Хозяин и работник

Да будет бог милостив и к вам и к двум братьям, о которых сказ пойдет.

Жили-были два брата бедняка.

Задумались они однажды, стали голову ломать - чем бы таким заняться, чтобы семью прокормить. И решили: младшему брату оста­ваться при хозяйстве, старшему - в работники к богачам идти и что заработает - домой отсылать.

Так и сделали.

Младший брат остался дома.

Старший подрядился к богачу работать, до весны, до первого кукушкиного крика.

Одно только смутило старшего брата: неслыханное условие поста­вил богач: «Если, - сказал он, - рассердишься хоть раз за это время - платишь мне тысячу рублей. Если я рассержусь - я плачу».

- Где же это я тысячу рублей возьму? - засомневался старший брат.

- А ты вместо этого десять лет даром на меня поработаешь, - предложил богач.

Парень поначалу испугался необычного уговора, потом подумал: не стану я сердиться ни на что - и все тут, а ежели богач рассердит­ся - пусть на себя пеняет, сам ставил условие.

Согласился старший брат, стал работником у богача. На следующее утро, чуть свет, хозяин поднимает работника - отправляет его в поле.

- Иди, - говорит, - коси, покуда светло. Стемнеет - вернешься.

Работник уходит, целый день на хозяйском поле косит и вечером, усталый, возвращается домой.

Хозяин выходит ему навстречу:

- Ты зачем это вернулся? - спрашивает.

- А солнце ведь зашло.

- Нет, так не пойдет. Я тебе что сказал - коси пока светло. Солнце-то, верно, зашло, но гляди: его братец-месяц на небе, чем он хуже светит?

- Это как же? - удивляется работник.

- Что, уже сердишься? - спрашивает хозяин.

- Не сержусь, говорю только, что устал, передохну вот ма­лость... - стал заикаться перепуганный работник и возвратился на поле.

Всю ночь косит он на хозяйском поле - пока месяц с неба не скрывается. Но только месяц заходит - солнце тут как тут - заступает на его место. Работник без сил валится на землю.

- Пропади пропадом твое поле! - кричит он в сердцах. - И хлеб, которым кормишь! И заработок, который даешь!

- А ты сердишься, я вижу, - словно из-под земли вырастает хозяин. - А раз сердишься - напоминаю тебе про уговор, чтоб не гово­рил, что беззаконно с тобой обошлись.

И требует, чтобы работник уплатил, согласно уговору, тысячу рублей или же работал на него десять лет даром.

Работник приходит в отчаяние - денег нет, чтобы отдать и душу освободить, а отслужить у такого человека - дело не из легких. Думает он, думает, под конец дает богачу расписку на тысячу рублей и при­горюнившись возвращается с пустыми руками домой.

- Ну, рассказывай, - говорит младший брат, - где был, что де­лал.

И старший садится и все, как было, рассказывает без утайки.

- Ничего, - говорит младший брат, - не горюй. Теперь ты оста­вайся дома, а я пойду поработаю.

Приходит младший брат- нанимается работать к тому же богачу.

Богач ставит свое условие: ежели работник рассердится до весны, до первого кукушкиного крика - платит тысячу рублей или же десять лет бесплатно на него работает, а ежели он, богач, рассердится - пла­тит он работнику тысячу рублей и отпускает его на все четыре сто­роны.

- Мало, - говорит младший брат, - ежели ты рассердишься - ты две тысячи платишь, рассержусь я - плачу две тысячи я. Или же работаю на тебя двадцать лет даром.

- Согласен, - радуется богач.

И вот уже младший брат - работник у богача.

Наступает утро, занимается заря, а новый работник и не думает вставать. Хозяин то и дело заходит - смотрит: спит работник крепким сном.

- Эй, парень! Вставай, время к обеду идет! Эй!

- Уж не сердишься ли ты? - поднимает голову работник.

- Вовсе не сержусь, - пугается хозяин, - говорю только: в поле бы пойти, покосить немного...

- А, ну ежели так, сейчас оденемся и пойдем, спешить нам не­куда.

И начинает не спеша надевать постолы. Хозяин то и дело захо­дит - смотрит; работник все с постолами возится.

- Скоро ты свои постолы наденешь?!

- Сердишься вроде? - спрашивает работник.

- Что ты, что ты... Я только хотел сказать, как бы нам в поле не опоздать...

- А, ну это дело другое, а то ведь уговор.

