Зоренька

VI

Трубят, гремят на крутом берегу призывные трубы.

Царь Косарь сидит перед золотым своим шатром и поглядывает на помост. А на помосте стоит гла­шатай с золотым сосудом и палач с тяжелыми цепя­ми. Внизу под обрывом плещется широкая река, могила всех женихов царской дочери, носятся над быстриной белые чайки... Над головами ясное голу­бое небо, солнце сияет, жизнь и радость вокруг...

Из радужного шатра выходит Переяслав. Он молод и строен. Одет в скромную дорожную одежду; русые волосы кудрями рассыпались по пле­чам. Он очень красив и радостен. Белый душистый цветок приколот на груди; этот цветок прислала ему Зоренька — на счастье. Его верный товарищ, бывший горбун, тоже стройный и красивый юноша, идет следом за ним и останавливается у помоста, а Переяслав всходит на помост. Много знатных гос­тей съехались сегодня к царю Косарю; есть даже посланники соседних царей и ханов. И в золотом шатре Косаря сегодня присутствуют женщины: Зо­ренька, бледная как смерть, и мамушка Лукерья; у нее сердце сегодня дрожит, как осиновый лист, и дух прерывается со страху.

Зоренька глаз не сводит с золотого сосуда и с палача. Но вот пришел Переяслав, и она уж ничего и никого не видит. Трепещет вся от ужаса... И ве­рит она Переяславу и знает в то же время, что в чаше нет светлого камня. Что Переяслав затеял? Как избежит он верной смерти — не понимает Зо­ренька, и душа ее болит от ожидания беды. А палач уже надевает на юношу тяжелые цепи, чтобы не выплыл.

—  Либо счастье, либо смерть, — спокойно гово­рит глашатай, приподнимая парчу, и Переяслав опускает руку в сосуд.

Все замерло в ожидании.

Все глаза устремились на Переяслава. Он глядит в сторону Зореньки и улыбается светлой улыб­кой.

Вот потянулась рука обратно. Дело сделано. Возврата нет. Зоренька перестала дышать, ноги ее подкашиваются.

Переяслав поднял высоко руку с зажатым в ней жребием. Среди молчания и тишины раздается его твердый голос:

—  Я так уверен в своем счастье, что не хочу и глядеть на камень!

И он со всего размаху бросил камень в реку.

—  Какой же у тебя был? — закричал в испуге глашатай.

—  Конечно, белый! — воскликнул Переяслав. — Мое счастье всегда со мной. Вынь и посмотри, какой остался в сосуде. Там должен остаться крас­ный.

Вынули из чаши камень. Никто, кажется, не дышал, пока его вынимали. Даже царь Косарь, и тот чуть не задохся.

—  Гляди! — радостно воскликнул Переяслав. Глашатай положил на ладонь вынутый камень и громко объявил всем:

—  Остался — красный.

Гром рукоплесканий встретил этот ответ. Хло­пали в ладоши знатные гости, хлопали посланники соседних царей и ханов, хлопали придворные сви­детели, кричали и стучали радостно зрители и дру­жина. А царь Косарь сидел и глядел, точно не пони­мал ничего: глядел направо, глядел налево и видел только одно, что все радуются и что теперь уже ничего не поделаешь:

—  Напредсказал, собака-звездочет! Зоренька бросилась отцу на шею и, рыдая от счастья, целовала его и обливала слезами.

Палач развязал цепи и с грохотом бросил их на помост.

Переяслав под звуки труб и новых рукоплеска­ний сошел с помоста и направился прямо к Зореньке, взял ее за руку и громко спросил Косаря:

—  Отвечай при всем народе: отдашь ли мне ясную Зореньку в жены?

Опять все затихло. Все глаза устремились на них троих.

Царь Косарь снял шапку, почесал затылок и молча положил Переяславу обе руки на плечи и трижды поцеловался с ним. И, когда целовался, успел шепнуть, чтобы никто другой не слышал:

—  Ну и хитер же ты, зятюшка! Переяслав ему в ответ тоже шепнул, когда целовался:

—  Ну и ты, батюшка, тоже не промах! На том и покончили.

Объявили помолвку, гостей пригласили и вскоре сыграли веселую свадьбу. Зореньке казалось, что счастливей ее нет никого на свете. И царь Косарь был доволен зятем, но все же не мог примириться с мыслью, что тот у него «переял славу» самого умного человека на свете.

—  На то он и Переяслав! — сказал Косарю однажды звездочет, с которым они опять встрети­лись после охоты. — Погоди, он у тебя еще и не то переймет! Всему свое время!

Царь Косарь ему ответил:

—  Ну, это ты по печным горшкам так видишь, а не по звездам!

