О том, как буря перевесила вывески

В стародавние времена, когда дедушка был еще совсем маленьким мальчиком и разгуливал в красных штанишках, красной курточке с кушаком и шапочке с пером, — а следует вам сказать, что тогда детей именно так и одевали, когда хотели их нарядить, — так вот в те датские, далекие времена все было совершенно иначе, чем теперь.

Ведь какие, бывало, торжества устраивались на улицах! Нам с вами таких уже не видать: их давным-давно отменили, так как они, видите ли, вышли из моды. Но до чего же занятно теперь послушать дедушкины рассказы об этом — вы и представить себе не можете.

Что это было за великолепие, когда, скажем, сапожники меняли помещение цеха и перекосили на новое место цеховую вывеску. Во главе процессии величественно развевалось шелковое знамя с изобра­жением большого сапога и двуглавого орла. Младшие подмастерья торжественно несли заздравный кубок и большой ларец, а на руках у них развевались по ветру красные и белые ленты. Старшие подмастерья держали в руках обнаженные шпаги с насаженными на острия лимонами. Музыка гремела так, что небо сотрясалось, и самым уди­вительным инструментом в оркестре была «птица» — так называл дедушка длинный шест, увенчанный полумесяцем и обвешанный все­возможными колокольчиками и бубенчиками, — настоящая турецкая музыка! Шест поднимали и раскачивали из стороны в сторону, коло­кольчики звенели и бренчали, а в глазах просто рябило от золота, серебра и меди, сверкавших на солнце.

Среди всех бежал арлекин* в костюме из разноцветных лоскутков: лицо у него было вымазано сажей, а колпак увенчан бубенчиками — ни дать ни взять лошадь, запряженная в сани! Он размахивал палкой вправо и влево, но это была палка-хлопушка: она только громко хлопала и пугала людей, а вреда от этого никому не было. Люди толпились и толкались, стараясь протиснуться, одни — вперед, дру­гие — назад; мальчишки и девчонки спотыкались и летели прямо в канаву, а пожилые кумушки отчаянно работали локтями, сердито озирались по сторонам и отчаянно бранились. Всюду слышались говор и смех. Люди стояли на лестницах, высовывались из окон, а некото­рые даже забирались на крышу. На небе ярко светило солнышко. Правда, случалось, что на процессию покапает небольшой дождичек, но ведь дождь крестьянину не помеха: пусть хоть весь город насквозь промокнет, зато урожай будет богаче!

До чего хорошо рассказывал наш дед, просто заслушаешься. Ведь еще маленьким мальчиком он сам все это видел своими глазами. Старший цеховой подмастерье всегда залезал на помост, построен­ный под самой вывеской, и говорил речь — да не как-нибудь, а в стихах, словно по вдохновению. Впрочем, тут и вправду не обходи­лось без вдохновения: ведь речь он сочинял вместе с двумя друзьями, и работу они начинали с того, что осушали целую миску пунша, — для пользы дела, конечно. Народ встречал эту речь криками «ура». Но еще громче кричали «ура» арлекину, когда он также вылезал на помост и передразнивал оратора. Все хохотали до упаду, а он попивал себе мед из водочных рюмок, а рюмки швырял в толпу, а люди ловили их на лету. У дедушки была такая рюмочка: ее поймал какой-то штукатур и подарил ему на память. Да, вот это было веселье так веселье! А вывеска, вся в цветах и зелени, красовалась на новом месте.

«Такого праздника не забудешь, хоть до ста лет живи», — говорил дедушка. Да он и вправду ничего не забыл, хотя каких только не перевидал празднеств и торжеств на своем веку. Много кое-чего мог он порассказать, но забавнее всего рассказывал о том, как в одном большом городе перевесили вывески.

Дедушка был еще совсем мальчиком, когда приехал с родителями в этот город, самый большой в стране. На улицах было великое множество народу, и дедушка даже подумал, что здесь тоже будут торже­ственно переносить вывески, которых, к слову сказать, здесь оказа­лось полным полно, — сотни комнат можно было бы заполнить этими картинами, если бы вывески вешали внутри дома. На вывеске порт­ного было изображено разное платье, и если бы он захотел, то мог бы перекроить даже самого неказистого человека в самого красивого. А на вывеске торговца табаком — хорошенькие мальчики с сигарами в зубах, эдакие озорники! Были тут вывески с маслом и селедками, были вывески с пасторскими воротниками и гробами, а сколько по­всюду висело объявлений и афиш — видимо-невидимо! Ходи себе целый день взад и вперед по улицам да любуйся сколько душе угодно на эти картинки; заодно узнаешь, что за люди живут на улице, — ведь они сами вывесили свои вывески.

