20.02.2012 | 
Автор: 
Ненчык-патыр
Было это давным-давно, когда еще нас с вами, отцов и дедов наших не было. Жили-были на свете старик со старухой. Жили они в довольстве да согласии, но вот беда: детей у них не было.
Долгими зимними вечерами старуха любила шить-вышивать, а старик — лапти плести. За бездельем, известно, время как бык усталый тащится, а за работой да разговором оно зайцем бежит...
Однажды Пайберде, так звали старика, заметил, что со старухой творится что-то неладное. Да и разговор не клеился. Он отложил недоплетенный лапоть в сторону и участливо спросил:
— Что с тобой, Унави, старушка моя?
— Скатала-слепила я сыночка. Сколько можно жить без дитя родимого?
— Да, скучно без детей, что правда, то правда, — с горечью согласился старик. — Только из чего слепила-то? Из смолы еловой или из глины лиловой? Ну-ну, отвечай...
Пайберде усмехнулся и опять взялся за лапоть.
— А ты не смейся, лучше полюбуйся на сынка, — старуха сняла с печки квашню. — Вот он, родимец наш, — из теста скатала.
Смешно старику: «Спятила Унави на старости лет». Но вида не подает, бережно берет квашню и ставит обратно на печь...
— Хорошо, хорошо! Пусть наш сыночек вдоволь прогреется на печи да сил наберется.
А старуха так вся и светится. Вытащила из сундука пеленки да распашонки всякие, любуется на них и песню поет:
Вырастай скорей из теста,
Дорогой сынок.
Приведи себе невесту
На родной порог.
Будут внуки в доме нашем —
Гордость старикам!..
Становись сильней и краше
Ты на радость нам...
«Совсем рехнулась старуха. Завтра надо вести ее к знахарю», — озабоченно думает старик, а вслух говорит:
— Ну ладно, мать! Отдыхать пора. Завтра посмотрим, как вырос сынок наш.
А наутро проснулся Пайберде и только разбудил старуху, как вдруг они услышали голос:
— Маменька, папенька, снимите меня с печи!
«Вот так раз! — удивился старик. — И впрямь сыпок на печи объявился. Дела-а!» А старуха мигом встала с постели, толкает Пайберде:
— Ну не редька ли у тебя на плечах — не слышишь, сынок кличет?..
А голос снова зовет:
— Маменька, папенька, снимите меня с печи!
Унави мигом забралась на печь и стала одевать сына. Но ни одна рубашонка и распашонка ему не подходят. Все малы.
— Вставай, лежебока старый. Неси тулуп свой. Дитя одевать надо...
А старик уже тут как тут. Бросает на печку старый тулуп, подает лапоточки и протягивает руки к сыну:
— Иди, родимый, к отцу своему. Я обую тебя.
Но только взял Пайберде дитя на руки — сразу же вместе с ним упал на пол.
— Совсем обессилел, старый. Ребенка не можешь удержать, — подбежала Унави. — Дай-ка мне. Ушибся, сыночек, — она попыталась поднять его на руки, но сама тут же села.
— Да-а! Сынок-то у нас богатырь! — говорит Пайберде. — Так и назовем его: Ненчык-патыр — Богатырь из теста...
Весело теперь живется старикам. У них растет сын. Но вот беда: растет не по дням, а по часам. И такой тяжелый, что вся изба под ним ходуном ходит, качается.
Проснется рано утром Ненчык-патыр — перво-наперво берет во дворе большое бревно и играет им, как пушинкой. Потом идет расчищать руэм — вырывает с корнями деревья и складывает их в стороне... Ему — утренняя зарядка, а старикам хорошее поле будет. Сей рожь, ленок, коноплю — богатый урожай бывает на свежей лесной вырубке! Об этом мариец давно знает.
И так увлечется Ненчык-патыр работой, что только на зов Унави позавтракать идет в кудо¹ и с аппетитом ест.
После завтрака Ненчык-патыр очень любил играть. Посадит на одну ладошку мать, на другую отца и закружит их по избе, громко напевая любимую песенку:
Я из теста, я из теста,
И родился я в квашне,
Мне в квашонке мало места —
Ненчык-патыр имя мне.
— Унави, старушка моя! Надо большую избу ставить и половицы дубовые стелить. Видишь, вот эта половина вчера под Ненчыком прогнулась, а сегодня, гляди сюда, — уже надломилась. Да и с нами он как с куклами играет. Как бы не зашиб нечаянно. Что-то делать надо...
— И на улице с ним сладу нет. Жалуются соседи. Вот опять не послушал меня — убежал. Не натворил бы чего...
Только сказала это Унави — в избу вваливается целая толпа. Среди знакомых соседей бочком-бочком проскользнул в уголок никому не известный мужичок. Ростом — с локоток, а борода его покоится на груди в большой торбе. Пайберде был радушным хозяином и всех пригласил сесть. Соседки начали было присаживаться, но Мужичок-с-локоток вдруг возмутился:
— Мы не в гости пришли, а судить вашего грубияна. Вчера взялся кружить детей, да чуть руки им не вывернул, а сегодня завез девушек на высокую гору и столкнул санки. Все перепугались. А вдруг санки перевернулись бы и придавили кого-нибудь?
— А вот и не все перепугались. Было очень весело! Да и как санки могли перевернуться, когда Ненчык-патыр сидел впереди! Меня еще никто так не катал на больших санках! — вступилась за Ненчык-патыра Пеналче-Замарашка.
Жила она как работница у своей тетки, поэтому очень редко выходила на улицу — все была занята домашними работами: то грядки полола, то свиней да гусей кормила. Не то что играть, умыться порой некогда было. Вот все и стали ее звать Пеналче-Замарашкой.
— А ты бы молчала. Вышла один раз на улицу, Замараня, и нос задрала, — набросилась на нее теткина дочка.
— А тебе не на санках кататься, а на сундуках дома сидеть да в зеркало глядеться, — засмеялась Пеналче.
Тут все зашумели. Кто ругал Ненчык-патыра и его родителей, кто защищал. Наконец сам хозяин встал и сказал:
— Я понимаю вас, дорогие соседи, но поделать ничего не могу. Уж больно силен мой сын. Никакого сладу с ним нет. И дома удержать не могу — так и рвется на волю.
Тут вышел вперед Мужичок-с-локоток.
— Конечно, я не сосед ваш... Мне ли норовить советы давать, но я много видел на своем веку и скажу одно: коли сейчас ваше дитя отца-матери не слушается, то потом с ним подавно не справиться. Давайте я возьму его с собой.
Тут опять все зашумели: «Правильно!» — «Заберите его из деревни». — «Сделает детишек калеками!» — «Пусть уходит, по белому свету уму-разуму набирается!» Но Пеналче-Замарашка сказала, что если уйдет Ненчык-патыр, то и она уйдет с ним. Старики тоже не соглашались отпустить сына.
— Пусть все они и уходят из нашей деревни! — выкрикнула тетка Пеналче-Замарашки. — Мне такая грязнуля-племянница не нужна. Я ее и на порог не пущу...
Тетка оглянулась и смолкла на полуслове — в дверях стоял Ненчык-патыр.