Однако домой он вернулся не в духе и весь вечер покряхтывал и почесывал затылок, а ночью плохо спал и все думал: «Ах, звездочет-лиходей! Ах, собачий ты сын, чего напредсказал ты на мою голову!»

Николай Дмитриевич Телешов

Вернуться на предыдущую страницу

Зоренька

V

Поутру пришли опять гусляры. Никого в саду в это время не было. Мамка Лукерья уселась чулок вязать, а Зоренька велела слепцу петь вчерашнюю песенку.

Зазвенели гусли, запел старик.

Зоренька растрогалась, чуть не плачет. Вдруг видит, что слепой глядит на нее молодыми  радост­ными глазами. А потом сдернул с себя седую бороду, скинул шапку с белыми пришитыми воло­сами и шепчет ей:

—  Красавица!.. Зоренька!.. Осчастливь: будь моей суженой, моей любимой!

Вспыхнула в ответ Зоренька; задрожало у нее сердце, и руки, и ноги... Глядит — и глазам не верит...

Подняла глаза и Лукерья: почему пение вдруг прекратилось? Взглянула — да как заревет благим матом:

—  Батюшки-светушки!.. Разбойники, мошен­ники!

Но Зоренька скорей зажала ей рот рукой.

—  Тише, тише! Что ты, мамушка! Или ты гибели желаешь молодым певцам?

Не знает Лукерья, что теперь делать. Закри­чать — всех погубить; молчать — себя погубить. Насилу отдышалась с перепугу.

А Зоренька все уговаривает:

—  Не кричи, мамушка. Пожалей молодцов. Первым спохватился горбатый. Опять забренчал он громко на гуслях и запел разудалую песню, будто ни с кем ничего и не случилось.

—  Ступайте! Ступайте вы от греха! — зашеп­тала Лукерья, а сама от волнения еле дышит. — Ступайте с глаз долой! Ну вас совсем!

И певцы ушли. Только не сразу. Обещали ма­мушке хороший подарок, когда приедут на днях свататься, а после свадьбы любовь и почет и всякое уважение.

—  Да какая там свадьба! — сказала на это Лукерья. — Или не знаете вы условий царя Косаря?

—  Знаю я условия царя Косаря! — воскликнул бывший слепец. — Я верю в свое счастье, и прекрасная Зоренька будет моей женой! А если не будет, так мне и жизни не надо!

Стала уговаривать и Зоренька не тянуть жре­бия: никто не вынимал ничего, кроме смерти.

—  Пожалей себя, юноша! Не сватайся за меня, несчастную.

Потом заплакала и сказала:

—  А я тебя никогда не забуду!

Но как ни убеждала его отказаться от сва­товства, юноша знать ничего не хотел.

—  Будешь, Зоренька, будешь женой моей любимой! Никому теперь не уступлю тебя. И ка­мень я вытяну непременно счастливый!

Измучилась Зоренька. Сердце ее терзалось от жалости. Ведь погибнет ни за что молодец, а белого камня не вытянет. А почему?.. Да потому, что царь Косарь кладет в сосуд оба камня красные: какой ни возьми — все равно смерть. Долго не решалась она сказать это юноше. Сказать такое дело про родного отца!.. Как ни мучилась, как ни боялась, а все-таки решилась и сказала.

—  Оба красные? — омрачился юноша и на миг заколебался: как быть?

Потом вдруг воскликнул:

—  Тем лучше!

Все с удивлением поглядели на него. А он под­твердил:

—  Если оба камня красные, тогда без ошибки скажу: уж теперь, Зоренька, будешь ты наверно моею невестой!

Он был так рад, так сияло его молодое лицо, точно он услышал не ужасную новость, а самое приятное известие.

—  До завтра, Зоренька!.. До завтра, милая мамушка Лукерья! Помните вашего верного и сча­стливого Переяслава!

И оба гусляра поспешно удалились.

Зоренька

IV

Так и повелось это далее. Когда приезжал кто-нибудь свататься, ему объявляли условия — и он либо бежал без оглядки, покуда цел, либо тянул жребий и погибал в глубине реки. Вытащить свет­лый камень никому не удавалось.

—  Что, звездочет? — радовался Косарь и мыс­ленно торжествовал над пустынником. — Не на то небо ты, знать, глядел, когда мою судьбу видел. По печным горшкам, знать, предсказывал, а не по звез­дам!

Но прекрасная ясная Зоренька становилась все грустней. Жалко ей было удалых молодцов, кото­рые гибли из-за нее безрассудно, да и самой было скучно жить в одиночестве, с бабками да с мам­ками, с шутихами да с приспешницами.