И пока работник надевает постолы, да пока они с хозяином на поле приходят, время и впрямь к обеду идет.

- Кто же в такое время работает, - говорит работник, - смотри, все люди обедают, надо и нам подкрепиться, там уж и за работу можно...

Садятся, обедают.

После обеда работник говорит: «Люди мы работящие, после обе­да передохнуть не мешает -верно?» - и, зарывшись лицом в траву, спит до вечера.

- Вставай, стемнело уже! - вопит разъяренный хозяин. - Все давно со своих полей домой ушли, одно наше поле осталось. Да кто же это тебя ко мне послал! Чтоб тому шею переломило! Будь проклят твой хлеб! Подавись своей работой!

- Ты как будто сердишься, - потягиваясь, садится работник.

- Кто сердится - я говорю, стемнело, домой пора.

- А, ну это ничего, а то ведь уговор - беда тому, кто рассер­дится...

Приходят они домой. А дома - гости.

Посылает хозяин работника - поди, говорит, овцу зарежь.

- Какую? - спрашивает работник.

- Какая попадётся.

Работник уходит.

Немного погодя прибегают к богачу: беги, говорят, ступай ско­рее, работник твой все стадо перебил... Прибегает богач, видит - и правда - сколько у него овец было - все перебиты. Хватается за го­лову:

- Что ж ты наделал, - кричит, - бессовестный! Чтоб тебе без крова остаться, мой-то дом зачем разоряешь?!

- Ты сам мне сказал, какая овца попадется, ту и прирежь. А они мне все разом попались. Я прирезал. Что же я не так сделал?- спокойно отвечает работник. - Но ты сердишься, я вижу...

- Я не сержусь, мне жалко - столько добра погибло...

- А, ну ежели не сердишься, продолжаю у тебя работать.

Богач думает, как бы ему от этого работника избавиться, нанял­ся ведь он до весны, до первого кукушкиного крика, а зима еще толь­ко-только наступает, сколько до весны еще времени.

Думает богач, думает, и так прикидывает, и этак - и вот что придумывает.

Ведет свою жену в лес, сажает на дерево и велит кукушкой кри­чать. А сам к работнику: идём, говорит, в лес, поохотимся. Только они в лес заходят - жена богача начинает кричать кукушкой.

- О, поздравляю тебя! - говорит работнику хозяин. - Вот и кукушка прокуковала, время твое, значит, истекло...

Парень обо всем догадывается.

- Нет, - говорит он, - кто же видел, чтобы среди зимы кукушка куковала. Сейчас я эту кукушку убью.

Говорит и ружье берет.

Хозяин с воплями бросается к нему.

- Бога ради, - кричит, - не убивай! В черный день ты ко мне пришел! Это что за несчастье мне выпало!

- Ну, что, ты сердишься вроде?..

- Сержусь, брат! С меня будет! Давай я тебе штраф уплачу, давай избавлюсь от тебя. Мое было условие - мне и расплачиваться. Теперь только уразумел; «Не рой яму другому, сам попадешь».

Богачу наука. А младший брат порвал долговую бумажку стар­шего брата, взял тысячу рублей и вернулся домой.

Туманян Ованес "Сказки" - Ереван: Советакан грох, 1985 - с.36

Братец-топор

Отправился однажды мастеровой в далекие края на заработки. Попал он в село. Смотрит - а люди в этом селе дрова руками разла­мывают.

- Слушайте, - сказал он, - что же вы руками дрова ломаете, неужто у вас топора нет?

- Топор - это что такое? - спросили крестьяне.

Достал мастеровой свой топор из-за пояса, топором этим дров наколол, в сторонку сложил. Увидели такое крестьяне - побежали по селу, стали кричать друг другу:

- Эй, подите-поглядите, что там братец-топор выделывает!

Сбежались крестьяне со всего села, окружили мастерового, упро­сили-уговорили, добра всякого надавали и топор забрали.

Взяли себе топор, чтобы по очереди колоть дрова.

В первый день топор староста взял. Только он топором размах­нулся - ногу себе поранил. Увидел такое - побежал по селу:

- Идите! Глядите! Братец-топор с ума сошел - дерется!

Крестьяне сбежались, схватили по палке, давай по топору дуба­сить. Лупили они топор, лупцевали - видят, ничего топору не делается. Сложили дубинки - подпалили топор.

Пламя поднялось, на все четыре стороны раздалось. Когда огонь улегся, крестьяне пришли, разгребли золу - смотрят, топорище сгоре­ло, а топор раскраснелся, весь пунцовый стал.