— Вот что, дорогие соседи! Ни мать, ни отца из деревни я гнать не позволю. И Пеналче в обиду не дам. Пусть она живет у нас. Сам же я по белу свету пройдусь. Может, найду себе друзей хороших и уму-разуму наберусь.
— Не пойдешь со мной — пожалеешь, — прошипел Мужичок-с-локоток и громко хлопнул дверью.
Заплакали Пайберде и Унави, но делать нечего. Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Проводили они с Пеналче сына до околицы, помахали рукой и просили скорее возвращаться в родной илем.
Ненчык-патыр поднял котомку, куда старики заботливо сложили ему на дорогу хлеба, сушеного мяса, туара² и блинов, тоже махнул рукой на прощанье и пошел напрямик, куда глаза глядят...
А Мужичок-с-локоток вышел из избушки Пайберде и быстро проковылял за полевые ворота. Там старик вынул из торбы свою бороду, она оказалась в несколько раз длиннее его самого, развернул, распушил ее — поднялся за облака, полетел через долы и горы, моря и реки. Долго ли, коротко он летел, опустился на поляну посреди леса. На той поляне зияла большая-большая дыра. Мужичок-с-локоток влетел в нее, опустился в подземелье, в царство страшного дракона, и пошел по тому царству. Долго ли, коротко он шел, далеко-далеко увидел большое озеро. Оно было со всех сторон окружено скалами. У одной скалы стоял прекрасный дворец. Пройдя к нему, Мужичок-с-локоток опоясался своей бородой и скоро оказался перед двумя стражниками, которые стояли с длинными острыми пиками, охраняя двери, ведущие в покои дракона.
— Куда прешь, борода? — грубо закричал на него один из стражников.
— Я иду к моему властелину Аждаге! — гордо ответил Мужичок-с-локоток.
— Что? Тебе жизнь надоела? — удивился другой стражник.
— Совсем не надоела. А что, наш повелитель не в духе? — Мужичок-с-локоток даже приостановился в испуге.
— Да есть от чего, — отвечал первый стражник. — Орлы начинают надоедать, развелось их видимо-невидимо, и людей здесь совсем не стало. А ему, сам знаешь, скучно без людского горя. Вот гнев свой на слугах срывать начинает. Кабы у нас да твоя борода — разлетелись бы мы на все четыре стороны... Иди-иди, да в оба гляди. Не прогневи хозяина, — напутственно посочувствовал вслед стражник и помахал рукой...
В больших покоях на троне сидел Аждага. По обеим сторонам трона стояли два стола, украшенные драгоценными камнями. На тех столах лежали мягкие, из лебяжьего пуха, подушки, на них покоились две боковые человечьи головы дракона. Третья голова бодрствовала.
В дверях показался Мужичок-с-локоток.
— Что так долго бродил? — грозно спросил у него Аждага.
— Мир велик, — смиренно отвечал старик.
— Какое мое дело! — рявкнул дракон. — Не видишь, что ли, в нашем царстве совсем не стало людей? Орлы завелись, никто нас не боится, никто не завидует ни нашему величию, ни нашему богатству. Неужели мне самому сгонять людей сюда? Я тебя за нерасторопность вздерну за бороду.
— Воля ваша, — отвечал Мужичок-с-локоток. — Скоро в этих светлых покоях будут люди. Многое видел я на белом свете, сразу все не расскажешь.
— Говори, карлик! Не тяни!
— Во-первых, родился богатырь у поселян Пайберде и Унави. Назвали его Ненчык-патыром. За силу и озорство его выгнали из деревни...
— Еще что?
— Там же красавица живет, ни в сказке сказать, ни пером описать. Но никто не знает, что она такая красавица. Про это она и сама не знает. В деревне ее Пеналче-Замарашкой зовут.
— Очень хорошо, — обрадовался дракон. — Вот это вести так вести! Того богатыря — ко мне. А красавицу — тоже давай сюда, только откорми да приодень ее хорошенько.
— Будет исполнено, мой повелитель!
— Кто пришел, с кем разговариваешь? — просыпаясь спросила правая голова.
— Что тут происходит? — прошипела левая.
— Вперед дремать не станете, — прикрикнула на них третья, средняя голова. — А ты лети и ни мига даром не теряй! — приказала она старику.
Мужичок-с-локоток, кланяясь, попятился назад в скрылся за дверью.
Далеко-далеко от тех мест, где родился Ненчык-патыр, у самой воды стояла кузница. В ней работал человек по имени Кюртне-патыр — Железный богатырь.
Кюртне-патыр был человек веселый, и его голос далеко разносился по округе:
Я кузнец, силач железный,
Для людей мой труд полезный.
Силу я свою не прячу —
Я кую металл горячий
Для охотника есть стрелы,
Сабли — для героев смелых,
Сох серебряных немало
Землепашцам наковал...
Я кузнец, силач железный,
Для людей мой труд полезный...
Очень часто в кузницу наведывался его друг, охотник. Пюнче-патыр — Сосновый богатырь. Вот и сейчас он зашел в кузницу.
— Здорово, дружище!
— А, это ты, Пюнче-патыр, здравствуй, здравствуй! Проходи поближе, садись.
— Спасибо! — сказал Пюнче-патар, усаживаясь на лавку. — Ты знаешь, топор мой износился, новый, поди, уж готов? Да еще луки и стрелы нужны.
— Давно уже все готово! — отвечал кузнец. — Луки согнул из вереска, укрепил железной пластинкой, к стрелам припаял острые наконечники.
— Мне не терпится их испробовать, — сказал охотник.
Но в это время в кузницу вошел человек, по виду совсем мальчишка, хотя ростом был не меньше друзей-богатырей.
— Здравствуйте, богатыри! Извините, что зашел без приглашения. Мне очень нужны сабля, лук и каленые стрелы...
— Здравствуй, здравствуй! Да не сразу, браток, за дело берись, сначала познакомиться надо.
— Я издалека, — отвечал вошедший. — Три года к вам шел. Я — Ненчык-патыр, Богатырь из теста.
— Ха-ха-ха, ну и богатырь! — засмеялся охотник. — Да ты просто квашня!
— Кто много смеется без причины, тому часто плакать приходится, — заметил Ненчык-патыр. — И скажу еще: сам-то ты, зазнайка, похож на сосновую шишку!
— Я зазнайка? Сосновая шишка? — закричал Пюнче-патыр. — Ну нет, такой обиды терпеть я не буду! Бороться или рубиться?
— Я не к тебе пришел, — ответил Ненчык-патыр. — А раз на то пошло, будем бороться. Только, чур, потом не обижаться.
Кюртне-патыр согласно кивнул головой, и богатыри вышли из кузницы, нашли просторную луговину, и борьба началась. Каждый ловчился схватить другого и положить на обе лопатки. Скоро Пюнче-патыр понял, что одолеть ему Ненчык-патыра будет трудно. Мальчишка, как он его назвал про себя, был увертлив, как бесенок, а силен, как медведь. Чем дольше они боролись, тем больше сердился охотник, и тем чаще он ошибался, спешил. Этим и воспользовался юный богатырь. Он улучил момент и, схватив своего противника за пояс, поднял его в воздух, а потом медленно опустил на обе лопатки.
— Довольно, мир, — проговорил охотник.
Они встали и подали друг другу руки.
— Ну вот и хорошо. Уговор дороже денег. Прошу теперь выбрать луки, стрелы, щит, — сказал хозяин, и все три богатыря снова направились в кузницу.
