01.10.2012 | 
Автор: Конь с серебряной гривой
Там, где юный Элнет встречается с матушкой-Волгой, давным-давно, в седую старину, жил богатый и могущественный князь, и была у него красавица дочь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И умница она была, на всякие задумки да веселые игры горазда.
Уже давно бы пора дочке князя замуж выйти, но хороших женихов в округе той — хоть шаром покати — не было. Войны и стражники — все как один грубые и спесивые, советники князя — лентяи и бездельники, жиром заплыли. А подручные — мало того, что скучные подхалимы и доносчики, так вдобавок ко всему еще и воры. И так ей эта женихи опротивели — хоть в петлю.
Но пока не о ней сказ. Пока мы расскажем о Кори, его отце и братьях.
Жили в одном глухом илеме (хутор, деревня; прим. by admin) старик со старухой, и было у них три сына. Младшего звали Кори. Жили они дружно, работали старательно, из года в год наживали добро. Отец больше других любил младшего сына. За то, что послушным был, что работал старательно и веру отцов хранил в чистоте.
Умирая, отец наказал сыновьям:
— Я оставляю каждому из вас по равной доле денег и прошу первые три ночи зажигать по сорок свечей на моей могиле.
В первую ночь должен был идти старший сын. Но ему не хотелось.
— Ты был любимцем отца, — сказал он Кори. — Тебе и зажигать свечи на его могиле.
Купил Кори сорок свечей, поставил их на могиле и всю ночь просидел возле нее.
Настала очередь среднего брата. Но он побоялся сидеть на кладбище ночью, а деньги, оставленные отцом на свечи, промотал. Кори с утра до вечера работал на чужом поле, получил за это деньги, купил сорок свечей, зажег их на могиле отца и снова сидел до утра не смыкая глаз.
На третью ночь он пошел на кладбище за себя, зажег свечи и задремал...
В полночь все кругом осветилось, к могиле спустился белый крылатый конь с серебряной гривой. Встал он вперед Кори и сказал человеческим голосом:
— За твою верность памяти, за твое трудолюбие я должен служить тебе. Вырви из моей гривы три волоска, и как только я тебе понадоблюсь, сожги один. А пока — прощай!
И исчез, как будто его и не бывало...
Утром Кори вернулся домой и видит: братья седлают коней.
— Куда это вы собрались?
— Едем к устью Элнета. Там дочь князя устраивает состязание. За самого сильного и ловкого выйдет замуж.
— Возьмите и меня с собой...
— А кто будет хлеб убирать, сено косить? Оставайся и за домом следи.
Вскочили братья на коней — и след их простыл.
Кори вышел в поле, вынул из-за пазухи серебряный волосок и зажег его. Дрогнула земля — и перед ним появился крылатый конь.
Кори вскочил на коня и сразу же превратился в стройного, нарядного молодца.
Конь взвился над полями и лесами, а Кори запел:
Аргамак, лети, как птица
Над сторонушкой родной!
Мне давно ночами снится
Встреча с девушкой одной.
На берегу Элнета людей видимо-невидимо. Посреди поляны стоит высокая ель. На ее макушке висит шелковый платок. Кто на полном скаку попадет стрелой в этот платок, тот получит его от дочери князя в подарок.
Много молодых всадников пытались это сделать, но никому не удалось даже задеть платка.
Кори дождался своей очереди, вихрем промчался па опушке и пустил стрелу. Сверкнув оперением, она пролетела около платка, слегка задела его, и он начал падать к земле. В это время Кори успел подскакать к ели, поймал на лету платок, сунул его за пазуху и ускакал.
На другой день братья опять: собираются к Элнету.
— Снова едете? — спрашивает их Кори.
— Если бы ты видел... Вчера какой-то молодец чудеса показывал.
— Возьмите меня!
— А кто будет навоз возить, рожь обмолачивать? Кто за скотом присмотрит?
И ускакали, только пыль заклубилась над дорогой.
Кори быстро управился с домашними делами и снова вызвал верного друга...
А дочь князя новое испытание придумала. Села она на балконе, под самой крышей высоких княжеских хором, надела на палец обручальное кольцо и сказала громко;
— Кто на коне взлетит до балкона и снимет кольцо, тому и быть моим женихом.
Были среди всадников и отважные, и умелые, были кони и быстрые, и сильные, но никто не смог достичь балкона.
Вдруг как ветер пронесся по улице белый конь с серебряной гривой, взвился вверх до самого балкона, и всадник быстро снял с пальца красавицы золотое колечко, улыбнулся ей и исчез.
На третий день братья , снова седлают . коней.
— Разве состязания еще не кончились? — спрашивает Кори,
— Кончились. Какой-то хитрец достал кольцо невесты и ускакал. Сегодня будет пир, и дочь князя надеется, что придет ее суженый.
— Может и мне поехать?
— На пир зовут только тех, кто состязался. А тебе надо коноплю толочь, лыки драть, лапти плести. Сиди дома.
Пришпорили братья коней — полетела в бедного Кори грязь от копыт.
Пир у князя начался сразу во всех палатах. Наверху, на втором этаже, пировали советники, стражники, подручные, старшины, сборщики налогов и прочая дворня; там же сидели и участники состязания. В нижних палатах — все остальные — простой люд.
Кори на этот раз не стал вызывать крылатого друга, пришел на пир в своей одежде пешком и тихонько сел у самого порога.
В разгар пира дочь князя стала обносить гостей медовухой. Обошла она всех в верхних палатах, а молодца с кольцом не нашла. Решила спуститься вниз, но князь сказал:
— Туда не ходи. Там мужичье косолапое, они и на коня-то садиться не умеют, на их руки в мозолях никакое кольцо не надеть.
Не послушалась она отца, спустилась в нижнюю общую палату. И поняла, что князь плохо знает свой народ. Крестьяне и охотники были чисто одеты, как и подобает на пиру, сидели чинно, не бахвалились, как советники, не лебезили перед ней, как подручные. Они с достоинством принимали из рук девушки расписной ковш с пенистой брагой, пили и низким поклоном благодарили хозяйку.
Красавица не надеялась найти здесь своего суженого и поэтому не глядела на руки гостей. К Кори она тоже подошла и подала ковш с брагой, улыбнулась в ответ на его поклон и хотела идти дальше. Вдруг она увидела, как парень вынул из-за пазухи шелковый платок и стал вытирать им губы. Дрогнуло сердце девушки. «Неужели этот чумазый в лаптях — мой суженый?» — подумала она, но не подала виду и обошла всех гостей до последнего. Потом велела слуге наполнить большую чашу медом и снова подошла к Кори. Парень обеими руками принял чашу, и дочь князя увидела, как на одном из его пальцев сверкнуло золотое кольцо. Она взяла Кори за руку и повела в верхнюю палату.
— Вот мой суженый, — сказала она отцу.
Князь помрачнел, как туча, но промолчал.
За день до свадьбы он сказал Кори:
— Ты должен наловить в озере рыбы для свадебного пирога.
А подручным своим он дал тайный наказ: сделать так, чтобы лодка, дойдя до середины озера, стала тонуть, а если Кори поплывет к берегу — поразить его стрелой, потом объявить всем, что жених утонул.
Кори дали лодку и рыболовную снасть. Дочь князя вышла на берег озера, чтобы проводить его. Как только Кори сел в лодку, девушка прыгнула за ним. Лодка отошла от берега и стала тонуть. Но Кори не растерялся, он быстро вытащил серебряный волосок, зажег его и тотчас возле них появился крылатый конь. Жених и невеста сели на коня, и он на глазах изумленных подручных взвился над озером и унес молодых.
Вскоре Кори отделился от братьев, построил дом в зажил с молодой женой в любви да согласии. А крылатый конь с серебряной гривой остался служить им до конца верой и правдой, не раз еще выручал из любой самой тяжкой беды.
И до сих пор выручает, я вам скажу...
Марийские народные сказки. Составитель Акцорин Виталий Александрович. Марийское книжное издательство. Йошкар-Ола, 1984 год.
Ивук
Жили в одном селе старик и старуха, и были у них две дочери-красавицы.
Однажды приехал в село из неведомых краев незнакомый юноша н посватался к старшей дочери. И невеста понравилась жениху, и жених — невесте, а родители не хотят отдавать дочь за незнакомого человека.
Уехал жених ни с чем.
А утром проснулись старик со старухой — нет старшей дочери.
Ждали ее до обеда, ждали до вечера, ждали весь следующий день, искали повсюду, людей расспрашивали —
нет девушки!
Прошел год, а о старшей дочери ни слуху ни духу.
Ровно через год приехал в село другой юноша и посватался к младшей дочери. Старик отказал и этому жениху.
Уехал жених, а ночью пропала младшая дочь.
Остались старики одни в своей избушке, живут — горюют.
Прошел год, и пять, и семь лет прошло — о дочерях ни слуху ни духу.
Через семь лет родился у стариков сын. Обрадовались ему старики, развали сына Ивуком.
Растет Ивук не по дням, а по часам: через неделю он уже начал бегать, через две — передрался со всеми деревенскими мальчишками и всех поколотил.
Как-то спросил Ивук старика со старухой:
Скажите, отец-мать, почему у меня нет ни братьев, ни сестер?
— Были у тебя две сестры, — отвечает старик. — Да вот уже восьмой год, как пропали, и нет о них ни слуху ни духу. Искали, искали мы их, так и не нашли.
— Теперь я пойду искать сестер, — говорит Ивук.
— Не уходи, сынок! Если ты уйдешь, кто ж о нас позаботится, кто нас накормит? — вздохнул старик.
— Не печалься, отец, без хлеба не будете, — отвечает Ивук.
Нанялся Ивук в работники, целое лето работал, заработал амбар хлеба.
— Теперь хватит вам хлеба на три года, — сказал Ивук отцу с матерью. — А я пойду разыскивать сестер.
Идет Ивук по дороге и видит: дерутся возле дороги три чертенка.
— Из-за чего деретесь, чертенята? — спрашивает Ивук.
— Нашли мы чулки-скороходы и шапку-невидимку, а поделить никак не можем.
— Уж так и быть рассужу вас.
Обрадовались чертенята.
— Дели, дели скорее!
— Вон за той горой лес, говорит Ивук. — А за лесом большая липа. Кто первым добежит до липы и сюда вернется, тот получай шапку-невидимку и чулки-скороходы. А ну — раз, два, три!
Побежали чертенята, а Ивук сунул в котомку чулки- скороходы, шапку-невидимку и пошел, своей дорогой.
Полдня бежали чертенята до липы, полдня — назад, а когда воротились, Ивука уже след простыл.
— Обманул нас Ивук! Обманул! — закричали чертенята.
— Это ты виноват! — винят старшие младшего. — Ты первый крикнул: «Дели!»
— Вы старшие, вы и виноваты! — оправдывается младший.
Раскричались, рассорились чертенята и вновь затеяли драку.
А Ивук шел-шел и пришел в лес.
Наступила ночь. В поле темно, в лесу еще темней. Идет Ивук по темному лесу и видит: горит среди леса костер, у костра сидит старик-охотник.
— Здравствуй, Дедушка! — говорит Ивук.
— Здравствуй, Ивук, — отвечает старик. — Куда путь держишь?
— Были у меня две сестры, — говорит Ивук, — да вот уже восьмой год, как пропали. Иду их искать. Не видал ли ты, дедушка, моих сестер?
— Давно я живу в этих местах, — отвечает старик, — но не встречал здесь твоих сестер. А вот как раз восемь лет назад пролетал из ваших краев мимо нашей земли мудрый волшебник Йорок Йорокович. Уж не он ли унес одну из твоих сестер?
— Скажи, дедушка, где живет Йорок Йорокович? Чует сердце, у него сестра...
— Иди по лесу все время на восход солнца, — отвечает старик, — и придешь к Йороку Йороковичу,
Шел-шел Ивук по лесу на восход солнца. Долго шел и пришёл наконец к большому дому. Ворота открыты настежь, у ворот лежит и греется на солнце огромный лев.
Надел Ивук шапку-невидимку и прошел мимо льва. Миновал двор, поднялся на крыльцо, вошел в дом.
Долго бродил Ивук по дому и не встретил ни одного человека. Вдруг в последней комнате он увидел молодую женщину.
«Так ведь это, верно, моя старшая сестра Майра!» — подумал Ивук.
Снял он шапку-невидимку и сказал:
— Здравствуй, сестра Майра, я — твой брат Ивук.
Обрадовалась Майра, обняла брата, накормила-напоила и спрятала в большой сундук.
Вечером вернулся домой Йорок Йорокович:
— Почему в доме чужим духом пахнет?
— Ты среди людей летал, чужого запаху с собой принес, — говорит ему жена. — Не был ли ты у моих отца-матери, не видел ли моего братишку?
