Как Ерэнсэ-сэсэн перехитрил бая
Один скупой бай нанял Ерэнсэ-сэсэна поработать денек.
— Какая плата тебя устроит? — спросил бай.
— Чем больше наработаю, тем больше гороха дашь, — ответил Ерэнсэ-сэсэн.
Обрадовался бай, подумав, что Ерэнсэ и полтора пуда гороха достаточно будет и привел его к себе.
Поработал Ерэнсэ на совесть, сделал все как надо, и вечером зашел к хозяину.
— Работу я, бай-агай, закончил. А бай отвечает:
— Сегодня, кустым*, не могу с тобой расплатиться, зайди завтра.
Пришел Ерэнсэ наутро, а бай опять от платы увильнул. Ерэнсэ-сэсэн подождал немножко и, когда бай со своим семейством сел завтракать, постучался в ворота. Выглянула в окно жена бая.
— Нету его, нет бая дома,— говорит.
— Вот и ладно,— говорит Ерэнсэ.— Дело-то у меня как раз к тебе, байбися. Отопри-ка ворота.
Но не отперла байбися. Ерэнсэ опять постучался. Выглянула в окно дочка бая.
— Нету их, ни отца, ни матери дома нет.
— Очень хорошо! — говорит Ерэнсэ-сэсэн. — У меня, красавица, как раз к тебе дело есть. Впусти-ка поскорей.
Но не впустила его байская дочь. Ерэнсэ — опять стучится. Выглянул в окно сын бая.
— Нету их, ни отца, ни матери, ни сестры дома нет.
— Хай, до чего же удачно получилось! — говорит Ерэнсэ. — Мне, егет, как раз с тобой надо поговорить. Открой ка быстренько!
Тут бай не вытерпел. Вышел, бранясь, во двор, сам отпер ворота.
— Чтоб ты, — бранится, — пропал! Ведь сказано тебе — никого из нас дома нет. Что еще нужно?
— Я нарочно пришел, пока вас дома нет, — ответил Ерэнсэ-сэсэн, проходя прямиком в дом. — А то ведь обеспокоил бы вас, завтрак ваш прервал. Чем, думаю, беспокоить людей, один позавтракаю.
Что баю делать? Стоит со своим семейством, глазами хлопает. А Ерэнсэ сел за стол, наелся досыта, потом отсыпал заработанный горох и ушел своей дорогой.
Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.
Ерэнсэ и бай
Жил встарь один егет, волосы у него были рыжие, поэтому и прозвали его Ерэнсясом*. Очень умный и очень хитрый он был. Кто бы ни поспорил с ним, оставался, говорят, в дураках.
Однажды решил Ерэнсяс мир повидать и себя показать. В пути встретился ему один бай.
— Кто ты и куда держишь путь? — спрашивает бай.
— Я — Ерэнсяс. Решил вот мир повидать и себя показать, — отвечает Ерэнсяс. — А сам ты кто и куда направляешься?
— Я — бай из такого-то города, — отвечает бай. — Еду в далекое путешествие. Ты назвался Ерэнсясом. Не тот ли ты Ерэнсяс, что всякого, кто с ним поспорит, будто бы оставляет в дураках?
— Тот самый.
— Ага! Хотел бы я посмотреть, как ты, голодранец, оставишь в дураках меня! Сам я сообразительный, а жена у меня благочестивая. Не будь я баем, который носит вот эту шапку и ездит на этом аргамаке, коли проиграю тебе! — говорит бай.
— Не спеши, бай, не спеши! — отвечает Ерэнсяс. — Каждому делу — свой срок. Сейчас ты путешествуешь. Будем живы-здоровы, так еще встретимся. Тогда и посмотрим, кто сообразительней. А пока мы оба — путники. Грешно задерживать путника в дороге, путнику надлежит продолжать свой путь.
Сказав так, Ерэнсяс повернул в одну сторону, бай — в другую.
Ехал Ерэнсяс, ехал, расспрашивал встречных, и доехал до города, названного баем. Решив: «По хозяину и дом», — высмотрел богатый с виду дом, попросился на постой.
— Мужа дома нет, уехал путешествовать, ладно, поживи до его возвращения, — сказала хозяйка.
Выходило по всему, что это — дом того самого бая. Были у хозяйки дочь и сын, очень похожие на него.
Живет, значит, Ерэнсяс у байбиси. Погуляет по городу, хозяйкиных угощений отведает, опять погуляет и опять — за стол. Был он лицом довольно-таки красивый, а в городе, когда приоделся, и вовсе похорошел. Байбися возьми да и прилепись к нему! Стали они вскоре жить, как муж с женой.
