Диво

Жил-был рыбак. Раз поехал он на озеро, закинул сеть и вытащил щуку; вылез на берег, развел огонек и начал эту щуку поджаривать: один бок поджарил, поворотил на другой. Вот и совсем готово — только бы съесть, а щука как прыгнет с огня, да прямо в озеро.

—  Вот диво, — говорит рыбак, — жареная рыба опять в воду ушла...

—  Нет, мужичок,— отзывается ему щука человечьим голосом, — это что за диво! Вот в этакой-то деревне живет охотник, так с ним точно было диво; сходи к нему, он сам тебе скажет.

Рыбак пошел в деревню, разыскал охотника, покло­нился ему:

—  Здравствуй, добрый человек!

—  Здравствуй, земляк! Зачем пришел?

—  Да вот так и этак, расскажи: какое с тобой диво было?

—  Слушай, земляк! Было у меня три сына, и ходил я с ними на охоту. Раз мы целый день охотились и убили три утки, ввечеру пришли в лес, развели огонь, ощипали уток и стали варить их к ужину, сварили и уселись было за трапезу. Вдруг старик идет: «Хлеб-соль, молод­цы!» — «Милости просим, старичок!»

Старик подсел, всех уток съел да на закуску стар­шего сына моего проглотил. Остался я с двумя сыновь­ями.

На другой день встали, мы поутру и пошли на охоту, целый день исходили, трех уток убили, а ввечеру развели в лесу огонек и готовим ужин. Опять старик идет: «Хлеб-соль, молодцы!» — «Милости просим, старичок!»

Он сел, всех уток съел да середним сыном закусил. Остался я с одним сыном.

Вернулись домой, переспали ночь, а утром опять на охоту. Убили мы трех уток, развели огонек, живо сварили их и только было ужинать собрались, как тот же самый старик идет: «Хлеб-соль, молодцы!» — «Ми­лости просим, старичок!»

Он сел, всех уток съел да меньшим сыном закусил.

Остался я один как перст, переночевал ночь в лесу, на другой день стал охотиться и столько настрелял птицы, что едва домой дотащил. Прихожу в избу, а сыновья мои лежат на полатях — все трое живы и здо­ровы!

Рыбак выслушал и говорит: — Вот это диво, так диво!

—  Нет, земляк,— отвечает охотник, — это что за диво! Вот в таком-то селе у такого-то мужика так подлинно диво сотворилося; пойди к нему, сам узнаешь.

Рыбак пошел в село, разыскал этого мужика, покло­нился ему:

—  Здравствуй, дяденька!

—  Здравствуй, земляк!  Зачем пришел?

—  Так и так, расскажи, какое с тобой диво приключилося?

—  Слушай! — говорит. — С молодых лет моих жил я с женою, и что же? Завела она полюбовника. Мне-то самому и невдомек это, да люди сказали. Вот один раз собрался я в лес за дровами, запряг лошадь, выехал за околицу, постоял с полчаса времени, вернулся поти­хоньку и спрятался на дворе.

Как стемнело, слышу я, что моя хозяйка с своим другом в избе гуляет; побежал в избу и только было хо­тел проучить жену маленько, а она ухватила палку, ударила меня по спине и сказала: «Доселева был ты мужик, а теперь стань черным кобелем!»

В ту же минуту обернулся я собакою; взяла она ух­ват и давай меня возить по бокам: била, била и выгна­ла вон.

Выбежал я на улицу, сел на завалинку и думаю: авось жена опомнится да сделает меня по-старому человеком. Куда тебе! Сколько ни терся я около избы, не мог дождаться от злой бабы милости. Бывало — откроет окно да горячим кипятком так и обдаст всего, да все норовит, как бы в глаза попасть! А кормить совсем не кормит, хоть с голоду околевай!

Нечего делать, побежал я в чистое ноле; вижу — мужик стадо быков пасет. Пристал я к этому стаду, начал за быками ходить: который от стада отобьется — я сейчас пригоню; а волкам от меня просто житья не стало — ни одного не подпущу.

Увидал мужик мое старание, начал меня кормить и поить, и так он на меня положился, что не стал и зa стадом ходить: заберется, бывало, в деревню и гуляет себе сколько хочется. Говорит ему как-то барин: «По­слушай, пастух! Ты все гуляешь, а скот один в поле ходит; этак не годится! Пожалуй, вор придет, быков уведет». — «Нет, барин! Я на своего пса крепко надеюсь, никого не подпустит». — «Рассказывай! Хочешь, я сейчас любого быка уведу?» — «Нет, не уведешь!»

