Есть такая поговорка у марийцев: не всяк Никита — дурак. Расскажу-ка и я об одном. Жили когда-то два знаменитых мастера: Никита да Филипка. Никита — по слесарной части дока, Филипка — столяр отменный. Пох­валился как-то Филипка смастерить утку и одиннадцать утят, да чтоб плавать могли. А Никита не уступает — сделаю журавля летающего! Узнал про то царь, приказал им явиться во дворец.

—  Сделаете за двенадцать дней, — говорит, — награ­жу!

Филип за работу взялся, а Никита знай погуливает. Проходит одиннадцать дней — утка с утятами уже гото­вы, а Никита, по базару гуляя, еще только винты для. журавля своего покупает.

Точно в срок приходят царские посланники. Филипка запустил своих уток в воду, те и поплыли. Народ ахает, дивится, а Никита последние болтики на журавле под­кручивает. Успел-таки. Поднял он птицу, покрутил что-то, взмахнула она крыльями и полетела, в самое поднебесье поднялась, глазами не достать, только крик ее слышен: «трлють-трлють!»

Выдал царь мастерам награду — каждому по триста рублей. А журавлем летающим царевич заинтересовался. Приметил он, как Никита винт крутил, и решил сам по­пробовать. Уселся на птицу, повернул винт — журавль взлетел и понес его в неведомые края. Пропал царевич.

Приказал царь Никиту словить да в тюрьму запе­реть — он виноват, что наследник пропал. Пожалела мастера лишь царская дочь, пришла проведать и говорит ему:

— Не твоя вина, что наследник пропал. Напрасно ты здесь томишься.

—   Да, несправедливо царь со мной поступил.

—   А сможешь ты смастерить другого журавля, поле­теть на нем и разыскать моего брата?

Пошла царевна к отцу и упросила его выпустить Ни­киту со стражниками на базар. Смастерил он нового журавля. А царь ткнул мастера своим жезлом и говорит:

— Найдешь наследника — пятьсот рублей дам. А пока пусть твои отец с матерью в тюрьме посидят как залож­ники, чтоб не сбежал ты со своей птицей.

Сел Никита на журавля, повернул винт и — фр-р-р! — из-под царского носа, только и услышал царь вдалеке: «трлють-трлють!»

Пронеслись внизу земли Ирода, пронеслось море си­нее, летит Никита над землей царя Аполлона и вдруг слышит знакомое: «трлють-трлють!» Глядь, а это первый его журавль внизу стоит. Спустился Никита, смотрит — стол, весь заморскими винами уставлен, фруктами неви­данными в серебряных блюдцах, а вокруг никого. Поста­вил он своего журавля, отправился царевича разыски­вать. Долго ходил по дивному саду, но никого не встре­тил. Вернулся — а журавля нет. Выпил с горя рюмку ви­на, захмелел и спать повалился. Утром вновь отправился на поиски. Вернулся — журавли на месте, а царевича опять нет. Тогда написал он записку, чтоб царевич ждал.

Тем временем царский сын возвратился, прочел запис­ку и осерчал: что это, дескать, какой-то слесаришка мной командует. Хотел завести журавлей, да не вышло — Ни­кита вывернул по винтику, вот они и перестали летать. Пришлось царевичу вместе с дочерью царя Аполлона до­жидаться мастера, а не катать на журавлях прекрасную царевну, не летать с ней беззаботно в поднебесье. Вер­нулся Никита и говорит:

— Отец твой, царь Ирод, приказывает возвращаться домой, иначе он лишит тебя наследства.

— Придется возвращаться. А ты, моя красавица, — сказал царевич дочери Аполлона, — жди. Стану царем — вернусь!

Полетели они в родные края, покружили над царским дворцом, голос журавлиный подали. Весь народ высыпал встречать их. Царь выдал мастеру пятьсот рублей, выпустил из тюрьмы его родителей, но самого Никиту взял во дворец, служить солдатом-слесарем. Что поделаешь, та­кова царская воля.