Заорали тогда все:

- Эй, смотрите, братец-топор рассердился, глядите, красный ка­кой, - еще беду накличет, - что ж делать?!

Подумали-поразмыслили - решили топор в тюрьму засадить. И закинули топор в сенник. Сенник был полон сена. Сено тут же загорелось - пламя в небо поднялось.

Крестьяне всполошились, бросились за хозяином топора:

- Иди, - кричат, - скорей иди, образумь свой топор!

Туманян Ованес "Сказки" - Ереван: Советакан грох, 1985 - с.36

Сказка о неудачнике Паносе

Жил некогда бедняк по имени Панос. Человек он был добрый, но за что ни возьмется - во всем ему неудача. Потому-то и прозвали его неудачником Паносом. Пара волов, телега да топор - вот и все его добро.

Запряг он однажды волов, взял топор и поехал в лес за дровами. В лесу Панос начинает размышлять.

«Ведь вот подрублю я дерево, а там все равно придется мучить­ся, поднимать его на телегу. Уж лучше подставить телегу под дерево, чтобы оно, как подрублю его, так в телегу и свалилось».

Сказано - сделано.

Запряженный воз ставит он под высокое дерево, сам заходит с другой стороны и давай рубить. Долго ли он возился тут, коротко ли, одному ему ведомо. Но вот дерево со скрипом повалилось, разбило телегу и задавило волов. Панос опешил. Как теперь быть? Берет он топор и, почесывая затылок, плетется домой.

По дороге, когда он шел мимо пруда, увидел -в воде полощутся дикие утки. И говорит он себе. «Черт с ним, не вышло там, попробую здесь: авось убью уточку да снесу жене». И с этими словами, раз­махнувшись, швыряет топор в утиную стаю. Но утки с кряканьем взле­тают, а топор идет ко дну.

Стоит Панос на берегу пруда и думает: как быть? Раздевается, одежду оставляет на берегу, а сам лезет в воду искать топор. Чем дальше, тем глубже: «Да этак, пожалуй, утонешь», - думает он и вы­лезает на берег.

И что бы вы думали? Покуда Панос разыскивал в воде топор, какой-то прохожий, увидя на берегу его одежду и не заметив хозяина, скрывшегося в камыше, подобрал ее и унес.

Вылез Панос из воды, а одежды нет. Стоит бедняга голый и ду­мает: «О господи, куда теперь я денусь?» И решил подождать, пока стемнеет. На закате возвращается домой. Приближаясь к селу, он опять начинает размышлять: «Ежели я, раздетый, покажусь домашним, что они скажут? Пойду-ка лучше к брату за одеждой, а там и к жене».

И сворачивает к брату.

А у брата в эту самую ночь была пирушка. Панос явился к нему в самый разгар веселья.Едва он открыл дверь, один из гостей, решив, что это собака, швырнул в него обглоданной костью и угодил прямо в глаз.

Бедняга, закричав от боли, отскочил, но тут на него накинулись со всех сторон собаки. На лай выскочили гости и видят: бежит голыш, а за ним собаки. И, недолго думая, решили: да никак это сам нечистый.

Долго гонялись за ним с шумом и криком, с воем и гоготом и за­гнали его в лесную чащу, собаки же искусали бедняге ноги... Несчаст­ный Панос, голый, кривой и хромой бежал и исчез...

На следующий день по селу пошла молва, что Панос-де пропал: поехал в лес за дровами и не вернулся. Пустились односельчане на розыски. Вскоре в лесу нашли разбитый воз и раздавленных волов, а Паноса и след простыл.

Спрашивают тут, спрашивают там и, наконец, находят его одежду у одного из крестьян.

- Братец, как могла эта одежда попасть к тебе?

- Да вот, братцы, так: валялась она на берегу пруда, взял и принес домой.

Приходят к пруду, ищут и кричат:

- Панос! Панос! Нет Паноса.

Тут решают: Панос утопился.

Заказывают панихиду и устраивают поминки. А жена его, немно­го поплакав, погоревав, вышла замуж за другого.

Туманян Ованес "Сказки" - Ереван: Советакан грох, 1985 - с.36

Барэкендан

(Барэкендан - название армянского народного праздника проводов зимы (у русских - масленица. Пер.))

Жили-были на свете муж да жена. Жили они не в ладу, не по душе были друг другу.