А срок возвращения бая все ближе и ближе. Ерэнсяс говорит байбисе:
— Когда муж твой приедет, скажешь, что я — сапожник.
— Ладно, — отвечает та.
И вот Ерэнсяс, человек, сроду не державший сапожного молотка, приготовил кожу, дратву, шило, гвозди, переоделся в одежду поплоше и принялся в хозяйственной половине — тук да тук — тачать сапоги.
Приехал бай. Жена прикинулась обрадованной, вокруг него вьется.
— Без тебя, — говорит, — я сапожника наняла. И сапоги нужны, и ката* нужны. Чем к городским сапожникам ходить, лицо чужим мужчинам показывать, пусть, думаю, у нас дома тачает. Что ты на это скажешь?
— Очень хорошо сделала, — отвечает бай, — пускай у нас тачает.
А Ерэнсяс, прислушиваясь к их разговору, думает: «Ага, сел, бай-агай, в лодку без дна? Что, интересно, ты скажешь, когда я сдеру с тебя втридорога за никудышные сапоги?»
Недельку спустя принес Ерэнсяс баю кое-как сшитые сапоги и, отчаянно поторговавшись, содрал с него втридорога. Потом скинул с себя одежду сапожника, превратился в нарядного егета и говорит:
— Теперь, бай-агай, снимай шапку, выводи аргамака. Ну, а звание бая пусть уж за тобой останется.
Тут вспомнил бай встречу в пути и все понял. Начало его бросать то в жар, то в холод, на лбу пот выступил, руки затряслись. Но делать нечего, пришлось и- шапку отдать, и аргамака.
Вот так Ерэнсэс выставлял баев на посмешище. За острое слово и хитрый ум стали называть его Ерэнсэс-сэсэном*, а позже чуть короче — Ерэнсэ-сэсэном.
Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.
Как Ерэнсэ-сэсэн невесту для сына искал
Жил в давние времена старый сэсэн по имени Ерэнсэ. Был у него сын. Вырос сын, пришло время женить его. Он сам завел речь об этом.
— Отец, пришла пора, жени меня.
— Хорошо, — отвечает старик Ерэнсэ, — я подыщу тебе невесту, но с одним условием. Если выдержишь то, что я задумал, во какая будет у тебя жена!
Сын не долго думая согласился.
На другой день запряг Ерэнсэ лошадь, посадил сына и повез в соседний аул. Там заехал к знакомому чаю попить, рассказал о своем деле и спрашивает:
Ну как, найдется у вас подходящая невеста?
— Хей, как не найтись, найдется! — отвечает знакомый и называет пять-шесть домов с невестой
Напившись чаю, запряг опять Ерэнсэ лошадь посадил сына и подъехал к одном из домов указанных знакомым. Подъехав, соскочил с телеги и давай хлестать сына кнутом. Хлещет и хлещет, только держись! Выбежала из дома девушка, спрашивает:
— Дедушка, а дедушка, за что сына бьешь? А Ерэнсэ:
— За послушание.
— Бэй, разве человека бьют за послушание? — удивляется девушка. — Ведь послушный — значит, умный
— Айда, сынок, дальше не вышло у нас тут дело, — говорит Ерэнсэ и поворачивает лошадь к другим воротам Подъехав, останавливается и опять лупит сына Опять выбегает девушка, задает тот же вопрос, а Ерэнсэ дает тот же ответ.
— Ах, дедушка, зачем мучаешь сына? — удивляется девушка. — Ведь это хорошо, что он послушный!
— Ладно, сынок, поехали дальше, — говорит Ерэнсэ, перестав лупить сына, — и тут нет нашей доли. Но ничего, найдем.
Остановился у третьих ворот и опять начал хлестать сына. Хлещет и хлещет. Тут распахнулось окно, высунулась девушка.
— Дедушка, за что сына бьешь?
— Да очень послушный, вот за это бью. Засмеялась девушка.
— Ну и правильно! — говорит. — Бей, дедушка, сильней. Уже егетом стал, хватит ему только чужим умом жить, пора и свой иметь.
Сказала так и захлопнула окно. Ерэнсэ улыбнулся, подмигнул сыну. — Слыхал? Выгорело дело! Вот ее для тебя я искал. И высватал, говорят, эту девушку за сына.
Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.