—  К тому же, — говорил дедушка,— когда попадаешь в большой город, и полезно и поучительно знать, что кроется за толстыми ка­менными стенами домов.

И надо же было, чтобы вся эта кутерьма с вывесками приключи­лась как раз в тот день, когда в город приехал дедушка. Он сам рассказывал об этом, и очень складно, хоть мама и уверяла, что он морочит мне голову. Нет, на этот раз дедушка говорил всерьез.

В первую же ночь, как он появился в городе, здесь разыгралась страшная буря, до того жуткая, что такой ни в газетах никогда не описывали, ни старожилы не помнили. Ветер срывал черепицу с крыш, трещали и валились старые заборы, а одна тачка вдруг взяла да покатилась по улице, чтобы убежать от бури. А буря бушевала все сильнее и сильнее, ветер дико завывал, ревел и стучал в ставни, стены и крыши. Вода в каналах вышла из берегов и теперь просто не знала, куда ей деваться. Буря неслась над городом, ломала и уносила трубы. А сколько старых высокомерных церковных шпилей согнулось в эту ночь — просто не сосчитать! И они так никогда и не выпрямились.

Перед домом почтенного брандмайора**, появившегося на пожар, когда от строения оставались только головешки, стояла караульная будка, — так вот, буря почему-то захотела лишить его этого скромно­го символа пожарной доблести и, опрокинув будку, с грохотом пока­тила по улице. Как ни странно, будка остановилась перед домом бедного плотника — того самого, который во время последнего пожара вынес из огня трех человек, — да так и осталась там стоять, но, конечно, без всякого умысла.

Вывеску цирюльника — большой медный таз — ветер швырнул на подоконник дома советника юстиции. Вот это уж было сделано явно не без умысла, поговаривали соседи, ибо все-таки, даже самые близ­кие приятельницы его жены, называли госпожу советницу «бритвой». Она была такая умная, такая умная, что знала о людях куда боль­ше, чем они сами о себе знали.

А вывеска с вяленой треской перелетела на дверь редактора одной газеты. Подумать только, какая нелепость! Буря, как видно, не знала, что с журналистами шутки плохи: ведь в своей газете он сам себе голова, и никакой закон ему не писан.

Флюгерный петух перелетел на крышу соседнего дома, да так там и остался, — тоже с каким-то злым умыслом, конечно, так говорили соседи. Бочка бондаря очутилась под вывеской «Дамские моды». Ме­ню, висевшее у входа в кухмистерскую, ветром перенесло к подъезду театра, в который редко кто захаживал. Ничего себе, забавная пол­училась афиша: «Суп из хрена и фаршированная капуста». И публика валом повалила в театр.

Лисья шкурка с вывески скорняка повисла на шнурке колоколь­чика у дверей одного молодого человека, который исправно ходил в церковь, вел себя тише воды, ниже травы, стремился к истине и всем служил «примером», по словам его тетки.

Доска с надписью «Высшее учебное заведение» сказалась на биль­ярдном клубе, а на самом учебном заведении появилась вывеска де­тского врача: «Здесь дети приучаются к бутылочке». И вовсе это не было остроумно, а просто невежливо! Но уж если буря захочет как-нибудь накуролесить, так натворит непременно, и ничего ты с ней не поделаешь.

Да, ну и выдалась же ночка! Наутро — только подумайте! — все вывески в городе поменялись местами, а кое-где получилось такое безобразие, что дедушка, уж как ни хотелось ему рассказать об этом, только помалкивал да посмеивался про себя,— я это сразу заметил, — а значит, на этот раз у него уж что-нибудь было на уме.

Каково же было жителям этого города, а особенно приезжим! Они совершенно запутались и ходили как потерянные. Да иначе и быть не могло: ведь они привыкли искать дорогу по вывескам! Например, кто-нибудь хотел попасть на заседание деятелей, обсуждающих важ­нейшие государственные вопросы, а попадал в школу к мальчишкам, которые изо всех сил старались перекричать друг друга, да и только что не ходили на головах.

А были и такие, что из-за вывески вместо церкви попадали — о ужас! — в театр.

Теперь подобных бурь больше не бывает: такую только дедушке довелось увидать и то, когда он был еще мальчишкой. Да и вряд ли такая буря повторится при нас, разве что при наших внуках. А мы дадим им благой совет: «Пока буря меняет вывески, посидите-ка лучше дома».

* Арлекин — шут.
** Брандмайор — начальник пожарных частей города.

Библиотека зарубежных сказок в 9 т. Т. 1: Для детей: Пер. с дат./ Ханс Кристиан Андерсен; Сост. Г. Н. Василевич; Худож. М. Василец. — Мн.: Мал. пред. "Фридригер", 1993. — 304 с.: ил.