Однажды царевич с сестрой полетели на журавлях прогуляться. Вдруг поднялся сильный вихрь и унес ца­ревну. Поискал, поискал царевич сестру, да ни с чем и вернулся. Затужил царь, повелел объявить народу указ: «Кто разыщет царевну — получит ее в жены и полцарства в придачу». Много нашлось охотников жениться на цар­ской дочери, да никому не удалось разыскать ее. Приказал тогда царь своему солдату-слесарю:

— Собирайся в путь. Найдешь дочь — получишь ее в жены. Не найдешь — голову отрублю.

— Согласен, — отвечает Никита. — Только дай мне в помощники мастера Филипку.

Привели Филипку, дали еще и машиниста Ивана, посадили на корабль и отправили. Полтора года плыли они, пока не приплыли к какому-то острову. Пусто на ос­трове, простор без конца и края, только дикие гуси лета­ют над бесплодной землей. Подстрелили путники гу­сей, попили, поели и спать легли. Наутро, вновь добыли гусей, Никита с Филипкой отправились на поиски царевны, а Иван кашеварить остался. Только успел он сварить обед, как вдруг является Опкын: ростом в сажень, борода в две сажени, голова как смоляной котел, глаза как хлебные караваи. Спрятался за куст Иван, а Опкын съел весь суп, проглотил мясо и ушел.

Затужил Иван: чем кормить товарищей? Побежал на озеро, настрелял гусей, новый обед варить принялся. Только начал суп закипать, как явились Никита с Филипкой, спрашивают:

— Иван, готов ли обед?

— Нет еще, только закипает.

— Что-то ты, брат, долго варишь. Не повстречал ли. кого? А может, красавица какая приходила, вот ты и за­поздал, а?

Ничего не сказал им Иван. А на следующее утро Фи­лип кашеваром остался. И с ним такая же история при­ключилась. На третий день остался у костра Никита. Толь­ко суп сварил,  как за спиной появился Опкын.

— Никита, чем угощать будешь? Супом или своими косточками?

— Ни супа не попробуешь, ни меня не возьмешь, — отвечает Никита.

— Ай-ай. Какой ты прыткий. А сможешь столько съесть и выпить, сколько я могу?

— Отчего не смочь? Конечно смогу.

— Тогда пойдем ко мне в гости.

В своих двухэтажных каменных палатах усадил Опкын Никиту за стол, поставил перед ним суп в ведерном котле да ведро водки. И себе ставит столько же. Принялись за обед. Никита то одно спросит, то другое, а как только Опкын отвлечется, льет суп и водку под стол.

Молодец, — говорит Опкын. — Все съел. Видно, по силе и крепости мы равны.

Сам же он, съев котел супа и опорожнив ведро водки, задобрел сначала, потом захмелел и начал подремывать. А как только клюнул, наконец, носом в стол, Никита вы­хватил кинжал и единым махом снес ему голову. Из бо­роды Опкына выпали двенадцать ключей. Стал Никита отпирать ими двери в логове чудища: за одной обнаружил комнату с золотом, за другой с серебром, далее — с медью, драгоценными камнями, богатой одеждой. В двух комнатах увидел человеческие головы — Опкын хранил там головы убитых врагов. Все двери открыл, только к одной, так и не смог подобрать ключа. Нет на ней ни зам­ка, ни другого какого запора — только круглая как блюдце пластина вделана. Стал он ее рассматривать, как никак слесарь. Видит, от центра идут семь насечек, а вокруг пластинки — двенадцать. Догадался что секрет у замка по лунному календарю рассчитан. Поставил он пластину вертикально по самой большой насечке, повернул ее сна­чала семь раз, потом двенадцать раз — и дверь со зво­ном распахнулась. Глядь, а перед ним царская дочь. Вот уж не думал, не гадал, что это Опкын украл ее, что это он мог вихрем обернуться. В честном состязании такого ни за что б не победить. А царская дочь в слезах бросилась ему на шею, шепчет

— Никитушка, не выбраться нам отсюда. Хитер и си­лен Опкын, убьет он тебя, а голову отрубит для  своей коллекции.

— Не печалься, красавица, — отвечает Никита. — Опкын мертв. Собирайся-ка лучше домой.

Девушка на радостях расцеловала Никиту и подари­ла ему свой именной перстень.

— Спасибо, — говорит, — Никитушка. Опкын хотел жениться на мне, но я сказала, что дала обет Солнцу не выходить замуж полтора года. Завтра этот срок кончает­ся. А теперь я буду твоей женой.

