Охотник и его жена

Жил-был охотник, и было у него две собаки. Раз как-то бродил он с ними по лугам, по лесам, разыскивал дичи, долго бродил — ничего не видал, а как стало дело к вечеру, набрел на такое диво: горит пень, а в огне змея сидит. И говорит ему змея:

—  Изыми, мужичок, меня из огня, из полымя, я тебя счастливым сделаю: будешь знать все, что на свете есть,  и  как зверь говорит,  и  что  птица поет!

—  Рад тебе помочь, да как? — спрашивает змею охотник.

—  Вложи только в огонь конец палки, я по ней и вылезу.

Охотник так и сделал. Выползла змея: -

—  Спасибо, мужичок! Будешь разуметь теперь, что всякая тварь говорит, только, никому про то не сказы­вай, а если скажешь — смертью помрешь!

Опять охотник пошел искать дичь, ходил, ходил, и пристигла его ночь темная.

«Домой далеко, — подумал он, — останусь-ка здесь ночевать».

Развел костер и улегся возле вместе с собаками и слышит, что собаки завели промеж себя разговор и называют друг друга братом.

—  Ну, брат, — говорит одна, — ночуй ты с хозяином, а я домой побегу, стану двор караулить. Не ровен час: воры пожалуют!

—  Ступай, брат, с богом! — отвечает другая. Поутру рано воротилась из дому собака и говорит той, что в лесу ночевала:

—  Здравствуй, брат! — Здорово!

—  Хорошо ли ночь у вас прошла?

—  Ничего, слава богу! А тебе, брат, как дома по­слалось?

—  Ох, плохо! Прибежал я домой, а хозяйка говорит: «Вот черт принес без хозяина!» — и бросила мне горелую корку хлеба. Я понюхал, понюхал, а есть не стал, тут она схватила кочергу и давай меня потчевать, все ребра пе­ресчитала! А ночью, брат, приходили на двор воры, хотели к амбарам да клетям подобраться, так я такой лай поднял, так зло на них накинулся, что куда уж бы­ло думать о чужом добре, только б самим уйти подобру-поздорову! Так всю ночь и провозился!

Слышит охотник, что собака собаке сказывает, и держит у себя на уме: «Погоди, жена! Приду домой — уж я те задам жару!»

Вот пришел в избу:

—  Здорово, хозяйка!

—  Здорово, хозяин!

—  Приходила  вчера домой собака?

—  Приходила.

—  Что ж, ты ее накормила?

—  Накормила, родимый! Дала ей целую крынку молока и хлеба покрошила.

—  Врешь, старая ведьма! Ты дала ей горелую корку да кочергой прибила.

Жена повинилась и пристала к мужу, скажи да и скажи, как ты про все узнал.

—  Не могу, — отвечает муж, — не велено сказывать.

—  Скажи, миленький!

—  Право слово, не могу!

—  Скажи, голубчик!

—  Если скажу, так смертью помру.

—  Ничего, только скажи, дружок!

Что станешь с бабой делать? Хоть умри, да признай­ся!

—  Ну, давай белую рубаху, — говорит муж.

Надел белую рубаху, лег в переднем углу под обра­за, совсем умирать приготовился, и собирается рас­сказать хозяйке всю правду истинную. На ту пору вбежали в избу куры, а за ними петух и стал гвоздить то ту, то другую, а сам приговаривает:

—  Вот я с вами разделаюсь! Ведь я не такой дурак, как наш хозяин, что с одной женой не справится! У меня вас тридцать и больше того, а захочу — до всех доберусь!

Как услыхал эти речи охотник, не захотел быть в дураках, вскочил с лавки и давай учить жену плеткою. Присмирела она: полно приставать да спрашивать!

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Наказанная царевна

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и была у него дочка. Говорит она раз отцу:

—  Прикажи, батюшка, кликнуть клич: пусть к нам едут со всех сторон молодцы. Пусть они загадки загадывают, а я отгадывать буду. Чьи загадки отгадаю, тому голову рубить. Чьи не отгадаю, за того пойду замуж, пускай хоть мужиком, хоть пастухом будет!

Согласился царь. Кликнули клич. Съехались со всех сторон молодцы, каждый со своими загадками. Начнет какой из них загадывать загадку, а царевна не дослу­шает и кричит;

—  Знаю, знаю!

И сейчас же отгадку скажет.

И тут же возьмут молодца, отрубят ему голову. Столько погубили народу, что и не сочтешь!

А жил в том царстве-государстве старик. У него было три сына. Младшего Иванушкой звали. Вот Ива­нушка услыхал, что царевна даром людей губит, и го­ворит отцу:

—  Отпусти меня, батюшка, — пойду я к царевне загадки загадывать. Мои-то она авось не отгадает!

—  Куда тебе, дурачок! Вон братья и поумнее тебя, да и то не идут. Сиди уж лучше дома: голова-то целее будет!

—  Что мне братья! — отвечает Иванушка. — У них свой разум, у меня свой. Отпусти меня в путь-дорогу!

Нечего делать, отпустил старик Иванушку.

Сел Иванушка на пегую клячу и поехал. Видит — на дороге ржавое копье лежит. Поднял он это копье и поехал дальше.

Ехал он, ехал, смотрит — забрался бык в овес, ест да топчет его. Слез Иванушка с лошади, вырвал пучок овса, махнул им, как кнутом, и выгнал быка из овса. Выгнал и говорит:

—  Вот и первая загадка есть!

Поехал он дальше. Смотрит — навстречу ему по до­роге змея ползет. Иванушка заколол ее копьем и гово­рит:

—  Вот и другая загадка есть!

Долго ли, коротко ли — подъехал он к реке и думает: «Время уже позднее, нельзя дальше ехать. Надо здесь ночевать».

Отпустил он свою лошадь на траву пастись, а сам улегся в старую лодку, что была у берега привязана, и заснул.