— Нет, сегодня не был, завтра слетаю.
— А если бы ты встретил моего брата, — продолжает опрашивать жена, — что бы ты с ним сделал?
— Я бы его обнял, поцеловал и пригласил к нам в гости, — отвечает Йорок Йорокович.
— А ведь брат к нам в гости сам пришел! Вот он, мой брат Ивук, — сказала Майра и раскрыла большой сундук.
— Зачем же ты дорогого гостя в сундук заперла? — спрашивает муж.
— Тебя боялась, — отвечает Майра. — Ведь я не знала, как ты встретишь моего милого брата.
Три дня жил Ивук у зятя. Три дня поил кормил его Йорок Йорокович, а через три дня Ивук говорит:
— Теперь пойду проведаю младшую сестру. Только не знаю, где ее искать.
— Твоя младшая сестра замужем за владыкой птиц Орлом Орловичем, — сказал Йорок Йорокович. — Есть у тебя чулки-скороходы, да не знаешь ты их силы. Скажи только: «Несите меня, чулки-скороходы, туда, куда я хочу», — и понесут тебя чулки-скороходы, куда захочешь, самой прямой дорогой.
Проводили Ивука сестра и Йорок Йорокович до ворот. На прощание Майра дала Ивуку платок и сказала:
— Когда захочешь есть, расстели платок, и появятся перед тобой кушанья, какие только пожелаешь.
А Йорок Йорокович вырвал у себя с головы волосок:
— Дорога твоя длинная, все может случиться. Так вот, если случится с тобой беда, сожги волосок — и я явлюсь к тебе на помощь.
Взял Ивук платок, взял волос, поблагодарил, попрощался, надел чулки-скороходы и вмиг очутился во владениях Орла Орловича.
Обрадовались младшая сестра Анна и ее муж Орел Орлович долгому гостю.
Целую неделю Орел Орлович угощал зятя, рассказывал, какие на свете чудеса.
Однажды рассказал он, что есть на свете Черный город, в том городе — высокая каменная башня, которую день и ночь охраняет свирепая стража. А в той башне заперта девушка невиданной красоты.
— Кто же она, эта девушка, и за что ее заточили в башню? — спросил Ивук.
— Эта девушка — царская дочь, — ответил Орел Орлович. — Ее похитил из родного дома злой колдун, который правил Черным городом. Но теперь не колдун властен над ней, он сам сидит в подземелье, закованный в цепи. А Черным городом правит колдунья, еще более злая и могущественная, чем тот колдун. Она отняла у него город, а пленную царевну, завидуя ее красоте, повелела запереть в башню.
— Я выручу царевну! — сказал Ивук. — Спасибо за честь, за угощенье, а мне пора отправляться в путь.
На прощанье сестра Анна подарила брату гармонь, которая у Ивука в руках сама играла, а в чужих руках голоса не подавала. Орел Орлович вырвал у себя из крыла перышко и дал его Ивуку.
— Кто знает, что с тобой может случиться! А если случится беда, подпали перышко на огне — и явлюсь я тебе на помощь.
Поблагодарил Ивук за подарки, надел чулки-скороходы и в тот же миг очутился в Черном городе.
Не успел он оглядеться, как схватила его стража и бросила в большую тюрьму, что в полверсты длиной, в сорок саженей шириной.
Видит Ивук: в тюрьме много людей — кто чуть жив, кто уже помирать собрался.
В полдень пришел стражник, принес обед — ведро помоев.
— Не ешьте помои! — крикнул Ивук людям. — Я вас настоящей едой накормлю.
Развернул он платок — подарок Майры, — на нем всякого угощения видимо-невидимо!
— Ешьте, пейте, кто сколько хочет!
Поели люди. Кто был чуть жив — сил набрался, кто собирался помирать — о смерти и думать забыл.
На следующий день, когда принес стражник помои, арестанты все ведро вылили ему на голову.
А Ивук сказал:
— Пусть ваша колдунья сама хлебает эти помои. Побежал стражник к колдунье и доложил:
— Ивук в тюрьме всех людей мутит! Арестанты помои на меня вылили, а Ивук сказал: «Пусть ваша колдунья сама хлебает эти помои».
Рассердилась колдунья, велела за Ивуком следить, глаз с него не спускать.
Стражники подсмотрели, как Ивук свой платок расстилает, людей кормит, отобрали у него платок и отнесли к колдунье.
Тогда Ивук взял гармошку и заиграл плясовую. А как заиграл Ивук на гармошке, заплясали все люди в тюрьме, и стражники тоже не вытерпели, начали приплясывать.
Кончил Ивук играть, стражники перестали плясать и побежали скорее к колдунье.
— Есть у Ивука, — говорят, — волшебная гармошка. Как заиграет на ней, никому нельзя устоять на месте, ноги сами пляшут.
— Отобрать у Ивука гармошку и принести мне! — приказала колдунья.
Захотела колдунья поиграть на гармошке — не подает гармонь голоса в чужих руках.
Велела колдунья привести Ивука.
— Ивук, покажи мне, как ты играешь на своей гармошке.
— Эта гармошка не простая, а волшебная, — отвечает Ивук. — Я открою тебе ее секрет, только вели всем уйти из дома, запри двери на ключ, чтобы никто того секрета не подслушал.
Приказала колдунья всем уйти из дома, заперла двери на ключ и говорит:
— Ну, теперь играй!
Заиграл Ивук на гармони, и в ту же минуту заплясала колдунья. Плясала-плясала, из сил выбилась, а остановиться не может.
— Перестань играть! — кричит она Ивуку. — Сил моих больше нет.
— Не перестану! — отвечает Ивук.
— А колдунья уже совсем задыхается.
— Возьми все мои богатства, — взмолилась колдунья, — только перестань играть!
— Отдай ключи от башни, в которой заперта царевна, тогда перестану, — говорит Ивук.
Отдала колдунья ключи и померла.
Отпер Ивук хитрые замки, раскрыл тяжелые двери и вывел из башни на волю прекрасную царевну.
Потом выпустил Ивук людей из тюрьмы и приказал разрушить тюрьму и весь Черный город, чтобы и памяти о нем не осталось, а построить на его месте новый, Белый город.
Ивук женился на прекрасной царевне, и стали они жить-поживать в новом городе.
Царевна в доме хозяйничает, Ивук на охоту ходит.
И вот однажды Ивук заблудился и забрел в глухую чащу. Видит: посреди чащи скала, в скале дверь, запертая на железный засов. Отодвинул Ивук засов, открыл дверь, а за дверью в подземелье сидит древний старик, закованный в тяжелые цепи.
— Давно я тебя, Ивук, здесь ожидаю, — говорит старик, — Отдай мне лося — твою добычу, я есть хочу.
Отдал Ивук ему лося, старик съел лося целиком, со шкурой и костями. Потом поднялся на ноги и разорвал тяжелые цепи.
— Спасибо тебе, Ивук, что освободил меня!
Захохотал старик и исчез, как будто его вовсе не было.
Воротился Ивук домой, а дома горе: неведомо как и неведомо куда исчезла жена.
Тогда надел Ивук чулки-скороходы и сказал:
— Несите меня, чулки-скороходы, к моей милой жене!
И тотчас очутился он в каком-то незнакомом месте: вокруг темный лес шумит, между черными корнями ручей бежит, над ручьем на горе черный дом стоит, и спускается по тропинке к ручью его жена — прекрасная царевна.
— Ох, Ивук, Ивук! — сказала она и заплакала. — Зачем ты освободил злого колдуна от цепей? Это он похитил меня, и теперь жить мне до самой смерти в его черном доме.
— Не бывать этому! — ответил Ивук. — Садись ко мне на плечо, полетим домой.
Села прекрасная царевна ему на плечо, но не смогли чулки-скороходы нести двоих так же быстро, как несли одного.
Не пролетели Ивук с царевной и полпути, как хватился ее колдун. Оседлал он своего волшебного коня и вмиг догнал беглецов.
Одним ударом свалил колдун Ивука на землю, потом разжег жаркий костер и бросил его в огонь.
А прекрасную царевну посадил впереди себя на коня и умчался домой.
Опалил Ивука огонь, опалились волосок и перышко, которые дали ему когда-то зятья.
Тотчас же явились Орел Орлович и Йорок Йорокович. Раскидали они костер, положили Ивука на зеленую траву.
Свистнул Орел Орлович — слетелись к нему птицы, со всего света. Приказал он самому быстрому орлу:
— Лети в огненное царство. Там бьют два ключа: один с мертвой водой, другой — с живой. Принеси на одном перышке мертвой воды, а на другом — живой.
Слетал орел в огненное царство и принес на одном перышке мертвой воды, на другом — живой. Брызнул Орел Орлович на Ивука сначала мертвой водой, потом живой, и ожил Ивук.
Сказал ему Йорок Йорокович:
— Не увезти тебе жены от колдуна, пока не достанешь коня, который был бы быстрее, чем его конь. Пусть царевна выведает у колдуна, есть ли на свете такой конь.
Обул Ивук чулки-скороходы, прилетел к ручью, дождался царевны и велел ей разузнать, есть ли на свете конь, который был бы быстрее, чем у колдуна.
А колдун, как нарочно, в тот вечер сам расхвастался:
— Ни у кого нет такого коня, как у меня! Только один конь на свете быстрее его, но того коня никому не добыть, потому что за него нужно сослужить трудную службу: пасти три дня табун лошадей у ведьмы, да так, чтобы ни одна лошадь не убежала.
Рассказал Ивук зятьям, что узнал.
Говорит Ивуку Йорок Иорокович:
— Иди к ведьме и наймись в пастухи. Вот тебе плетка. Как будешь лошадей выгонять из конюшни, хлестни этой плеткой каждую лошадь. Только, смотри, ни одной не пропусти, не то худо будет.
Пришел Ивук в дремучий лес, нашел избушку на курьих ножках. Стоит избушка в лесу, на краю оврага, а вокруг нее двенадцать столбов: на одиннадцати столбах надеты человеческие черепа, а двенадцатый столб — пустой.
Сидит в избушке ведьма, нижние зубы у нее в ноздри воткнулись, верхние — на подбородок вылезли.
— Эй, бабушка, возьми меня в пастухи! — говорит Ивук ведьме. — Хочу я сослужить тебе службу, а себе добыть коня.
— Упасешь моих коней три дня, чтобы ни один не пропал — будет тебе конь, — говорит ему ведьма. — Не упасешь — съем тебя, а голову воткну на пустой столб!
Согласился Ивук.
Утром выгнал он из конюшни лошадей, как выгонял — каждую хлестнул плеткой. Выбежали они за ворота и умчались в лес.
Пошел Ивук искать лошадей. До самого вечера бродил по лесу — ни одной не нашел.
Загоревал Ивук и подумал: «Видно, торчать моей голове на двенадцатом столбе».
И тут услыхал он вдали конское ржание. Видит, его зятья собрали всех, лошадей в один табун и гонят к нему.
— Иди, Ивук, открывай ворота! Лошади сами придут домой, — говорят зятья.
И верно: лошади сами пришли в конюшню.
Запер их Ивук и пошел спать в каморку рядом с конюшней.
А в стене каморки была щелка. Ивук не спит, в конюшню через щелку поглядывает.
Ночью пришла в конюшню ведьма, дунула-плюнула на лошадей и приказывает им:
— Завтра обязательно убегите от Ивука!
На другой день зятья снова помогли Ивуку собрать разбежавшихся лошадей.
Ночью Ивук снова не спит, в щелку подглядывает.
Пришла в конюшню ведьма, дунула-плюнула на лошадей, а потом принялась их бранить:
— Если завтра не убежите от Ивука, я с вас со всех шкуру спущу!
Утром выпустил Ивук лошадей. Десять вышли, а одиннадцатой все нет и нет. Зашел Ивук в конюшню, а одиннадцатая лошадь на его глазах обернулась серой птицей и улетела.
Пришел Ивук вечером на пастбище. Йорок Йорокович и Орел Орлович собрали уже десять лошадей, только одиннадцатой нет.
— Где же еще одна лошадь? — спрашивают зятья.
— Не успел я хлестнуть ее плеткой, — отвечает Ивук, — обернулась она птицей и улетела.
Тогда свистнул Орел Орлович, и слетелись на его свист птицы со всего света. Спросил их Орел Орлович:
— Не прилетала ли сегодня в ваши леса и поля чужая птица?
Одна птичка-синичка отвечает ему:
— Видела я, сегодня прилетела в наш лес какая-то чужая птица и спряталась в дупле старого дуба.
Помчался Орел Орлович к старому дубу. Схватил серую птицу, бросил о землю, и обернулась она серой лошадью.