Надели они одежды, которых не касалась игла, чтоб обвенчаться в них, поверх свадебных нарядов надели ста­рое свое платье и отправились на корабль. А Филипку с Иваном зависть берет: и невеста у Никиты, и полон ко­рабль серебра-золота. Решили они сбросить его с корабля. Так и сделали, на самой середине моря выманили Ники­ту на палубу, да и спихнули за борт. Увидела это царев­на и бросила ему тайком надутый бычий пузырь. Лег он на пузырь, смотрит — корабль все дальше и дальше уплы­вает, волны кругом, ни земли, ни острова не видать. Отдался Никита на волю ветра, авось куда-нибудь и при­бьет.

Долго ли, коротко ли плыл он на пузыре, но занесло его на тот же самый остров, только чуть подальше от прежнего места. Вышел он на берег, лег отдохнуть под кривую березу и заснул. Проснулся от голоса человечес­кого:

— Дядюшка, смотри! Убийца моего отца под кривой березой спит.

Смотрит Никита — мальчик стоит. А издали ему чей-то голос отвечает:

— Возьми ломоть белого хлеба и бутылку молока. На­корми, напои его и веди ко мне.

Накормил, напоил мальчик обессилевшего Никиту и повел к своему дядюшке — Опкыну. Оказывается, остров этот принадлежал двум братьям-Опкынам. Привел маль­чик Никиту в трехэтажные каменные палаты. Навстречу выходит страшилище еще больше прежнего: ростом в три сажени, а шириной в полторы — и говорит:

— Убил ты моего брата, Никита. Но меня тебе не одо­леть. Посажу я тебя в темницу каменную. Будешь сидеть до конца жизни, если не смастеришь мне какую-нибудь диковинку. А смастеришь — награжу и отпущу домой.

Запер его великан в темнице. Кормил хорошо, но скучно Никите без свету белого, без воли вольной. За­тосковал он, попросил принести бересты кусок да шило — решил делом заняться. Вычертил на бересте детали ле­тающего журавля и просит великана:

— Отдай эти чертежи кузнецам, пусть выкуют мне де­тали, а я смастерю тебе диковинную птицу, что летать может.

Выполнил Опкын его просьбу. Собрал Никита журав­ля, проверил все детали и просит великана выпустить его, чтоб провести испытания. А тот, остерегаясь, что уле­тит Никита, приказал ему научить управлять птицей пле­мянника.

И вот в один прекрасный солнечный день поднялся мальчик на журавле в небо, стал кружить над трехэтажными палатами своего дядюшки, радостно кричать с высоты, и его журавль вторил ему птичьим голосом: «трлють-трлють, трлють-трлють!» Несказанно об­радовался великан: есть теперь у племянника такая дико­винка, что забыл он и о смерти отца, и обо всем на свете.

— Ты искупил свою вину, — сказал он Никите. — Я награжу тебя.

— Не нужно мне наград, — отвечает мастер. — От­правь меня лучше домой.

— Хорошо. Вот тебе волшебная шашка. Поди под кривую березу, поставь шашку между ног, скажи: «На­право-налево» и три минуты никуда не смотри. Поможет тебе шашка и на войне. Но запомни: не верь жене своей и не показывай ей эту шашку.

— Спасибо, Опкын. А теперь прощай.

— Не прощай, а до свидания. Ты еще вернешься.

Пошел Никита под кривую березу, поставил шашку меж ног, сказал: «Направо-налево!» — и закрыл глаза. А когда открыл, то увидел, что находится на чердаке царского дворца, а внизу народ валом валит из крепости, на пристань, играет музыка — это, подошел корабль, на котором вернулись Иван и Филип с царевной.