Утром Иванушка проснулся. Видит — на воде пена собралась. Снял он с воды пену, умылся. Подошел к своей лошади и утерся ее гривой вместо полотенца.

—  Вот, — говорит, — и третья загадка есть! Сел на лошадь и поехал дальше. Приехал к царскому дворцу и говорит:

—  Ведите меня к вашей царевне! Буду ей загадки загадывать!

Его привели.

—  Ну, — говорит царевна, — загадывай! Загадал он первую свою загадку:

—  Ехал я к вам и вижу — возле дороги добро, а в добре добро бродит. Я взял добра да добром-то добро из добра и выгнал. Какая ваша отгадка будет?

Царевна думала-думала, никак, отгадать не может. Схватила она свою толстую книжку, стала искать в ней отгадку. Нету в книжке такой отгадки! Говорит царевна отцу:

—  Пусть он мне еще какую-нибудь другую загадку загадает — я разом обе разгадаю!

Загадал Иванушка и вторую загадку:

—  Ехал я к вам, вижу — на дороге зло. Взял я зло да злом зло и ударил. Зло от зла смерть приняло. Какая ваша отгадка будет?

Царевна опять схватила книжку. Искала-искала в ней отгадку — не могла найти! Пустилась она тогда на хитрость.

—  Пусть, — говорит, — он и третью загадываете мне что одну, что три разгадывать!

Загадал Иванушка и третью загадку:

—  Поехал я дальше, и застигла меня в пути темная ночь. Остановился я ночевать. Лег спать не на небе, не на земле, не на воде, не в избе, не на улице, не в лесу, не в поле. Утром проснулся, умылся не росой, не водой, не дождичком; утерся не тканым, не вязаным. Какая ваша отгадка будет?

Царевна уж и за книжку не хватается: знает, что не найти в ней отгадки. Говорит она царю:

—  Ох, батюшка, у меня сегодня головушка болит, мысли, помешались... Я завтра отгадаю.

Царь велел отложить отгадки до завтра. Отвели Ива­нушку на ночь в комнату, приказали никуда не уходить.

Достал Иванушка краюшку хлеба, сидит да упле­тает.

А царевна выбрала верную служанку и подсылает ее к Иванушке.

—  Поди, — говорит, — выведай у него отгадки. Обе­щай ему и. золота, и серебра, и чего только ему угодно!

Пришла служанка к Иванушке. Стала выспрашивать, выведывать, сама ему и золота и серебра обещает. А Иванушка говорит:

—  На что мне ваше золото, серебро! Не за тем я сюда ехал. Пусть царевна мои загадки отгадает!

Вернулась служанка к царевне ни с чем и говорит:

—  Не берет он золота, серебра, требует, чтобы ты загадки отгадала.

Рассердилась царевна, не знает, что и делать. И за­гадки отгадать не может и замуж за простого мужика идти не желает. Думала она, думала и надумала не­доброе дело.

Утром, как все собрались, вышла царевна и говорит:

—  Я своему слову хозяйка: загадки отгадать не могла, пойду за Ивана замуж. Готовьте все к свадьбе!

Обрадовались все, развеселились: наконец-то пере­станут молодецкие головы рубить!..

Приказала царевна Иванушку к себе в горницу просить: хочет с женихом побеседовать, пряниками да винами сладкими угостить. Иванушка пришел. Усадила его царевна за стол, стала потчевать. А сама незаметно ему в чарку сонного зелья и подлила. Выпил Иванушка вино с зельем и крепко заснул.

Тут Царевна позвала свою старшую служанку, под­купила ее богатыми подарками и велела увезти Ива­нушку далеко-далеко и бросить в топкое болото, чтобы и слуху и духу его больше не было.

Так и сделали. Отвезли Иванушку темной ночью и бросили в болото, в самую трясину.

Трое суток спал Иванушка в болоте. Пробудился он, огляделся и говорит:

—  Как это я в такое недоброе место попал? Вспомнил он, как его царевна угощала-потчевала, своими руками вина подливала, и догадался, кто его в трясину на погибель бросил.

Стал Иванушка из болота выбираться. За кочки, за коренья хватается — еле вылез. Пошел он к речке, вымылся и побрел куда глаза глядят.

Шел он долгое время и зашел в дремучий лес. Бро­дил, бродил по лесу, и захотелось ему есть. Смотрит — стоят на лесной полянке две яблони, спелыми, румяными яблочками увешаны.

Сорвал Иванушка яблоко с одной яблони, съел, и в тот же миг выросли у него на голове рога — большие да тяжелые, голову к земле клонят!

Добрался Иванушка до другой яблони. Сорвал яблоко, съел, и в ту же минуту пропали у него рога, а сам он молодцом да красавцем стал, лучше прежнего.

«Ну — думает Иванушка, — проучу я эту царевну! Не захочет она губить да обманывать добрых людей!»

Нарвал он яблок с обеих яблонь и пошел обратно в город.

Вошел в город и видит — сидит у одного домика старая-престарая старушка, вся от старости трясется. Подошел к ней Иванушка и говорит:

—  Здорово, бабушка! На-ка, съешь это яблочко! Съела старуха яблоко и сразу помолодела. Толстая, румяная да  веселая стала.

—  Ах, — говорит, — дитятко мое милое! Чем отбла­годарить тебя?

—  Не поможешь ли мне, бабушка, достать лоток да одежу, в какой купцы ходят? Переоденусь я, пойду эти молодильные яблоки продавать.

Старушка ему живо и одежу и лоток достала. Нарядился Иванушка в купеческую одежу, разложил на лотке яблоки, поставил лоток на голову и стал как настоящий купец.

Пошел он к царскому дворцу.  Пришел  и давай громко кричать:

—  Кому сладкие яблочки! Кому сладкие яблочки! Услышала царевна, посылает свою служанку:

—  Поди-ка узнай, в самом ли деле сладкие яблочки он продает.

Побежала служанка, спрашивает:

—  Эй, купец-молодец, а не кислые ли ваши яблочки?