Поспорили они, ударились об заклад о трех стах рублях и  отдали  деньги на руки.

Барин пошел в поле и только за быка — как я кинулся, всю одежу на нем в клочки изорвал, так-таки и не допустил его.

Мой хозяин получил заклад и с той поры возлюбил меня пуще прежнего: иной раз сам не доест, а меня непременно накормит.

Прожил я у него целое лето и захотел домой побывать:

«Посмотрю, — думаю себе, — не смилуется ли жена, не сделает ли опять человеком?»

Прибежал к избе, начал в дверь царапаться; выходит жена с палкою, ударила меня по спине и говорит: «Ну, бегал ты черным кобелём, а теперь полети дятлом».

Обернулся я дятлом и полетел по лесам, по рощам.

Пристигла холодная зима; есть крепко хочется, а корму нету и достать негде. Забрался я в один сад, вижу — стоит на дереве птичья принада.

«Дай полечу в эту цринаду, пусть меня ребятишки поймают, авось кормить станут, да в избе и теплей зимовать будет!»

Вскочил в западню, дверцы захлопнуло: взяли меня ребятишки, принесли  к отцу:

—  Посмотри, тятя, какого мы дятла поймали!

А ихний отец сам был знахарь, тотчас узнал, что я человек, не птица; вынул меня из клетки, посадил на ладонь, дунул на меня — и обернулся я по-прежнему мужиком.

Дает он мне зеленый прутик и сказывает: «Дождись, брат, вечера и ступай домой, да как войдешь в избу — ударь свою жену этим прутиком и скажи: «Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою!»

Взял я зеленый   прутик,   прихожу домой вечером, потихоньку подкрался к своей хозяйке, ударил ее прутиком и говорю: «Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою!»

В ту ж минуту сделалась она козою; скрутил я ее за рога веревкою, привязал в сарае и стал, кормить ржаной соломою.

Так целый год и держал ее на соломе, а потом пошел к знахарю: «Научи, земляк, как обернуть мою козу бабою».

Он дал мне другой прутик: «На, брат! Ударь ее этим прутиком и скажи: «Была ты козою, а теперь стань бабою!»

Я воротился домой, ударил мою козу прутиком: «Была ты, говорю, козою, а теперь стань бабою!»

Обернулась коза бабою; тут хозяйка моя бросилась мне в ноги, стала плакать, просить прощения, заклялась-забожилась жить со мною по-божьему. С тех пор жи­вем мы с ней благополучно в любви и согласий.

—  Спасибо, — сказал рыбак, — это подлинно диво дивное!

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Алтрапка *

Жил-был старик Федот. Был у него пес Алтрапка. Долго Алтрапка служил. Но вот и старым стал, волков да воров чуять перестал, голос у него пропал; лежит Алтрапка, не лает, дремлет да зевает. Старик говорит сыновьям:

—  Надо  пса удушить. Сын отвечает:

—  Жаль его, пес-то хороший был, верно служил. Старик Федот говорит:

—  Вот то-то: «был, служил...» А теперь старым стал, волков да воров чуять перестал. Одно знает — лежит да зевает. Гони его со двора, нет у нас лишнего куска.

Сын взял палку, выгнал Алтрапку. Сидит бедный пес за огородами, воет. Подкрадывается к нему волк и говорит:

—  Что ты, старый, воешь? И сам не промышляешь, и нам, волкам, мешаешь.

Алтрапка отвечает:

—  Потому и вою, что старым стал, вас, волков-разбойников, чуять перестал... За это меня хозяин вы­гнал. Не хочет зря кормить.

Волк говорит:

—  Ты на меня не лай, помолчи, дай поживиться, а я тебе за то тайну открою, такую тайну, что твой хозяин не только кормить-поить — на руках тебя будет носить! Вот слушай, что мне рассказал мой дед. Пришел он однажды сюда за овцой. Твой дед не был сердитым, пропустил волка. И вот, когда мой дед притаился в огороде, он увидел, как отец старика Федота золото прятал. Целый мешок золотых монет закопал под колодезной сохой.

