Старая хлеб-соль забывается

Попался было бирюк в капкан, да кое-как вырвался и стал про­бираться в глухую сторону. Завидели его охотники и стали следить за ним. Пришлось бирюку бежать через дорогу, а в ту пору шел по ней с поля мужик с мешком и цепом. Бирюк к нему: «Сделай милость, мужичок, схорони меня в мешок! За мной охотники го­нятся». Мужик согласился, запрятал его в мешок, завязал и взва­лил на плечи. Идет дальше, а навстречу ему охотники. «Не видал ли, мужичок, бирюка?» — спрашивают они. «Нет, не видал!» — от­вечает мужик.

Охотники поскакали вперед и скрылись из виду. «Что, ушли мои злодеи?» — спросил бирюк. «Ушли». — «Ну, теперь выпусти меня на волю». Мужик развязал мешок и выпустил его на вольный свет. Бирюк сказал: «А что, мужик, я тебя съем!» — «Ах, бирюк, бирюк! Я тебя из какой неволи выручил, а ты меня съесть хочешь!» — «Старая хлеб-соль забывается», — отвечал бирюк. Мужик видит, что дело-то плохо, и говорит: «Ну, коли так, пойдем дальше, и если первый, кто с нами встретится, скажет по-твоему, что старая хлеб-соль забывается, тогда делать нечего — съешь меня!»

Пошли они дальше. Повстречалась им старая кобыла. Мужик к ней с вопросом: «Сделай милость, кобылушка-матушка, рассуди нас! Вот я бирюка из большой неволи выручил, а он хочет меня съесть!» — и рассказал ей все, что было. Кобыла подумала-поду­мала и сказала: «Я жила у хозяина двенадцать лет, принесла ему двенадцать жеребят, изо всех сил на него работала, а как стала стара и пришло мне невмоготу работать, он взял да и стащил меня под яр; уж я лезла, лезла — насилу вылезла и теперь вот плетусь куда глаза глядят. Да, старая хлеб-соль забывается!» — «Видишь, моя правда!» — молвил бирюк.

Мужик опечалился и стал просить бирюка, чтоб подождал до другой встречи. Бирюк согласился и на это. Повстречалась им ста­рая собака. Мужик к ней с тем же вопросом. Собака подумала-подумала и сказала: «Служила я хозяину двадцать лет, оберегала его дом и скотину, а как состарилась и перестала брехать, он про­гнал меня со двора, и вот я плетусь куда глаза глядят. Да, старая хлеб-соль забывается!» — «Ну, видишь, моя правда!» Мужик еще пуще опечалился и упросил бирюка обождать до третьей встречи: «А там делай, как знаешь, коли хлеба-соли моей не помнишь».

В третий раз повстречалась им лиса. Мужик рассказал ей все и повторил свой вопрос. Лиса говорит: «Да как это можно, чтобы бирюк, этакая большая туша, мог поместиться в таком малом мешке?» И бирюк и мужик побожились, что это истинная правда, но лиса все-таки не верила и сказала: «А ну-ка, мужичок, покажи, как ты сажал его в мешок-то!» Мужик расставил мешок, а бирюк всунул туда голову. Лиса закричала: «Да разве ты одну голову прятал в мешок?» Бирюк влез совсем. «Ну-ка, мужичок, — продол­жала лиса, — покажи, как ты мешок завязывал?» Мужик завязал. «Ну-ка, мужичок, как ты в поле хлеб-то молотил?» Мужик и начал молотить цепом по мешку. «Ну-ка, мужичок, как ты колосья отво­рачивал?» Мужик стал отворачивать голову бирюку да задел и лису по голове и убил ее до смерти, приговаривая: «Старая хлеб-соль забывается!»

Русские народные сказки. Книга для самостоятельного чтения. 4-6 кл. Составитель, автор предисловия, примечаний и словаря Круглов Ю.Г.

Терем-теремок

Жила муха-горюха.

У одной хозяйки накоплено было сметаны горшок. Ну вот, му­ха-горюха летела, перевернула его и назвала теремом.

Бежит блоха: «Кто в терему, кто в высоком?» А муха отве­чает: «Я — муха-горюха, а ты кто?» — «Я — блоха-поскакуха. Пусти меня на подворье!» — «Иди».