Пригнал Орел Орлович лошадь в табун.
— Ну, — говорят зятья Ивуку, — теперь гони лошадей к ведьме. А как станешь выбирать себе коня, бери самого плохого.
Пригнал Ивук лошадей и говорит ведьме:
— Пас я твоих лошадей три дня, ни одной не потерял. Теперь давай мне обещанного коня.
Выпустила ведьма во двор десять лошадей — одна другой лучше, а одиннадцатая — лохматая, кривоногая, худая — кожа да кости, того гляди упадет.
— Выбирай! — говорит ведьма. — Какая приглянется, ту и бери.
Выбрал Ивук плохонького кривоногого конька.
— Возьми хорошую лошадь! — уговаривает ведьма. — Кривоногая-то три шага шагнет, на четвертый свалится.
— Нет, — говорит Ивук, — беру плохого конька.
Накинул Ивук уздечку на кривоногого конька, вскочил на него, и взвился конек под небеса.
Летит Ивук на чудесном коньке над полями, над лесами и спрашивает у него:
— Сможешь ли ты увезти меня и прекрасную царевну от злого колдуна?
— Смогу, — отвечает конек Ивуку. — Не догонит нас злой колдун. Его конь, мой младший брат.
— Опустился Ивук возле черного дома у быстрого ручья, подхватил свою милую жену — прекрасную царевну, и поднялись они под облака.
— Ивук и царевна уже домой прилетели, а старый колдун только спохватился.
Вскочил колдун на своего коня, ударил его плеткой. Взвился конь под облака, подлетел к Белому городу, а вниз не спускается. Кружит конь над городом и спрашивает чудесного конька, своего старшего брата:
— Братец, можно мне на землю спуститься, с тобой рядом встать?
— Сбрось злого колдуна, тогда спускайся ко мне, — отвечает старший брат.
— Поднял конь злого колдуна выше облаков и стряхнул с себя. Ударился колдун оземь и разбился.
А Ивук с прекрасной царевной жили долго и счастливо.
Марийские народные сказки. Составитель Акцорин Виталий Александрович. Марийское книжное издательство. Йошкар-Ола, 1984 год.
Ненчык-патыр
Было это давным-давно, когда еще нас с вами, отцов и дедов наших не было. Жили-были на свете старик со старухой. Жили они в довольстве да согласии, но вот беда: детей у них не было.
Долгими зимними вечерами старуха любила шить-вышивать, а старик — лапти плести. За бездельем, известно, время как бык усталый тащится, а за работой да разговором оно зайцем бежит...
Однажды Пайберде, так звали старика, заметил, что со старухой творится что-то неладное. Да и разговор не клеился. Он отложил недоплетенный лапоть в сторону и участливо спросил:
— Что с тобой, Унави, старушка моя?
— Скатала-слепила я сыночка. Сколько можно жить без дитя родимого?
— Да, скучно без детей, что правда, то правда, — с горечью согласился старик. — Только из чего слепила-то? Из смолы еловой или из глины лиловой? Ну-ну, отвечай...
Пайберде усмехнулся и опять взялся за лапоть.
— А ты не смейся, лучше полюбуйся на сынка, — старуха сняла с печки квашню. — Вот он, родимец наш, — из теста скатала.
Смешно старику: «Спятила Унави на старости лет». Но вида не подает, бережно берет квашню и ставит обратно на печь...
— Хорошо, хорошо! Пусть наш сыночек вдоволь прогреется на печи да сил наберется.
А старуха так вся и светится. Вытащила из сундука пеленки да распашонки всякие, любуется на них и песню поет:
Вырастай скорей из теста,
Дорогой сынок.
Приведи себе невесту
На родной порог.
Будут внуки в доме нашем —
Гордость старикам!..
Становись сильней и краше
Ты на радость нам...
«Совсем рехнулась старуха. Завтра надо вести ее к знахарю», — озабоченно думает старик, а вслух говорит:
— Ну ладно, мать! Отдыхать пора. Завтра посмотрим, как вырос сынок наш.
А наутро проснулся Пайберде и только разбудил старуху, как вдруг они услышали голос:
— Маменька, папенька, снимите меня с печи!
«Вот так раз! — удивился старик. — И впрямь сыпок на печи объявился. Дела-а!» А старуха мигом встала с постели, толкает Пайберде:
— Ну не редька ли у тебя на плечах — не слышишь, сынок кличет?..
А голос снова зовет:
— Маменька, папенька, снимите меня с печи!
Унави мигом забралась на печь и стала одевать сына. Но ни одна рубашонка и распашонка ему не подходят. Все малы.
— Вставай, лежебока старый. Неси тулуп свой. Дитя одевать надо...
А старик уже тут как тут. Бросает на печку старый тулуп, подает лапоточки и протягивает руки к сыну:
— Иди, родимый, к отцу своему. Я обую тебя.
Но только взял Пайберде дитя на руки — сразу же вместе с ним упал на пол.
— Совсем обессилел, старый. Ребенка не можешь удержать, — подбежала Унави. — Дай-ка мне. Ушибся, сыночек, — она попыталась поднять его на руки, но сама тут же села.
— Да-а! Сынок-то у нас богатырь! — говорит Пайберде. — Так и назовем его: Ненчык-патыр — Богатырь из теста...
Весело теперь живется старикам. У них растет сын. Но вот беда: растет не по дням, а по часам. И такой тяжелый, что вся изба под ним ходуном ходит, качается.
Проснется рано утром Ненчык-патыр — перво-наперво берет во дворе большое бревно и играет им, как пушинкой. Потом идет расчищать руэм — вырывает с корнями деревья и складывает их в стороне... Ему — утренняя зарядка, а старикам хорошее поле будет. Сей рожь, ленок, коноплю — богатый урожай бывает на свежей лесной вырубке! Об этом мариец давно знает.
И так увлечется Ненчык-патыр работой, что только на зов Унави позавтракать идет в кудо¹ и с аппетитом ест.
После завтрака Ненчык-патыр очень любил играть. Посадит на одну ладошку мать, на другую отца и закружит их по избе, громко напевая любимую песенку:
Я из теста, я из теста,
И родился я в квашне,
Мне в квашонке мало места —
Ненчык-патыр имя мне.
— Унави, старушка моя! Надо большую избу ставить и половицы дубовые стелить. Видишь, вот эта половина вчера под Ненчыком прогнулась, а сегодня, гляди сюда, — уже надломилась. Да и с нами он как с куклами играет. Как бы не зашиб нечаянно. Что-то делать надо...
— И на улице с ним сладу нет. Жалуются соседи. Вот опять не послушал меня — убежал. Не натворил бы чего...
Только сказала это Унави — в избу вваливается целая толпа. Среди знакомых соседей бочком-бочком проскользнул в уголок никому не известный мужичок. Ростом — с локоток, а борода его покоится на груди в большой торбе. Пайберде был радушным хозяином и всех пригласил сесть. Соседки начали было присаживаться, но Мужичок-с-локоток вдруг возмутился:
— Мы не в гости пришли, а судить вашего грубияна. Вчера взялся кружить детей, да чуть руки им не вывернул, а сегодня завез девушек на высокую гору и столкнул санки. Все перепугались. А вдруг санки перевернулись бы и придавили кого-нибудь?
— А вот и не все перепугались. Было очень весело! Да и как санки могли перевернуться, когда Ненчык-патыр сидел впереди! Меня еще никто так не катал на больших санках! — вступилась за Ненчык-патыра Пеналче-Замарашка.
Жила она как работница у своей тетки, поэтому очень редко выходила на улицу — все была занята домашними работами: то грядки полола, то свиней да гусей кормила. Не то что играть, умыться порой некогда было. Вот все и стали ее звать Пеналче-Замарашкой.
— А ты бы молчала. Вышла один раз на улицу, Замараня, и нос задрала, — набросилась на нее теткина дочка.
— А тебе не на санках кататься, а на сундуках дома сидеть да в зеркало глядеться, — засмеялась Пеналче.
Тут все зашумели. Кто ругал Ненчык-патыра и его родителей, кто защищал. Наконец сам хозяин встал и сказал:
— Я понимаю вас, дорогие соседи, но поделать ничего не могу. Уж больно силен мой сын. Никакого сладу с ним нет. И дома удержать не могу — так и рвется на волю.
Тут вышел вперед Мужичок-с-локоток.
— Конечно, я не сосед ваш... Мне ли норовить советы давать, но я много видел на своем веку и скажу одно: коли сейчас ваше дитя отца-матери не слушается, то потом с ним подавно не справиться. Давайте я возьму его с собой.
Тут опять все зашумели: «Правильно!» — «Заберите его из деревни». — «Сделает детишек калеками!» — «Пусть уходит, по белому свету уму-разуму набирается!» Но Пеналче-Замарашка сказала, что если уйдет Ненчык-патыр, то и она уйдет с ним. Старики тоже не соглашались отпустить сына.
— Пусть все они и уходят из нашей деревни! — выкрикнула тетка Пеналче-Замарашки. — Мне такая грязнуля-племянница не нужна. Я ее и на порог не пущу...
Тетка оглянулась и смолкла на полуслове — в дверях стоял Ненчык-патыр.
— Вот что, дорогие соседи! Ни мать, ни отца из деревни я гнать не позволю. И Пеналче в обиду не дам. Пусть она живет у нас. Сам же я по белу свету пройдусь. Может, найду себе друзей хороших и уму-разуму наберусь.
— Не пойдешь со мной — пожалеешь, — прошипел Мужичок-с-локоток и громко хлопнул дверью.
Заплакали Пайберде и Унави, но делать нечего. Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Проводили они с Пеналче сына до околицы, помахали рукой и просили скорее возвращаться в родной илем.
Ненчык-патыр поднял котомку, куда старики заботливо сложили ему на дорогу хлеба, сушеного мяса, туара² и блинов, тоже махнул рукой на прощанье и пошел напрямик, куда глаза глядят...
А Мужичок-с-локоток вышел из избушки Пайберде и быстро проковылял за полевые ворота. Там старик вынул из торбы свою бороду, она оказалась в несколько раз длиннее его самого, развернул, распушил ее — поднялся за облака, полетел через долы и горы, моря и реки. Долго ли, коротко он летел, опустился на поляну посреди леса. На той поляне зияла большая-большая дыра. Мужичок-с-локоток влетел в нее, опустился в подземелье, в царство страшного дракона, и пошел по тому царству. Долго ли, коротко он шел, далеко-далеко увидел большое озеро. Оно было со всех сторон окружено скалами. У одной скалы стоял прекрасный дворец. Пройдя к нему, Мужичок-с-локоток опоясался своей бородой и скоро оказался перед двумя стражниками, которые стояли с длинными острыми пиками, охраняя двери, ведущие в покои дракона.
— Куда прешь, борода? — грубо закричал на него один из стражников.
— Я иду к моему властелину Аждаге! — гордо ответил Мужичок-с-локоток.
— Что? Тебе жизнь надоела? — удивился другой стражник.
— Совсем не надоела. А что, наш повелитель не в духе? — Мужичок-с-локоток даже приостановился в испуге.
— Да есть от чего, — отвечал первый стражник. — Орлы начинают надоедать, развелось их видимо-невидимо, и людей здесь совсем не стало. А ему, сам знаешь, скучно без людского горя. Вот гнев свой на слугах срывать начинает. Кабы у нас да твоя борода — разлетелись бы мы на все четыре стороны... Иди-иди, да в оба гляди. Не прогневи хозяина, — напутственно посочувствовал вслед стражник и помахал рукой...
В больших покоях на троне сидел Аждага. По обеим сторонам трона стояли два стола, украшенные драгоценными камнями. На тех столах лежали мягкие, из лебяжьего пуха, подушки, на них покоились две боковые человечьи головы дракона. Третья голова бодрствовала.
В дверях показался Мужичок-с-локоток.
— Что так долго бродил? — грозно спросил у него Аждага.
— Мир велик, — смиренно отвечал старик.
— Какое мое дело! — рявкнул дракон. — Не видишь, что ли, в нашем царстве совсем не стало людей? Орлы завелись, никто нас не боится, никто не завидует ни нашему величию, ни нашему богатству. Неужели мне самому сгонять людей сюда? Я тебя за нерасторопность вздерну за бороду.
— Воля ваша, — отвечал Мужичок-с-локоток. — Скоро в этих светлых покоях будут люди. Многое видел я на белом свете, сразу все не расскажешь.
— Говори, карлик! Не тяни!
— Во-первых, родился богатырь у поселян Пайберде и Унави. Назвали его Ненчык-патыром. За силу и озорство его выгнали из деревни...
— Еще что?
— Там же красавица живет, ни в сказке сказать, ни пером описать. Но никто не знает, что она такая красавица. Про это она и сама не знает. В деревне ее Пеналче-Замарашкой зовут.