Алтрапка, смышленый пес, побежал к колодезной сохе, давай ее выкапывать. Старикова сноха кричит:

—  Батюшка, глядите, ваш Алтрапка пришел, коло­дезную соху подкапывает!

Федот кричит:

—  Гони его!

Сноха подошла к Алтрапке, пнуть хотела, а пес оскалил зубы, зарычал. Испугалась сноха, ушла подальше от греха. И кричит:

—  Батюшка, он зубы скалит, еще укусит. Глядите, он соху подкопал, упадет соха!

Федот говорит:

—  Сейчас я его сам убью!

Подошел к собаке, глянул в яму, а там золота полным-полно! Федот ахнул. И давай золото собирать да приговаривать: «Спасибо, Алтрапка! Спасибо, ми­лый!» Подозвал собаку, погладил: Потом приказал снохам:

—  Алтрапку кормить только мягким хлебом, поить только свежим молоком!

Бабы кормят пса, а он лежит себе в тенечке, позе­вывает. Надоело это бабам, вот одна из них взяла да пнула его. А пес-то старый был, с одного пинка и дух испустил.

Осерчал старик Федот:

—  Моего благодетеля, моего кормильца убили, будь­те вы неладны!

И пошел к дьякону. Говорит ему:

—  Был у меня любимый пес Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте схоронить, по-человечески.

—  Что ты, что ты! — закричал дьякон. — Виданное ли дело — пса на христианском погосте хоронить! Нет такого порядку!

—  А ты не серчай, отец дьякон, — говорит Федот. — Ведь Алтрапка-то мой был богатый пес. Он при жизни тебе золотой отказал.

—  Мне золотой? — удивился дьякон. — Покажи!

—  Вот, бери.

Дьякон схватил золотой и говорит:

—  Сам-то я решить такое дело не могу, а ты пойди к попу, посоветуйся.

Пошел Федот к попу и говорит:

—  Был у меня любимый пес Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте схоронить, по челове­чески.

—  Аль ты сдурел?! — закричал поп. — Пса хоронить там, где крещеные люди лежат!

—  А ты не серчай, батюшка, — говорит Федот. — Ведь Алтрапка-то мой был богатый пес. Он при жизни тебе пять золотых отказал...

—  Пять золотых?  Где они?  — Вот, бери.  Поп взял деньги  и говорит:

—  Я б тебе, Федот, это дело разрешил. Да ведь пес Алтрапка не сам подох, а его убили. Тут без полиции не обойтись. Сходи к уряднику, спроси у него разре­шения.

Федот пришел к уряднику. И говорит:

—  Был у меня любимый пес Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте схоронить, по-челове­чески. Был я у попа, а он говорит, нужно ваше разреше­ние.

Урядник кричит:

—  Ты, старик, видно, не в себе! Кто тебе даст такое разрешение? Нет такого закона, чтобы пса на погосте хоронить!

—  А ты не серчай, — говорит Федот. — Ведь Алтрапка-то мой был богатый пес. Он при жизни тебе золотой отказал.

—  Давай  золотой! — говорит урядник.

—  На, бери.

Урядник сунул золотой в карман и говорит:

—  Моя б воля, я б разрешил, да права не имею. Надобно тебе, старик, пойти  к приставу.

Федот пришел к приставу. Все ему рассказал. Пристав вскочил, ногами затопал:

—  С каким делом ты, болван, ко мне пришел? Пьяный ты или сумасшедший? Эй, взять пьяного стари­ка, в холодную посадить, чтобы в другой раз умнее был!

—  А ты, барин, не серчай, — говорит Федот. — Вот пять золотых. Это тебе мой Алтрапка отказал, когда жив был.

Пристав схватил деньги, взял лист бумаги и спра­шивает:

—  Как покойника-то, звали?

—  Алтрапка.

Пристав написал: «Разрешаю похоронить Алтрапку, как желает его хозяин Федот». Потом свою подпись поставил, потом печать приложил. Отдал бумагу Фе­доту. Федот отнес ее попу.

Поп говорит:

—  Сделай дома гроб. Да крышку покрепче забей, чтоб на погосте никто не увидел, кого хороним.

Вечером Алтрапку отпели, честь по чести похоронили, все как положено. И хоть тайно все делали, а слушок по селу прошел. Поп, мол, похоронил, пристав разре­шение дал.