Загрустила Зоренька. Ни на какое веселье не отзывается. Мамка Лукерья все средства перепро­бовала; наконец, привела во двор двух гусляров; один был старый и слепой, другой, поводырь, хоть и молодой, но горбатый, точно на спине у него куль овса под одеждой. Заблудились певцы, потеряли дорогу, а поют хорошо и жалостливо, обещают петь и веселого сколько угодно, — вот и привела их Лукерья; усадила, напоила и позвала Зореньку по­слушать.

Дивные песни знали гусляры. Поют как будто печальное, даже слезы на глаза иногда набегают, а на душе от них хорошо и легко. Что за чудеса такие!.. А когда веселое запоют, так и начинают у всех ноги притопывать, руки шевелиться, плечи подергиваться...

Понравились Зореньке гусляры.

Велела она прийти им еще раз назавтра.

На прощанье, пока мамку Лукерью горбач забавлял и смешил россказнями, слепой старик про­пел Зореньке такую песню, что она слушала и дивилась. Пел ей старик о храбром юноше, который нарядился нищим слепцом и пошел с гуслями в дом красавицы девушки, чтоб полюбоваться ее красо­той, и, когда увидел, полюбил ее на всю жизнь. А поутру пришел к родителям свататься. И были они с той поры счастливы до самой смерти.

Не знала Зоренька, на что и подумать.

Певцы поклонились и поплелись на ночлег под навес на скотном дворе. Обещались завтра еще попеть и позабавить.

Они ушли, а Зоренька так свою думу и не доду­мала. Когда уже все спать полегли и кругом все затихло, отворила она окошко в сад, в тихую теплую душистую ночь, и долго стояла и слушала соловья, а сама все думала о чем-то несбыточном, вздыхала тайком от самой себя, и казалось ей, что она спит и что все это во сне, а наяву ничего не было — ни старика слепца, ни песни его про сча­стливого юношу...

Зоренька

III

В назначенный час затрубили в трубы и начали собираться на свои места все участники. На по­мосте утвердили стол, а на столе золотой сосуд и покрыли его пеленой. Подошел и сел на свою крас­ную скамейку впереди помоста палач, бывший раз­бойник, здоровенный детина с засученными рука­вами и расстегнутым воротом рубашки. Но прежде чем сесть, он попробовал ногой доску, широкую и длинную, которая лежала одна поверх помоста и покачивалась на толстом бревне, точно весы или качели. Попробовал палач доску и успокоился.

Опять затрубили трубы, и вышел глашатай. Поднялся торжественно на помост, поклонился и громко заговорил:

—  По приказу царя Косаря опущены на дно сего сосуда два камешка, оба одинаковые; только один из них светлый, как божья роса, а другой алый, как кровь. Кто вытащит светлый камень, тому отдает царь Косарь в жены прекрасную свою Зореньку, а ежели вытянет алый камень, пусть не прогневается: того в тот же миг спустит палач с этой кручи прямо на дно реки. Если есть охотники посвататься, пусть подходят в очередь и попытают судьбу свою. Царь Косарь никого не неволит. А уж если кто подойдет да вынет из сосуда камешек, тому будет то, что сказано!

Затрубили опять трубы, и из радужного шатра вышел высокий молодой человек, одетый в празд­ничные одежды. С улыбкой подошел он к помосту и сказал глашатаю:

—  Я желаю попытать счастье!

—  Входи, — ответил глашатай.

Молодой человек поднялся на помост. С другого конца поднялся на помост палач. У зрителей силь­нее забились сердца.

Юношу поставили на самый конец доски, и она перестала качаться. С одного бока подошел к нему  палач с тяжелой железной цепью в руках, а с дру­гого бока подошел глашатай с золотым сосудом. Палач надел жениху на шею цепь и обвил ею грудь ему крест-накрест и завязал узлом на спине. А гла­шатай поднес сосуд и чуть приподнял пелену, чтобы могла только пройти в чашу рука.

—  Счастье либо смерть, — сказал он спокойно юноше. — Вынимай.

—  Конечно, счастье! — улыбаясь, воскликнул юноша и, зажмурив глаза, опустил по локоть руку на дно сосуда, где и выбрал роковой камень.

Все затаили дыхание, когда рука его под пеле­ною начала возвращаться из чаши.

Когда он высвободил руку и развернул ладонь, лицо его сразу побледнело и глаза словно останови­лись.

На ладони лежал красный камень.

Ничего не успел он еще и выговорить, как гла­шатай махнул пеленой в сторону палача. Палач изо всей силы рванул доску с другого конца — и юноша, опутанный железными цепями, не успев даже вскрикнуть, полетел с обрыва вниз, в глубо­кую реку, и только широкий круг по воде на мгно­вение указал место, где он упал.

Солнце сияло; чирикали вокруг птицы. И вновь затрубили трубы.

Из радужного шатра вышел другой молодой человек и сказал глашатаю:

—  Может быть, я буду счастливее. Глашатай положил обратно в сосуд красный камешек и ответил:

—  Может быть, будешь счастливее. А может быть, и не будешь. Вынимай. Увидим.

И со вторым юношей случилось то же, что с первым.

Когда  опять затрубили призывом трубы, из радужного шатра вышли сразу все оставшиеся там трое и сказали Косарю, что жребий отнимает очень много времени, что сегодня им недосуг и что они приедут в следующий раз вынимать камешки.

Царь Косарь своей выдумкой был очень доволен и сам себе весь вечер все говорил:

—  Ну и царь Косарь!.. Ну и умная голова!..

Зоренька

II

Вскоре явились новые — сразу пять человек. Даже жутко стало царю Косарю.

«А вдруг среди них и кроется тот самый, кото­рый умней меня и сильней меня? Что мне делать, как быть?»

Пригласил Косарь к себе женихов, накормил, угостил, да и говорит:

—  Были у нас недавно молодые люди, очень хорошие и храбрые. Так те битву между собой устроили, чтобы свататься лишь тому, который последний в живых останется.

Так и думал Косарь, что гости сейчас запылают, схватятся за мечи и пойдет потасовка. Но женихи отвечали спокойно:

—  Слышали мы про то. Слышали. Но ведь из боя можно выйти хромым, а хромые зятья не вся­кому нравятся.

Закусил Косарь себе ус, сидит думает, на жени­хов поглядывает и видит, что эти не так глупы, как прежние. И еще больше начал смущаться. Не мино­вать: есть среди них тот самый умник, которого надо бояться. Что же делать? Как их отвадить?

—  Все вы хороши и благородны, — сказал им Косарь. — Всякий из вас молод и храбр, и красавцы вы все один к одному. Как же мне рассудить теперь, кто из вас лучше, кто достойнее? Без боя не могу я решить этого. Не могу, стало быть, и дочь мою, Зореньку, выдать ни за кого из вас замуж.

Но и здесь женихи не смутились. Отвечают они так Косарю:

—  Если не решаешься ты, кого выбрать в зятья, то дай это сделать самой дочери своей, прекрасной Зореньке. Кого изберет она по сердцу себе, тому и быть женихом.

—  Вот еще выдумали! — рассердился Косарь. — Никогда такого порядка нигде не было и у нас не будет!

—  Ну, тогда жребий кинем. К кому судьба бла­госклонна, тому и быть женихом.

«Вот привязались! — подумал Косарь. — Ладно же! Покажу я вам ужо вашу судьбу. Останетесь довольны!»

И ответил им громко:

—  Хорошо. Будь по-вашему. На судьбу так на судьбу!

Молодые люди обрадовались: кто-нибудь из них все же станет женихом и мужем красавицы Зорень­ки! Поднялись они, громко заговорили. Лица их разгорелись, глаза заблестели, и радостям их не было бы конца, если б Косарь не придумал добавить маленькое условие.

—  На все согласны! — вперед решили они, не выслушав даже, в чем дело.

А дело было вот в чем. Ведь царская дочь — не копна сена, не мешок крупы, не овца из отары, чтобы ставить ее на жребий. Эдак соседние цари уважение к Косарю потеряют, скажут: единствен­ную дочь и ту замуж не сумел выдать. Поэтому — судьба судьбой, а достоинство достоинством.

—  Недешево только вам это обойдется, друзья мои. Вон первые женихи своей жизни не пощадили: на поединок вышли. Поэтому я так теперь решаю: кто хочет жребий тянуть, тому одно из двух пред­стоит: либо Зореньку в невесты, либо голову с плеч долой. А то мне будет зазорно перед соседями!

Разгорячились молодые люди, не сообразили они всей опасности и согласились.

На другой же день назначено было тянуть жре­бий.

На самом крутом берегу, высоко над рекой, на обрыве, выстроили помост, украсили его коврами, ширинками и цветами. Разбили возле помоста три шатра: посредине из золотой парчи для царя Косаря; по левую сторону его серебряный — для придворных свидетелей и по правую — радужный, для женихов. Дружинникам, гостям и зрителям отвели места на лугу, позади шатров, полукру­жием. А по ту сторону, где была самая кручь над рекой, стояла одинокая красная скамейка — для палача, чтобы сразу всякий видел, что собираются здесь не шутки шутить, а дело делать серьезное. Чтобы всякий знал, на что он идет: либо жениться, либо с кручи вниз головой валиться!