—  Извольте, сударыня, попробовать! — отвечает Иванушка и подает ей яблочко.

Съела служанка это яблочко и такой красавицей стала, что даже царевна не узнала ее, когда она во дворец вернулась.

—  Да ты ли это?! — спрашивает.

—  Я самая!

—  Да отчего же ты такой стала?

—  От яблочка!..

Дала царевна служанке сто рублей и говорит:

—  Ступай скорее, купи и мне этих яблок!

Сбегала служанка, купила яблок и принесла их царевне. Царевна выбрала самое румяное, самое крупное яблоко и сейчас же съела его. И только съела — вы­росли у нее рога до самого потолка, большие да тяже­лые.

Забегали тут все, заохали, да ничего не поделаешь. Уложили царевну на кровать, а над кроватью велели плотникам полки сделать, чтобы рога на них положить. Лежит царевна на кровати, сама охает, причитает:

—  Ох, беда! Ох, горе! Теперь мне ни людям пока­заться, ни замуж выйти!

А Иванушка тем временем привязал бороду из пакли, нарядился лекарем, обвешался весь пузырьками да травами, взял в руки три прута и пошел ко дворцу. Пришел и давай кричать:

—  Нет ли лекарю работы? От всяких хворей лечу, от любых болезней избавляю!

Услышала это царевна и говорит своим служанкам:

—  Ох, зовите вы скорее этого лекаря! Может, он меня от рогов избавит!

Бросились служанки за лекарем. Привели его во дворец. Сам царь его встретил. Спрашивает Иванушка царя:

—  Кто тут у вас болен?

—  Ты, видно, не нашего царства, — говорит царь, — коли не знаешь, что у нас случилось!.. Выросли у моей дочери рога до самого потолка. Если вылечишь ее — награжу тебя: дам, не считая, и серебра и золота. И ца­ревну выдам за тебя замуж. А как состарюсь, поставлю тебя на свое царское место!

—  Ваше царское величество, — отвечает Иванушка, — позвольте прежде, осмотреть больную.

Привели его к царевне. Посмотрел на нее Иванушка и говорит:

—  Прикажите хорошенько вытопить баню и отвести туда царевну: там я  ее и лечить буду!

Вытопили баню. А баня эта далеко от дворца стояла. Привели в баню царевну. Едва-едва в двери рога про­толкнули. Иванушка отослал всех слуг прочь, схватил царевну за рога и давай ее выспрашивать:

—  За какие плохие дела у тебя эти рога выросли? Повинись: не обижала ли кого, не обманывала ли?

—  Батюшка, лекарь, я никого никогда сроду не обманывала, не обижала. Одни добрые дела делала.

Взял Иванушка прут, давай хлестать, царевну да выспрашивать:

—  Повинись: не обижала ли, не обманывала ли кого?

Царевна все никак не признается. Говорит ей Иванушка:

—  До тех пор не отпущу, пока правду не скажешь! Испугалась царевна, говорит:

—  Виновата, батюшка лекарь! Велела я одного мужика-оборвыша в болото топкое бросить. Только разве это можно за грех считать? Ведь это простой мужик.

Снял Иванушка бороду и спрашивает:

—  Смотри-ка хорошенько — не я ли тот мужик? Глянула на него царевна, да так и ахнула.

—  Ах, — говорит, — не признала я тебя, Иванушка! Избавь меня от рогов этих! Выйду за тебя замуж! Любить тебя буду!

—  Ну нет! — отвечает Иванушка. — За твои обманы да злодейства будешь ты всегда эти рога носить!

Сказал, да и пошел прочь. Только его и видели!

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Перышко Финиста ясна сокола

Жил-был старик, у него было три дочери: большая и средняя — щеголихи, а меньшая только о хозяйстве радела. Сбирается отец в город и спрашивает у своих дочерей: которой что купить? Большая просит:

—  Купи мне на платье! И cередняя то ж говорит.

—  А тебе что, дочь моя любимая? — спрашивает у меньшой.

—  Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.

Отец простился с ними и уехал в город; большим дочерям купил на платье, а перышка Финиста. ясна сокола нигде не нашел.

Воротился домой, старшую и середнюю дочерей обновами обрадовал.

—  А тебе, — говорит меньшой, — не нашел перышка Финиста ясна сокола.

—  Так и быть, — сказала она, — может, в другой раз посчастливится найти.

Большие сестры кроят, да обновы себе шьют, да над нею посмеиваются, а она знай отмалчивается. Опять собирается отец в город и спрашивает:

—  Ну, дочки, что вам купить?

Большая и середняя просят по платку купить, а меньшая говорит:

—  Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.

Отец поехал в город, купил два платка, а перышка и в глаза не видал. Воротился назад и говорит;

—  Ах, дочка, ведь я опять не нашел перышка Финиста ясна сокола!

—  Ничего, батюшка, может, в иное время посчастливится.

Вот и в третий раз собирается отец в город и спра­шивает:

—  Сказывайте, дочки, что вам купить? Все для вас постараюсь найти.

Большие говорят:

—  Купи нам серьги. А меньшая опять свое:

—  Купи мне перышко Финиста ясна сокола. Только его мне надо.

Отец искупил золотые серьги, бросился искать пе­рышко — никто такого не ведает, опечалился и поехал из городу. Только за заставу, а навстречу ему старичок несет коробочку.

—  Что несешь, старина?

—  Перышко Финиста ясна сокола.

—  Что за него просишь?

—  Давай тысячу.

Отец заплатил деньги и поскакал   домой с коро­бочкой.

Встречают его дочери.

—  Ну, дочь моя любимая, — говорит он меньшой, — наконец и тебе купил подарок, на, возьми!

Меньшая дочь чуть не прыгнула от радости, взяла коробочку, стала ее целовать-миловать, крепко к сердцу прижимать.