Муж жену честил дурехой, жена его обзывала дурнем, и не пре­кращалась у них свара.

Как-то купил муж на рынке несколько пудов масла и риса, нанял носильщика и доставил домой.

Обозлилась жена на него:

- Небось не веришь, когда тебя дурнем называю, а вот подумай, к чему нам столько масла да рису? Ты что, поминки по отцу справлять собираешься или же свадьбу сына играть?

- Слушай, жена, - о каких поминках, о какой свадьбе ты бол­таешь?! Возьми да прибереги - я это купил для Барэкендана.

Успокоилась жена, унесла припасы в чулан.

Время идет. Жена ждет, ждет, а Барэкендан все не приходит. Сидит она однажды перед дверью и видит: шагает по улице человек, куда-то торопится... Присмотрелась она к нему, окликнула его:

- Братец, а братец! Остановись-ка... Остановился прохожий.

- Скажи-ка, братец, не ты ли будешь Барэкендан?

Смекнул прохожий, что у женщины в голове заклепки не хватает, и подумал: «Скажу-ка ей, что это я... Погляжу, что-из этого выйдет».

- Правильно, сестрица, я Барэкендан. Хочешь сказать мне что-либо?

- А хочу я сказать тебе, что не нанимались мы твое масло да твой рис хранить! Хватит с нас, что столько времени хранили... Стыда у тебя нет, что ли?! Почему не забираешь свое добро?

- Зря, сестрица, ты сердишься - я и пришел за своим добром: разыскивал ваш дом, все не находил...

- Ну, заходи же, забирай!

Зашел прохожий, забрал припасы, взвалил себе на спину, да как припустит по дороге - пятками к этому дому, лицом - к своему селу!.. Вернулся домой муж той женщины, а она ему говорит:

- Да, зашел сегодня Барэкендан твой. Всучила я ему, наконец, его добро!

- Какой барэкендан, что за добро?

- Да масло с рисом, что ты принес... Понимаешь, увидела я, как он по улице идет, наш дом ищет. Зазвала я его, отругала, заставила за­брать рис да масло.

- Вай, да разрушится дом твой, безмозглая женщина! По какой дороге он ушел?

- В-о-о-н по той...

Вскочил муж на коня, поскакал догонять Барэкендана.

Идет Барэкендан по дороге, все оборачивается. Увидел, что ска­чет по дороге верховой и догадался - гонится за ним муж обманутой женщины.

Поравнялся с ним всадник и говорит:

- Добрый день, братец!

- Да будет он добрым для тебя!

- Не обогнал ли тебя недавно один человек?

- Обогнал.

- Нес он что-нибудь на спине?

- Как же, нес.

- А... вот его-то мне и надо! Давно ли это было?

- Да уж немало времени прошло.

- А догоню я его, если пущу коня вскачь?

- Где тебе его догнать?! Ты же на коне, а он - пеший... Пока твой конь четырьмя ногами переберет - раз... два... три., четыре... - тот человек на своих на двоих как засеменит: раз-два, раз-два! Сразу опередит тебя - только его и видели!..

- Что ж мне делать-то?

- Да только одно и остается: сойди с коня - я за ним присмот­рю, - а сам беги за ним пешком, может, и догонишь.

Спешился муж дурехи, оставил коня у прохожего, а сам пустился пешим догонять вора. А Барэкендан подождал, пока он скрылся из виду, навьючил ношу на коня, вскочил на него и, свернув с дороги, принялся нахлестывать коня.

Бежит по дороге муж дурехи, бежит и, поняв, что не догнать ему вора, останавливается, идет назад. Возвращается и видит, что потерял и коня...

Вернулся он домой, и снова вспыхнула свара; муж корит жену за масло да рис, та его - за коня.

Так до сих пор и идет у них перебранка: муж жену честит дуре­хой, та его обзывает дурнем, а Барэкендан слушает да посмеивается.

Туманян Ованес "Сказки" - Ереван: Советакан грох, 1985 - с.36

У кейфующего кейфа не убудет

1

Когда-то в городе Багдаде сидел халиф Гарун-Аль-Рашид. Этот Гарун-Аль-Рашид имел обычай переодетым гулять по городу, чтобы выведывать таким образом, что происходит в столице. Как-то ночью, когда, переодевшись дервишем, он шел глухой улицей, до него внезапно донеслись музыка и звуки песни. Остановился халиф и, после долгого раздумья, решил из любопытства войти в домик. Войдя, он увидел голые стены; на коврике перед огнем за скудным ужином - хозяин и музыканты; все они поют, играют и веселятся.

