучьи хрюкают... Ангарайн стоял, слова не в силах вымолвить. Чувствовал он себя в тот миг, как, верно, чувствует себя слепой, впервые в жизни увидевший свет солнца.

Наконец и он обнял своих сыновей, приласкал их, знаками объяснил, что надо в деревню идти. Пошли они домой впятером: впереди Ангарайн с детьми идет, а сзади корова шествует, хвостом помахивает, свежую травку щиплет.

Обе жены вышли Ангарайну навстречу. Младшая жена, когда ребятишек увидела, почувствовала вдруг, что ее давно уже высохшая грудь наполнилась молоком, а сердце затрепетало, словно птичка карваки при виде ястреба. Ангарайн подвел к ней детей и сказал:

– Вот твои сыновья. Умой их и накорми. Если бы не наша корова, не видать бы их нам с тобой на этом свете.

Крепко обняла своих сыновей младшая жена, повела их в дом, усадила у огня, поставила перед ними блюдо вареной чечевицы и горшок молока. Дети принялись за еду, а она на них смотрит и плачет... Потом встала, пошла в хлев, принесла корове соленой воды, сладкого сахарного тростника, целую охапку молодых побегов бамбука. Гладит корову, а сама все приговаривает:

– Ты мне как мать родная! Ты моих детей спасла!

А старшая жена от злобы и страха языка лишилась. Ангарайн ее в доме запер и созвал к себе старейшин деревни Кольмель, и жреца, и колдуна, и всех соседей. Рассказал он им обо всем, что с сыновьями его приключилось, а потом спросил:

– Что теперь с этой женщиной делать?

Задумались старейшины. После один из них сказал:

– С тех пор как наши предки в Голубых горах поселились, никогда и никого не казнило наше племя кота. Но разве такую злую ведьму, что малых деток погубить хотела, можно в живых оставлять? Смерть ей!

Вечером, когда совсем стемнело, мужчины деревни собрались у дома Ангарайна. За волосы выволокли они ведьму, связали ей руки и ноги, повели в долину Кипачаль. Там надели ей на шею петлю из крепких лиан и повесили ее – высоко-высоко! – на крепком суку старого дерева.

А потом старейшины сказали людям:

– Отныне всякий раз, когда чьей-нибудь жене придет пора родить, пусть приходят в «дом роженицы» женщины со всей улицы. Пусть та, кто принимает роды, покажет им младенца. И пусть роженице не завязывают больше глаз.

Так с этих пор и повелось у племени кота: если рожает женщина в какой-нибудь семье, сбегаются к ее дому соседки. Молча стоят они, ждут, когда им покажут новорожденного, а потом, когда станет на земле одним кота больше, радуются вместе с его родителями, песни поют да пляшут.