— Очень хорошо, — обрадовался дракон. — Вот это вести так вести! Того богатыря — ко мне. А красавицу — тоже давай сюда, только откорми да приодень ее хорошенько.
— Будет исполнено, мой повелитель!
— Кто пришел, с кем разговариваешь? — просыпаясь спросила правая голова.
— Что тут происходит? — прошипела левая.
— Вперед дремать не станете, — прикрикнула на них третья, средняя голова. — А ты лети и ни мига даром не теряй! — приказала она старику.
Мужичок-с-локоток, кланяясь, попятился назад в скрылся за дверью.
Далеко-далеко от тех мест, где родился Ненчык-патыр, у самой воды стояла кузница. В ней работал человек по имени Кюртне-патыр — Железный богатырь.
Кюртне-патыр был человек веселый, и его голос далеко разносился по округе:
Я кузнец, силач железный,
Для людей мой труд полезный.
Силу я свою не прячу —
Я кую металл горячий
Для охотника есть стрелы,
Сабли — для героев смелых,
Сох серебряных немало
Землепашцам наковал...
Я кузнец, силач железный,
Для людей мой труд полезный...
Очень часто в кузницу наведывался его друг, охотник. Пюнче-патыр — Сосновый богатырь. Вот и сейчас он зашел в кузницу.
— Здорово, дружище!
— А, это ты, Пюнче-патыр, здравствуй, здравствуй! Проходи поближе, садись.
— Спасибо! — сказал Пюнче-патар, усаживаясь на лавку. — Ты знаешь, топор мой износился, новый, поди, уж готов? Да еще луки и стрелы нужны.
— Давно уже все готово! — отвечал кузнец. — Луки согнул из вереска, укрепил железной пластинкой, к стрелам припаял острые наконечники.
— Мне не терпится их испробовать, — сказал охотник.
Но в это время в кузницу вошел человек, по виду совсем мальчишка, хотя ростом был не меньше друзей-богатырей.
— Здравствуйте, богатыри! Извините, что зашел без приглашения. Мне очень нужны сабля, лук и каленые стрелы...
— Здравствуй, здравствуй! Да не сразу, браток, за дело берись, сначала познакомиться надо.
— Я издалека, — отвечал вошедший. — Три года к вам шел. Я — Ненчык-патыр, Богатырь из теста.
— Ха-ха-ха, ну и богатырь! — засмеялся охотник. — Да ты просто квашня!
— Кто много смеется без причины, тому часто плакать приходится, — заметил Ненчык-патыр. — И скажу еще: сам-то ты, зазнайка, похож на сосновую шишку!
— Я зазнайка? Сосновая шишка? — закричал Пюнче-патыр. — Ну нет, такой обиды терпеть я не буду! Бороться или рубиться?
— Я не к тебе пришел, — ответил Ненчык-патыр. — А раз на то пошло, будем бороться. Только, чур, потом не обижаться.
Кюртне-патыр согласно кивнул головой, и богатыри вышли из кузницы, нашли просторную луговину, и борьба началась. Каждый ловчился схватить другого и положить на обе лопатки. Скоро Пюнче-патыр понял, что одолеть ему Ненчык-патыра будет трудно. Мальчишка, как он его назвал про себя, был увертлив, как бесенок, а силен, как медведь. Чем дольше они боролись, тем больше сердился охотник, и тем чаще он ошибался, спешил. Этим и воспользовался юный богатырь. Он улучил момент и, схватив своего противника за пояс, поднял его в воздух, а потом медленно опустил на обе лопатки.
— Довольно, мир, — проговорил охотник.
Они встали и подали друг другу руки.
— Ну вот и хорошо. Уговор дороже денег. Прошу теперь выбрать луки, стрелы, щит, — сказал хозяин, и все три богатыря снова направились в кузницу.
Ненчык-патыр взял предложенную ему саблю, осторожно согнул, взвесил на руке ее тяжесть и одобрительно кивнул головой.
— Да! Сабля подходящая. — Потом он выбрал лук и стрелы и спросил: — Сколько всё это стоит?
— У богатыря сила не в кармане, а в его добром сердце. Пусть это будет тебе моим подарком, Ненчык-патыр, — ответил кузнец.
Пюнче-патыр тоже выбрал оружие и пригласил кузнеца и своего нового друга к себе погостить да поохотиться...
В глубоком лесу, посреди небольшой поляны, стоял дом Пюнче-патыра. На цепи висел большой котел. На стенах были прибиты оленьи рога, на них висели луки и стрелы в колчанах, охотничьи ножи. Особое место было отведено сабле, ножны которой были разукрашены драгоценными камнями и перламутром...
Солнце еще не взошло, а друзья уже проснулись и собрались на охоту.
— Итак, дружище Кюртне-патыр, — сказал охотник. — Дома остаешься ты. Оленье мясо — в погребе, вода — в роднике, хлеб и соль — на полке.
— Ладно, ладно, все сделаю как надо, — ответил кузнец. — А вы не прохлаждайтесь, берите ваши луки, стрелы и отправляйтесь в лес. Раннее утро — прекрасное время для охоты...
«Первым делом — обед сготовить, — думал про себя Кюртне-патыр, когда его друзья ушли на охоту. — А для этого...» — дальше он не стал раздумывать и принялся за дело. Взял большую деревянную бадью, три раза сходил за водой к роднику. Потом пошел в погреб, достал целую оленью тушу. Решил, что маловато, прихватил еще пол-туши. Все мясо он тщательно вымыл, разрубил на такие большие куски, что каждым из них можно накормить человек десять. Кюртне-патыр бросил мясо в котел, туда соли и кореньев, растопил очаг, тут же приготовил и... заснул богатырским сном.
Проснулся он от сильного стука в дверь.
«Никак охотники вернулись. Долго же я спал. О-о как вкусно пахнет мой обед», — думал он, открывая дверь.
Но тут кузнец увидел смешного крохотного старика с длинной-предлинной бородой.
— Ты зачем, старик, так стучишь громко, отдохнуть не даешь? — недовольно проворчал Кюртне-патыр.
Но старикашка не смутился и приказал:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!
Вы, наверное, догадались, что этот крохотный человечек был Мужичок-с-локоток.
Кюртне-патыр любил гостей, особенно стариков. Он принес и, посадил маленького гостя за стол, налил в деревянную чашу суп, выбрал кусок мяса поменьше, отломил хлеба и все подал на стол.
— Ну что это за еда? Да этого и малой синичке не хватит! — крикнул Мужичок-с-локоток и мигом смахнул все на пол.
— Ты что безобразничаешь?! Я таких гостей...
Но старикашка нисколько его не испугался. Он, подбоченившись, противно захохотал:
— Хи-хи-хи! Ну-ка покажи, как ты таких гостей принимаешь?..
Кузнец только хотел схватить незваного гостя за его длинную бороду, как в тот же миг сам был схвачен за шиворот. И что удивительно, он ничего не мог поделать со своим странным противником.
Мужичок-с-локоток поволок кузнеца, приподнял угол избы, подсунул туда Кюртне-патыра и придавил его,
— Вот как расправляются с негостеприимными хозяевами — сказал он. — Пожалел каравая хлеба, теперь лежи под углом.
Мужичок-с-локоток снял котел с цепи и в один миг проглотил все, что в нем было, не оставив ни капли супа, ни кусочка мяса. Потом он перевернул котел кверху дном, положил на тлеющие угли и снова залился противным смехом.
— Ну, браток, спасибо за угощение. Тебе, не железо ковать, а у котла стоять. Обед у тебя получился на славу. Не знал я, что ты так вкусно готовишь, иначе давно бы навестил. Хочешь, на добрую память тебе песенку спою? Молчишь? Стало быть, согласен.
Нет мне равного в борьбе —
Богатырь я бородатый.
Завтра вновь приду к тебе —
Жди меня, как в гости брата.
Суп и мясо — хороши,
И повар, хи-хи, толковый.
Благодарен от души.
Хи-хи-хи! До встречи снова!
— Ну как, понравилась моя песня? Однако тебе, молодец, не пристало лежать под углом, — Мужичок-с-локоток приподнял угол избы и освободил кузнеца. — Не тужи, браток, — сказал он напоследок, — до свиданья! А своим друзьям не забудь приготовить ужин, они придут усталые и голодные...
Закрыв за собой дверь, старикашка распушил бороду и исчез в облаках.
А кузнец сидел, боясь шелохнуться. Он никак не мог понять, что же случилось. «Эх, эх, как унизили меня! — думал он про себя. — И кто? Какой-то бородатый сморчок! Что же я скажу своим друзьям? Еще раз придется еду готовить». От горьких мыслей у него разболелась голова. Наконец, он поднялся с места и принялся за дело. Снова принес воды, мясо, заправил котел, разжег очаг, уселся на лавку и глубоко задумался. Мысли, одна печальнее другой, проносились в его голове. «Признаюсь — просмеют, непризнаюсь — поступлю нечестно... Лучше не признаюсь. Стар, видимо, я стал, коль старикашку не смог одолеть. Завтра останется домовничать сам хозяин. Он-то посильнее и помоложе — справится с незваным гостем...» И тут он услышал топот — возвращались его друзья с охоты.
— Посмотри-ка, Кюртне-патыр, — уже с порога, восторженно сияя глазами, воскликнул Ненчык-патыр, — какая сегодня у нас удача! Самого хозяина леса принесли. — С этими словами он снял со своего плеча убитого медведя и положил на пол. — Лук и стрелы твои оказались отличными! Ты славный мастер! Спасибо тебе за подарок!
Кюртне-патыр согласно кивал головой, хмурился и молчал.
— Ты что это в рот воды набрал? — не вытерпел Пюнче-патыр. — На ребячью радость голос подал бы, что ли!
— Не обижайтесь, в дыму да копоти голова разболелась.
— Сказал тоже! Может, в лесу сухих дров не нашел? — съязвил охотник.
— Отстань! — отмахнулся кузнец.
На следующий день домовничал Пюнче-патыр. Он также сварил вкусный суп, прилег отдохнуть на полати и тоже был разбужен сильным стуком в дверь.
— Эй, кто там стучит, отдыхать хозяину, мешает?
— Гость пришел, открой дверь!
— Что-то не припомню, кого я в гости звал, — пробормотал охотник, лениво поднимаясь с полатей. Он распахнул дверь и увидел старика ростом с локоток с длинной-предлинной бородой. Пюнче-патыр грозно нахмурился, но старикашка не смутился и приказал:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба.
«Ишь чего захотел такой замухрышка. Хватит тебе небольшой чашечки супа, кусочка мяса да ломтика хлеба, — думал хозяин, подавая все это на стол. — Однако как бы чего не вышло. А вдруг он слуга дракона или сам злой колдун? Отнесу-ка я его и посажу за стол — чего мне стоит. А там увидим».
Посадил Пюнче-патыр нежданного гостя за стол и сам напротив него сел.
— Ну что это за еда? Да этого малой синичке не хватит! — крикнул Мужичок-с-локоток и мигом смахнул все на пол.
— Ах вот как! — вскочил охотник. — Видать, ты не бывал еще в гостях у добрых людей. Никто не проучил тебя хорошенько.
Он бросился на старичка, а тот сидит как ни в чем не бывало и, подбоченясь, противно хихикает. Только хотел Пюнче-патыр схватить гостя за его длинную бороду, как в тот же миг сам был схвачен за шиворот... И с ним то же самое случилось, что с бедным кузнецом. Насмеявшись вдоволь над Пюнче, Мужичок-с-локоток проглотил всю еду, а пустой котел перевернул кверху дном. Потом поднял угол избы, освободил хозяина, вышел за дверь, распушил бороду и исчез в облаках...
На третий день готовить обед остался Ненчык-патыр. Он также сначала принес и налил в пустой котел воду, разрубил на куски оленью тушу, растопил очаг и сел на лавочку.
«Ну что стряслось с моими друзьями? — спрашивал он себя. — Словно стыдятся чего-то, глаза прячут. Их ничего не радует — ни отдых, ни охота. Вот вернутся домой из лесу, прямо спрошу», — решил Ненчык-патыр и повернул горевшие под котлом бревна. Скоро его потянуло ко сну, и он задремал. «Что это я? — спохватился он. — Огонь догорит, а суп может не свариться. Нет, сон-батюшка, лень-матушка, вы меня не возьмете». И чтоб не уснуть, Ненчык-патыр взял большую липовую ложку и начал помешивать суп. Когда в котле закипело, он зачерпнул немного супа, попробовал на вкус. «Хорошо! Пусть прокипит, упарится хорошенько мясо — тогда затушу огонь и сниму котел. Придут мои друзья — вот поедят в охотку», — раздумывал Ненчык-патыр, помешивая в котле.