После ужина разошлись все спать по своим светел­кам; пришла и она в свою горницу, открыла коробочку-перышко Финиста ясна сокола тотчас вылетело, удари­лось об пол, и явился перед девицей прекрасный царе­вич. Повели они меж собой речи сладкие, хорошие. Услыхали сестры и спрашивают:

—  С кем это, сестрица, ты разговариваешь?

—  Сама с собой, — отвечает красна девица.

—  А ну, отопрись!

Царевич ударился об пол — и сделался перышком; она взяла, положила перышко в коробочку и отворила дверь. Сестры и туда смотрят и сюда заглядывают — нет никого!

Только они ушли, красная девица открыла окно, достала перышко и говорит:

—  Полетай, мое перышко, во чисто поле, погуляй до поры до времени!

Перышко обратилось ясным соколом и улетело в чистое поле.

На другую ночь прилетает Финист ясный сокол к своей девице; пошли у них разговоры веселые. Сестры услыхали и сейчас к отцу побежали:

—  Батюшка! У нашей сестры кто-то по ночам бы­вает, и теперь сидит да с нею разговаривает.

Отец встал и пошел к меньшой дочери, входит в ее горницу, а царевич уж давно обратился перышком и ле­жит в коробочке.

—  Ах вы, негодные! — накинулся отец на своих больших дочерей. — Что вы на нее понапрасну взводите? Лучше бы за собой присматривали!

На другой день сестры поднялись на хитрости: ве­чером, когда на дворе совсем стемнело, подставили лестницу, набрали острых ножей да иголок и натыкали на окне красной девицы.

Ночью прилетел Финист ясный сокол, бился, бил­ся — не мог попасть в горницу, только крылышки себе обрезал.

—  Прощай, красна девица! — сказал он. — Если вздумаешь искать меня, то ищи за тридевять земель, в тридесятом царстве. Прежде Три пары башмаков железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три просвиры каменных изгложешь, чем найдешь меня, добра молодца!

А девица спит себе: хоть и слышит сквозь сон эти речи неприветливые, а встать-пробудиться не может.

Утром просыпается, смотрит — на окне ножи да иглы натыканы, а с них кровь так и капает. Всплеснула руками:

—  Ах, боже мой! Знать, сестрицы сгубили моего друга милого!

В тот же час собралась и ушла из дому. Побежала в кузницу, сковала себе три пары башмаков железных да три посоха чугунных, запаслась тремя каменными просвирами и пустилась в дорогу искать Финиста ясна сокола.

Шла, шла, пару башмаков истоптала, чугунный посох изломала и каменную просвиру изглодала; приходит к избушке и стучится:

—  Хозяин с хозяюшкой! Укройте от темной ночи. Отвечает старушка:

—  Милости просим, красная девица!   Куда идешь, голубушка?

—  Ах, бабушка! Ищу Финиста ясна сокола.

—  Ну, красная девица, далеко ж тебе искать будет! Наутро говорит старуха:

—  Ступай теперь к моей середней сестре, она тебя добру научит, а вот тебе мой подарок: серебряное дон­це, золотое веретенце, станешь кудель прясть — золотая нитка потянется.

Потом взяла клубочек, покатила по дороге и нака­зала, вслед за ним идти, куда клубочек покатится, туда и путь держи! Девица поблагодарила старуху и пошла за клубочком.

Долго ли, коротко ли, другая пара башмаков изно­шена, другой посох изломан, еще каменная просвира изглодана; наконец прикатился клубочек к избушке. Она постучалась:

—  Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.

—  Милости просим! — отвечает старушка. — Куда идешь, красная девица?

—  Ищу, бабушка, Финиста ясна сокола.

—  Далеко ж тебе искать будет!

Поутру дает ей старушка серебряное блюдо и золотое яичко и посылает к своей старшей сестре: она-де знает, где найти Финиста ясна сокола!

Простилась красная девица со старухою и пошла в путь-дорогу; шла, шла, третья пара башмаков ис­топтана, третий посох изломан, и последняя просвира изглодана — прикатился клубочек к избушке. Стучится и говорит странница:

—  Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.

Опять вышла старушка: — Поди, голубушка! Милости просим! Откудова идешь и куда путь держишь?

—  Ищу, бабушка, Финиста. ясна сокола.

—  Ох, трудно, трудно отыскать его! Он живет теперь в этаком-то городе, на просвирниной дочери там женился.

Наутро говорит старуха красной девице:

—  Вот тебе подарок золотое пялечко да иголочка; ты только пялечко держи, а иголочка сама вышивать будет. Ну, теперь ступай с богом и наймись к просвирне в работницы.

Сказано — сделано. Пришла красная девица — на просвирнин двор и нанялась в работницы; дело у ней так и кипит под руками: и печку топит, и воду носит, и обед готовит. Просвирня смотрит да радуется.

—  Слава богу! — говорит своей дочке. — Нажили себе работницу и услужливую и добрую: без наряду все делает!

А красная девица, покончив с хозяйскими работами, взяла серебряное донце, золотое веретенце и села прясть: прядет — из кудели нитка тянется, нитка не простая, а чистого золота. Увидала это просвирнина дочь:

—  Ах, красная девица! Не продашь ли мне свою забаву?

—  Пожалуй, продам!

—  А какая цена?

—  Позволь с твоим мужем ночь перебыть. Просвирнина дочь согласилась. «Не беда! — думает. — Ведь   мужа можно сонным зельем опоить,   а через это веретенце   мы с матушкой озолотимся!»

А Финиста ясна сокола дома не было: целый день гулял по поднебесью, только к вечеру воротился.

Сели ужинать; красная девица подает на стол ку­шанья да все на него смотрит, а он, добрый молодец, и не узнает ее. Просвирнина дочь подмешала Финисту ясну соколу сонного зелья в питье, уложила его спать и говорит работнице:

—  Ступай к нему в горницу да мух отгоняй!

Вот красная девица отгоняет мух, а сама слезно плачет:

—  Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, крас­на девица, к тебе пришла, три чугунных посоха изло­мала, три пары башмаков железных истоптала, три просвиры каменных изглодала да все тебя, милого, ис­кала!