Летит комар: «Кто в терему, кто в высоком?» — «Муха-горюха, блоха-поскакуха, а ты кто?» — «Комар-пискун. Пустите меня на подворье!» — «Поди!»

Таракан бежит: «Кто в терему, кто в высоком?» — «Муха-го­рюха, блоха-поскакуха, комар-пискун... А ты кто?» — «Таракан-шеркун! Пустите меня на подворье!» — «Ну, иди!»

Вот уж четверо живут. Бежит ящерица, спрашивает: «Кто в терему, кто в высоком?» — «Муха-горюха, блоха-поскакуха, комар-пискун, таракан-шеркун... А ты кто?» — «Ящерица-ширикá ленка! Пустите меня!» — «Иди!»

Живут. Бежит мышь: «Кто в терему, кто в высоком?» — «Муха-горюха, блоха-поскакуха, комар-пискун, таракан-шеркун, ящерица-ширикаленка... А ты кто?» — «Я — мышь — толста колоколенка... Пустите меня!» — «Иди!»

Бежит горностай: «Кто в терему, кто в высоком?» — «Муха-горюха, блоха-поскакуха, комар-пискун, таракан-шеркун, ящерица-ширикаленка, мышь — толста колоколенка... А ты кто?» — «Я — горносталюшко-чирикалюшко! Пустите меня!» — «Что ж, иди».

Вот уж их сколько! Живут да живут. Бежит зайко: «Кто в те­рему, кто в высоком?» — «Я, муха-горюха, блоха-поскакуха, ко­мар-пискун, таракан-шеркун, ящерица-ширикаленка, мышь — тол­ста колоколенка, горносталюшко-чирикалюшко... А ты кто?» «Я — заюшко-попытаюшко, ушки долги, ножки коротеньки». — «Иди к нам!»

Вот живут. Бежит лисица: «Кто в терему, кто в высоком?» — «Муха-горюха, блоха-поскакуха, комар-пискун, таракан-шеркун, ящерица-ширикаленка, мышь — толста колоколенка, горносталюш­ко-чирикалюшко, заюшко-попытаюшко... А ты кто?» — «Я — лиси­ца — подхйла гузнйца... Пустите меня!» — «Поди!»

Тоже лисицу пустили. Бежит волк: «Кто в терему, кто в высо­ком?» — «Муха-горюха, блоха-поскакуха, комар-пискун, таракан-шеркун, ящерица-ширикаленка, мышь — толста колоколенка, гор­носталюшко-чирикалюшко, заюшко-попытаюшко, лисица — под-хила гузнйца... А ты кто?» «Я — волчище — большой ротище... Пустите меня!»

Пустили и того. Идет медведь: «Кто в терему, кто в высоком?» — «Муха-горюха, блоха-поскакуха, комар-пискун, таракан-шеркун, ящерица-ширикаленка, мышь — толста колоколенка, горносталюш­ко-чирикалюшко, заюшко-попытаюшко, лисица — подхйла гузнйца, волчище — большой ротище... А ты кто?» — «Я — медведище — толсты пятища». — «Иди к нам!»

Он их всех лапой и задавил.

Русские народные сказки. Книга для самостоятельного чтения. 4-6 кл. Составитель, автор предисловия, примечаний и словаря Круглов Ю.Г.

Дока на доку

Пришел солдат в деревню и просится ночевать к мужику.

Я бы тебя пустил, служивый, — говорит мужик,— да у меня свадьба заводится, негде тебе спать будет.

—  Ничего, солдату везде место!

—  Ну, ступай!

Видит солдат, что у мужика лошадь в сани запря­жена, и спрашивает:

—  Куда, хозяин, отправляешься?

—  Да, видишь, у нас какое заведение: у кого свадь­ба, тот и поезжай к колдуну да вези подарок! Самый бедный без двадцати рублев не отделается, а коли богат, так и пятидесяти мало, а не отвезешь подарка, всю свадьбу испортит!

—  Послушай, хозяин! Не вози, и так сойдет! Крепко уверил мужика, тот послушался и не поехал к колдуну с гостинцами.

Вот начали свадьбу играть, повезли жениха с невестою закон принимать; едут дорогою, а навстречу поезду бык несется, так и ревет, рогами землю копает. Все поезжане испугалися, а солдат усом не мигнет; где ни взялася — выскочила из-под него собака, бросилась на быка и прямо за глотку вцепилась — бык так и грохнулся наземь.