Вдруг в дверь громко постучали, и кто-то потребовал:
— Гость пришел, открой дверь!
— Гостей я не приглашал, но уж коль пришел дверь открыть тоже сможешь.
Дверь резко распахнулась — в сенях стоял Мужичок-с-локоток.
Он снизу вверх грозно посмотрел на Ненчык-патыра. и приказал:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!
— Хорошо принимать гостей, которые любят сытно поесть, — радушно говорит Ненчык-патыр, наливая большую чашку супа. Потом он выбрал самый жирный кусок мяса, принес свежий каравай хлеба и положил на стол. — Прошу, гость дорогой. Хоть и не звал я тебя, но как приятно на чужбине видеть знакомых по родной стороне. Может, снова был у наших илемов? Как там мои старики?
Но Мужичок-с-локоток будто ничего не видит и ничего не слышит, грозно повторяет приказ:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!
— Ах вот ты какой?.. Ничего не видишь, ничего не слышишь, да и со знакомыми знаться не хочешь. Больно высоко вознесся! А я слугой никогда не был и гостей таких высокомерных принимать не желаю! — проговорил Ненчык-патыр и захлопнул дверь перед самым носом нежданного гостя.
В ту же минуту дверь с грохотом упала, и Мужичок-с- локоток, противно хихикая, встал перед Ненчык-патыром и прошипел:
— Ну, желторотый воробей, бороться будем или рубиться?
— Кровь стариков я не проливаю, а уж коль ты захотел мою силу испробовать, так и быть — будем бороться, — твердо ответил Ненчык-патыр и, цепко схватив Мужичка-с-локоток за бороду, закружил его вокруг себя. Потом неожиданно отпустил — и старикашка с лета ударился об угол двери, упал на порог и притих, как неживой.
Да-а, борец из тебя не получился, однако. Да что это с тобой? — забеспокоился богатырь и участливо наклонился над волшебником. И в ту же минуту Мужичок-с-локоток схватил Ненчык-патыра за шиворот, вскочил на ноги и мигом потащил богатыря из избы.
— Хи-хи-хи! — снова залился он противным смехом. — Вижу, сильный да смелый ты стал, походя по свету белому, но, видать, и зла черного нахватался в людях, потому-то я и победил тебя. Тот еще не родился, кто в борьбе одолеет меня. Сейчас я отнесу тебя Аждаге. Будешь его слугой.
У самого порога Ненчык-патыру удалось, ловко схватить старика за бороду у подбородка и приподнять его. Мужичок-с-локоток как-то сразу скис, рука его обессилела.
— Ах вот какой ты гость! Ты не только злой старикашка, но еще и коварный! — говорил Ненчык-патыр, поднимаясь на ноги. — Пошел на хитрость подлую. Тем хуже для тебя! И запомни: ничьим слугой я никогда не буду.
Ненчык-патыр подошел к высокой сосне и на середине ее, на высохший острый сук намотав бороду и завязав крепким узлом, повесил злого волшебника.
— Ну, как себя чувствуешь? В твоем хилом теле — большая сила. Ты не просто Мужичок-с-локоток, а злой колдун. Много же мне пришлось повозиться с тобой! Сейчас придут мои товарищи, и мы вместе решим, что с тобой делать.
— Отпусти меня, Ненчык-патыр! — взмолился колдун. Твои друзья уже исчерпали сердца свои в пороках и зле. Охотник завистлив и хвастлив. Зазнается перед другими. Он ленив, мало думает и беспокоится о друзьях. Кузнец мастер хороший, но труслив, боится правду сказать... А ты... Только потому ты победил меня, что сердце твое чистое, как у ребенка. Ты смел, ты простил меня, а они из-за трусости своей могут убить.
— Ну хорошо. Я отпущу тебя, но как ты будешь жить теперь?
— Я перво-наперво вознагражу тебя. Ты будешь самым сильным, тебе будет подвластен весь мир земной. Ты будешь самым богатым. Всякое твое желание будет исполнено без промедлений.
— Все «будет», «будет» мне одному. А я хочу, чтобы все были свободны и счастливы, и богаты. Хочу, чтоб ты был хорошим, честным.
— О Ненчык-патыр! Богатыми не могут быть все. Люди никогда не будут чистыми душой и честными в поступках своих. Потому-то и жив я, и здравствую, что еще много есть людей, в чьих сердцах прячется зло. А каждый, в чьем сердце таится зло, — мой раб.
— И ты хочешь, чтобы я освободил тебя для того, чтобы ты отнимал у людей свободу! Ты уверен, что на земле всегда будет зло? Нет! Мы, люди, победим зло, а ты, коварный карлик, будешь висеть здесь, на суку, на собственной бороде! — решительно сказал Ненчык-патыр, повернулся и пошел к дому охотника.
— Остановись, о юный богатырь! — отчаянно крикнул вслед Мужичок-с-локоток. — Если ты отпустишь меня сейчас, сию минуту, я освобожу твоих родителей и Пеналче-Замарашку.
— Как? — обернулся Ненчык-патыр. — Где мои старики? Где Пеналче? Говори, презренный колдун!
И Мужичок-с-локоток рассказал о том, как он по приказу дракона Аждаги доставил в подземное царство Пайберде, Унави, что они теперь прислуживают дракону, а Пеналче-Замарашка и другие две юные пленницы стали женами владыки подземного царства.
— Не ври, о подлый старец! Пеналче никогда не станет женой дракона. Сейчас придут мои друзья, и ты поведешь нас в свое подземное царство. Мы всех пленников освободим. И твоему хозяину не поздоровится...
В это время вернулись Пюнче-патыр и Кюртне-патыр. Они уже на охоте признались друг другу и осудили себя за то, что не сказали правду, не предупредили юного товарища о коварном и злом волшебнике. Скорее, без добычи, поспешили они домой и удивились: обед весь цел, на столе большая чашка супа и каравай хлеба. Но где же Ненчык-патыр? Они увидели следы борьбы и еще больше забеспокоились.
— Не похитил ли он нашего друга? — встревожился кузнец.
Они выбежали из дому и увидели Ненчык-патыра. Он быстро шел навстречу.
— А-а, пришли... Очень хорошо. Ешьте покрепче — и в дорогу.
Он рассказал обо всем, но Кюртне-патыр испугался идти на дракона. Он слышал, что много уже богатырей погибло в битвах с ним. Охотник посоветовал, что дракона лучше ждать наверху, когда он выползет из подземного царства, и тогда прикончить. Но Ненчык-патыр смело решил идти один, сейчас, сию минуту. Он согласился на прощанье пообедать с друзьями, а потом спешно направился к сосне за Мужичком-с-локоток. Поглядеть на висящего злого волшебника пошли и кузнец, и охотник. И вдруг юный богатырь схватился за голову. На суку висела только борода колдуна. Мужичок-с-локоток исчез. Он по волоску оторвал себя от бороды и поспешил к поляне с заветной норой в подземное царство.
— Эх, растяпа! Что я теперь буду делать? Как я найду дорогу во владения дракона.
Тогда Пюнче-патыр сказал:
— Успокойся, юный друг! Я не оставлю тебя одного. Я знаю в дальнем лесу поляну, где есть нора, из которой погреться на солнышко иногда выползает дракон.
Кузнец устыдился, наконец, своей трусости и решился тоже пойти.
И вот все трое наших богатырей отправились в путь-дорогу.
Скатившись кубарем в подземелье, Мужичок-с-локототок облегченно перевел дух. Теперь он был во владениях всемогущего Аждаги, под защитой его.
«Ишь освободители нашлись, — злорадствовал он, зная, что друзья пустились в погоню все втроем. — На самого дракона идут. Ну пусть только явятся сюда — мигом угодят в пасть моему повелителю. Будет доволен мой хозяин...»
И вдруг он услышал словно раскаты грома: «У-у-у! У-у-у!» «А-а, сам Аждага близко!» — обрадовался Мужичок-с-локоток. И, действительно, скоро он увидел дракона. Его длинное тело иссиня-зеленовато светилось изнутри, две боковые головы на коротких шеях покоились на плечах. Средняя же голова была на длинной шее и как всегда бодрствовала.
И вот три пары глаз уставились на Мужичка-с-локоток.
— Го-го-го-го! — засмеялась средняя голова. — Го-го-го-го! Го-го-го! — вторили ей правая и левая.
— О-о, пусть ваше величество всегда будет таким веселым и жизнерадостным! — воскликнул льстивый старик. — Во веки веков.
Но Аждага безудержно гоготал. Правая и левая головы так расшумелись, что средняя должна была вмешаться:
— Эй, чего, как пустые бочки, разошлись? — крикнула она и правой лапой ударила левую, а левой — правую головы и тут же сама за голову схватилась и застонали: — Мать моя богородица! Все забываю о том, что где больно вам, там и мне больно... Эй ты, чучело гороховое? Хватит смешить мои честные головы, говори, где объявился такой ловкач-богатырь, кто смог при свете земного дня оставить тебя без волшебного украшения. Говори, презренный трус, где борода, которой я одарил тебя?
Мужичок-с-локоток смущенно молчал. Уж очень ему не хотелось говорить о своем позоре. Но спрашивал сам владыка подземного царства, и колдун не посмел умолчать, рассказал все, как было.
— Дорого я бы дал, чтобы полюбоваться на то, как ты висел на своей бороде, — прорычал Аждага, его лапы схватились за живот, и все три головы опять покатились со смеху.
— Мой повелитель, — сказал с обидой в голосе Мужичок-с-локоток. — Вы смеетесь, а я же для вас старался. Пусть я смешон сейчас, но почти выполнил все ваши приказы: еще раньше я сыскал и доставил двух красивых девушек. А теперь лучшую из лучших, красивейшую из красивейших в наше царство привел.
— А где твоя красавица? Давай-ка ее сюда!
— Сию минуту,— подпрыгнул в радости Мужичок-с- локоток.
И тут правая голова заспорила с левой:
— Красавица Пеналче-Замарашка будет моей! — гаркнула она.
— А вот и не твоей! Пеналче-Замарашка будет моей! — вопила другая.
И тут средняя голова так тряхнула сначала правую, а потом левую, что все три головы Аждаги на некоторое время словно оцепенели. Первой очнулась средняя голова. Она увидела Мужичка-с-локоток, застывшего в почтительной позе.
— Ты еще не ушел, дохлая черепаха! Одна нога здесь, другая — там! Привести сюда Пеналче-Замарашку! И прихватить остальных пленниц!..
В покоях Аждаги всегда были юные пленницы. Мужичок-с-локоток похищал девушек и приносил в подземное царство. Всех их роскошно одевали, хорошо кормили и поили. Любая просьба их исполнялась в ту же минуту, но потом в один прекрасный момент одна из невольниц исчезала куда-то. Мужичок-с-локоток уверял остальных, что пропавшую девушку за ласки нежные, за любовь горячую хозяин подземного царства отпустил на волю и что он сам на своей бороде отнес девушку домой... Но на самом деле было не так. Дракон Аждага просто-напросто съедал девушек.
Вот и теперь в покоях Аждаги было три невольницы. Старшую звали Акталче. Ей Аждага прислал в подарок большой золотой сундук, полный дорогих одежд и украшений. Она сидела у зеркала и любовалась новым платьем.
Среднюю звали Окалче. Ее похитил колдун немного позже, и Аждага подарил ей большой серебряный сундук. Она тоже сидела перед зеркалом, примеряя на груди ожерелье.
Обе они так были заняты собой, что не замечали третьей пленницы, совсем недавно появившейся в покоях подземного владыки. Это была Пеналче-Замарашка. Она отказалась принять подарок Аждаги — медный сундук с дорогими одеждами и украшениями. Он так и стоял нераскрытый, а Пеналче-Замарашка сидела у резного окна и грустно пела:
Здесь богатые палаты,
Золото, хрусталь...
Ничего мне здесь не надо,
Только очень жаль:
Не могу из плена птицей
Легкой улететь.
Надоело мне без дела
В роскоши сидеть.
Потом она подошла к Акталче, но та продолжала наряжаться и смотреться в зеркало. Окалче занималась тем же, и Пеналче-Замарашка сказала громко, обращаюсь к ним:
— Ох, девушки, девушки! Ну что хорошего в дорогих нарядах, когда сами в плену? Если бы такое добро было у меня на воле, я была бы счастлива, а здесь...
— Чья бы корова мычала, а твоя, бы молчал, — сказала Окалче, отрываясь на миг от зеркала. — Там, на земле, ты день и ночь работала на свою тетку, не пила так, не ела, да и никаких нарядов не имела...
— Зато у меня там хорошие друзья были. Вот, например, Ненчык-патыр...