- Мир вам, о, веселые люди! - с низким поклоном приветствует дервиш.

- Добро пожаловать, дервиш-баба, милости просим откушать с нами хлеба и соли, повеселимся вместе, - пригласил его хозяин.

И, усадив дервиша рядом, продолжает кейфовать.

Настала ночь, и хозяин расплатился с музыкантами. По их ухо­де дервиш спросил хозяина:

- Как тебя зовут, приятель?

- Гасан.

- Не в обиду будь сказано, братец Гасан, чем ты занимаешься, сколько зарабатываешь, что так беззаботно кейфуя коротаешь время?

- Чтобы кейфовать, не надо много денег, дервиш-баба, - отве­тил хозяин. - И на самый маленький доход можно жить без печали. Я - лапотник, шью и чиню лапти; доход у меня не больно велик. Одну половину я трачу вечером на еду, на другую нанимаю вот этих самых музыкантов. И в радости пробегают мои дни. А когда мне бог пошлет такого доброго гостя, как ты, мне делается еще радостней.

- Да продлится надолго радость твоя, братец Гасан, но если вдруг эта ненадежная радость тебе изменит, что ты будешь делать тогда?

- Зачем она мне изменит, дервиш-баба?

- Да вот, сказать к примеру, вдруг халифу придет на ум при­казать: чтобы не было лапотников в Багдаде!

- Вот еще! Разве нет у халифа другого дела? Да чем провини­лись лапотники перед халифом? А коли что-нибудь такое случится, тогда и подумаем. Теперь же, дервиш-баба, пора на боковую, бог не без милости: у кейфующего кейфа не убудет. Уж таковы все мирские дела - как ты примешься за них, так они и пойдут.

- Ладно, дай бог, чтобы так было, - молвил дервиш, и оба легли.

2

Рано утром дервиш удалился. Вскорости придворные вестники обежали улицы и площади, возглашая:

- Халиф приказал всем лапотникам закрыть свои лавки, а кто посмеет заниматься лапотным ремеслом, с того голову долой!

У бедного Гасана вырывают шило; осыпая его ударами, выгоня­ют из убогой лавчонки и запирают дверь.

Ночью Гарун-Аль-Рашид, переодевшись дервишем, опять пуска­ется бродить по Багдаду. Из лачуги весельчака Гасана ему слышатся музыка и пение. Он входит.

- Добро пожаловать, дервиш-баба! Садись, тебе место готово!

Дервиш уселся; все начинают петь и веселиться до поздней ночи.

В полночь музыканты, получив плату, уходят. Хозяин и гость остаются вдвоем.

- Слыхал, что случилось, дервиш-баба?

- А что такое?

- Все, что ты напророчил вчера, сегодня сбылось: вышел приказ халифа о запрещении лапотникам работать...

- Не может быть! - удивился гость. - Откуда же ты взял денег для нынешнего кейфа?

- Я отыскал глиняный кувшин и вот теперь продаю воду. Что заработаю за день - половина идет на прожиток, а остальное на му­зыкантов; так я и продолжаю кейфовать.

- Но ежели халиф и воду продавать не позволит, тогда что де­лать будешь?

- Ведь я продажей воды халифу убытка не причиняю, за что же не позволять? Да и стоит ли думать об этом? Вот когда запретит, тог­да и подумаю. Не бойся, братец, кусок хлеба я всегда добуду, да и уголок для кейфа всегда найдется.

- Пусть вечно осеняет радость твой очаг, Гасан! - промолвил дервиш, удаляясь.

3

Чуть свет весь Багдад содрогнулся от крика придворных вестни­ков:

- Халиф Гарун-Аль-Рашид повелевает: «Вода есть дар божий и с нынешнего дня никто да не осмелится продавать ее за деньги. Повеле­ваю разорвать у торговцев бурдюки и перебить кувшины!»

Разбили кувшин и у бедного Гасана; с пустыми руками плетется он домой.

На третью ночь халиф, одетый дервишем, опять, обходит город. Опять приближается к жилищу веселого Гасана и слышит музыку, звуки песен. Он входит.

- О-о, дервиш-баба, честь тебе и место, садись поближе, день продолжим, вечер скоротаем! Будем веселиться, дервиш-баба: лучше веселье, чем грусть.