А Финист спит, ничего не чует, так и ночь прошла.

На другой день работница взяла серебряное блю­дечко и катает по нем золотым яичком: много золотых яиц накатала! Увидала просвирнина дочь.

—  Продай, — говорит,— мне свою забаву!

—  Пожалуй, купи.

—  А как цена?

—  Позволь с твоим мужем еще единую ночь пере­быть.

—  Хорошо, я согласна!

А Финист ясный сокол опять целый день гулял по поднебесью, домой прилетел только к вечеру.

Сели ужинать, красная девица подает кушанья да все на него смотрит, а он словно никогда и не знавал ее. Опять просвирнина дочь опоила его сонным зельем, уложила спать и послала работницу мух отгонять.

И на этот раз, как ни плакала, как ни будила его красная девица, он проспал до утра и ничего не слы­шал.

На третий день сидит красная девица, держит в ру­ках золотое пялечко, а иголочка сама вышивает — да такие узоры чудные! Загляделась просвирнина дочка.

—  Продай, красная девица, продай,— говорит,— "мне свою забаву.

—  Пожалуй, купи!

—  А как цена?

—  Позволь с твоим мужем третью ночь перебыть.

—  Хорошо, я согласна! Вечером прилетел Финист ясный сокол; жена опоила его сонным зельем, уложила спать и посылает работницу мух отгонять.

Вот красная девица мух отгоняет, а сама слезно, причитывает:

—  Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, красна девица, к тебе пришла, три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя, милого, искала!

А Финист ясный сокол крепко спит, ничего не чует.

Долго она плакала, долго будила его; вдруг упала ему на щеку слеза красной девицы, и он в ту ж минуту проснулся:

—  Ах, — говорит, — что-то меня обожгло!

—  Финист ясный сокол! — отвечает, ему девица. — Я к тебе пришла, три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя искала! Вот уж третью ночь над тобою стою, а ты спишь — не пробуждаешься, на мои слова не отзываешься!

Тут только узнал Финист ясный сокол и так обра­довался, что сказать нельзя.

Сговорились и ушли от просвирни.

Поутру хватилась просвирнина дочь своего мужа: ни его нет, ни работницы! Стала жаловаться матери; просвирня приказала лошадей заложить и погналась в погоню.

Ездила, ездила, и к трем старухам заезжала, а Финиста ясна сокола не догнала: его и следов давно не видать!

Очутился Финист ясный сокол со своею суженой возле ее дома родительского, ударился о сыру землю и сделался перышком: красная девица взяла его, спрятала за пазушку и пришла к отцу.

—  Ах, дочь моя любимая! Я думал, что тебя и на свете нет, где была так долго?

—  Богу ходила молиться.

А случилось это как раз около святой недели. Вот, отец с старшими дочерьми собираются к заутрене.

—  Что ж, дочка милая, — спрашивает он меньшую, — собирайся да поедем, нынче день такой радостный.

—  Батюшка, мне надеть на себя нечего.

—  Надень наши уборы, — говорят старшие сестры.

—  Ах, сестрицы, мне ваши платья не по кости! Я лучше дома останусь.

Отец с двумя дочерьми уехал к заутрене, в те поры красная девица вынула свое перышко. Оно ударилось об пол и сделалось прекрасным царевичем.

Царевич свистнул в окошко — сейчас явились и платья, и уборы, и карета золотая. Нарядились, сели в карету и поехали.

Входят они в церковь, становятся впереди всех; народ дивится: какой такой царевич с царевною пожа­ловал?

На исходе заутрени вышли они раньше всех и уехали домой; карета пропала, платьев и уборов как не быва­ло, а царевич обратился перышком. Воротился и отец с дочерьми.

—  Ах, сестрица! Вот ты с нами не ездила, а в церкви был прекрасный царевич с ненаглядной царев­ною.

—  Ничего,   сестрицы!   Вы мне   рассказали — все равно что сама была.

На другой день опять то же, а на третий, как стал царевич с красной девицей в карету садиться, отец вышел из церкви и своими глазами видел, что карета к его дому подъехала и пропала.

Воротился отец и стал меньшую дочку допрашивать, она и говорит:

—  Нечего делать, надо признаться!

Вынула перышко;   перышко   ударилось об пол и обернулось царевичем.

Тут их и обвенчали, и свадьба была богатая! На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, во рту не было. Надели на меня колпак да и ну толкать; надели на меня кузов:

—  Ты, детинушка, не гузай, убирайся-ка поскорей со двора.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Елена Премудрая

В стародревние годы в некоем царстве, не в нашем государстве, случилось одному солдату у каменной башни на часах стоять; башня была на замок заперта и печатью запечатана, а дело-то было ночью.

Ровно в двенадцать часов слышится солдату, что кто-то гласит из этой башни.

—  Эй, служивый! Солдат спрашивает:

—  Кто меня кличет?

—  Это я — нечистый дух, — отзывается голос из-за железной решетки, — тридцать лет как сижу здесь не пивши, не евши.

—  Что ж тебе надо?

—  Выпусти меня на волю, как будешь в нужде, я тебе сам пригожусь, только помяни меня — и я в ту ж минуту явлюсь к тебе на выручку.

Солдат тотчас сорвал печать, разломал замок и от­ворил двери — нечистый вылетел из башни, взвился кверху и сгинул быстрей молнии.

«Ну, — думает солдат, — наделал я дела, вся моя служба ни за грош пропала. Теперь засадят меня под арест, отдадут под военный суд и, чего доброго,— заставят сквозь строй прогуляться, уж лучше убегу, пока время есть».

Бросил ружье и ранец на землю и пошел куда глаза глядят.