И вдруг архиерей и исправник вызывают в уезд попа и пристава. Те сразу догадались, что это за Алтрапку. Пристав приехал к Федоту:

—  В уезд нас вызывают. Ты, Федот, с нами поедешь. Деньги, конечно, нужны.

—  Деньги будут, — говорит Федот.

Вот приехали в уезд. Исправник спрашивает прис­тава:

—  Правда ли, что ты противу закону разрешил по­хоронить собаку как человека?

Архиерей спрашивает попа:

—  Правда ли, что ты похоронил паршивого пса на погосте, рядом с христианами?

И пошла ругань. Архиерей ругает попа. Исправник ругает пристава. Федот вынул тридцать золотых. Пят­надцать дает архиерею, пятнадцать — исправнику:

—  Это от Алтрапки. При жизни вам отказал.

Те взяли деньги, да еще пуще ругаются. Исправник кричит приставу:

—  Да знаешь ли ты, чего я тебя ругаю? Ты почему меня не вызвал, когда почтенного Алтрапку хоронили?!

Архиерей кричит попу:

—  А ты знаешь, чего я тебя ругаю? Почему меня на похороны не позвали, почему во все колокола не звонили?!

А Федот слушает да усмехается: «Вот и ищи, бедняк, у таких  защиты  да справедливости»...

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

* Аналог русской народной сказки Похороны козла

Небылицы

Жили когда-то три брата. Жили не так уж богато. На троих-то была одна хата да и та худовата.

Старшие братья — умны, языкасты, а младший брат Иван — дурак и молчун.

Вот поехали они однажды в лес по дрова. Топорами намахались, уморились, есть захотели. Взялись кашу варить. Пшена в котел насыпали, воды налили, а огнива-то нет, дома забыли. Как быть? Старший брат самый умный был, он на дерево залез, туда-сюда поглядел и видит: невдалеке на полянке костерок горит, возле него старичок сидит.

«Вот где я добуду огня!» — смекнул старший брат. Подошел он  к костерку  и  говорит старику:

Дедушка, дай огоньку!

—  Экой ты прыткий,— отвечает старик. — Ты меня сперва повесели, сказку расскажи, да не шути со мной — ответишь спиной!

—  Это как?

—  А так: байка нескладная мне не нужна — узнает плетку твоя спина! А ну, сказывай сказку.

Старший брат час думал, два часа в затылке чесал и говорит:

—  Нет, дедушка, я не горазд.

—  А коли не горазд, кто ж огня тебе даст?

Старик взял плетку, парня наземь повалил, да так его плеткой отходил, что тот все перезабыл. Ни с чем старший вернулся к братьям. Средний ему говорит:

—  Эх, растяпа, не принес огня! Поучись-ка, брат, у меня!

И пошел к старику.

—  Дедушка, дай огоньку!

—  Сперва ты меня развесели, сказку расскажи. Да не шути со мной — ответишь спиной!

Средний брат два часа думал, три часа в затылке чесал и говорит:

—  Нет, дедушка, я не горазд!

—  А коль не горазд, кто ж огня тебе даст? Старик и среднего брата хорошенько плеткой проучил. Ни с чем и тот вернулся назад. Вот меньшой брат, Иван, пошел к старику:

—  Дедушка, дай огоньку!

—  Сказку сперва расскажи.

—  Я б рассказал, да ты перечить станешь, закричишь:   неправда, не  было такого!

—  Нет,  не  стану  перечить, сказывай.

—  Тогда уговор: не перебивать. Как перебьешь, как закричишь: «Не было такого!» — так и отхожу тебя той самой плеткой, какой ты братьев моих угощал.

—  Согласен, начинай.

—  Слушай, дед. Был я мал, да удал. Пошел как-то в лес. Вижу дерево, в нем — дупло, в дупле — гнездо, в гнезде — жареные перепела. Сунул руку в дупло — не лезет, сунул ногу — не лезет. Тогда я изловчился, подпрыгнул и влетел в дупло. Жареные перепела горой лежат, другой сказал бы: мало, а я наелся до отвала. Захотел на волю, ан не тут-то было! Больно растолстел, а дыра мала. Ну, я-то догадлив был, домой за топором сходил, дыру топориком пошире прорубил и вылез на волю. Так ли, дед?

—  Так, мой свет.