- Что и говорить, веселье куда лучше. Смерти все равно никому не миновать, кто может - пусть веселится! - восклицает дервиш, под­саживаясь к хозяину.

В полночь музыканты получают плату и уходят. Остаются дер­виш и хозяин.

- Братец Гасан, что это я слышал сегодня! Будто халиф запре­тил торговать водой - да правда ли это?

- Как же, сущая правда, у всех продавцов переколотили кувшины. Ты, братец, настоящий пророк: что ни скажешь - все сразу сбыва­ется.

- А на какие же деньги ты так кейфуешь?

- О, если б у человека кроме денег не было никакой нужды! Добыть денег нетрудно, братец дервиш. Поступил я работником к хозяину. Из того, что зарабатываю за день - половину проедаю, а прочее музыкантам отдаю. Главное в человеке сердце, дервиш-баба.

- Жизнью клянусь - ты с таким сердцем достоин быть при дворе! - воскликнул дервиш.

- Ой, дервиш-баба, все слова твои сбываются, неужели и эти сбудутся?

- А почему бы и нет? На свете все возможно, - ответил дервиш, и они расстались.

4

С восходом Солнца придворные вестники уже теснились у порога Гасана.

- Здесь ли Гасан, что любит кейф?

- Вот я.

- По приказу халифа следуй за нами!

Гасана привели во дворец и объявили, что халиф, велит ему слу­жить во дворце. Гасана роскошно одели, прицепили к поясу саблю и поставили у входа во дворец. Целый день Гасан простоял без дела, а как стемнело, с пустыми руками отправили его домой; иди, мол, при­дешь завтра, станешь на то же место.

Ночью Гарун-Аль-Рашид опять бродит по Багдаду.

Вот он у лачуги Гасана. О, чудо! Опять музыка, песни. Халиф вошел.

- Дервиш, дервиш, сюда, важная новость. Твои вчерашние слова сбылись, халиф взял меня во дворец и дал мне должность,

- Что ты говоришь!

- Аллах свидетель.

- Видно и денег немало дал.

- Ни гроша!

- Откуда же взялись у тебя деньги на кутеж?

- Садись, расскажу. Привесили мне сбоку саблю. Вечером иду домой, а сам думаю: ведь не людей же мне саблей убивать. Так вот, продал я клинок вместо него вставил деревянный. На деньги, что я получил за клинок, вот и кейфую. Неужели я дурно поступил, дервиш-баба? Лучше иметь при себе радость, чем саблю, что разит людей.

- Ха-ха-ха!- захохотал дервиш. - Положим, поступил ты не плохо. Ну, а ежели завтра царь да велит тебе этой саблей кому-нибудь голову отсечь?

- Удержи свой язык, зловещий дервиш! - рассердился Гасан. - Как на грех все твои слова сбываются. Не можешь разве что-нибудь хорошее сказать?

Взгрустнулось Гасану. Сердце у него щемило страхом, всю ночь он проворочался без сна.

Так оно и вышло. На другой день халиф вызвал Гасана и на гла­зах всех придворных торжественно приказал:

- Обнажи саблю и отсеки этому преступнику голову!

- Живи вовек, великий халиф, - пролепетал объятый ужасом Гасан, - во всю жизнь я ни на кого руки не поднимал - не могу. Поручи это дело кому-нибудь другому...

- Я поручаю это тебе, - рявкнул разгневанный халиф, - если хоть минуту промедлишь - голова твоя слетит с плеч! Вынимай саблю!..

При этих словах Гасан подошел к осужденному, поднял руки к небу и провозгласил:

- Аллах, ты ведаешь, кто прав, кто виноват. Ежели этот человек согрешил, дай мне сил одним ударом отсечь ему голову, а нет - пусть сабельный клинок из стального станет деревянным...

И он выхватил саблю... Дерево! Придворные диву дались при этом чуде.

Тут халиф Гарун-Аль-Рашид с громким смехом открыл тайну своим сановникам. Те пришли в восторг и осыпали похвалами как ха­лифа, так и кейфующего Гасана. Засмеялся даже несчастный преступ­ник, на коленях ожидавший, вытянув шею, рокового удара.

Гарун-Аль-Рашид даровал ему жизнь, потом подозвал Гасана, объявил его своим вернейшим подданным и даровал высокий сан, что­бы он, не нуждаясь ни в чем; жил по-прежнему весело и других учил весело жить на свете.

Туманян Ованес "Сказки" - Ереван: Советакан грох, 1985 - с.36