Шел он день, и другой, и третий; разобрал его голод, а есть и пить нечего; сел на дороге, заплакал горькими слезами и раздумался:

—  Ну, не глуп ли я? Служил у царя десять лет, завсегда был сыт и доволен, каждый день по три фунта хлеба получал, так вот нет же! Убежал на волю, чтобы помереть голодною смертию. Эх, дух нечистый, всему ты виною.

Вдруг откуда ни взялся — стал перед ним нечистый И спрашивает:

—  Здравствуй, служивый! О чем горюешь?

—  Как мне не горевать, коли третий день с голоду пропадаю.

—  Не тужи, это дело поправное! — сказал нечистый, туда-сюда бросился, притащил всяких вин и припасов, накормил-напоил солдата и зовет его с собою:

—  В моем доме будет тебе житье привольное, пей, ешь и гуляй, сколько душа хочет, только присматривай за моими дочерьми — больше мне ничего не надобно.

Солдат согласился: нечистый подхватил его под руки, поднял высоко-высоко на воздух и принес за три­девять земель, в тридесятое государство — в белокаменные палаты.

У нечистого было три дочери — собой красавицы. Приказал он им слушаться того солдата и кормить и поить его вдоволь, а сам полетел творить пакости; известно — нечистый дух! На месте никогда не сидит, а все по свету рыщет да людей смущает, на грех на­водит.

Остался солдат с красными девицами, и такое ему житье вышло, что и помирать не надо. Одно его кручинит: каждую ночь уходят красные девицы из дому, а куда уходят — неведомо. Стал было их про то рас­спрашивать, так не сказывают, запираются.

«Ладно же, — думает солдат, — буду целую ночь караулить, а уж усмотрю, куда вы таскаетесь».

Вечером лег солдат на постель, притворился, будто крепко спит, а сам ждет не дождется — что-то будет?

Вот как пришла пора-время, подкрался он потихонь­ку к девичьей спальне, стал у дверей, нагнулся и смот­рит в замочную скважинку. Красные девицы принесли волшебный ковер, разостлали по полу, ударились о тот ковер и сделались голубками, встрепенулись и улетели в окошко.

«Что за диво! — думает солдат. — Дай-ка я по­пробую».

Вскочил в спальню, ударился о ковер и обернулся малиновкой, вылетел в окно да за ними вдогонку.

Голубки опустились на зеленый луг, а малиновка села под смородинов куст, укрылась за листьями и высматривает оттуда.

На то место налетело голубиц видимо-невидимо, весь луг прикрыли, посредине стоял золотой трон.

Немного погодя осияло и небо и землю — летит по воздуху золотая колесница, в упряжи шесть огненных змеев; на колеснице сидит королевна Елена Премудрая — такой красы неописанной, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать!

Сошла она с колесницы, села на золотой трон; ка­чала подзывать к себе голубок по очереди и учить их разным мудростям. Покончила ученье, вскочила на колесницу и была такова!

Тут все до единой голубки снялись с зеленого лугу и полетели каждая в свою сторону, птичка-малиновка вспорхнула вслед за тремя сестрами и вместе с ними очутилась в спальне.

Голубки ударились о ковер — сделались красными девицами, а малиновка ударилась — обернулась солдатом.

—  Ты откуда? — спрашивают его девицы.

—  А я с вами на зеленом лугу был, видел прекрасную королевну на золотом троне и слышал, как учила вас королевна разным хитростям.

—  Ну, счастье твое, что уцелел! Ведь эта королев­на — Елена Премудрая, наша могучая повелительница. Если б при ней да была ее волшебная книга, она тот­час бы тебя узнала — и тогда не миновать бы тебе злой смерти. Берегись, служивый! Не летай больше на зеленый луг, не дивись на Елену Премудрую, не то сложишь буйну голову.

Солдат не унывает, те речи мимо ушей пропускает; дождался другой, ночи, ударился о ковер и сделался, птичкой-малиновкой. Прилетела малиновка на зеленый луг, спряталась под смородинов куст, смотрит на Еле­ну Премудрую, любуется ее красотой ненаглядною и думает: «Если б такую жену добыть — ничего б в свете пожелать не осталося! Полечу-ка я следом за нею да узнаю, где она проживает».

Вот сошла Елена Премудрая с золотого трона, села на свою колесницу и понеслась по воздуху к своему чудесному дворцу; следом за ней и малиновка полетела.

Приехала королевна во дворец; выбежали к ней навстречу няньки и мамки, подхватили ее под руки и увели в расписные палаты. А птичка-малиновка порхнула в сад, выбрала прекрасное дерево, что как раз стояло под окном королевниной спальни, уселась на веточке и начала петь так хорошо да жалобно, что королевна целую ночь и глаз не смыкала — все слушала.

Только взошло красное солнышко, закричала Елена Премудрая громким голосом:

—  Няньки и мамки, бегите скорее в сад; изловите мне птичку-малиновку!

Няньки и мамки бросились в сад, стали ловить певчую пташку, да куды им, старухам. Малиновка с кустика на кустик перепархивает, далеко не летит и в руки не дается.

Не стерпела королевна, выбежала в зеленый сад, хочет сама ловить птичку-малиновку, подходит к кустику — птичка с ветки не трогается, сидит опустя крылышки — словно ее дожидается.

Обрадовалась королевна, взяла птичку в руки, принесла во дворец, посадила в золотую клетку и пове­сила в своей спальне.

День прошел, солнце закатилось, Елена Премудрая слетала на зеленый луг, воротилась, начала снимать уборы, разделась и легла в постель. Малиновка смот­рит на ее тело белое, на ее красу ненаглядную и вся как есть дрожит. Как только уснула королевна, птичка-малиновка обернулась мухою, вылетела из золотой клетки, ударилась об пол и сделалась добрым молодцем.

Подошел добрый молодец к королевниной кроватке, смотрел, смотрел на красавицу, не выдержал и чмок ее в уста сахарные. Видит — королевна просыпается, обернулся поскорей мухою, влетел в клетку и стал тичкой-малиновкой.