—  Потом я заткнул мой топорик за пояс, сел на пегоньку лошаденку и поехал в лес по дрова. Лошадь бежит — трюк, трюк, а топорик-то сзади — стук, стук. Так половину лошадки и отсек. Я оглянулся — нет зад­ней половины, на двух ногах ушла невесть куда. Я кинулся искать. Вижу: задок моей лошадки по зеленой травке гуляет. Я поймал его, лыком к передку пришил, стала лошадь бегать лучше прежнего. Я дров нарубил, воз нагрузил да как гаркну. А лошадь сгоряча хватила да по уши в грязь угодила. Я — за дедом. Дед был умен, а я догадлив. Схватили мы лошадь за хвост и давай тянуть. Да так вдвоем потащили, что шкуру долой стащили! Что делать? Пришли домой, горюем. Глядь, лошадь у ворот, сама пришла. Я радуюсь: и лошадь дома и шкура вдобавок. Так ли, дед?

—  Все так, мой свет.

—  Вот сел я на лошадь и поехал по лесу. Вижу, огромный дуб растет, вершиной в небо упирается. Ду­маю себе: дай-ка посмотрю, что там на небе. Залез и узнал: скотина там совсем дешевая, а мухи да комары в цене. Ну, думаю, удача мне. Слез на землю, наловил мух и комаров целый кошель и опять вскарабкался на небо. И давай торговать: отдаю муху с мушонком, взамен беру корову с теленком, отдаю комара, а взамен беру быка. Столько я набрал скотины — нет ей числа.

А у нашего попа — завидущие глаза. Он тот дуб,  по которому я на небо залез, взял да свалил, да к себе на. двор стащил. Я собрался с моим скотом на землю ворочаться, а дуба-то нет. Как с неба слезть? А я до­гадлив был, всю скотину перерезал, ведь дармовая она, и давай из шкур веревку вязать. Длинную связал. Один конец за край неба зацепил, другой вниз бросил и начал спускаться. Хоть и длинна веревка была, а до земли не хватило, а прыгать боюсь. Что делать? А я догадлив был. Вижу, внизу мужик овес веет, полова-то по ветру вверх летит, а я ее хватаю да веревку мотаю. Вдруг сильный ветер задул, начал меня раскачивать, лечу то туда, то сюда, вниз гляжу: то Питер, то Москва. Лопнула веревка из половы, упал я в трясину, в зеленую тину. Торчит одна голова, ни туда ни сюда. На моей голове утка гнездо свила, яиц нанесла, утят навела. А я не тужу, туда-сюда гляжу. Прибежал серый волк, всех утят уволок. «А за уткой приду — все гнездо ра­зорю!» Я дождался волка, когда он за уткой пришел, и хвать его за хвост! «Улю-лю!» — кричу. Волк рванулся и вытянул меня из трясины. Так ли, дед?

—  Все так, мой свет.

«Ах, старик ,— думает Иван, — ничем тебя не прой­мешь. Ну, слушай дальше». И говорит:

—  Вытащил меня волк из болота, а я есть хочу. Сейчас, думаю, дичи набью. Гляжу: тетерев на дубу. Вскинул ружьишко, прицелился, а кремня-то нет! В город за кремнем бежать — до города десять верст, тетерев, пожалуй, уйдет. Что делать? Иду, задумался.

Вдруг лбом о дерево — бух! Искры из глаз сыпанули. Одна искра упала на полку, ружье бахнуло, тетерев убит. Вниз тетерев упал да на зайца попал, а заяц сго­ряча вскочил, разной дичи набил. Я дичь нагрузил на воз, на базар отвез, торговал — не ловчил, пятьсот руб­лей получил! Было это, дед?

—  Было, мой свет.

—  Ну, я домой спешу, подъезжаю, гляжу: мой дед запряг твоего деда и возит на нем навоз целый день без обеда...

—  Врешь, дурак! Не было такого! — не вытерпел старик.

А Ивану того и надобно. Отстегал он плеткой злого старика, взял огня и  воротился к братьям.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Ученая собака

Жил-был поп. У него был работник Иван из даль­него села и была собака Шарик. Очень поп любил собачку. Собачка сыта да ухожена, а Иван работает, работает, а покормить его как следует жадный поп ску­пится. И решил Иван проучить попа. Вот однажды и говорит попу:

—  Эх, батюшка, до чего смышленый у вас Шарик! Его бы еще в школе поучить — всех бы собак превзо­шел, вровень с человеком бы встал.