Едут дальше, а навстречу поезду огромный медведь.

—  Не бойтесь, — кричит солдат, — я худа не допущу!

Опять где ни взялася — выскочила из-под него со­бака, кинулась на медведя и давай его душить; медведь заревел и издох.

Миновала та беда, снова едут дальше, а навстречу поезду заяц выскочил и перебежал дорогу чуть-чуть не под ногами передней тройки. Лошади остановились, храпят, а с места не трогаются!

—  Не дури, заяц,— крикнул на него солдат,— мы. опосля поговорим с тобой! — И тотчас весь поезд легко двинулся.

Приехали к церкви благополучно, обвенчали жениха с невестою и отправились назад, в свою деревню.

Стали ко двору подъезжать, а на воротах черный ворон сидит да громко каркает — лошади опять стали, ни одна с места не тронется.

—  Не дури, ворон, — крикнул на него солдат, — мы с тобой опосля потолкуем.

Ворон улетел, лошади в ворота пошли.

Вот посадили молодых за стол; гости и родичи свои места заняли — как следует, по порядку, начали есть, пить, веселиться. А колдун крепко осердился: гостинцев ему не дали, пробовал было страхи напускать — и то дело не выгорело!

Вот пришел сам в избу, шапку не ломает, образам не молится, честным людям не кланяется и говорит солдату.

—  Я на тебя сердит!

—  А за что на меня сердиться? Ни я не занимал у тебя, ни ты мне не должен! Давай-ка лучше пить да гулять.

—  Давай!

Взял колдун со стола ендову пива, налил стакан и подносит  солдату:

—  Выпей, служивый!

Солдат выпил — у него все зубы в стакан выпали!

—  Эх, братец, — говорит солдат, — как мне без зубов-то быть? Чем будет сухари грызть?

Взял да и бросил зубы в рот — они опять стали попрежнему.

—  Ну, теперь я поднесу! Выпей-ка от меня стакан пива!

Колдун выпил — у него глаза вылезли! Солдат под­хватил его глаза и забросил неведомо куда.

Остался колдун на всю жизнь слепым и закаялся страхи напускать, над людьми мудрить; а мужики и бабы стали за служивого бога молить.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Сосватанные дети

Жили-были два богатых купца: один в Москве, другой в Киеве; часто они съезжались по торговым делам, вместе дружбу водили и хлеб-соль делили.

В некое время приехал киевский купец в Москву, свиделся с своим приятелем и говорит ему:

—  А мне бог радость дал — жена сына родила!

—  А у меня дочь родилась! — отвечает московский купец.

—  Ну-ка, давай по рукам ударим! У меня — сын, у тебя — дочь, чего лучше — жених и невеста! Как вырастут, обвенчаем их и породнимся.

—  Ладно, только это дело нельзя просто делать. Пожалуй, еще твой сын отступится от невесты, давай мне двадцать тысяч залогу! -

—  А если  твоя дочь да помрет?

—  Ну, тогда и деньги назад.

Киевский купец вынул двадцать тысяч и отдал московскому, тот взял, приезжает домой и говорит жене:

—  Знаешь ли, что скажу? Ведь я свою дочь просва­тал!.

Купчиха изумилась:

—  Что ты! Али с ума сошел? Она еще в люльке лежит!

—  Ну и что ж, что в люльке? Я все-таки ее просватал: вот двадцать тысяч залогу взял.

Вот хорошо. Живут купцы всякий в своем городе, а друг друга не навещают — далеко, да и дела так пошли, что надо дома оставаться. А дети их растут да растут: сын хорош, а дочь еще лучше.

Прошло осьмнадцать лет; московский купец видит, что от старого его знакомца нет ни вести, ни слуху, и просватал дочь свою за полковника.

В то самое время призывает киевский купец своего сына  и говорит ему:

—  Поезжай-ка ты в Москву; там есть озеро, на том озере я поставил пленку; если в эту пленку попалась утка — то утку вези, а ежели нет утки — то пленку назад.

Купеческий сын собрался и поехал в Москву; ехал, ехал, вот уж близко, всего один перегон остался. Надо ему через реку переправляться, а на реке мост: полови­на замощена, а другая нет.

Тою же самою дорогою случилось ехать и полков­нику; подъехал к мосту и не знает, как ему перебраться на ту сторону? Увидал он купеческого сына и спрашивает:

—  Ты  куда едешь?

—  В Москву.

—  Зачем?

—  Там есть озеро, в том озере — лет осьмнадцать прошло, как поставил мой отец пленку, а теперь послал меня с таким приказом: если попалась в пленку утка — то утку возьми, а если утки нет — то пленку назад!

«Вот задача! — думает полковник. — Разве может простоять пленка осьмнадцать лет? Ну, пожалуй, плен­ка еще простоит, а как же утка-то проживет столько времени?»

Думал-думал, гадал-гадал, ничего не разгадал.

—  Как, же, — говорит, — нам через реку переехать? — Я поеду задом наперед! — сказал купеческий сын. Погнал лошадей, доехал до половины моста и давай задние доски наперед перемащивать, намостил и пере­брался на другую сторону, а вместе с ним и полковник переехал.

Вот приехали они в город.

—  Ты где остановишься? — спрашивает купеческого сына полковник.

—  А в том доме, где весна с зимою на воротах. Распрощались и повернули всякий в свою сторону. Купеческий сын пристал у одной   бедной старухи, а полковник погнал к невесте. Там его стали поить, угощать, о дороге спрашивать. Он и рассказывает:

—  Повстречался я с каким-то купеческим сыном, спросил его: зачем в Москву едет? А он в ответ: есть-де в Москве озеро, на том озере — лет осьмнадцать прошло, как мой отец пленку поставил, а теперь послал, меня с таким приказом: если попалась в пленку утка — то утку возьми, а ежели утки нет — то пленку назад! Тут при­шлось нам через реку переправляться, на той реке мост, половина замощена, а другая нет. Раздумался я, как на другую сторону переехать? А купеческий сын сейчас смекнул, задом наперед переехал и меня перевез.

—  Где же он на квартире стал? — спрашивает не­веста.

—  А в том доме, где весна с зимой на воротах. Вот купеческая дочь побежала в свою комнату, по­звала служанку и приказывает:

—  Возьми кринку молока, ковригу хлеба да лу­кошко яиц; из кринки отпей, ковригу почни, из лукош­ка яйцо скушай. Потом ступай в тот дом, где на воро­тах трава с сеном привязаны; разыщи там купеческого сына, отдай ему хлеб, молоко и яйца да спроси: в сво­их ли берегах море или упало? Полон ли месяц или в ущербе? Все ли звезды на небе или скатились?

Пришла служанка к купеческому сыну, отдала гос­тинцы  и спрашивает:

—  Что море — в своих ли берегах или упало?

—  Упало.

—  Что  месяц — полон  или в ущербе?

—  В ущербе.

—  Что звезды — все ли на небе?

—  Нет,  одна скатилась.

Вот служанка воротилась домой и рассказала эти ответы  купеческой дочери.

—  Ну, батюшка, — говорит отцу купеческая дочь, — ваш жених мне не годится: у меня есть свой давниш­ний — с его отцом по рукам ударено, договором скреплено.

Сейчас послали за. настоящим женихом, стали свадь­бу справлять да пир пировать, а полковнику отказали.

На той свадьбе и я был, мед-вино пил, по усам текло, в  рот не попало.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер

Доброе слово

Жил-был Иван Несчастный: куда ни пойдет работать — другим дают по рублю да по два, а ему все двугривенный.

—  Ах, — говорит он, — али я не так уродился, как другие люди? Пойду-ка я к царю да спрошу: отчего мне счастья нет?

Вот  приходит к царю.

—  Зачем, брат, пришел?

—  Так и так, рассудите: отчего мне ни в чем счастья нет?

Царь созвал своих бояр и генералов, стал их спра­шивать: они думали-думали, ломали-ломали свои головы, ничего не придумали. А царевна выступила, да и говорит отцу:

—  А я так думаю, батюшка: коли его женить, то, может, и ему господь пошлет иную долю.

Царь разгневался, закричал на дочь:

—  Когда ты лучше нас рассудила, так ступай за него замуж!

Тотчас взяли Ивана Несчастного, обвенчали с ца­ревною и выгнали обоих вон из города, чтоб об них и помину не было.

Пошли они на взморье. Говорит царевна своему мужу:

—  Ну, Иван Несчастный, нам не царевать, не торго­вать, надо о себе промышлять. Сделай-ка ты на этом месте пустыньку, станем жить с тобой, богу молиться да на людей трудиться.

Иван Несчастный сделал пустыньку и остался в ней жить с молодой женою.

На другой день дает ему царевна копеечку:

—  Поди купи шелку!

Из того шелку ока важный ковер вышила и послала мужа продавать.

Идет Иван Несчастный с ковром в руках, а навстречу  ему старик:

—  Что,  продаешь ковер?

—  Продаю.

—  Что просишь?

—  Сто рублев.

—  Ну, что тебе деньги! Возьмешь — потеряешь, луч­ше отдай  ковер за доброе слово.

—  Нет, старичок! Я человек бедный, деньги надобны. Старик заплатил сто рублей, а Иван Несчастный пошел домой, приходит, хвать — денег нету, дорогою выронил.

Царевна другой ковер сделала; понес Иван Несчаст­ный продавать его и опять повстречал старика.

—  Что за ковер просишь?

—  Двести рублев.

—  Ну, что тебе деньги! Возьмешь — потеряешь, от­дай лучше за доброе слово.

Иван Несчастный подумал-подумал: — Так и быть, сказывай!

—  Подними руку, да не опусти, а сердце скрепи! — сказал старик, взял ковер и ушел.

«Что же мне делать теперь с этим добрым словом? Как покажусь к жене с пустыми руками? — думает Иван Несчастный. — Лучше пойду куда глаза глядят!»

Шел, шел, далеко зашел и услышал, что в той зем­ле двенадцатиглавый змей людей пожирает; сел Иван Несчастный на дороге — отдохнуть вздумал, и говорит сам с собой вслух:

—  Эхма! Будь у меня, деньги, сумел бы я с этим змеем справиться, а теперь что? Без денег и разума нет.

Шел мимо купец, услыхал эти речи, что без денег и разума нет. «А что, — думает, — ведь и правда! Дайка  я  ему помогу».

—  Сколько тебе, — спрашивает, — денег надобно?

—  Дай пятьсот рублев.

Купец дал ему взаймы пятьсот рублев, а Иван Несчастный бросился на пристань, нанял работников и начал  корабль строить.

Издержал все деньги, а дело еще в начале: как быть?  Пошел  к купцу:

—  Давай, — говорит, — еще пятьсот, не то работа остановится, и твои деньги задарма пропадут!

Купец дал ему другие пятьсот рублев, он и те в корабль всадил, а дело еще на половине.

Опять приходит Иван Несчастный к купцу:

—  Давай, — говорит, — еще тысячу, не то работа ос­тановится, и твои деньги задарма пропадут!

Купец хоть не рад, а дал ему тысячу. Иван Несчастный выстроил корабль, нагрузил его угольем, забрал с собой кирки, лопатки, меха, рабочих людей и поплыл в открытое море.

Долго ли, коротко ли — приплывает он к тому острову, где было змеиное логовище. Змей только что нажрался и залег в своей норе спать.

Иван Несчастный засыпал его кругом угольем, развел огонь и давай раздувать мехами: пошел великий смрад по всему морю! Змей лопнул... Иван Несчастный взял тогда острый меч, отрубил ему все двенадцать го­лов и в каждой змеиной голове нашел по драгоценному камушку.

Вернулся из похода, продал эти камушки за несчет­ные суммы — так разбогател, что и сказать не можно! Заплатил купцу свой долг и поехал к жене.

Вот приезжает Иван Несчастный в пустыньку и ви­дит: жена его живет с двумя молодцами, а то были его законные сыновья-близнецы (без него родились). При­шла ему в голову худая мысль, схватил он острый меч и поднял на жену руку... Вмиг припомнилось ему доб­рое слово: подними руку, да не опусти, а сердце скрепи! Иван Несчастный скрепил свое сердце, спросил царевну про тех молодцев, и начался у них пир-веселье.

На том пиру и я был, мед-вино пил, калачами заедал.

Из сборника «Русские народные сказки», под редакцией И. Киндер