Елена Премудрая раскрыла глаза, глянула кругом — нет никого. «Видно, — думает, — мне во сне это пригре­зилось!». Повернулась на другой бок и спять заснула.

А солдату крепко не терпится, попробовал в другой и в третий раз — чутко спит королевна, после всякого поцелуя пробуждается.

За третьим разом встала она. с постели и говорит:

—  Тут что-нибудь да недаром: дай-ка посмотрю в волшебную книгу.

Посмотрела в свою волшебную книгу и тотчас узнала, что сидит в золотой клетке не простая птичка-малиновка, а молодой солдат.

—  Ах ты невежа! — закричала Елена Премудрая. — Выходи-ка из клетки. За твою неправду ты мне жизнью ответишь.

Нечего делать — вылетела птичка-малиновка из золотой клетки, ударилась об пол и. обернулась добрым молодцем. Пал солдат на колени перед королевною и начал просить прощения.

—  Нет тебе, негодяю, прощения, — отвечала Елена Премудрая и крикнула палача и плаху рубить солдату голову.

Откуда ни взялся — стал перед ней великан с то­пором и с плахою, повалил солдата наземь, прижал его буйную голову к плахе и поднял топор. Вот махнет королевна платком, и покатится молодецкая голова!..

—  Смилуйся, прекрасная королевна, — просит солдат со слезами, — позволь напоследях песню спеть. — Пой, да скорей!

Солдат затянул песню такую грустную, такую жалобную, что Елена Премудрая, сама расплакалась, жалко ей стало доброго молодца, говорит она солдату:  — Даю тебе сроку десять часов: если ты сумеешь в это время так хитро спрятаться, что я тебя не найду, то выйду за тебя замуж, а не сумеешь этого дела сделать — велю рубить тебе голову.

Вышел солдат из дворца, забрел в дремучий лес, сел под кустик, задумался-закручинился:  — Ах, дух нечистый! Все из-за тебя пропадаю.

В ту ж минуту явился к нему нечистый:

—  Что тебе, служивый, надобно?

—  Эх, — говорит, — смерть моя приходит! Куда я от Елены Премудрой спрячуся?

Нечистый дух ударился о сырую землю и обернулся сизокрылым орлом:

—  Садись, служивый, ко мне на спину, я тебя занесу, в поднебесье.

Солдат сел на орла: орел взвился кверху и залетел за облака-тучи черные.

Прошло пять часов, Елена Премудрая взяла волшебную книгу, посмотрела — и все словно на ладони  увидела, возгласила она громким голосом:

—  Полно, орёл, летать по поднебесью, опускайся на низ — от меня ведь не укроешься.

Орел опустился наземь.

Солдат пуще прежнего закручинился: — Что теперь делать? Куда спрятаться?

—  Постой, — говорит нечистый, — я тебе помогу.

Подскочил к солдату, ударил его по щеке и оборотил булавкою, а сам сделался мышкою, схватил булавку в зубы, прокрался во дворец, нашел волшебную, книгу воткнул в нее булавку.

Прошли последние пять часов. Елена Премудрая развернула свою волшебную книгу, смотрела, смотрела — книга ничего не показывает, крепко рассердилась королевна и швырнула ее в печь.

Булавка выпала из книги, ударилась об пол и обер­нулась добрым молодцем.

Елена Премудрая взяла его за руку.

—  Я — говорит, —  хитра, а ты и меня хитрей!

Не стали они долго раздумывать, перевенчались и зажили себе припеваючи.

< Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Царь-девица

В некотором царстве, в некотором государстве был купец; жена у него померла, остался один сын Иван. К тому сыну приставил он дядьку, а сам через некоторое время женился на другой жене, и как Иван, купеческий сын, был уже на возрасте и больно хорош собою, то мачеха и влюбилась в него.

Однажды Иван, купеческий сын, отправился на плотике по морю охотничать с дядькою; вдруг увидели они, что плывут к ним тридцать кораблей. На тех кораблях была царь-девица с тридцатью другими девицами, своими назваными сестрицами. Когда плотик сплылся с кораблями, тотчас все тридцать кораблей стали на якорях. Ивана, купеческого сына, вместе с дядькою позвали на самый лучший корабль; там их встретила царь-девица с тридцатью девицами, названы­ми сестрицами, и сказала Ивану, купеческому сыну, что она его крепко полюбила и приехала с ним повидаться.

Тут они и обручились.

Царь-девица наказала Ивану, купеческому сыну, чтобы завтра в то же самое время приезжал он на это место, распростилась с ним и отплыла в сторону. А Иван, купеческий сын, воротился домой, поужинал и лег спать. Мачеха завела его дядьку в свою комнату, напоила пьяным и стала спрашивать: не было ли у них чего на охоте? Дядька ей все рассказал. Она, выслу­шав, дала ему булавку и сказала:

—  Завтра, как станут подплывать к вам корабли, воткни эту булавку в одежу Ивана, купеческого сына.

Дядька обещался исполнить приказ.

Поутру встал Иван, купеческий сын, и отправился на охоту. Как скоро увидал дядька плывущие вдали корабли, тотчас взял и воткнул в его одежу булавочку.

—  Ах, как я спать хочу! — сказал купеческий сын. — Послушай, дядька, я покуда лягу да сосну, а как под­плывут корабли, в то время, пожалуйста, разбуди меня.

—  Хорошо! Отчего не разбудить?

Вот приплыли корабли и остановились на якорях; царь-девица послала за Иваном, купеческим сыном, чтоб скорее к ней пожаловал; но он крепко-крепко спал. Начали его будить, тревожить, толкать, но что ни делали — не могли разбудить, так и оставили.

Царь-девица наказала дядьке, чтобы Иван, купече­ский сын, завтра опять сюда же приезжал, и велела по­дымать якоря и паруса ставить. Только отплыли корабли, дядька выдернул булавочку, и Иван, купеческий сын, проснулся, вскочил и стал кричать, чтоб царь-девица назад воротилась. Нет, уж она далеко, не слышит.