—  Да что ты, Иван! А в какой-такой школе поучить?

—  А есть в городе особая собачья школа, там собак грамоте обучают. Вот бы вам ученую собаку!..

—  Давай, Иван, поезжай в город, — загорелся поп, — все как есть разузнай.

Иван взял котомку и поехал в свое село, к жене. Рассказал ей про попа и про собаку, погостил три дня, вернулся к попу и говорит:

—  Все, батюшка, разузнал, принимают в школу умных собак, хорошо учат и недорого берут. Харчи, конечно, свои.

Поп с попадьей собрали котомку, дали денег на ученье, и Иван увез Шарика.

Привез его к себе домой, отдал жене деньги и харчи, приказал кормить собаку и вернулся к попу.

Поп с попадьей скорей к Ивану:

—  Как там наш дорогой Шарик?

—  Приняли его, понятливый пес, хорошо учится.

Проходит месяц. Иван говорит:

—  Пора пса проведать, харчей отвезти и денег тоже. Опять его батюшка с матушкой снарядили.

Опять Иван поехал домой гостить. Ворочается к попу.

—  Ну что там, Иван?

—  Да что, батюшка, Шарик уже говорит как че­ловек.

—  Неужто как человек? Ах, мой сердешный! — запричитала попадья. — Сейчас соберусь в город, сама его проведаю, послушаю.

—  Нельзя, — говорит Иван. — Учитель настрого за­претил. Сказал, собачки, после как хозяев увидят, тоскуют, скулят, плохо учатся.

Время идет, Иван каждый месяц возит Шарику харчи, а учителю — деньги.

Прошел год. Возвращается Иван и говорит:

—  Ну, батюшка, выучили мы пса на свою голову. Что он давеча при всех сказал — повторить боюсь!

—  Что же он такое сказал?

«Скажи, Иван, — говорит, — наш батюшка все еще ворованный  хлеб принимает?»

—  Что ты, что ты! — замахал руками поп. — Да ведь за это меня в тюрьму! Ах, проклятая собака! Что де­лать? Иван, вот тебе деньги, возьми этого паршивого пса, в лес отведи, задуши и в землю закопай! Только матушке про то  не сказывай.

Иван взял деньги, уехал. Возвращается, а матушка сразу к нему:

—  Как там мой Шарик?

—  Несчастье, матушка, несчастье. Заучился Шарик. Помер, не выдюжил.

А Шарик-то жил себе, не тужил, в Ивановом дворе собачью службу свою служил.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Как Иван - крестьянский сын барыню да барина провёл *

Жили в одной деревне старик со старухой. Был у них сын и была дочь. Вот пошла однажды дочь на реку белье полоскать. А как выполоскала — стала вдруг плакать-голосить, слезы ливмя лить. Мать услыхала, к реке прибежала, спрашивает:

—  Что с тобой, доченька милая? О чем плачешь? А дочка отвечает:

—  Как мне не плакать, сударыня матушка, ведь замуж меня скоро отдадите, а я сыночка Иванушку рожу, а Иванушка-то на берег гулять пойдет да и в воду упадет! Утонет мой родимый Иванушка!

Мать от таких слов пуще дочки расплакалась. Сидят — в два голоса голосят. Отец прибежал, спрашивает:

—  Что стряслось? Отчего плачете?

—  Ничего, старик, не стряслось,— отвечает старуха, — да ведь может стрястись! Вот выдадим дочку замуж, а она сыночка родит. А сыночек-то на берег гулять пойдет да и в воду упадет! Утонет наш милый Иванушка! А-а!

—  Ой, беда! — испугался старик и с ними вместе заплакал. Сидят — в три голоса голосят.

Пришел сын с пашни. Дома нет никого. И сестра, и старые родители — все на речке, все в голос, ревут. Прибежал к ним.

—  Что случилось? Отчего плачете? Мать рассказала, отчего плачут.

—  Ох и глупость несказанная! Плачете по внуку, который еще не родился. Да и дочь-то замуж еще не выдали! Как с вами жить? Пойду по белу свету, поищу дурней, чтобы были вас дурней. Коли найду — ворочусь домой.

