Крошечка-Хаврошечка

Вы знаете, что есть на свете люди и хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые бога не боятся, своего бра­та не стыдятся: к таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли ее эти люди, выкормили и на свет божий не пустили, над рабо­тою каждый день занудили, заморили; она и подает, и прибирает, и за всех и за все отвечает.

А были у хозяйки три дочери большие. Старшая зва­лась Одноглазка, средняя — Двуглазка, а меньшая — Триглазка; но они только и знали у ворот сидеть, на ули­цу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго ни­когда не слыхала. Вот то-то и больно — ткнуть да тол­кнуть есть кому, а приветить да приохотить нет никого!

Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обни­мет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и расска­зывает, как ей тяжело жить-поживать:

—  Коровушка-матушка! Меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрему дали пять пудов на­прясть, наткать, побелить, в трубы покатать.

А коровушка ей в ответ:

—  Красная девица! Влезь ко мне в одно ушко, а в дру­гое вылезь — все будет сработано.

Так и сбывалось. Вылезет красная девица из ушка — все готово: и наткано, и побелено, и покатано.

Отнесет к мачехе; та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей еще больше работы задаст. Хаврошечка опять придет к коровушке,, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет принесет.

Дивится старуха, зовет Одноглазку:

—  Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая! Доглядись, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?

Пошла с сиротой Одноглазка в лес, пришла с нею в поле, забыла матушкино приказанье, распеклась на сол­нышке, разлеглась на травушке; а Хаврошечка приго­варивает:

—  Спи, глазок, спи, глазок!

Глазок заснул; пока Одноглазка спала, коровушка и наткала и побелила. Ничего мачеха не дозналась, пос­лала Двуглазку. Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, матернино приказанье забыла и глазки смежила; а Хаврошечка баюкает:

—  Спи, глазок, спи, другой!

Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала, а Двуглазка все еще спала.

Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте еще больше работы дала. И Триглазка, как ее старшие сестры, попрыгала-попрыгала и на тра­вушку пала. Хаврошечка поет:

—  Спи, глазок, спи, другой! — а об третьем забыла. Два глаза заснули, а третий глядит и все видит, все — как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылез­ла и готовые холсты подобрала. Все, что видела, Три­ глазка матери рассказала; старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:

—  Режь рябую корову! Старик так, сяк:

—  Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хоро­шая!

—  Режь, да и только! Наточил ножик...

Побежала Хаврошечка к коровушке:

—  Коровушка-матушка! Тебя хотят резать.

—  А ты, красная девица, не ешь моего мяса, косточ­ки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поли­вай.

Хаврошечка все сделала, что коровушка завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки каж­дый день в саду поливала, и выросла из них яблонька, да какая — боже мой! Яблоки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные, кто ни едет мимо — останавливается, кто проходит близ­ко — тот заглядывается.

Случилось раз — девушки гуляли по саду; на ту пору ехал по полю барин — богатый, кудреватый, молодень­кий. Увидел яблочки, затрогал девушек:

—  Девицы-красавицы!— говорит он. — Которая из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.

И бросились три сестры одна перед другой к яблоньке. А яблочки-то висели низко, под руками были, а то вдруг поднялись высоко-высоко, далеко над головами стали. Сестры хотели их сбить — листья глаза засыпают, хотели сорвать — сучья косы расплетают; как ни би­лись, ни метались — ручки изодрали, а достать не могли.

Подошла Хаврошечка, и веточки приклонились, и яблоки опустились. Барин на ней женился, и стала она в добре поживать, лиха не знавать.