Приехал он домoй печальный, кручинный.

Мачеха привела дядьку в свою комнату, напоила допьяна, повыспросила все, что было, и приказала завтра опять воткнуть булавочку.

На другой день, Иван, купеческий сын, поехал на охоту, опять проспал все время и не видал царь-девицы; наказала она побывать ему еще один раз.

На третий день собрался он с дядькою на охоту; стали подъезжать к старому месту, увидали — корабли вдали плывут, дядька тотчас воткнул булавочку, и Иван, купеческий сын, заснул крепким сном. Корабли при­плыли, остановились на якорях; царь-девица послала за своим нареченным женихом, чтобы к ней на корабль пожаловал. Начали его будить всячески, но что ни делали — не могли разбудить.

Царь-девица уведала хитрости мачехины, измену дядькину и написала к Ивану, купеческому сыну, чтобы он дядьке голову отрубил, и если любит свою невесту, то искал бы ее за тридевять земель, в тридесятом цар­стве.

Только распустили корабли паруса и поплыли в широкое море, дядька выдернул из одежи Ивана, купе­ческого сына, булавочку, и он проснулся, начал громко кричать да звать царь-девицу, но она была далеко и ничего не слыхала.

Дядька подал ему письмо от царь-девицы; Иван, ку­печеский   сын, прочитал   его,   выхватил свою саблю острую, и срубил злому дядьке голову, а сам пристал поскорее к берегу, пошел домой, распрощался с отцом и отправился в путь-дорогу искать тридесятое царство.

Шел он куда глаза глядят, долго ли, коротко ли, — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; — приходит к избушке; стоит в чистом поле избушка, на куричьих голяшках повертывается. Взошел в избушку, а там баба-яга костяная нога.

—  Фу-фу! — говорит. — Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел. Волей али неволей, добрый молодец?

—  Сколько волею, а вдвое неволею! Не знаешь ли, баба-яга, тридесятого царства?

—  Нет, не ведаю! — сказала яга и велела ему идти к своей середней сестре: та не знает ли?

Иван, купеческий сын, поблагодарил ее и отправился дальше; шел, шел, близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, приходит к такой же избушке, взошел — и тут баба-яга.

—  Фу-фу! — говорит. — Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел. Волей али неволей, добрый молодец?

—  Сколько волею, а вдвое неволею! Не знаешь ли, где тридесятое царство?

—  Нет, не знаю! — отвечала яга и велела ему зайти к своей младшей сестре: та, может, и знает. — Коли она на тебя рассердится да захочет съесть тебя, ты возьми у ней три трубы и попроси поиграть на них: в первую трубу, негромко играй, в другую погромче, а в третью еще громче.

Иван, купеческий сын, поблагодарил ягу и отправился дальше.

Шел, шел, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, наконец увидал избушку — стоит в чистом поле, на куричьих голяшках повертывается; взошел — и тут баба-яга.

—  Фу-фу! Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а нынче сам пришел! — сказала яга и побежала зубы точить, чтобы съесть незваного гостя.

Иван, купеческий сын, выпросил у ней три трубы, в первую негромко играл, в другую погромче, а в третью еще громче. Вдруг налетели со всех сторон всякие птицы, прилетела и жар-птица.

—  Садись скорей на меня, — сказала жар-птица, — и полетим, куда тебе надобно, а то баба-яга съест тебя!

Только успел сесть на нее, прибежала баба-яга, схватила жар-птицу за хвост и выдернула немало перьев.

Жар-птица полетела с Иваном, купеческим сыном; долгое время неслась она по поднебесью и прилетела, наконец, к широкому морю.

—  Ну, Иван, купеческий сын, тридесятое царство за этим морем, лежит, перенесть тебя на ту сторону я не в силах, добирайся туда, как сам знаешь!

Иван, купеческий сын, слез с жар-птицы, поблагодарил и пошел по берегу.

Шел, шел, — стоит избушка, взошел в нее; повстре­чала его старая старуха, напоила-накормила и стала спрашивать: куда идет, зачем странствует? Он рассказал ей, что идет в тридесятое царство, ищет царь-девицу, свою суженую.

—  Ах! — сказала старушка. — Уж она тебя не любит больше, если ты попадешься ей на глаза — царь-девица разорвет тебя: любовь ее далеко запрятана!

—  Как же достать ее?

—  Подожди немножко! У царь-девицы живет дочь моя и сегодня обещалась побывать ко мне, разве через нее как-нибудь узнаем.

Тут старуха обернула Ивана, купеческого сына, бу­лавкою и воткнула, в стену.

Ввечеру прилетела ее дочь. Мать стала се спраши­вать: не знает ли она, где любовь царь-девицы запрятана?

—  Не знаю; — отозвалась дочь и обещала допытаться про то у самой царь-девицы.

На другой день она опять прилетела и сказала матери:

—  На той стороне окёана-моря стоит дуб, на дубу сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо; а в яйце любовь царь-девицы!

Иван, купеческий сын, взял хлеба и отправился на сказанное место; нашел дуб, снял с него сундук, из него вынул зайца, из зайца утку, из утки яйцо и воро­тился с яичком к старухе.

Настали скоро именины старухины; позвала она к себе в гости царь-девицу с тридцатью иными девицами, ее назваными сестрицами, энто яичко испекла, а Ивана, купеческого сына, срядила по-праздничному и спрятала.

Вдруг в полдень прилетают царь-девица и тридцать иных девиц, сели за стол, стали обедать; после обеда положила старушка всем по простому яичку, а царь-девице то самое, что Иван, купеческий сын, добыл. Она съела его и в ту ж минуту крепко-крепко полюбила Ивана, купеческого сына.

Старуха сейчас его вывела; сколько тут было радо­стей, сколько веселья! Уехала царь-девица вместе с же­нихом — купеческим сыном в свое царство; обвенчались и стали жить, да быть, да добро копить.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер