Иванушка и домовой

Иванушка ходил в лап­тях. Заходит он в свою избу. Матери дома не было. Услыхал — кто-то в избе пыхтит. Испугался он, дверями хлопнул и побежал. У него оборка от лаптя на ноге развязалась. Прищемило ее в дверях, он и упал. И закричал:

—  Батюшки! Спасите! Домовой меня держит! Прибежали соседи, подняли Иванушку, а он чуть жив. И тут разобрали, в чем дело: испугался он лаптя на своей ноге, оборки и квашни. То-то смеху было!

Из сборника  Б. и Ю. Соколовых

Иванушко-дурачок

Был-жил старик со ста­рухою; у них было три сына: двое умные, тре­тий — Иванушко-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил.

В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:

—  На-ка, снеси эти клецки братьям; пусть по­едят.

Налила полный горшок и дала ему в руки; по­брел он к братьям.

День был солнечный; только вышел Иванушко за околицу, увидел свою тень сбоку и думает:

«Что это за человек? Со мной рядом идет, ни на шаг не отстает; верно, клецок захотел?»

И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень все сбоку идет.

—  Эка ненасытная утроба! — сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком — разлетелись черепки в разные стороны.

Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают:

—  Ты, дурак, зачем?

—  Вам обед принес.

—  Где же обед? Давай живее.

—  Да вишь, братцы, привязался ко мне доро­гою незнамо какой человек, да всё и поел!

—  Какой такой человек?

—  Вот он! И теперь рядом стоит!

Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.

Принялся дурачок пасти; видит, что овцы раз­брелись по полю, давай их ловить да глаза выди­рать. Всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе, радехонек, словно дело сделал. Братья пообедали, воротились в поле.

—  Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?

—  Да почто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались, я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать; во как умаялся!

—  Постой, еще не так умаешься! — говорят:

—  Вот вам Иванушко-дурак! Вот вам Иванушко-дурак! Еще вздумали дразнить, негодные!

Воротился домой и говорит братьям:

—  Все искупил, братики!

—  Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то?

—  А стол-то бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то пойло лошади посолил, а ложки дразнятся — так я их на дороге покинул.

—  Ступай, дурак, поскорее! Собери все, что раз­бросал по дороге.

Иванушко пошел в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину всяких — и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в го­род за покупками, а дурака оставили домовничать. Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит.

—  Пиво, не броди! Дурака не дразни! — гово­рит Иванушко.

Нет, пиво не слушается; взял да и выпустил все из кадки, сам сел в корыто, по избе разъезжает да песенки распевает.

Приехали братья, крепко осерчали, взяли Ива­нушка, зашили в куль и потащили к реке. Поло­жили куль на берегу, а сами пошли прорубь осматривать.

На ту пору ехал какой-то барин мимо на тройке бурых; Иванушко и ну кричать:

—  Садят меня на воеводство судить да рядить, а я ни судить, ни рядить не умею!

—  Постой, дурак, — сказал барин, — я умею и судить и рядить; вылезай из куля!

Иванушко вылез из куля, зашил туда барина, а сам сел в его повозку и уехал из виду. Пришли братья, спустили куль под лед и слушают; а в воде так и буркает.

—  Знать, бурка ловит! — проговорили братья и побрели домой.

Навстречу им, откуда ни возьмись, едет на трой­ке Иванушко, едет да прихвастывает:

—  Вот-ста каких поймал я лошадушек! А еще остался там сивко — такой славный!

Завидно стало братьям, говорят дураку:

—  Зашивай теперь нас в куль да спускай по­скорей в прорубь! Не уйдет от нас сивко...

Опустил их Иванушко-дурачок в прорубь и по­гнал домой пиво допивать да братьев поминать.

Был у Иванушка колодец, в колодце рыба елец, а моей сказке конец.

Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки»

Правда и Кривда

Однажды спорила Крив­да с Правдою: чем лучше жить — кривдой али правдой? Кривда говорила: лучше жить кривдою; а Правда утверждала: лучше жить правдою. Спорили, спорили, никто не переспорит. Говорит Кривда:

—  Пойдем к писарю, он нас рассудит!

—  Пойдем, — отвечает Правда. Вот пришли к писарю.

—  Реши наш спор, — говорит Кривда, — чем лучше жить — кривдою али правдою?

Писарь спросил:

—  О чем вы бьетеся?

—  О ста рублях.

—  Ну ты, Правда, проспорила: в наше время лучше жить кривдою.

Правда вынула из кармана сто рублей и отдала Кривде, а сама все стоит на своем, что лучше жить правдою.

—  Пойдем к судье, как он решит? — говорит Кривда. — Коли по-твоему — я тебе плачу тысячу рублей, а коли по-моему — ты мне должна оба глаза отдать.

—  Хорошо, пойдем.

Пришли они к судье, стали спрашивать: чем лучше жить? Судья сказал то же самое:

—  В наше время лучше жить кривдою.

—  Подавай-ка свои глаза! — говорит Кривда Правде; выколола у ней глаза и ушла куда знала.

Осталась Правда безглазая, пала лицом наземь и поползла ощупью. Доползла до болота и легла в траве. В самую полночь собрались туда черти. Нáбольшой стал всех спрашивать: кто и что сделал? Кто говорит: я душу загубил; кто говорит: я того-то обманул; а Кривда в свой черед похваляется:

—  А я у Правды сто рублей выспорила да глаза выколола!

—  Что глаза! — говорит нáбольшой. — Стоит потереть тутошней травкою — глаза опять будут!

Правда лежит да слушает.

Вдруг крикнули петухи, и черти разом пропали. Правда нарвала травки и давай тереть глаза: потер­ла один, потерла другой — и стала видеть по-преж­нему; захватила с собой этой травки и пошла в путь-дорогу.

В это время у одного царя ослепла дочь, и сде­лал он клич: кто вылечит царевну, того наградит. Правда приложила ей к очам травку, потерла и вылечила; царь обрадовался и наградил Правду.

Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки»

Лихо одноглазое

Жил кузнец припеваю­чи, никакого лиха не знал.

—  Что это, — говорит кузнец, — никакого я лиха на веку своем в глаза не видал! Хоть посмотрел бы, какое там такое лихо на свете.

Вот и пошел кузнец лиха искать. Шел, шел, зашел в дремучий лес; ночь близко, а ночевать негде и есть хочется. Смотрит по сторонам и видит: неподалеку стоит большущая изба. Постучал — ни­кто не отзывается; отворил дверь, вошел — пусто, нехорошо. Забрался кузнец на печь и лег спать не ужинавши.

Стал было уже засыпать кузнец, как дверь от­ворилась, и вошло в избу целое стадо баранов, а за ними Лихо — баба огромная, страшная, об одном глазе. Понюхало Лихо по сторонам и говорит:

—  Э, да у меня, никак, гости; будет мне, Лиху, что позавтракать: давненько я человеческого мяса не едала.

Вздуло Лихо лучину и стащило кузнеца с печи, словно ребенка малого.

—  Добро пожаловать, нежданный гость! Спа­сибо, что забрел; чай, ты проголодался и ото­щал, — и щупает Лихо кузнеца, жирен ли, а у того от страха все животики подвело.

—  Ну, нечего делать, давай сперва поужина­ем, — говорит Лихо.

Принесло большое беремя дров, затопило печь, зарезало барана, убрало и изжарило.

Сели ужинать. Лихо по четверти барана за раз в рот кладет, а кузнецу кусок в горло не идет, даром что целый день ничего не ел. Спрашивает Лихо у кузнеца:

—  Кто ты таков, добрый человек?

—  Кузнец.

—  А что умеешь ковать?

—  Да все умею.

—  Скуй мне глаз!

—  Изволь, — говорит кузнец, — да есть ли у тебя веревка? Надо тебя связать, а то ты не дашься; я бы тебе вковал глаз.

Лихо принесло две веревки: одну толстую, а другую потоньше. Кузнец взял веревку потоньше, связал Лихо да и говорит:

—  А ну-ка, бабушка, повернись! Повернулось Лихо и разорвало веревку.

Вот кузнец взял уже толстую веревку, скрутил бабушку хорошенько.

—  А ну-ка, теперь повернись! Повернулось Лихо и не разорвало веревок. Тогда кузнец нашел в избе железный шкворень, разжег его в печи добела, поставил Лиху на самый глаз, на здоровый, да как ударит по шкворню мо­лотом — так глаз только зашипел. Повернулось Ли­хо, разорвало все веревки, вскочило как бешеное, село на порог и крикнуло:

—  Хорошо же, злодей! Теперь ты не уйдешь от меня!

Пуще прежнего испугался кузнец, сидит в углу ни жив ни мертв; так всю ночку и просидел, даром что спать хотелось. Поутру стало Лихо выпускать баранов на пашню, да все по одному: пощупает, точно ли баран, хватит за спину да и выкинет за двери. Кузнец вывернул свой тулуп шерстью вверх, надел в рукава и пошел на четвереньках. Лихо пощупало: чует — баран; схватило кузнеца за спину да и выкинуло из избы.

Вскочил кузнец, перекрестился и давай бог ноги. Прибежал домой, знакомые его спрашивают:

—  Отчего это ты поседел?

—  У Лиха переночевал, — говорит кузнец. — Знаю я теперь, что такое лихо: и есть хочется, да не ешь, и спать хочется, да не спишь.

В пересказе К.Д. Ушинского

Пастушья дудочка

Жили в одном селе ста­рик да старуха, бедные-пребедные, и был у них сын Иванушка. С малых лет любил он на дудочке иг­рать. И так-то он хорошо играл, что все слуша­ли — наслушаться не могли. Заиграет Иванушка грустную песню — все пригорюнятся, у всех слезы катятся. Заиграет плясовую — все в пляс идут, удержаться не могут.

Подрос Иванушка и говорит отцу да матери:

—  Пойду я, батюшка и матушка, в работники наниматься. Сколько заработаю — все вам принесу.

Попрощался и пошел.

Пришел в одну деревню — никто не нанимает. В другую пришел — и там работники не нужны. Пошел Иванушка дальше.

Шел-шел и пришел в дальнее село. Ходит от избы к избе, спрашивает:

—  Не нужен ли кому работник? Вышел из одной избы мужик и говорит:

—  Не наймешься ли ты овец пасти?

—  Наймусь, дело не хитрое!

—  Не хитрое оно, это так. Только у меня такое условие: если хорошо пасти будешь — двойное жа­лованье заплачу. А если хоть одну овечку из моего стада потеряешь — ничего не получишь, прогоню без денег!

—  Авось  не   потеряю! — отвечает Иванушка.

—  То-то, смотри!

Уговорились они, и стал Иванушка стадо пасти.

Утром чуть свет уйдет со двора, а возвращается, когда солнце сядет.

Как идет он с пастбища, хозяин с хозяйкой уже у ворот стоят, овец считают:

—  Одна, две, три... десять... двадцать... сорок... пятьдесят...

Все овцы целы!

Так и месяц прошел, и другой, и третий. Скоро надо с пастухом рассчитываться, жалованье ему платить.

«Что это? — думает хозяин. — Как это пастух всех овец сберегает? В прошлые годы всегда овцы пропадали: то волк задерет, то сами куда забредут, потеряются... Неспроста это. Надо посмотреть, что пастух на пастбище делает».

Под утро, когда все еще спали, взял хозяин овчинный тулуп, выворотил его шерстью наружу, напялил на себя и пробрался в хлев. Стал среди овец на четвереньки. Стоит дожидается, когда па­стух погонит стадо на пастбище.

Как солнышко взошло, Иванушка поднялся и погнал овец. Заблеяли овцы и побежали. А хозяину хоть и трудно, только он не отстает — бежит вместе с овцами, покрикивает:

—  Бя-бя-бя! Бя-бя-бя! А сам думает:

«Теперь-то я все узнаю, выведаю!»

Думал он, что Иванушка его не приметит. А Иванушка зорким был, сразу его увидел, только виду не подал — гонит овец, а сам нет-нет и стегнет их кнутом. Да все метит прямо хозяина по спине!

Пригнал овец на опушку леса, сел под кусток и стал краюшку жевать.

Ходят овцы по полянке, щиплют траву. А Ива­нушка за ними посматривает. Как увидит, что какая овца хочет в лес забежать, сейчас на дудочке за­играет. Все овцы к нему и бегут.

А хозяин все на четвереньках ходит, головой в землю тычется, будто траву щиплет.

Устал, утомился, а показаться стыдно: расска­жет пастух соседям — сраму не оберешься!

Как наелись овцы,  Иванушка и говорит им:

—  Ну, сыты вы, довольны вы, теперь и попля­сать можно!

Да и заиграл на дудочке плясовую.

Принялись овцы скакать да плясать, копытцами постукивать! И хозяин туда же: хоть и не сыт и не доволен, а выскочил из середины стада и да­вай плясать вприсядку. Пляшет, пляшет, ногами разные штуки выделывает, удержаться не может!

Иванушка все быстрее да быстрее играет.

А за ним и овцы и хозяин быстрее пляшут.

Уморился хозяин. Пот с него градом так и ка­тится. Красный весь, волосы растрепались... Не выдержал, закричал:

—  Ой, батрак, перестань ты играть!.. Мочи моей нет!

А Иванушка будто не слышит — играет да играет!

Остановился он наконец и говорит:

—  Ой, хозяин! Ты ли это?

—  Я...

—  Да как же ты сюда попал?

—  Да так, забрел невзначай...

—  А тулуп зачем надел?

—  Да холодно с утра показалось... А сам за кусты, да и был таков. Приплелся домой и говорит жене:

—  Ну, жена, надо нам поскорее батрака вы­проводить подобру-поздорову, надо ему жалованье отдать...

—  Что так? Никому не отдавали, а ему вдруг отдадим...

—  Нельзя не отдать. Он так нас осрамит, что и людям не сможем показаться.

И рассказал ей, как пастух заставил его плясать, чуть до смерти не уморил.

Выслушала хозяйка и говорит:

—  Настоящий ты дурень! Нужно же тебе было плясать! Меня-то он не заставит! Как придет, велю ему играть. Посмотришь, что будет.

Стал хозяин просить жену:

—  Коли ты такое дело затеяла, посади меня в сундук да привяжи на чердаке за перекладину, чтоб мне вместе с тобой не заплясать... Будет с меня! Наплясался я утром, чуть жив хожу.

Хозяйка так и сделала. Посадила мужа в боль­шой сундук и привязала на чердаке за перекладину.

А сама ждет не дождется, когда вернется батрак с поля.

Вечером, только Иванушка пригнал стадо, хо­зяйка и говорит ему:

—  Правда ли, что у тебя такая дудка есть, под которую все пляшут?

—  Правда.

—  Ну-ка поиграй! Если и я запляшу — отдадим тебе жалованье, а не запляшу — так прогоним.

—  Хорошо, — говорит Иванушка, — будь по-твоему.

Вынул он дудочку и стал плясовую наигрывать. А хозяйка в это время тесто месила. Не удержалась она и пошла плясать. Пляшет, а сама переваливает тесто с руки на руку.

А Иванушка все быстрее да быстрее, все громче да громче играет.

И хозяйка все быстрее да быстрее пляшет.

Услыхал дудочку и хозяин на чердаке. Стал в своем сундуке руками да ногами шевелить, попля­сывать. Да тесно ему там, все головой о крышку стукается. Возился, возился да и сорвался с пе­рекладины вместе с сундуком. Прошиб головой крышку, выскочил из сундука и давай по чердаку вприсядку плясать! С чердака скатился, в избу ввалился. Стал там вместе с женой плясать, руками да ногами размахивать!

А Иванушка вышел на крылечко, сел на сту­пеньку, все играет, не умолкает.

Хозяин с хозяйкой за ним во двор выскочили и ну плясать да скакать перед крыльцом.

Устали оба, еле дышат, а остановиться не могут.

А глядя на них, и куры заплясали, и овцы, и коровы, и собака у будки.

Тут Иванушка встал с крыльца да, поигрывая, к воротам пошел. А за ним и все потянулись.

Видит хозяйка — дело плохо. Стала упрашивать Иванушку:

—  Ой, батрак, перестань, не играй больше! Не выходи со двора! Не позорь перед людьми! По-честному с тобой рассчитаемся! По уговору жало­ванье отдадим!

—  Ну нет! — говорит Иванушка. — Пусть на вас добрые люди посмотрят, пусть посмеются!

Вышел он за ворота — еще громче заиграл. А хозяин с хозяйкой со всеми коровами, овцами да курами еще быстрее заплясали. И крутятся, и вер­тятся, и приседают, и подпрыгивают!

Сбежалась тут вся деревня — и старые и малые, смеются, пальцами показывают...

До самого вечера играл Иванушка. Утром по­лучил он свое жалованье и ушел к отцу, к матери. А хозяин с хозяйкой в избу спрятались. Сидят и показаться людям на глаза не смеют.

В пересказе М.А. Булатова