Как Ерэнсэ-сэсэн гусей делил
Заглянул Ерэнсэ-сэсэн к одному баю, а бай с женой, два их сына и две дочери сидят за столом в растерянности.
— Что это вы так приуныли? — спрашивает Ерэнсэ-сэсэн.
— Да вот, Ерэнсэ, сварили на шестерых пять гусей, а как поделить их, чтобы всем досталось поровну, не знаем.
— Коль вы окажете мне такую честь, с вашего разрешения я могу поделить, — сказал Ерэнсэ-сэсэн. — Только мне понадобится чистый мешок.
Младшая дочь бая быстренько принесла мешок. Ерэнсэ пересчитал вслух гусей, потом пересчитал сидевших за столом и принялся делить. Подал одного гуся баю и говорит:
— Ты, бай-агай, жил с женой душа в душу, дай вам аллах и дальше так жить. Вам на двоих — один гусь. Посчитайте-ка: два да один — сколько будет?
— Три будет, Ерэнсэ, три.
Второго гуся Ерэнсэ подал сыновьям бая.
— Вас было двое, а с гусем стало — трое. Правильно говорю?
— Правильно, трое нас стало.
Еще одного гуся Ерэнсэ подал дочерям бая.
— Вот и вас стало трое. Так?
— Так, Ерэнсэ, так.
Оставшихся гусей Ерэнсэ придвинул себе.
— Два гуся да я — нас тоже трое. Получилось всем поровну, кругом — по-трое, верно?
— Верно, верно, — отвечают те.
Ерэнсэ-сэсэн аккуратненько положил двух гусей в мешок, перекинул мешок через плечо и ушел своей дорогой.
Когда шел он по улице, увидел его в окно другой бай и позвал:
— Загляни-ка, Ерэнсэ, дело есть.
Заходит Ерэнсэ в байский дом и видит: тут тоже бай с женой и детьми за столом сидит, а на столе, на подносе, лежит гусь.
— Вот, Ерэнсэ, коль сумеешь разделить этого гуся по справедливости, чаем тебя напою, — говорит бай.
Засучил Ерэнсэ рукава, взял гуся, повертел и так и сяк, осмотрел со всех сторон и начал делить. Отрезал голову, протянул баю:
— Это, бай-агай, тебе, главе семейства. Затем отрезал шею гуся.
— А это, байбися, тебе. Муж в доме — голова, жена — шея.
Отрезал Ерэнсэ ножки гуся и отдал сыновьям бая.
— Это, — говорит,— вам. У егетов должны быть крепкие ноги, чтобы весь свет смогли обойти, других повидать и себя показать.
Крылышки достались дочерям бая.
— Вам, девушки, по крылышку, чтобы поскорее нашли суженых и улетели из родного гнезда.
Так Ерэнсэ оделил всех.
— Каждый из вас получил свою долю, эта часть — лишняя, придется мне ее взять, — сказал Ерэнсэ, взял туловище гуся и ушел.
Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.
Ерэнсэ-сэсэн и хан
Жил в прежние времена человек по имени Ерэнсэ-сэсэн. Был он очень находчив и до того щедр, что всякого, кто бы ни зашел к нему, — старый ли, малый ли, — привечал и непременно угощал. И пошла о нем слава.
Дошла молва о нем до хана.
— Как бы мне этого Ерэнсэ-сэсэна повидать? — говорит хан. — Больно уж его хвалят.
И решив повидать Ерэнсэ-сэсэна, сел хан на коня, отправился в путь. Едет он, едет и думает: «Когда я к нему приеду, он ведь спросит, кто я такой. Что я ему отвечу? Постой-ка, скажу, что я — друг его прапрадеда». Приготовив такой ответ, успокоился хан. Думает: «Коли я так ему скажу, он окажет мне почести».
Вот доехал хан до ворот Ерэнсэ-сэсэна, и едва вошел во двор, как Ерэнсэ выбежал навстречу.
— Айдук, айдук*! — говорит. — Милости прошу, заходи в дом.
Завел в дом, посадил на почетное место. Завязав беседу, спрашивает:
— Кто ты будешь?
— Я, — отвечает хан, — друг твоего прапрадеда. «Врешь, плут, — думает Ерэнсэ-сэсэн. — Не мог ты знать моего прапрадеда, слишком для этого молод». Тут догадался он, кто его гость, пошел в другую половину и сказал жене:
— Ты никакой еды не подавай, а налей в суповую чашу чистой воды и принеси нам.
Налила жена полную чашу чистой воды и поставила перед ними.
— Ну, давай, дорогой гость, пообедаем, — говорит Ерэнсэ, зачерпнув ложкой воду. — Придвинься поближе, угощайся.
И сидит, хлебает воду. Хану тоже пришлось хлебать воду, но не выдержал хан, спрашивает:
— Это что же за еда?
— Что, спрашиваешь, за еда? Это — суп из прапразайчатины.
Таким вот образом ответил Ерэнсэ на хитрость хана. Уехал хан не солоно хлебавши и думает, как бы отомстить. Думал, думал и надумал. «Постой-ка, — говорит сам себе, — поручу-ка ему одно дело. Не выполнит — голову отрублю». Заело его, значит, а раз он хан, то и голову отрубить в его власти.
Надумав так, вызвал хан Ерэнсэ-сэсэна. Ну, раз вызвал, приехал Ерэнсэ. Хан говорит ему:
— Вот даю тебе сорок баранов. Я к тебе приеду. — И называет день и час, когда приедет. — Сделай так, чтобы к моему приезду бараны объягнились и стало их восемьдесят. Не сделаешь — голову тебе отрублю.
Ерэнсэ и так, и эдак прикинул, но ответа не нашел. Пришлось гнать баранов к себе. Пригнал их в свой двор, зашел домой, сидит, пригорюнившись. А жены в это время дома не было. Но вскоре пришла она и спрашивает:
— Ты что пригорюнился? О чем задумался?
— Да вот, — отвечает Ерэнсэ-сэсэн, — дал мне хан сорок баранов. «Сделай, — говорит, — так, чтобы они объгнились и стало их к моему приезду восемьдесят, а не сделаешь — голову отрублю». Вот об этом я и задумался.
— Хей, не горюй, не ломай голову из-за пустяка, — говорит жена и подает ему нож с точильным камнем. — На-ка, наточи нож.
Наточил Ерэнсэ нож.
— Иди, — говорит жена, — зарежь самого упитанного барана. Гостей позовем.
Ерэнсэ зарезал хорошего, самого упитанного барана, освежевал, разрубил мясо и, положив в котел вариться, позвал в гости соседей. Угостили хозяин с хозяйкой гостей на славу и проводили, дав каждому трех-четырех, а то и пять или шесть баранов. Ни одного барана во дворе не осталось.
Ладно. Подошел срок, названный ханом. Ждут его. Жена говорит мужу:
— Ты сиди дома, я сама выйду навстречу. Когда подъедет — завопи дурным голосом.
— Будь по-твоему, — отвечает Ерэнсэ.
Подъехал хан, не задержавшись ни на час, ни на минуту. Только подъехал — ворота распахнулись. Только
повернул хан во двор — из дому послышался вопль.
— Это кто там вопит? — спрашивает хан.
— Ерэнсэ.
— С чего это он вопит?
— Он, мой хан, рожает — все никак не разродится.
— Так разве ж мужчины могут рожать?
— А бараны могут ягниться? — отвечает женщина.
— Ах, вот оно что! — сказал хан и отправился восвояси.
Но все еще не угомонился хан. Надо же как-то придраться и отрубить Ерэнсэ голову, зло сорвать. Вызвал он опять Ерэнсэ-сэсэна. Вызвал и спрашивает:
Ну-ка, Ерэнсэ, скажи, где в июне месяце мух нет. Должно быть, допекли его мухи, хочет построить дом в таком месте, где они не будут надоедать.
— Где нет людей, там и мух нет, — отвечает Ерэнсэ.
— А где людей нет?
— Во-он на той горе.
— Давай сходим туда, коли так, — говорит хан.
Повел его Ерэнсэ, ведет то в гору, то с горы. Запыхался хан, жирный он был, хан-то. А Ерэнсэ идет и идет, — мол, не дошли еще, вот-вот дойдут. Совсем обессилел хан. Наконец, поднялись еще на одну гору, и Ерэнсэ сказал:
— Вот та самая гора.
Сели передохнуть. Хан дышит тяжело, весь в поту. Сидит, прислушивается, не зажужжит ли муха. И вдруг — бз-з-з... Опустилась муха ему на грудь.
— Ты сказал — мух тут нет, а вот она — муха! — кричит хан.
— Я сказал — где нет людей, там и мух нет, — отвечает Ерэнсэ. — А мы с тобой не люди — собаки, что ли?
Так Ерэнсэ, измаяв хана, опять взял верх. С тех пор хан больше уже не пытался перехитрить его.