Ненчык-патыр взял предложенную ему саблю, осторожно согнул, взвесил на руке ее тяжесть и одобрительно кивнул головой.
— Да! Сабля подходящая. — Потом он выбрал лук и стрелы и спросил: — Сколько всё это стоит?
— У богатыря сила не в кармане, а в его добром сердце. Пусть это будет тебе моим подарком, Ненчык-патыр, — ответил кузнец.
Пюнче-патыр тоже выбрал оружие и пригласил кузнеца и своего нового друга к себе погостить да поохотиться...
В глубоком лесу, посреди небольшой поляны, стоял дом Пюнче-патыра. На цепи висел большой котел. На стенах были прибиты оленьи рога, на них висели луки и стрелы в колчанах, охотничьи ножи. Особое место было отведено сабле, ножны которой были разукрашены драгоценными камнями и перламутром...
Солнце еще не взошло, а друзья уже проснулись и собрались на охоту.
— Итак, дружище Кюртне-патыр, — сказал охотник. — Дома остаешься ты. Оленье мясо — в погребе, вода — в роднике, хлеб и соль — на полке.
— Ладно, ладно, все сделаю как надо, — ответил кузнец. — А вы не прохлаждайтесь, берите ваши луки, стрелы и отправляйтесь в лес. Раннее утро — прекрасное время для охоты...
«Первым делом — обед сготовить, — думал про себя Кюртне-патыр, когда его друзья ушли на охоту. — А для этого...» — дальше он не стал раздумывать и принялся за дело. Взял большую деревянную бадью, три раза сходил за водой к роднику. Потом пошел в погреб, достал целую оленью тушу. Решил, что маловато, прихватил еще пол-туши. Все мясо он тщательно вымыл, разрубил на такие большие куски, что каждым из них можно накормить человек десять. Кюртне-патыр бросил мясо в котел, туда соли и кореньев, растопил очаг, тут же приготовил и... заснул богатырским сном.
Проснулся он от сильного стука в дверь.
«Никак охотники вернулись. Долго же я спал. О-о как вкусно пахнет мой обед», — думал он, открывая дверь.
Но тут кузнец увидел смешного крохотного старика с длинной-предлинной бородой.
— Ты зачем, старик, так стучишь громко, отдохнуть не даешь? — недовольно проворчал Кюртне-патыр.
Но старикашка не смутился и приказал:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!
Вы, наверное, догадались, что этот крохотный человечек был Мужичок-с-локоток.
Кюртне-патыр любил гостей, особенно стариков. Он принес и, посадил маленького гостя за стол, налил в деревянную чашу суп, выбрал кусок мяса поменьше, отломил хлеба и все подал на стол.
— Ну что это за еда? Да этого и малой синичке не хватит! — крикнул Мужичок-с-локоток и мигом смахнул все на пол.
— Ты что безобразничаешь?! Я таких гостей...
Но старикашка нисколько его не испугался. Он, подбоченившись, противно захохотал:
— Хи-хи-хи! Ну-ка покажи, как ты таких гостей принимаешь?..
Кузнец только хотел схватить незваного гостя за его длинную бороду, как в тот же миг сам был схвачен за шиворот. И что удивительно, он ничего не мог поделать со своим странным противником.
Мужичок-с-локоток поволок кузнеца, приподнял угол избы, подсунул туда Кюртне-патыра и придавил его,
— Вот как расправляются с негостеприимными хозяевами — сказал он. — Пожалел каравая хлеба, теперь лежи под углом.
Мужичок-с-локоток снял котел с цепи и в один миг проглотил все, что в нем было, не оставив ни капли супа, ни кусочка мяса. Потом он перевернул котел кверху дном, положил на тлеющие угли и снова залился противным смехом.
— Ну, браток, спасибо за угощение. Тебе, не железо ковать, а у котла стоять. Обед у тебя получился на славу. Не знал я, что ты так вкусно готовишь, иначе давно бы навестил. Хочешь, на добрую память тебе песенку спою? Молчишь? Стало быть, согласен.
Нет мне равного в борьбе —
Богатырь я бородатый.
Завтра вновь приду к тебе —
Жди меня, как в гости брата.
Суп и мясо — хороши,
И повар, хи-хи, толковый.
Благодарен от души.
Хи-хи-хи! До встречи снова!
— Ну как, понравилась моя песня? Однако тебе, молодец, не пристало лежать под углом, — Мужичок-с-локоток приподнял угол избы и освободил кузнеца. — Не тужи, браток, — сказал он напоследок, — до свиданья! А своим друзьям не забудь приготовить ужин, они придут усталые и голодные...
Закрыв за собой дверь, старикашка распушил бороду и исчез в облаках.
А кузнец сидел, боясь шелохнуться. Он никак не мог понять, что же случилось. «Эх, эх, как унизили меня! — думал он про себя. — И кто? Какой-то бородатый сморчок! Что же я скажу своим друзьям? Еще раз придется еду готовить». От горьких мыслей у него разболелась голова. Наконец, он поднялся с места и принялся за дело. Снова принес воды, мясо, заправил котел, разжег очаг, уселся на лавку и глубоко задумался. Мысли, одна печальнее другой, проносились в его голове. «Признаюсь — просмеют, непризнаюсь — поступлю нечестно... Лучше не признаюсь. Стар, видимо, я стал, коль старикашку не смог одолеть. Завтра останется домовничать сам хозяин. Он-то посильнее и помоложе — справится с незваным гостем...» И тут он услышал топот — возвращались его друзья с охоты.
— Посмотри-ка, Кюртне-патыр, — уже с порога, восторженно сияя глазами, воскликнул Ненчык-патыр, — какая сегодня у нас удача! Самого хозяина леса принесли. — С этими словами он снял со своего плеча убитого медведя и положил на пол. — Лук и стрелы твои оказались отличными! Ты славный мастер! Спасибо тебе за подарок!
Кюртне-патыр согласно кивал головой, хмурился и молчал.
— Ты что это в рот воды набрал? — не вытерпел Пюнче-патыр. — На ребячью радость голос подал бы, что ли!
— Не обижайтесь, в дыму да копоти голова разболелась.
— Сказал тоже! Может, в лесу сухих дров не нашел? — съязвил охотник.
— Отстань! — отмахнулся кузнец.
На следующий день домовничал Пюнче-патыр. Он также сварил вкусный суп, прилег отдохнуть на полати и тоже был разбужен сильным стуком в дверь.
— Эй, кто там стучит, отдыхать хозяину, мешает?
— Гость пришел, открой дверь!
— Что-то не припомню, кого я в гости звал, — пробормотал охотник, лениво поднимаясь с полатей. Он распахнул дверь и увидел старика ростом с локоток с длинной-предлинной бородой. Пюнче-патыр грозно нахмурился, но старикашка не смутился и приказал:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба.
«Ишь чего захотел такой замухрышка. Хватит тебе небольшой чашечки супа, кусочка мяса да ломтика хлеба, — думал хозяин, подавая все это на стол. — Однако как бы чего не вышло. А вдруг он слуга дракона или сам злой колдун? Отнесу-ка я его и посажу за стол — чего мне стоит. А там увидим».
Посадил Пюнче-патыр нежданного гостя за стол и сам напротив него сел.
— Ну что это за еда? Да этого малой синичке не хватит! — крикнул Мужичок-с-локоток и мигом смахнул все на пол.
— Ах вот как! — вскочил охотник. — Видать, ты не бывал еще в гостях у добрых людей. Никто не проучил тебя хорошенько.
Он бросился на старичка, а тот сидит как ни в чем не бывало и, подбоченясь, противно хихикает. Только хотел Пюнче-патыр схватить гостя за его длинную бороду, как в тот же миг сам был схвачен за шиворот... И с ним то же самое случилось, что с бедным кузнецом. Насмеявшись вдоволь над Пюнче, Мужичок-с-локоток проглотил всю еду, а пустой котел перевернул кверху дном. Потом поднял угол избы, освободил хозяина, вышел за дверь, распушил бороду и исчез в облаках...
На третий день готовить обед остался Ненчык-патыр. Он также сначала принес и налил в пустой котел воду, разрубил на куски оленью тушу, растопил очаг и сел на лавочку.
«Ну что стряслось с моими друзьями? — спрашивал он себя. — Словно стыдятся чего-то, глаза прячут. Их ничего не радует — ни отдых, ни охота. Вот вернутся домой из лесу, прямо спрошу», — решил Ненчык-патыр и повернул горевшие под котлом бревна. Скоро его потянуло ко сну, и он задремал. «Что это я? — спохватился он. — Огонь догорит, а суп может не свариться. Нет, сон-батюшка, лень-матушка, вы меня не возьмете». И чтоб не уснуть, Ненчык-патыр взял большую липовую ложку и начал помешивать суп. Когда в котле закипело, он зачерпнул немного супа, попробовал на вкус. «Хорошо! Пусть прокипит, упарится хорошенько мясо — тогда затушу огонь и сниму котел. Придут мои друзья — вот поедят в охотку», — раздумывал Ненчык-патыр, помешивая в котле.
Вдруг в дверь громко постучали, и кто-то потребовал:
— Гость пришел, открой дверь!
— Гостей я не приглашал, но уж коль пришел дверь открыть тоже сможешь.
Дверь резко распахнулась — в сенях стоял Мужичок-с-локоток.
Он снизу вверх грозно посмотрел на Ненчык-патыра. и приказал:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!
— Хорошо принимать гостей, которые любят сытно поесть, — радушно говорит Ненчык-патыр, наливая большую чашку супа. Потом он выбрал самый жирный кусок мяса, принес свежий каравай хлеба и положил на стол. — Прошу, гость дорогой. Хоть и не звал я тебя, но как приятно на чужбине видеть знакомых по родной стороне. Может, снова был у наших илемов? Как там мои старики?
Но Мужичок-с-локоток будто ничего не видит и ничего не слышит, грозно повторяет приказ:
— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!
— Ах вот ты какой?.. Ничего не видишь, ничего не слышишь, да и со знакомыми знаться не хочешь. Больно высоко вознесся! А я слугой никогда не был и гостей таких высокомерных принимать не желаю! — проговорил Ненчык-патыр и захлопнул дверь перед самым носом нежданного гостя.
В ту же минуту дверь с грохотом упала, и Мужичок-с- локоток, противно хихикая, встал перед Ненчык-патыром и прошипел:
— Ну, желторотый воробей, бороться будем или рубиться?
— Кровь стариков я не проливаю, а уж коль ты захотел мою силу испробовать, так и быть — будем бороться, — твердо ответил Ненчык-патыр и, цепко схватив Мужичка-с-локоток за бороду, закружил его вокруг себя. Потом неожиданно отпустил — и старикашка с лета ударился об угол двери, упал на порог и притих, как неживой.
Да-а, борец из тебя не получился, однако. Да что это с тобой? — забеспокоился богатырь и участливо наклонился над волшебником. И в ту же минуту Мужичок-с-локоток схватил Ненчык-патыра за шиворот, вскочил на ноги и мигом потащил богатыря из избы.
— Хи-хи-хи! — снова залился он противным смехом. — Вижу, сильный да смелый ты стал, походя по свету белому, но, видать, и зла черного нахватался в людях, потому-то я и победил тебя. Тот еще не родился, кто в борьбе одолеет меня. Сейчас я отнесу тебя Аждаге. Будешь его слугой.
У самого порога Ненчык-патыру удалось, ловко схватить старика за бороду у подбородка и приподнять его. Мужичок-с-локоток как-то сразу скис, рука его обессилела.
— Ах вот какой ты гость! Ты не только злой старикашка, но еще и коварный! — говорил Ненчык-патыр, поднимаясь на ноги. — Пошел на хитрость подлую. Тем хуже для тебя! И запомни: ничьим слугой я никогда не буду.
Ненчык-патыр подошел к высокой сосне и на середине ее, на высохший острый сук намотав бороду и завязав крепким узлом, повесил злого волшебника.
— Ну, как себя чувствуешь? В твоем хилом теле — большая сила. Ты не просто Мужичок-с-локоток, а злой колдун. Много же мне пришлось повозиться с тобой! Сейчас придут мои товарищи, и мы вместе решим, что с тобой делать.
— Отпусти меня, Ненчык-патыр! — взмолился колдун. Твои друзья уже исчерпали сердца свои в пороках и зле. Охотник завистлив и хвастлив. Зазнается перед другими. Он ленив, мало думает и беспокоится о друзьях. Кузнец мастер хороший, но труслив, боится правду сказать... А ты... Только потому ты победил меня, что сердце твое чистое, как у ребенка. Ты смел, ты простил меня, а они из-за трусости своей могут убить.
— Ну хорошо. Я отпущу тебя, но как ты будешь жить теперь?
— Я перво-наперво вознагражу тебя. Ты будешь самым сильным, тебе будет подвластен весь мир земной. Ты будешь самым богатым. Всякое твое желание будет исполнено без промедлений.
— Все «будет», «будет» мне одному. А я хочу, чтобы все были свободны и счастливы, и богаты. Хочу, чтоб ты был хорошим, честным.
— О Ненчык-патыр! Богатыми не могут быть все. Люди никогда не будут чистыми душой и честными в поступках своих. Потому-то и жив я, и здравствую, что еще много есть людей, в чьих сердцах прячется зло. А каждый, в чьем сердце таится зло, — мой раб.
— И ты хочешь, чтобы я освободил тебя для того, чтобы ты отнимал у людей свободу! Ты уверен, что на земле всегда будет зло? Нет! Мы, люди, победим зло, а ты, коварный карлик, будешь висеть здесь, на суку, на собственной бороде! — решительно сказал Ненчык-патыр, повернулся и пошел к дому охотника.
— Остановись, о юный богатырь! — отчаянно крикнул вслед Мужичок-с-локоток. — Если ты отпустишь меня сейчас, сию минуту, я освобожу твоих родителей и Пеналче-Замарашку.
— Как? — обернулся Ненчык-патыр. — Где мои старики? Где Пеналче? Говори, презренный колдун!
И Мужичок-с-локоток рассказал о том, как он по приказу дракона Аждаги доставил в подземное царство Пайберде, Унави, что они теперь прислуживают дракону, а Пеналче-Замарашка и другие две юные пленницы стали женами владыки подземного царства.
— Не ври, о подлый старец! Пеналче никогда не станет женой дракона. Сейчас придут мои друзья, и ты поведешь нас в свое подземное царство. Мы всех пленников освободим. И твоему хозяину не поздоровится...
В это время вернулись Пюнче-патыр и Кюртне-патыр. Они уже на охоте признались друг другу и осудили себя за то, что не сказали правду, не предупредили юного товарища о коварном и злом волшебнике. Скорее, без добычи, поспешили они домой и удивились: обед весь цел, на столе большая чашка супа и каравай хлеба. Но где же Ненчык-патыр? Они увидели следы борьбы и еще больше забеспокоились.
— Не похитил ли он нашего друга? — встревожился кузнец.
Они выбежали из дому и увидели Ненчык-патыра. Он быстро шел навстречу.
— А-а, пришли... Очень хорошо. Ешьте покрепче — и в дорогу.
Он рассказал обо всем, но Кюртне-патыр испугался идти на дракона. Он слышал, что много уже богатырей погибло в битвах с ним. Охотник посоветовал, что дракона лучше ждать наверху, когда он выползет из подземного царства, и тогда прикончить. Но Ненчык-патыр смело решил идти один, сейчас, сию минуту. Он согласился на прощанье пообедать с друзьями, а потом спешно направился к сосне за Мужичком-с-локоток. Поглядеть на висящего злого волшебника пошли и кузнец, и охотник. И вдруг юный богатырь схватился за голову. На суку висела только борода колдуна. Мужичок-с-локоток исчез. Он по волоску оторвал себя от бороды и поспешил к поляне с заветной норой в подземное царство.
— Эх, растяпа! Что я теперь буду делать? Как я найду дорогу во владения дракона.
Тогда Пюнче-патыр сказал:
— Успокойся, юный друг! Я не оставлю тебя одного. Я знаю в дальнем лесу поляну, где есть нора, из которой погреться на солнышко иногда выползает дракон.
Кузнец устыдился, наконец, своей трусости и решился тоже пойти.
И вот все трое наших богатырей отправились в путь-дорогу.
Скатившись кубарем в подземелье, Мужичок-с-локототок облегченно перевел дух. Теперь он был во владениях всемогущего Аждаги, под защитой его.
«Ишь освободители нашлись, — злорадствовал он, зная, что друзья пустились в погоню все втроем. — На самого дракона идут. Ну пусть только явятся сюда — мигом угодят в пасть моему повелителю. Будет доволен мой хозяин...»
И вдруг он услышал словно раскаты грома: «У-у-у! У-у-у!» «А-а, сам Аждага близко!» — обрадовался Мужичок-с-локоток. И, действительно, скоро он увидел дракона. Его длинное тело иссиня-зеленовато светилось изнутри, две боковые головы на коротких шеях покоились на плечах. Средняя же голова была на длинной шее и как всегда бодрствовала.
И вот три пары глаз уставились на Мужичка-с-локоток.
— Го-го-го-го! — засмеялась средняя голова. — Го-го-го-го! Го-го-го! — вторили ей правая и левая.
— О-о, пусть ваше величество всегда будет таким веселым и жизнерадостным! — воскликнул льстивый старик. — Во веки веков.
Но Аждага безудержно гоготал. Правая и левая головы так расшумелись, что средняя должна была вмешаться:
— Эй, чего, как пустые бочки, разошлись? — крикнула она и правой лапой ударила левую, а левой — правую головы и тут же сама за голову схватилась и застонали: — Мать моя богородица! Все забываю о том, что где больно вам, там и мне больно... Эй ты, чучело гороховое? Хватит смешить мои честные головы, говори, где объявился такой ловкач-богатырь, кто смог при свете земного дня оставить тебя без волшебного украшения. Говори, презренный трус, где борода, которой я одарил тебя?
Мужичок-с-локоток смущенно молчал. Уж очень ему не хотелось говорить о своем позоре. Но спрашивал сам владыка подземного царства, и колдун не посмел умолчать, рассказал все, как было.
— Дорого я бы дал, чтобы полюбоваться на то, как ты висел на своей бороде, — прорычал Аждага, его лапы схватились за живот, и все три головы опять покатились со смеху.
— Мой повелитель, — сказал с обидой в голосе Мужичок-с-локоток. — Вы смеетесь, а я же для вас старался. Пусть я смешон сейчас, но почти выполнил все ваши приказы: еще раньше я сыскал и доставил двух красивых девушек. А теперь лучшую из лучших, красивейшую из красивейших в наше царство привел.
— А где твоя красавица? Давай-ка ее сюда!
— Сию минуту,— подпрыгнул в радости Мужичок-с- локоток.
И тут правая голова заспорила с левой:
— Красавица Пеналче-Замарашка будет моей! — гаркнула она.
— А вот и не твоей! Пеналче-Замарашка будет моей! — вопила другая.
И тут средняя голова так тряхнула сначала правую, а потом левую, что все три головы Аждаги на некоторое время словно оцепенели. Первой очнулась средняя голова. Она увидела Мужичка-с-локоток, застывшего в почтительной позе.
— Ты еще не ушел, дохлая черепаха! Одна нога здесь, другая — там! Привести сюда Пеналче-Замарашку! И прихватить остальных пленниц!..
В покоях Аждаги всегда были юные пленницы. Мужичок-с-локоток похищал девушек и приносил в подземное царство. Всех их роскошно одевали, хорошо кормили и поили. Любая просьба их исполнялась в ту же минуту, но потом в один прекрасный момент одна из невольниц исчезала куда-то. Мужичок-с-локоток уверял остальных, что пропавшую девушку за ласки нежные, за любовь горячую хозяин подземного царства отпустил на волю и что он сам на своей бороде отнес девушку домой... Но на самом деле было не так. Дракон Аждага просто-напросто съедал девушек.
Вот и теперь в покоях Аждаги было три невольницы. Старшую звали Акталче. Ей Аждага прислал в подарок большой золотой сундук, полный дорогих одежд и украшений. Она сидела у зеркала и любовалась новым платьем.
Среднюю звали Окалче. Ее похитил колдун немного позже, и Аждага подарил ей большой серебряный сундук. Она тоже сидела перед зеркалом, примеряя на груди ожерелье.
Обе они так были заняты собой, что не замечали третьей пленницы, совсем недавно появившейся в покоях подземного владыки. Это была Пеналче-Замарашка. Она отказалась принять подарок Аждаги — медный сундук с дорогими одеждами и украшениями. Он так и стоял нераскрытый, а Пеналче-Замарашка сидела у резного окна и грустно пела:
Здесь богатые палаты,
Золото, хрусталь...
Ничего мне здесь не надо,
Только очень жаль:
Не могу из плена птицей
Легкой улететь.
Надоело мне без дела
В роскоши сидеть.
Потом она подошла к Акталче, но та продолжала наряжаться и смотреться в зеркало. Окалче занималась тем же, и Пеналче-Замарашка сказала громко, обращаюсь к ним:
— Ох, девушки, девушки! Ну что хорошего в дорогих нарядах, когда сами в плену? Если бы такое добро было у меня на воле, я была бы счастлива, а здесь...
— Чья бы корова мычала, а твоя, бы молчал, — сказала Окалче, отрываясь на миг от зеркала. — Там, на земле, ты день и ночь работала на свою тетку, не пила так, не ела, да и никаких нарядов не имела...
— Зато у меня там хорошие друзья были. Вот, например, Ненчык-патыр...
— Ха! Где же твой богатырь? Он и пикнуть не посмеет хозяина подземного царства.
— А я верю, что он найдет и освободит меня, и отца своего, и мать, и вас вместе с нами... А дома пусть я и бедно жила, но зато на свободе была. Не захотела у тетки жить — люди добрые приютили.
— Замарашка права. Неужели ты, подруга, этого не понимаешь? — спросила Акталче. — Ведь нас никто не видит. Нашей красотой и нарядами любуется только старый карлик с бородой.
— Ты тоже права, — согласилась Окалче. — Была бы моя воля — мигом улетела бы в свой илем родной и сказала: «Не плачьте, маменька, не плачьте, папенька, я снова с вами и всегда буду слушаться...»
— На душе как-то холодно и тоскливо! — продолжала Акталче. — Никто тебе дурного слова не скажет, но сердце щемит тревога: что будет дальше?
— Да! — согласилась Окалче. — Я тоже часто грущу. Мне хочется увидеть родное яркое солнышко. Хочу быть среди широких полей и зеленых лугов. И пусть около леса будет голубое озеро, а на берегу прозрачный холодный родник... Больше мне, кажется, ничего не надо.
— А я еще желаю, чтоб у меня были хорошие друзья и любимый человек, — сказала Пеналче-Замарашка.
— Ну ладно, девочки, хватит мечтать, хватит горевать. Мечтой да слезой дело не поправишь. Вот понравимся хозяину подземного царства — и он отпустит нас всех домой. Давайте хорошенько примерим наши наряды, — сказала Акталче и снова открыла свой сундук. — Поглядите, какие бусы! Каждая как глазок лисички блестит.
— А у меня браслет какой! Павлиньим пером переливается, как радуга! — хвастается Окалче.
— Эх вы, — махнула рукой Пеналче-Замарашка. — Говорите о солнце, а сами тешитесь побрякушками.
В это время с большими подносами вошли Унави и Пайберде. И чего только не было на этих подносах! И пирожки поджаристые с мясом, и туара, и команмелна***, и мед, и полный жбан медовухи, разные сладости и напитки.
Дедушка, бабушка, вы тоже садитесь...
— За стол никого не приглашать! Ишь какие хлебосолы нашлись! Ваше дело — сидеть на сундуках, есть и пить, что повкуснее, чтобы всегда быть ядреными да крепкими, наряжаться во все лучшее, чтобы быть красивыми да пригожими, чтобы понравиться вашему властелину, — затараторил Мужичок-с-локоток, появившийся неизвестно откуда. — Ну что же еще вам надо?
— Солнце! — за всех ответила Пеналче-Замарашка. — Луга, леса, реки и озера! Свобода и человек любимый — вот что нам надо!
— О-о! Да вы тут, видать, сговорились. Это все ты, Замарашка, мутишь воду. Так знайте все: ваше солнце, леса, луга, реки и озера, ваш человек любимый — наш повелитель, всемогущий Аждага! Вы самые счастливые девушки на свете — вы жены его. Сегодня, сейчас вы идете к нему!
— Сжальтесь над ними, добрый волшебник, не отдавайте жадному дракону, — взмолились Пайберде и Унави...
— А вас, дохлые сморчки, никто не спрашивает! Вон отсюда!
Мужичок-с-локоток вдруг завертелся волчком все быстрее и быстрее, девушки тоже начали кружиться вокруг него. Неожиданно все двери распахнулись — и Мужичок-с-локоток вылетел вместе с тремя пленницами неизвестно куда...
В это время к золотому дворцу Аждаги подходили охотник, кузнец и Ненчык-патыр. Вдруг они заметили, что на ворот дворца вылетел черный смерч. Смерч быстро приближался, мгновение — и он пронесся мимо них в сторону мерцающего вдали озера.
— Что это такое? — удивился Пюнче-патыр.
— Какой-то вихрь пролетел, — сказал Кюртне-патыр.
— А мне показалось, что из этого облачка кто-то звал на помощь. Наверное, это Пеналче-Замарашку и стариков моих колдун понес к дракону, — сказал Ненчык- патыр, и все трое богатырей устремились туда, куда полетел смерч.
— Ненчык! Ненчык! Сыночек мой! — услышали они из дворцовых ворот крики.
Все обернулись, Ненчык-патыр узнал своих родителей, подбежал, крепко обнял их, поцеловал и снова рванулся в сторону озера.
— Сыночек, не ходите туда! Там дракон. Его победить никто не может — он каждое утро пьет в своем погребе живую воду. Пока мы все живы и здоровы, надо спасаться.
— Нет, дорогие мои! В родных илемах мы так и живем, не выручая друг друга. Вот и подстерегают нас зло и беда поодиночке. Вот и не выходим мы из нужды. Я походил по белу свету и понял, что никогда ближнего не надо оставлять в беде. Кто со мной идет на злого дракона?
— Я! — крикнул Кюртне-Патыр.
— Я тоже! — шагнул вперед Пюнче-патыр. — Только не мешает перед боем очистить погребок Аждаги с колдовским напитком.
— О-о, дети мои, — сокрушенно махнул рукой Пайберде. — Вход в тот погреб прикрыт огромной скалой, которую только сам дракон может отодвинуть...
Пайберде показал эту скалу, но Ненчык-патыр не смог отодвинуть ее. Не смогли это сделать и трое богатырей вместе, только немного сдвинули с места. Тогда Пайберде и Унави тоже уперлись плечами, а старик еще и скомандовал:
— Р-раз! Два! Три-и — взяли!
Скала с глухим скрежетом отодвинулась, и все трое вошли в мрачный погреб. Пайберде зачерпнул ковшом из огромной бочки, выпил и сказал:
— Вот это да! Я стал такой же сильный, как и в свои молодые годы!
Потом выпили все остальные — и, как на крыльях, устремились в сторону озера выручать Пеналче-Замарашку и ее подруг.
Дракон отдыхал на берегу подземного озера под огромным развесистым дубом. Он разнежился на травке задремал. Его разбудил черный вихрь, что остановился у дуба, постепенно замедляя круговые движения. Перед Аждагой предстал Мужичок-с-локоток, а три девушки упали на траву.
Средняя голова разбудила две боковые, Аждага сладко зевнул, чуть-чуть не втянув в свою пасть колдуна. Тот, обезумев от страха, вскрикнул, окончательно разбудив дракона.
— Где же твои красавицы? — строго спросил Аждага — Не эти ли дохлые мухи на траве?
— Что вы, мой повелитель? Они просто закружились, — суетился Мужичок-с-локоток около пленниц, хлопая их по щекам. — И здоровые они, как изволите сами сейчас увидеть, и ядреные, и крепкие — как спелый орех.
— Хорошо-хорошо, но мне не нужны бесчувственные твари, — Аждага опять зевнул с намерением проглотить Мужичка-с-локоток, но тот держал ухо востро и так проворно отпрянул в сторону, что даже рассмешил Аждагу.
Нетерпение брало свое, и дракон снова грозно спросил:
— Что-то жены мои не оживают долго. С ними надо было обращаться понежнее! Ты убил их, о подлый карлик! Да я раздавлю тебя, как лягушку!
— Не гневайтесь, мой повелитель, — упал на колени Мужичок-с-локоток. — Есть еще средство...
— Говори, какое же это средство? — нетерпеливо заскрежетал зубами дракон.
— Их может разбудить ласковое слово доброго человека.
— Го-го-го-го! Не ты ли этот добрый человек? — съязвил Аждага.
— Нет!
— Может быть, таким человеком ты считаешь меня? Колдун засмеялся и, словно бросаясь в омут, проговорил робко:
— Нет, мой повелитель...
— То-то же! — внушительно сказал дракон. — Но где же мы найдем добрых людей?
— А их и не надо искать, они сами пришли! — сказал Ненчык-патыр. И дракон, и колдун увидели трех богатырей, Пайберде и Унави.
Все в ноги поклонитесь! — закричал Мужичок-с-локоток, радуясь, что гнев дракона перейдет на незваных гостей.
— От твоего крика, подлый старик, наши спины не согнутся! — гордо сказал Пюнче-патыр.
— Уж кто-кто, а ты молчал бы, хилый охотник, — с презрением прошипел колдун. — Али забыл, как барахтался под углом своего собственного дома?
— И он не забыл, и я не забыл! — выступил вперед Кюртне-патыр.
— Сегодня мы рассчитаемся с тобой за всех и за все. Теперь ты не будешь воровать на земле юных дочерей и уводить в рабство братьев и отцов наших...
— Го-го-го-го! — загоготали все три головы дракона. — Бывало, сюда людей силком, не затащить, а сейчас сами пришли.
— Рано смеетесь, Аждага! — оборвал его Ненчык-патыр. — Отвечайте, что случилось с девушками?
— Го-го-го-го! — снова загоготали все три головы дракона. — Сам не знаешь, о юноша? «Язык сладкое, а глаза красивое любят», — так, кажется, говорят на земле. Поглядите все: какие красавицы! А вы, старики, слуги мои, вы — добрые люди, подойдите и разбудите их!
Пайберде и Унави не сдвинулись с места, но когда об этом же их попросил их сын, старики подошли к Пеналче.
— Очнись, доченька моя, — тихо сказал Пайберде и нежно прикоснулся ладонью к холодному челу девушки— Вставай, мы пришли выручать вас.
— Го-го-го-го! — с новой силой загоготали три головы Аждаги. — Слышите, — средняя голова говорит двум другим, — этот старый хрыч пришел девушек выручать. Го-го-го-го! Го-го-го-го!
— Хи-хи-хи-хи! — поддакивал Мужичок-с-локоток. — Девушек выручать... Хи-хи-хи-хи!
Скоро три пленницы очнулись, и дракон приветливо сказал им, не обращая внимания на всех остальных:
— Ну, красотки мои! Пойдемте, я вас приласкаю.
— Ни за что! — воскликнула Пеналче-Замарашка.
— Нет! — ответили Акталче и Окалче.
Мужичок-с-локоток подбежал к девушкам, взял за руку Пеналче-Замарашку и потащил к Аждаге.
Ненчык-патыр схватил карлика и бросил в сторону кузнеца. Кюртне-патыр не растерялся, поймал колдуна и бросил Пюнче-патыру, тот обратно юному богатырю. Так повторялось несколько раз. Живой мячик перелетал из рук в руки. Наконец, Ненчык-патыру надоела такая игра, и он бросил колдуна на середину озера. Тело карлика скрылось под водой, а над озером поднялся смерч и тут же скрылся из глаз. И сейчас этот смерч носится по морям, поднимая соленые брызги, по лесам, ломая и вырывая с корнем деревья, по полям, приминая посевы, в пустынях, поднимая до самого неба песчаные столбы. А иногда в ярости он бросается на города и деревни, стремясь как можно больше вреда нанести людям.
Пока богатыри перебрасывали Мужичка-с-локоток по кругу, все три головы дракона покатывались со смеху, но когда колдун оказался в озере, Аждага удивленно сказал:
— О-о! Да вы смелые какие! Мне это нравится. Я беру вас в слуги к себе.
— В слуги? — переспросил Ненчык-патыр.
— Ну да, в слуги, — продолжал дракон. — Пюнче-патыр — хороший охотник. Он будет мне доставлять разную дичь, а Кюртне-патыр отличный кузнец. У меня под землей железа, меди, серебра и золота — куй, мастери, чего захочешь! Ненчык-патыр, отец его и мать — землепашцы. Они будут растить и собирать урожаи, приносить мне к столу хлеб. Ну что еще? Найдете себе невест, сыграете свадьбы, и заживем в дружбе да согласии.
— Теперь всем нам осталось до земли поклониться всемогущему повелителю, — съязвил осмелевший Пайберде.
Но дракон не почувствовал издевки, не заметил он, как усмехнулись богатыри, так как его внимание отвлекло что-то на вершине дуба.
— А-а! И здесь свили гнездо эти проклятые орлы! — взревел Аждага. — Сейчас я расправлюсь с их желторотыми птенцами...
Дракон повернулся и направился к дубу.
Орлята жалобно запищали. Охотник знал язык птиц и понял, что птицы звали мать и отца на помощь. Он схватился за лук и сказал Ненчык-патыру, что пока не прилетели эти огромные птицы, надо расправиться с драконом.
Ненчык-патыр поднял меч и ударил плашмя по спине дракона. Тот взвыл, но не от боли, а от удивления. Его головы превратились в змеиные — и из каждой пасти метнулись огненные струи. Они бы в одно мгновение сожгли героев, но друзья прикрылись щитами.
Богатыри смело ринулись на дракона, но подойти близко к нему никак не могли: средняя голова, извиваясь на длинной шее, полыхала всесжигающим пламенем, да и к тому же вблизи просто-напросто можно было угодить в когти Аждаги. Долго бились богатыри. Уже загорелась одежда на Кюртне-патыре, но он мигом сбил пламя; уже в пылу битвы Пюнче-патыр выронил из рук щит и сражался без него; плечо Ненчык-патыра было поражено когтями дракона, но юный богатырь смело шел на Аждагу, тесня его к берегу озера. Наконец, охотнику все же удалось пронзить стрелой правую голову дракона — и из ее раны хлынула кровь.
— Ты умрешь, охотник! Твое сердце заражено ядом черной зависти, зазнайства, — захрипела раненая голова и в предсмертном усилии плеснула в Пюнче-патыра черным ядом.
Затуманился взор отважного охотника, и упал он замертво у могучего дуба.
— Го-го-го-го! — загоготал дракон. — Сейчас ты, Ненчык-патыр, один останешься. И как это я забыл? Ведь кузнец-то труслив, как белка. Одной капли яда хватит ему.
И с этими словами левая голова плеснула в кузнеца желтым ядом. Кузнец пытался прикрыться щитом, но капля яда все же попала , на него — и он тоже упал... Ненчык-патыр рванулся защищать друга, прикрыть собой, так как его никакой яд Аждаги не мог убить, но не успел. Зато, оказавшись рядом, он срубил левую голову дракона и услышал крик Пайберде: «Берегись!» Богатырь поднял щит, но струя горячего пламени все же обожгла его, и загорелась одежда на нем.