— Ха! Где же твой богатырь? Он и пикнуть не посмеет хозяина подземного царства.
— А я верю, что он найдет и освободит меня, и отца своего, и мать, и вас вместе с нами... А дома пусть я и бедно жила, но зато на свободе была. Не захотела у тетки жить — люди добрые приютили.
— Замарашка права. Неужели ты, подруга, этого не понимаешь? — спросила Акталче. — Ведь нас никто не видит. Нашей красотой и нарядами любуется только старый карлик с бородой.
— Ты тоже права, — согласилась Окалче. — Была бы моя воля — мигом улетела бы в свой илем родной и сказала: «Не плачьте, маменька, не плачьте, папенька, я снова с вами и всегда буду слушаться...»
— На душе как-то холодно и тоскливо! — продолжала Акталче. — Никто тебе дурного слова не скажет, но сердце щемит тревога: что будет дальше?
— Да! — согласилась Окалче. — Я тоже часто грущу. Мне хочется увидеть родное яркое солнышко. Хочу быть среди широких полей и зеленых лугов. И пусть около леса будет голубое озеро, а на берегу прозрачный холодный родник... Больше мне, кажется, ничего не надо.
— А я еще желаю, чтоб у меня были хорошие друзья и любимый человек, — сказала Пеналче-Замарашка.
— Ну ладно, девочки, хватит мечтать, хватит горевать. Мечтой да слезой дело не поправишь. Вот понравимся хозяину подземного царства — и он отпустит нас всех домой. Давайте хорошенько примерим наши наряды, — сказала Акталче и снова открыла свой сундук. — Поглядите, какие бусы! Каждая как глазок лисички блестит.
— А у меня браслет какой! Павлиньим пером переливается, как радуга! — хвастается Окалче.
— Эх вы, — махнула рукой Пеналче-Замарашка. — Говорите о солнце, а сами тешитесь побрякушками.
В это время с большими подносами вошли Унави и Пайберде. И чего только не было на этих подносах! И пирожки поджаристые с мясом, и туара, и команмелна***, и мед, и полный жбан медовухи, разные сладости и напитки.
Дедушка, бабушка, вы тоже садитесь...
— За стол никого не приглашать! Ишь какие хлебосолы нашлись! Ваше дело — сидеть на сундуках, есть и пить, что повкуснее, чтобы всегда быть ядреными да крепкими, наряжаться во все лучшее, чтобы быть красивыми да пригожими, чтобы понравиться вашему властелину, — затараторил Мужичок-с-локоток, появившийся неизвестно откуда. — Ну что же еще вам надо?
— Солнце! — за всех ответила Пеналче-Замарашка. — Луга, леса, реки и озера! Свобода и человек любимый — вот что нам надо!
— О-о! Да вы тут, видать, сговорились. Это все ты, Замарашка, мутишь воду. Так знайте все: ваше солнце, леса, луга, реки и озера, ваш человек любимый — наш повелитель, всемогущий Аждага! Вы самые счастливые девушки на свете — вы жены его. Сегодня, сейчас вы идете к нему!
— Сжальтесь над ними, добрый волшебник, не отдавайте жадному дракону, — взмолились Пайберде и Унави...
— А вас, дохлые сморчки, никто не спрашивает! Вон отсюда!
Мужичок-с-локоток вдруг завертелся волчком все быстрее и быстрее, девушки тоже начали кружиться вокруг него. Неожиданно все двери распахнулись — и Мужичок-с-локоток вылетел вместе с тремя пленницами неизвестно куда...
В это время к золотому дворцу Аждаги подходили охотник, кузнец и Ненчык-патыр. Вдруг они заметили, что на ворот дворца вылетел черный смерч. Смерч быстро приближался, мгновение — и он пронесся мимо них в сторону мерцающего вдали озера.
— Что это такое? — удивился Пюнче-патыр.
— Какой-то вихрь пролетел, — сказал Кюртне-патыр.
— А мне показалось, что из этого облачка кто-то звал на помощь. Наверное, это Пеналче-Замарашку и стариков моих колдун понес к дракону, — сказал Ненчык- патыр, и все трое богатырей устремились туда, куда полетел смерч.
— Ненчык! Ненчык! Сыночек мой! — услышали они из дворцовых ворот крики.
Все обернулись, Ненчык-патыр узнал своих родителей, подбежал, крепко обнял их, поцеловал и снова рванулся в сторону озера.
— Сыночек, не ходите туда! Там дракон. Его победить никто не может — он каждое утро пьет в своем погребе живую воду. Пока мы все живы и здоровы, надо спасаться.
— Нет, дорогие мои! В родных илемах мы так и живем, не выручая друг друга. Вот и подстерегают нас зло и беда поодиночке. Вот и не выходим мы из нужды. Я походил по белу свету и понял, что никогда ближнего не надо оставлять в беде. Кто со мной идет на злого дракона?
— Я! — крикнул Кюртне-Патыр.
— Я тоже! — шагнул вперед Пюнче-патыр. — Только не мешает перед боем очистить погребок Аждаги с колдовским напитком.
— О-о, дети мои, — сокрушенно махнул рукой Пайберде. — Вход в тот погреб прикрыт огромной скалой, которую только сам дракон может отодвинуть...
Пайберде показал эту скалу, но Ненчык-патыр не смог отодвинуть ее. Не смогли это сделать и трое богатырей вместе, только немного сдвинули с места. Тогда Пайберде и Унави тоже уперлись плечами, а старик еще и скомандовал:
— Р-раз! Два! Три-и — взяли!
Скала с глухим скрежетом отодвинулась, и все трое вошли в мрачный погреб. Пайберде зачерпнул ковшом из огромной бочки, выпил и сказал:
— Вот это да! Я стал такой же сильный, как и в свои молодые годы!
Потом выпили все остальные — и, как на крыльях, устремились в сторону озера выручать Пеналче-Замарашку и ее подруг.
Дракон отдыхал на берегу подземного озера под огромным развесистым дубом. Он разнежился на травке задремал. Его разбудил черный вихрь, что остановился у дуба, постепенно замедляя круговые движения. Перед Аждагой предстал Мужичок-с-локоток, а три девушки упали на траву.
Средняя голова разбудила две боковые, Аждага сладко зевнул, чуть-чуть не втянув в свою пасть колдуна. Тот, обезумев от страха, вскрикнул, окончательно разбудив дракона.
— Где же твои красавицы? — строго спросил Аждага — Не эти ли дохлые мухи на траве?
— Что вы, мой повелитель? Они просто закружились, — суетился Мужичок-с-локоток около пленниц, хлопая их по щекам. — И здоровые они, как изволите сами сейчас увидеть, и ядреные, и крепкие — как спелый орех.
— Хорошо-хорошо, но мне не нужны бесчувственные твари, — Аждага опять зевнул с намерением проглотить Мужичка-с-локоток, но тот держал ухо востро и так проворно отпрянул в сторону, что даже рассмешил Аждагу.
Нетерпение брало свое, и дракон снова грозно спросил:
— Что-то жены мои не оживают долго. С ними надо было обращаться понежнее! Ты убил их, о подлый карлик! Да я раздавлю тебя, как лягушку!
— Не гневайтесь, мой повелитель, — упал на колени Мужичок-с-локоток. — Есть еще средство...
— Говори, какое же это средство? — нетерпеливо заскрежетал зубами дракон.
— Их может разбудить ласковое слово доброго человека.
— Го-го-го-го! Не ты ли этот добрый человек? — съязвил Аждага.
— Нет!
— Может быть, таким человеком ты считаешь меня? Колдун засмеялся и, словно бросаясь в омут, проговорил робко:
— Нет, мой повелитель...
— То-то же! — внушительно сказал дракон. — Но где же мы найдем добрых людей?
— А их и не надо искать, они сами пришли! — сказал Ненчык-патыр. И дракон, и колдун увидели трех богатырей, Пайберде и Унави.
Все в ноги поклонитесь! — закричал Мужичок-с-локоток, радуясь, что гнев дракона перейдет на незваных гостей.
— От твоего крика, подлый старик, наши спины не согнутся! — гордо сказал Пюнче-патыр.
— Уж кто-кто, а ты молчал бы, хилый охотник, — с презрением прошипел колдун. — Али забыл, как барахтался под углом своего собственного дома?
— И он не забыл, и я не забыл! — выступил вперед Кюртне-патыр.
— Сегодня мы рассчитаемся с тобой за всех и за все. Теперь ты не будешь воровать на земле юных дочерей и уводить в рабство братьев и отцов наших...
— Го-го-го-го! — загоготали все три головы дракона. — Бывало, сюда людей силком, не затащить, а сейчас сами пришли.
— Рано смеетесь, Аждага! — оборвал его Ненчык-патыр. — Отвечайте, что случилось с девушками?
— Го-го-го-го! — снова загоготали все три головы дракона. — Сам не знаешь, о юноша? «Язык сладкое, а глаза красивое любят», — так, кажется, говорят на земле. Поглядите все: какие красавицы! А вы, старики, слуги мои, вы — добрые люди, подойдите и разбудите их!
Пайберде и Унави не сдвинулись с места, но когда об этом же их попросил их сын, старики подошли к Пеналче.
— Очнись, доченька моя, — тихо сказал Пайберде и нежно прикоснулся ладонью к холодному челу девушки— Вставай, мы пришли выручать вас.
— Го-го-го-го! — с новой силой загоготали три головы Аждаги. — Слышите, — средняя голова говорит двум другим, — этот старый хрыч пришел девушек выручать. Го-го-го-го! Го-го-го-го!
— Хи-хи-хи-хи! — поддакивал Мужичок-с-локоток. — Девушек выручать... Хи-хи-хи-хи!
Скоро три пленницы очнулись, и дракон приветливо сказал им, не обращая внимания на всех остальных:
— Ну, красотки мои! Пойдемте, я вас приласкаю.
— Ни за что! — воскликнула Пеналче-Замарашка.
— Нет! — ответили Акталче и Окалче.
Мужичок-с-локоток подбежал к девушкам, взял за руку Пеналче-Замарашку и потащил к Аждаге.
Ненчык-патыр схватил карлика и бросил в сторону кузнеца. Кюртне-патыр не растерялся, поймал колдуна и бросил Пюнче-патыру, тот обратно юному богатырю. Так повторялось несколько раз. Живой мячик перелетал из рук в руки. Наконец, Ненчык-патыру надоела такая игра, и он бросил колдуна на середину озера. Тело карлика скрылось под водой, а над озером поднялся смерч и тут же скрылся из глаз. И сейчас этот смерч носится по морям, поднимая соленые брызги, по лесам, ломая и вырывая с корнем деревья, по полям, приминая посевы, в пустынях, поднимая до самого неба песчаные столбы. А иногда в ярости он бросается на города и деревни, стремясь как можно больше вреда нанести людям.
Пока богатыри перебрасывали Мужичка-с-локоток по кругу, все три головы дракона покатывались со смеху, но когда колдун оказался в озере, Аждага удивленно сказал:
— О-о! Да вы смелые какие! Мне это нравится. Я беру вас в слуги к себе.
— В слуги? — переспросил Ненчык-патыр.
— Ну да, в слуги, — продолжал дракон. — Пюнче-патыр — хороший охотник. Он будет мне доставлять разную дичь, а Кюртне-патыр отличный кузнец. У меня под землей железа, меди, серебра и золота — куй, мастери, чего захочешь! Ненчык-патыр, отец его и мать — землепашцы. Они будут растить и собирать урожаи, приносить мне к столу хлеб. Ну что еще? Найдете себе невест, сыграете свадьбы, и заживем в дружбе да согласии.
— Теперь всем нам осталось до земли поклониться всемогущему повелителю, — съязвил осмелевший Пайберде.
Но дракон не почувствовал издевки, не заметил он, как усмехнулись богатыри, так как его внимание отвлекло что-то на вершине дуба.
— А-а! И здесь свили гнездо эти проклятые орлы! — взревел Аждага. — Сейчас я расправлюсь с их желторотыми птенцами...
Дракон повернулся и направился к дубу.
Орлята жалобно запищали. Охотник знал язык птиц и понял, что птицы звали мать и отца на помощь. Он схватился за лук и сказал Ненчык-патыру, что пока не прилетели эти огромные птицы, надо расправиться с драконом.
Ненчык-патыр поднял меч и ударил плашмя по спине дракона. Тот взвыл, но не от боли, а от удивления. Его головы превратились в змеиные — и из каждой пасти метнулись огненные струи. Они бы в одно мгновение сожгли героев, но друзья прикрылись щитами.