Царь-отец в честь спасения дочери задал пир и ре­шил тут же выдать ее замуж за одного из спасителей. На руках принесли их с корабля, усадили за стол, стали потчевать. А сговорились они так: Иван берет царевну, а Филип — серебро и золото Опкына. Только начали свадьбу играть, спускается с чердака Никита и входит в зал. Берет он табуретку и садится впереди всех. Возмути­лись именитые гости — полковники, генералы, сенаторы — как так, какой-то мужик впереди них сел. А он сидит се­бе, именным перстеньком царевны поигрывает. Заметила она свой перстенек, обрадовалась, три чарки вина подряд поднесла ему. Удивились гости такой чести. А царская дочь, повернулась к родителям и говорит:

— Батюшка, матушка, господа генералы и сенаторы, рассудите: потеряла я ключ от своей светелки, а вместо потерянного взяла другой. Старый ключ нашелся, и но­вый при себе — который выбросить?

— А какой был лучше?

— Старый лучше, отвечает.

— Коль старый лучше, новый и выбрасывай, — сове­туют гости.

Тут царевна и объявляет:

— Вот мой настоящий спаситель — Никита. А Иван с Филипкой — обманщики и убийцы. Это они на обратном пути столкнули Никиту с корабля, они забрали все сокровища Опкына.

— Делай с ними, Никита, что хочешь, — закричали гости.

— Ничего я не буду делать. Пусть отправляются подальше и на глаза мне никогда не показываются.

Прогнали изменников. Вот так из-за своей зависти, корыстолюбия потеряли они невесту, богатство, а главное — родину.

Обвенчались Никита с царевной в той самой одежде, что взяли у Опкына. Но не принесла она им счастья. Не умел Никита держаться по царски, не мог обращаться согласно этикету к генералам и сенаторам, иностранным гостям, и одевался не так, как следует цареву зятю. Разлюбила царевна Никиту. Году не прожили, как стала посылать она весточки одному из заморских царевичей, чтоб шел он войной на их государство, освободил ее от мужика-слесаря, постылого, нелюбимого, волею судьбы ставшего ее мужем. Тот, не долго думая, двинул войско на Иродово государство. Испугался царь, собрал полковников и генералов, приказал выступить навстречу неприятелю. А те только и умеют, что мундир носить да умный вид делать: подпустили войско к самой столице. Хотел Ирод сдаваться на милость победителя, да Никита отговорил, пообещал расправиться с врагом. Побежал на чердак, поставил шашку промеж ног, махнул рукой и сказал: "Направо-налево!" Бросил шашку, а сам глаза закрыл на три минуты. Открывает, а шашка уже у его ног лежит, вся в крови. Посмотрел Никита в подзорную трубу — враг разбит. Объявили его героем спасителем родины. И жена присмирела, ластится, выспрашивает, как это смог одолеть он несметную вражью силу. Долго отнеки­вался Никита, но в конце-концов открылся жене, показал ей волшебную шашку.

Ночью, когда уснул он глубоким сном, подменила ца­ревна чудесную шашку такой же, только простой, а вол­шебную переслала своему поклоннику. Собрал царевич еще одно войско и двинул его на Ирода. Взяли враги го­род, а Никиту привязали под брюхо белой лошади и пус­тили на волю случая, как самого ненавистного врага, чтоб умер он мучительной медленной смертью от голода и холода, чтоб забила его лошадь копытами или о пень­ки и деревья, пытаясь освободиться от неудобной ноши. Только лошадь эта оказалась волшебной: вышла она в по­ле, заржала три раза подряд — и, как на крыльях, поле­тела, над полями, над лесами, через море на остров Опкына, к кривой березе. И вновь увидел его мальчик, по­бежал к дядюшке:

— Опять Никита вернулся. Висит привязанный под брюхом у лошади.

— Пойди и развяжи.

Привел мальчик Никиту к дядюшке, а тот и спраши­вает:

— Зачем не послушал меня, зачем доверился жене? Ну ладно, не буду наказывать за то, что тайну открыл. Дам тебе другую шашку. Побей врагов своих — они и мне враги. И жену новую заведи.

Дал ему великан еще одну шашку. Пошел Никита к кривой березе, поставил шашку между ног, произнес зак­линание и вновь очутился на чердаке царского дворца. Спустился в палаты, поздоровался с тестем. Тот обрадо­вался, что жив Никита, слезу пустил, ведь теперь он уже не царь, а всего лишь управляющий. Отдала дочь все его царство в кабалу, изменила не только мужу, но и родине.

Оставить комментарий

Имя

E-mail (не публикуется)

Введите код с картинки (CAPTCHA)*