— Го-го-го-го! — злорадно загоготала средняя голова. — Сейчас я хорошенько прожарю тебя и съем.
Ненчык-патыр бросился к озеру, но споткнулся о левую голову дракона и упал... В тот же миг когтистая лапа Аждаги сгребла юного богатыря и подняла вверх...
В пылу боя никто не заметил, как на макушку дуба опустилась огромная птица. Это была мать орлят. Она алчным взглядом следила за битвой. Зов птенцов о помощи прервал ее охоту, она вернулась ни с чем. «На хороший пир я попала!.. Вот будет мяса и мне, и орлятам!» — довольно думала орлица, глядя, как воины, один за другим покидая этот «пир», падали мертвыми. «Будет сейчас пожива, крошки мои», — сказала она орлятам и приготовилась к броску. В это время Аждага высоко над озером поднял Ненчык-патыра и дожидался только того момента, когда догорит на нем одежда, чтобы тут же проглотить его.
Напрасно бегал вокруг Аждаги Пайберде и колол его копьем охотника. Дракону это было нисколечко не больно. Он просто не обращал на старика никакого внимания.
В отчаянье старик простер руки вверх:
— О могучий юмо , спаси дитя мое от гибели! — и тут Пайберде увидел огромную птицу, готовую к броску. — О птица! Ты послана всесильным юмо... Растерзай скорее злого Аждагу! Помоги победить его.
Но птица ответила:
— Бедный старик! Юмо здесь ни при чем. Слышишь — всесильный молчит. Не внимал он и молитвам нашим птичьим. Я голодна! Мне надо кормить моих орляток. Вы, люди, никогда не помогаете нам. Ваши охотники часто лишают нас добычи. Вот и поселились мы в подземном царстве. Там, на земле, люди убивают птиц. И мы теперь не щадим людей.
И тут снова запищали птенцы.
— Не шумите, родимые, сейчас я вас накормлю.
— Нет, мать! Эти люди пошли на дракона, защищая нас. Ты должна помочь им.
И только теперь птица поняла, что люди — ее союзники. Она бросилась к средней голове Аждаги и вырвала когтями один его глаз.
Дракон взвыл от боли и выпустил из лап богатыря. Ненчык-патыр упал в озеро, и одежда его погасла. Он выскочил на берег и опять бросился в бой. Но и с одним глазом Аждага был грозен. Он еще злее изрыгал пламя. Но теперь страх потерять последний глаз заставлял его выше поднимать голову и встречать наскоки птицы. Скоро дракон понял, что трудно будет ему победить в этом бою. «Зачем мне рисковать? Сейчас я заключу мир с Ненчык-патыром. Расправлюсь сначала с орлами здесь, под землей, а потом с этим патыром — на земле».
— О юный патыр! Ты достойный воин. Я отпущу твоих родителей и Пеналче-Замарашку. Женись на ней, и живите с богом...
— Нет! — воскликнул богатырь. — С черным злом я в союз не вступаю!
— Ну хорошо же... Сейчас я утолю жажду, тогда посмотрим, как ты запоешь.
— А ты не спеши в погреб. Там уже нет твоего зелья. Я и мои друзья постарались об этом. Ты умрешь, презренный дракон!
— О-о-о... — взвыл Аждага. — Не радуйся и ты. Кто отрубит мою среднюю голову, тот погибнет навсегда, пусть даже он самый чистый и невинный. Слышишь? Погибнет!
— Ну и пусть! Я погибну, но и ты больше не будешь брать людей в рабство. И люди на земле будут счастливы. Никто не будет нарушать их мирный труд.
— Правильно, сынок! — крикнул Пайберде и встал рядом с Ненчык-патыром.
И вновь началась битва. Аждаге мешала бессильно повисшая правая голова. Он. оторвал ее и метнул в сторону героев. Голова угодила в Пайберде — и он упал... Ненчык-патыр схватил ее и бросил в дракона. Капля черной крови попала в уцелевший глаз Аждаги, и он перестал видеть. Долго еще вертел дракон ослепшей головой, обжигая все вокруг пламенем, но наконец удалось юному богатырю срубить ее. И в ту же секунду хлынул белый яд на Ненчык-патыра...
С громким клекотом подлетела другая птица, орел- отец, и обе они набросились на дракона...
В наступившей тишине около дуба одиноко стоял и плакал Пайберде. Окалче упала в обморок, как только рухнул на землю Пюнче-патыр. Акталче не смогла перенести смерть Кюртне, а Унави и Пеналче-Замарашка лишилась чувств, когда Ненчык-патыр оказался в когтистой лапе дракона.
Но скоро очнулись Унави, Пеналче-Замарашка и две другие девушки. Все они в один голос заплакали, и тогда орел-отец взмыл вверх п полетсл к роднику с мертвой и живой водой. Окропленная ею любая рана тут же затягивалась. Потому-то орлы не боялись Аждаги и смело жили в его подземных владениях. Скоро орел-отец принес в клюве этой воды н брызнул на всех погибших. Тут же ожили Пюнче-патыр и Кюртне-патыр.
— А против белого яда и живая, и мертвая вода бессильны, — сказала орлица-мать. — В битве с драконом мы сдружились с вами и должны выручать друг друга. Попрощайтесь с Ненчык-патыром — и орел-отец вынесет вас на землю.
Долго и безутешно рыдала Унави над сыном:
О сыночек мой родной-единственный,
Мы так долго ждали тебя на белый свет,
Но так быстро илем ты наш покинул.
И ушел ты. Мы, старцы, осталися
Коротать свой век без помощничка,
Без помощничка, бег кормильца...
И Унави поцеловала сына три раза в холодный лоб и скорбно отошла в сторону...
И тут же припала к Ненчык-патыру Пеналче-Замаряшка, причитая:
Мой единственный, синеглазый мой,
Ты зачем же одну меня оставил,
Без отца родного, без матушки,
Без тебя, мой патыр любимый?
И одна мне дороженька осталася —
За тобой, долгоджанный, синеглазый ной,
За тобой Ненчык-патыр любимый...
Пеналче-Замарашка схватила нож, но в это время слеза ее упала на холодный лоб юного богатыря, и он открыл глаза.
Орел-отец вынес наших друзей на землю. Скоро они отпраздновали три веселые свадьбы. Кюртне-патыр женился на Акталче, Пюнче-патыр взял себе в жены Окалче, а Ненчык-патыр, понятное дело, стал мужем красавицы Пеналче. Гремели барабаны, играли гусли, гудели волынки, и все пели и плясали до упаду. И я там был, крепкую брагу пил и плясал с красавицей Пеналче. Не верите — спросите у самого жениха — Ненчык-патыра...
Много-много лет прошло с тех пор. Бегут поезда по земле, плывут по воде пароходы, летают самолеты в небе, мчатся яркие звезды — корабли космические — все это сделано руками потомков Кюртне-патыра. Шумят на земле леса зеленые. Много в них зверей и птиц. Это потомки Пюнче-патыра заботливо охраняют природу от холодного топора, от злобного браконьера. От края и до края колышутся нивы... Это потомки Ненчык-патыра выращивают на земле богатые урожаи...
Не зря говорят в народе: "Хлеб - всему голова". Может, потому в этой сказке Ненчык-патыр - Богатырь из теста - был самым, добрым и отважным.