Богатыри смело ринулись на дракона, но подойти близко к нему никак не могли: средняя голова, извиваясь на длинной шее, полыхала всесжигающим пламенем, да и к тому же вблизи просто-напросто можно было угодить в когти Аждаги. Долго бились богатыри. Уже загорелась одежда на Кюртне-патыре, но он мигом сбил пламя; уже в пылу битвы Пюнче-патыр выронил из рук щит и сражался без него; плечо Ненчык-патыра было поражено когтями дракона, но юный богатырь смело шел на Аждагу, тесня его к берегу озера. Наконец, охотнику все же удалось пронзить стрелой правую голову дракона — и из ее раны хлынула кровь.
— Ты умрешь, охотник! Твое сердце заражено ядом черной зависти, зазнайства, — захрипела раненая голова и в предсмертном усилии плеснула в Пюнче-патыра черным ядом.
Затуманился взор отважного охотника, и упал он замертво у могучего дуба.
— Го-го-го-го! — загоготал дракон. — Сейчас ты, Ненчык-патыр, один останешься. И как это я забыл? Ведь кузнец-то труслив, как белка. Одной капли яда хватит ему.
И с этими словами левая голова плеснула в кузнеца желтым ядом. Кузнец пытался прикрыться щитом, но капля яда все же попала , на него — и он тоже упал... Ненчык-патыр рванулся защищать друга, прикрыть собой, так как его никакой яд Аждаги не мог убить, но не успел. Зато, оказавшись рядом, он срубил левую голову дракона и услышал крик Пайберде: «Берегись!» Богатырь поднял щит, но струя горячего пламени все же обожгла его, и загорелась одежда на нем.
— Го-го-го-го! — злорадно загоготала средняя голова. — Сейчас я хорошенько прожарю тебя и съем.
Ненчык-патыр бросился к озеру, но споткнулся о левую голову дракона и упал... В тот же миг когтистая лапа Аждаги сгребла юного богатыря и подняла вверх...
В пылу боя никто не заметил, как на макушку дуба опустилась огромная птица. Это была мать орлят. Она алчным взглядом следила за битвой. Зов птенцов о помощи прервал ее охоту, она вернулась ни с чем. «На хороший пир я попала!.. Вот будет мяса и мне, и орлятам!» — довольно думала орлица, глядя, как воины, один за другим покидая этот «пир», падали мертвыми. «Будет сейчас пожива, крошки мои», — сказала она орлятам и приготовилась к броску. В это время Аждага высоко над озером поднял Ненчык-патыра и дожидался только того момента, когда догорит на нем одежда, чтобы тут же проглотить его.
Напрасно бегал вокруг Аждаги Пайберде и колол его копьем охотника. Дракону это было нисколечко не больно. Он просто не обращал на старика никакого внимания.
В отчаянье старик простер руки вверх:
— О могучий юмо , спаси дитя мое от гибели! — и тут Пайберде увидел огромную птицу, готовую к броску. — О птица! Ты послана всесильным юмо... Растерзай скорее злого Аждагу! Помоги победить его.
Но птица ответила:
— Бедный старик! Юмо здесь ни при чем. Слышишь — всесильный молчит. Не внимал он и молитвам нашим птичьим. Я голодна! Мне надо кормить моих орляток. Вы, люди, никогда не помогаете нам. Ваши охотники часто лишают нас добычи. Вот и поселились мы в подземном царстве. Там, на земле, люди убивают птиц. И мы теперь не щадим людей.
И тут снова запищали птенцы.
— Не шумите, родимые, сейчас я вас накормлю.
— Нет, мать! Эти люди пошли на дракона, защищая нас. Ты должна помочь им.
И только теперь птица поняла, что люди — ее союзники. Она бросилась к средней голове Аждаги и вырвала когтями один его глаз.
Дракон взвыл от боли и выпустил из лап богатыря. Ненчык-патыр упал в озеро, и одежда его погасла. Он выскочил на берег и опять бросился в бой. Но и с одним глазом Аждага был грозен. Он еще злее изрыгал пламя. Но теперь страх потерять последний глаз заставлял его выше поднимать голову и встречать наскоки птицы. Скоро дракон понял, что трудно будет ему победить в этом бою. «Зачем мне рисковать? Сейчас я заключу мир с Ненчык-патыром. Расправлюсь сначала с орлами здесь, под землей, а потом с этим патыром — на земле».
— О юный патыр! Ты достойный воин. Я отпущу твоих родителей и Пеналче-Замарашку. Женись на ней, и живите с богом...
— Нет! — воскликнул богатырь. — С черным злом я в союз не вступаю!
— Ну хорошо же... Сейчас я утолю жажду, тогда посмотрим, как ты запоешь.
— А ты не спеши в погреб. Там уже нет твоего зелья. Я и мои друзья постарались об этом. Ты умрешь, презренный дракон!
— О-о-о... — взвыл Аждага. — Не радуйся и ты. Кто отрубит мою среднюю голову, тот погибнет навсегда, пусть даже он самый чистый и невинный. Слышишь? Погибнет!
— Ну и пусть! Я погибну, но и ты больше не будешь брать людей в рабство. И люди на земле будут счастливы. Никто не будет нарушать их мирный труд.
— Правильно, сынок! — крикнул Пайберде и встал рядом с Ненчык-патыром.
И вновь началась битва. Аждаге мешала бессильно повисшая правая голова. Он. оторвал ее и метнул в сторону героев. Голова угодила в Пайберде — и он упал... Ненчык-патыр схватил ее и бросил в дракона. Капля черной крови попала в уцелевший глаз Аждаги, и он перестал видеть. Долго еще вертел дракон ослепшей головой, обжигая все вокруг пламенем, но наконец удалось юному богатырю срубить ее. И в ту же секунду хлынул белый яд на Ненчык-патыра...
С громким клекотом подлетела другая птица, орел- отец, и обе они набросились на дракона...
В наступившей тишине около дуба одиноко стоял и плакал Пайберде. Окалче упала в обморок, как только рухнул на землю Пюнче-патыр. Акталче не смогла перенести смерть Кюртне, а Унави и Пеналче-Замарашка лишилась чувств, когда Ненчык-патыр оказался в когтистой лапе дракона.
Но скоро очнулись Унави, Пеналче-Замарашка и две другие девушки. Все они в один голос заплакали, и тогда орел-отец взмыл вверх п полетсл к роднику с мертвой и живой водой. Окропленная ею любая рана тут же затягивалась. Потому-то орлы не боялись Аждаги и смело жили в его подземных владениях. Скоро орел-отец принес в клюве этой воды н брызнул на всех погибших. Тут же ожили Пюнче-патыр и Кюртне-патыр.
— А против белого яда и живая, и мертвая вода бессильны, — сказала орлица-мать. — В битве с драконом мы сдружились с вами и должны выручать друг друга. Попрощайтесь с Ненчык-патыром — и орел-отец вынесет вас на землю.
Долго и безутешно рыдала Унави над сыном:
О сыночек мой родной-единственный,
Мы так долго ждали тебя на белый свет,
Но так быстро илем ты наш покинул.
И ушел ты. Мы, старцы, осталися
Коротать свой век без помощничка,
Без помощничка, бег кормильца...
И Унави поцеловала сына три раза в холодный лоб и скорбно отошла в сторону...
И тут же припала к Ненчык-патыру Пеналче-Замаряшка, причитая:
Мой единственный, синеглазый мой,
Ты зачем же одну меня оставил,
Без отца родного, без матушки,
Без тебя, мой патыр любимый?
И одна мне дороженька осталася —
За тобой, долгоджанный, синеглазый ной,
За тобой Ненчык-патыр любимый...
Пеналче-Замарашка схватила нож, но в это время слеза ее упала на холодный лоб юного богатыря, и он открыл глаза.
Орел-отец вынес наших друзей на землю. Скоро они отпраздновали три веселые свадьбы. Кюртне-патыр женился на Акталче, Пюнче-патыр взял себе в жены Окалче, а Ненчык-патыр, понятное дело, стал мужем красавицы Пеналче. Гремели барабаны, играли гусли, гудели волынки, и все пели и плясали до упаду. И я там был, крепкую брагу пил и плясал с красавицей Пеналче. Не верите — спросите у самого жениха — Ненчык-патыра...
Много-много лет прошло с тех пор. Бегут поезда по земле, плывут по воде пароходы, летают самолеты в небе, мчатся яркие звезды — корабли космические — все это сделано руками потомков Кюртне-патыра. Шумят на земле леса зеленые. Много в них зверей и птиц. Это потомки Пюнче-патыра заботливо охраняют природу от холодного топора, от злобного браконьера. От края и до края колышутся нивы... Это потомки Ненчык-патыра выращивают на земле богатые урожаи...
Не зря говорят в народе: "Хлеб - всему голова". Может, потому в этой сказке Ненчык-патыр - Богатырь из теста - был самым, добрым и отважным.
* Пеналче — сирота.
** Туара — творожник.
*** Команмелна — слоеные блины.
Марийские народные сказки. Составитель Акцорин Виталий Александрович. Марийское книжное издательство. Йошкар-Ола, 1984 год.
Гусли-самогуды
В одном лесном марийском илеме (хуторе; прим. by admin) жила-была женщина Окалче. И был у нее сын Эчан. Отец его долго был в солдатах. Вернулся домой нездоровый и вскорости умер. Все мужские заботы по хозяйству взял на свои молодые плечи сын. Случалось, он и на охоту ходил...
— Молодец, сынок, хороший ты мне помощник, но вот беспокоит меня твоя охота. Увидишь на дальнем озере утку с золотыми крыльями — смотри не убивай ее. Много горя и тяжких испытаний она принесет тебе, — часто говорила мать, провожая Эчана на охоту.
Но, как известно, запретный плод сладок. Чем чаще предупреждаешь молодость не делать тот или иной неверный шаг, тем ей скорее хочется сделать его. Так и Эчан. Он кивал головой в знак согласия, а когда выходил на охоту — дорога неизменно приводила его к дальнему озеру.
И вот однажды, когда только-только прошла большая гроза и над лесом коромыслом повисла разноцветная радуга, Эчан снова пришел к берегам дальнего озера. Но что это? В камышах, недалеко от берега, увидел он утку с золотыми крыльями.
Долго целился Эчан, солнце глаза слепило, но стрела, пущенная умелой рукой, не промахнулась.
«Ну, теперь я богатый, — думал Эчан. — Продам утку — и куплю целый руэм¹ земли, наряды хорошие закажу и пошлю сватов к любимой моей — красавице Пампалче».
А в городе как раз была объявлена весенняя ярмарка. Недолго стоял Эчан со своим невиданным товаром. Подошли к нему подручные лужавуя² той округи и повели в богатый расписной шатер. Лужавуй поднялся навстречу и громко, торжественно произнес:
— Да, не зря говорят мои подчиненные — хороший ты охотник. Вот какую добычу принес мне.
Хотел было Эчан признаться, что совсем не подношение это, что ясак они с матерью уплатили вовремя, но лужавуй и слова ему не дает сказать.
— Передай матери, что теперь я ее всегда буду помнить и внукам, правнукам оставлю завет не давать в обиду семью ее и весь ваш род. Садись со мной, юноша, отведай-ка золотой медовухи...
Помнил Эчан, возвращаясь домой, что лужавуй обещал прислать ему грамоту на руэм земли. Но когда он нее рассказал матери, та закручинилась:
— Ох, милость богатого хозяина — до поры! Не к добру его обещания. Зачем ты ослушался меня?
Скоро пришли к ним подручные лужавуя и снова забрали Эчана с собой.
Опять принял хозяин Эчана ласково и произнес:
— Я помню, Эчан, что обещал тебе земли руэм, но мне сказали, что где-то за нашими полями и лесами драгоценный камень лежит. Кто, как не ты, мой лучший охотник, найдет и принесет мне его.
Хотел было Эчан напомнить, что свое первое обещание лужавуй не выполнил, но тот опять слова не дает сказать, садит за стол, зовет виночерпия...
Помнил Эчан, возвращаясь домой, что лужавуй обещал ему два руэма земли. Все рассказал он матери, а та опять закручинилась:
— Вот и увидел ты, сынок, хозяйскую милость. Что я говорила тебе? И зачем ты убил утку с золотыми крыльями? Ну ладно. Я знаю одну добрую старушку. Живет она далеко-далеко, на краю земли нашей. Многих она выручала. Может, и тебя выручит.
Собрала мать котомку, обняла сына и долго махала ему вслед рукой. Долго ли, коротко шел Эчан — неизвестно. Но то, что был он у той доброй старушки, истинная правда, потому что сам Эчан передал людям своего илема такие ее слова:
— Да-а! Частенько наведываются ко мне бедные люди. И у всех у них одни просьбы: указать, где земля хорошая, вольная, где нет богатых да жадных господ, где правда живет. А твоя просьба — первая. Я знаю, где то озеро, на дне которого лежит сундук, а в том сундуке — другой сундук. И вот в этом сундуке лежит тот драгоценный камень. — Старушка махнула рукой — прилетела белая гусыня. — А вот эта добрая вещунья укажет тебе дорогу к озеру. Куда она полетит — туда и иди...