И пошел Иван — крестьянский сын по белу свету, Пришел в большую деревню. Видит: дом стоит господский, изрядный. На крыльце барыня сидит, кормит хлебом свинью с поросятами. Снял Иван шапку, кланяется свинье до земли. Барыня думает: «Чудной какой мужик! Меня не замечает, свинье поклоны бьет!» И кричит ему:

—  Эй, мужик! Ты что свинье кланяешься? Аль ты с ней знаком?

—  Матушка-барыня, — говорит Иван, — ваша свинья пестра — моей жене сестра. Я пришел в гости ее звать. В нашей деревне большой праздник. У свиньи-то вашей детки народились, так вы отпустите ее к нам вместе с детками. То-то моя жена обрадуется!

Барыня говорит:

—  Изволь, мужик, забирай ее на праздник вместе с поросятами.

А сама думает: «Ну и дурень! Свинью — на празд­ник! Да еще с поросятами! Пущай ведет, его ж люди засмеют!»

А Иван снова свинье кланяется да смотрит на нее.

—  Что же ты, мужик, мешкаешь? — кричит барыня. А Иван отвечает:

—  Свинья пешком идти не согласна. Говорит, по­росятки умаются.

—  Ну так я повозку дам. Эй, кучер, — кричит барыня, — запрягай лошадей!

Запрягли пару лошадей, посадили в повозку свинью с поросятами. Иван и тронулся в путь.

—  Подожди, мужик! — опять закричала барыня. — Пускай моя свинья у вас на празднике самой пригожей будет. Вот ей шуба! — Она накинула на свинью свою дорогую шубу, и Иван уехал.

Скоро барин с охоты воротился. Злой, сердитый: ни птицы, ни зверя не подстрелил. Барыня говорит:

—  Сейчас я тебя, душа моя, насмешу. Тут давеча мужик дурной приходил, свинью нашу на праздник приглашал вместе с поросятами. Говорил: «Ваша свинья пестра — моей жене сестра».

—  И ты отпустила свинью?

—  Отпустила, милый, отпустила, в шубу свою нарядила, дала повозку и пару лошадей!.. Барин как закричит:

—  Не мужик тот дурной, а ты баба дурная! Не смеяться тут надо, а погоню снаряжать! Откуда хоть мужик-то?

—  Не знаю.

—  То-то, что не знаешь! Эй, седлать моего коня!

Пустился барин в погоню. А Иван знал, что будет погоня. Свернул он с дороги в лес, спрятал повозку в чаще, поймал ежа, вышел на дорогу. Слышит: конский топот приближается. Иван сел на землю, ежа шапкой накрыл.  Тут  и  барин прискакал.

—  Эй, мужик, ты не видел свинью в повозке?

—  Видел, барин, видел.

—  Догнать мне надобно ту повозку.

—  В лесу-то дорог много, заплутаете, барин.

—  Тогда ты догони, я тебе рубль дам.

—  Э-э, барин, что рубль! Я тут сокола заморского под шапкой стерегу. Если упущу, с меня мой барин шкуру спустит!

—  Садись на моего коня и догоняй! Я постерегу сокола.

—  А если упустите, барин? Ведь сокол — заморская птица, аж сто рублей стоит!

—  Не бойся, упущу — отдам сто рублей.

—  Сейчас говорите «отдам», а как до расплаты — и нет вас.

Барин вытащил кошелек, отсчитал сто рублей и го­ворит:

—  Возьми, на случай, если не уберегу. А сам са­дись на моего коня, скорей скачи, вороти ко мне того, кто свинью везет! Приведешь — червонец дам!

Сел Иван на коня, поскакал вперед. Потом свернул в лес, пристегнул к повозке барского скакуна и поехал домой.

А барин ждал, ждал его и понял: не вернется мужик. «Ну да ладно, — подумал он, — хоть драгоценная птица мне осталась. Только бы ее не упустить, половчей ухватить!» Приподнял он шапку да как схватит ежа! Тут только барин смекнул, что это и был тот самый мужик, который свинью в гости звал.

А Иван приехал домой на тройке, в повозке свинья лежит, да еще и с поросятами: А на свинье шуба гос­подская.

—  Откуда у тебя рысаки, откуда свинья? — спра­шивает мать.

А Иван отвечает:

—  Нашел я на земле дурней, что вас куда дурней. Не только рысаков с повозкой дали, не только свинью с поросятами, но еще сто рублей денег и шубу в придачу!

Из cборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

* Аналог английской сказки Три умные головы