Радостный возвращался домой охотник Эчан: теперь-то у него будет два руэма земли. Теперь-то скоро справит он веселую свадьбу...
Но лужавуй опять, как и в прошлый раз, не выполнил обещания. Взял драгоценный камень и пригласил Эчана за стол, позвал виночерпия.
— Самый лучший ты мой слуга, — начал лужавуй льстивую речь. — Прослышал я, что далеко-далеко, не в наших пределах, живет хороший мастер. Он делает гусли, которые сами играют. Достанешь мне такие гусли — три руэма получишь.
Эчан начал было говорить про свою Пампалче, про свадьбу, но лужавуй опять за свое:
— Такой молодой джигит! Невеста в разлуке полюбит крепче. Да и жениться рано — какой резон? Погулять- походить надо молодому джигиту по белу свету, пока не попал он в тенета семейные...
Помнил Эчан, возвращаясь домой, что лужавуй обещал ему три руэма земли. Все рассказал он матери, но та тяжело вздохнула:
— Понял теперь, сынок, как неблагодарна служба у богатого... И зачем ты убил утку с золотыми крыльями! Гусли-самогуды никто еще не приносил в нашу страну, да и те, кто ходил за ними, сами не возвращались. — Мать обошла сына три раза, взяла несколько волосков с его головы и сказала: — Ну что же, сынок, дал слово — надо держать. И я, и твоя любимая Пампалче будем ждать тебя. Иди, попрощайся с ней.
Пампалче упала на грудь Эчану, крепко поцеловала и подала вышитый солык³. А на нем — родные края, березоньки по-над узкой речушкой...
— Возьми, любимый! В этой роще мы часто встречались с тобой. Вышивала я солык к нашей свадьбе... Я тебя буду всегда ждать...
Поднял Эчан котомку с пирогами да творожниками и отправился в путь. Снова он зашел к доброй старушке и рассказал ей обо всем.
— Да, Эчан, нелегка эта задача. Вместо благодарности посылает тебя лужавуй на смерть. Ну ничего. Вот тебе сорок свечей. Придешь к мастеру, будешь ему освещать, смотри не усни. Как только уснешь — он убьет тебя. Но ты положи на колени подарок своей любимой и все гляди на него. Тогда не уснешь и гусли-самогуды получишь. А с гуслями никакой лужавуй тебе не страшен будет. Только скажи: «Играйте, гусельки». А коль остановить их захочешь — скажи: «Хватит».
Долго ли, коротко шел Эчан, но пришел наконец к дому мастера. Тот его принял радушно и сразу принялся за работу.
Десять свечей сжег Эчан, двадцать, клонит его ко сну, но он все неотрывно смотрит на подарок Пампалче. Вот мастер настраивает гусли, Эчан забылся-заслушался и незаметно уснул. Мастер поднял острую саблю... Но тут взгляд его вдруг упал на вышитый солык. Красота и тонкость работы покорили мастера. Он разбудил Эчана...
— Счастливый ты, о юноша. Ты первый, кто уйдет отсюда живым. Ничто меня так не гневит, как сон одного, когда другие работают. Но это полотенце... Где ты взял такую чудесную вышивку?
— Его мне подарила моя любимая. Да, наши девушки- марийки вышивать мастерицы. Приходите к нам в гости — милости просим.
Получил Эчан гусли-самогуды и, счастливый, вернулся домой. Но тут он узнал о великом горе: лужавуй взял его Пампалче и объявил своей наложницей. Пампалче отказалась быть одной из жен лужавуя, и он посадил ее в темницу.
Зашел Эчан к лужавую в дом и сказал: «Играйте, гусельки!» Вся дворня, все подручные и советчики лужавуя, да и он сам, пустились в пляс и никак остановиться не могут.
— Хватит мучить меня, Эчан, — взмолился хозяин. — Я даю тебе три руэма земли, забирай свою Пампалче, только уйми эти окаянные гусли, пусть они не играют.
— Я прикажу гуслям не играть, но ты отпусти всех наложниц и обещай не брать больше с наших людей ясак.
— Все обещаю — слово лужавуя.
— Хватит! — сказал Эчан, и гусли-самогуды смолкли.
Встретился Эчан с Пампалче, скоро они вместе вернулись домой.
Гремели барабаны, гудели волынки, но особенно весело играли на свадьбе Эчана и Пампалче гусли-самогуды. И пришел, говорят, на ту свадьбу мастер, нашел себе молодую хорошую мастерицу-марийку да с тех пор так и остался жить в наших краях.
Не зря же гусли наши марийские по всей земле славятся.
¹ Руэм — вырубка, место, где корчуют лес под посевы.
² Лужавуй — главный сборщик податей, ясака.
³ Солык — полотенце с вышитыми концами (повязывают голову победителю в состязаниях во время праздника, а также невеста повязывает жениху на свадьбе).
Марийские народные сказки. Составитель Акцорин Виталий Александрович. Марийское книжное издательство. Йошкар-Ола, 1984 год.
Волшебный меч
Это то было так давно, что даже самые старые люди не помнят когда: или триста лет назад, или пятьсот, или, может быть, целую тысячу. На берегах спокойной и могучей лесной реки Ветлуги жили марийцы. Они сеяли хлеб, ловили рыбу, ходили на охоту. И жить бы им счастливо и радостно, но появился в прибрежных болотах злой Турни. Он налетал на посевы и сбивал колосья, глушил и пожирал рыбу в речных омутах, а в лесу порывами сырого ветра относил стрелы охотников от цели.
Но одна беда была страшнее всех других: в ночь, когда нарождается новая луна, Турни налетал на илемы (хуторы; прим. by admin) и уносил в свое болотное царство девушек. И никто не мог помешать ему. Злодея нельзя было увидеть, настигнуть. Никто не мог угадать, какое из множества селений он выберет для очередной жертвы.
Как всегда весной, у излучины реки собрались люди со всей округи, чтобы отпраздновать день сохи. Среди них был молодой охотник Юанай. Славился он своей смелостью и удачей. Один на один выходил на медведя и поднимал его на рогатину. Юанай никогда не портил стрелой шкурку убитой им белки — он бил зверька точно в глаз.
Но не только этим был славен Юанай. Не было на ветлужских берегах парня красивее и статнее его. Если Юанай брал в руки волынку и начинал играть, смолкали в лесу птицы; если он клал на колени гусли и начинал перебирать струны, пускались в пляс даже древние старики.
На этом празднике Юанай впервые увидел синеглазую красавицу Юкчи. Она, словно белая лебедь, плыла по кругу.
Юанай передал гусли соседу и подошел к Юкчи. Он взял ее за руку и увел на солнечную поляну. Там он сказал ей заветное слово, которое никогда не говорил ни одной девушке.
— Завтра я уйду на охоту, — прошептал Юанай любимой. — Ровно через две недели вернусь, и мы поженимся. Я буду охотиться день и ночь, и мы справим богатую свадьбу.
— Не оставляй меня, — взмолилась Юкчи. — Возьми с собой на охоту. Я умею снимать шкурки и буду тебе помогать.
— Не женское это дело — ходить на охоту. Готовься к свадьбе.
— Я боюсь, что злой Турни унесет меня.
— Не посмеет. Я найду злодея в любом болоте, придавлю рогатиной к земле и отрублю ему голову!
Грустная, со слезами на глазах, проводила Юкчи милого до опушки леса.
Юанаю, как никогда, везло на охоте. День шел за днем, и он завалил лесной шалаш шкурками лисиц, белок и горностаев.
А Юкчи готовилась к свадьбе: вышивала фартуки и полотенца, варила мед и пиво.
До свадьбы оставался один день.
Рано утром Юкчи пошла за родниковой водой.
Солнце поднималось над лесом. Оно золотило листья деревьев, наполняло теплом и радостью всю землю. Юкчи шла по узкой лесной тропинке с коромыслом на плечах. Казалось, она вся светится от счастья. Сегодня она увидит Юаная.
Вот и хрустальный родник. Далеко идти к нему, зато вода в нем чистая, прозрачная. Юкчи поставила ведра, склонилась к воде, залюбовалась своим отражением. Вдруг черная туча закрыла солнце, на землю упал мрак, и свистящий ветер закружился около родника. Кто-то схватил Юкчи, поднял в вышину и понес над лесом...
С богатой добычей вернулся Юанай в дом отца невесты. Старик был в тревоге: уж больше часа, как ушла дочь к роднику, а ее все нет.
Юанай бросился по лесной тропинке... У источника сиротливо стояли два пустых ведра, в стороне лежало брошенное коромысло.
— Берегись, Турни! — крикнул Юанай, но только дикий хохот раздался ему в ответ.
Взяв нож и лук со стрелами, Юанай пошел в царство Турни. Шел он долго, но только успел ступить на первую зыбкую кочку болота, набежал вихрь, поднял смельчака над лесом и отбросил к лесному роднику...
Юанай, захватив с собой собаку Белолапку, снова пошел к болоту. Пустил он Белолапку впереди себя, и, когда она прыгнула на болотную кочку, вихрь поднял ввысь только ее, а Юанай в это время сумел пробежать по трясине до острова, где обитал Турни.
— Здесь ли ты, Юкчи?! — только и успел крикнуть Юанай. Снова раздался дикий хохот, и неведомая сила как пушинку подняла его над болотами и бросила снова к роднику.
Тогда Юанай вернулся к отцу Юкчи и рассказал ему все.
— Нам ничего не сделать с Турни, сын мой, — сказал старик.
— Но почему?
— Потому что ты думаешь только о себе и о своем счастье. Почему ты ни с кем не посоветовался? Разве ты забыл, что от злодея Турни страдает много людей? Ты должен взять их силу, и тогда ты станешь непобедимым.
— Скажи, отец, как взять эту силу?
— Я помню старое предание. Оно гласит: победить злого Турни можно только волшебным мечом...
— Где взять такой меч?
— Его нужно выковать. Обойди всех родителей, у которых Турни похитил дочерей, возьми у них девичьи украшения. Тысячи матерей до сих пор оплакивают своих детей. Надо собрать все их слезы. Когда ты сделаешь это, я научу тебя, как изготовить меч.
Много было похищено девушек. Собрал Юанай сорок пудов разных украшений. Горе матерей было столь велико, что их слезами он наполнил огромную кадку. Все это Юанай принес к отцу Юкчи.
Тогда они пошли к кузнецу, и тот велел им разделить украшения на две части. Стальные браслеты, железные пряжки поясов, медные серьги пошли на клинок меча, а все серебряные украшения — на рукоятку.
Когда меч был выкован, кузнец охладил его, потом снова раскалил докрасна и опустил в кадку с материнскими слезами. И стал меч таким крепким, что разрубал любой другой меч, а на нем не оставалось даже зазубрины. Серебряная рукоятка меча стала так тяжела, что никакому вихрю не поднять человека, который держит этот меч.
Весь ветлужский народ вышел провожать Юаная на битву.
Когда Турни узнал, что выкован волшебный меч, его злоба разгорелась еще больше и затуманила голову. В гневе поднялся он над болотом, страшным ураганом налетел на людей и разметал их. Только один Юанай устоял, держась за рукоятку меча. Сверкнув глазами, он взмахнул мечом — и стих ветер. Юанай увидел Турни: перед молодым патыром стоял трехглавый змей. Он бил огромным хвостом, и земля дрожала от этих ударов. Одна голова извергала огонь, другая — смрадную гнилую поду, третья — дым, который застилал все вокруг.
Еще раз взмахнул мечом Юанай — и слетела голова, извергающая дым. Турни взвыл и полыхнул в патыра длинной струей пламени. Загорелась одежда на Юанае, но он не отступил и отсек огнедышащую голову. Змею ничего не оставалось, как обдать смельчака смрадной водой. Горящая одежда потухла на Юанае, и он снова ударил своего врага...
Задрожала, заколыхалась земля и поглотила обезглавленного Турни. В тот же миг зашевелились, забурлили стоячие воды гнилого болота и ринулись в Ветлугу. Болото высохло, по нему пролегло множество тропинок и на одной из них показалась красавица Юкчи, а следом за ней все девушки, плененные злым Турни.
Юанай поднял свою любимую на руки и понес...
Скоро настал светлый день свадьбы патыра Юаная и красавицы Юкчи.
Марийские народные сказки. Составитель Акцорин Виталий Александрович. Марийское книжное издательство. Йошкар-Ола, 1984 год