Ленивая Арина
Жил-был мужик Иван да жена Арина. Послал он ее в поле рожь жать.
Вот Арина пришла на полосу, выжала такое местечко, чтоб можно было одной улечься; улеглась, выспалась хорошохонько и отправилась домой, будто и впрямь потрудилась-поработала.
— Что, жена, — спрашивает муж, — много ли сегодня выжала?
— Слава тебе господи, одно местечко выжала. «Ну, это хорошо! — думает мужик. — Одна полоса, значит, покончена».
На другой день опять пошла Арина в поле, выжала местечко и проспала до вечера; и на третий день — то же самое, и на четвертый — то же самое; так всю неделю и проволочила.
Пора, думает мужик, за снопами в поле ехать.
Приезжает — а рожь стоит вся нежатая; кое-где, кое-где выжато местечками, да и то такими, что только человеку улечься. Стал жену искать и видит: лежит она на одном местечке да так-то храпит!
Мужик сейчас домой, захватил ножницы, воротился на жниву, остриг свою бабу наголо; сделал все это и воротился на деревню.
Вот Арина спала, спала, да, наконец, и проснулась; хватилась рукой за голову и говорит сама себе:
— Чтой-то попритчилось! Кажись, я — Арина, а голова не моя! Пойду домой: коли собака залает, так я, значит, — не Арина.
Пришла на деревню прямо к своей избе и спрашивает под окошком:
— Что, ваша Арина дома? Муж смекнул и говорит ей:
— Дома!
Тут вылезла из-под ворот собака, не признала хозяйки и бросилась на нее словно на чужую; так за полы и хватает. Арина бегом да бегом, как бы только живой от своего дома уйти!
И пошла она бродить по полю. Мужик сжалился, простил ее, и с той поры стала Арина жать бесхитростно.
Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки»
Брысь, окаянная, брысь!
В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистый! Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные. А старик после, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек.
Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекра:
— Такой-де лютый, ненавистный! Жить нельзя! Совсем есть не дает, все ругается: ненаеды вы этакие!
— Хорошо, — говорит ей отец, — я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки.
И погодя денек-другой пришел он к старику вечером:
— Здорово, сват!
— Здорово!
— Як тебе в гости; рад ли мне?
— Рад не рад, делать нечего; садись, так и гость будешь!
— Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?
— Ништо, живет себе!
— Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет.
Сели за стол; старик нарезал хлеба, сам не ест — сидит, все на снох глядит.
— Эх, сват! — говорит гость. — Это не по-нашему: у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал — и то поел. Ну вы, бабы молодые, больше хлеба ешьте, здоровее будете!
После ужина стали спать укладываться.
— Ты, сват, где ляжешь? — спрашивает хозяин.
— Я лягу на кутничке.
— Что ты! Я тут всегда сплю, — говорит старик. Вишь, в куте у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко; ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь. Сват это дело заприметил.
— Как хочешь, — говорит, — а я лягу на кутничке.
Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок — скрип! А гость еще с вечера припас про него большой ременный кнут; как вытянет свата раз, другой, третий — сам бьет да приговаривает:
— Брысь, окаянная, брысь!
Пришлось старику не евши спать. Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить.
Проводил его старик, и с тех пор полно — перестал у снох во рту куски считать.
Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки»
Неумелая жена
Мужик стащил из лавки куль пшеничной муки. Захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку да и задумался.
— Жена! — говорит он своей бабе. — Муки-то я украл, да боюсь — узнают! Спросят: отколь ты взял такую белую муку?
— Не кручинься, мой кормилец! Я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных!
Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки»
Как муж отучил жену от сказок
Жил себе дворник. Была у него жена, которая страсть как любила сказки, и запретила она пускать к себе в постойщики тех, кто не умел сказки сказывать. Мужу это не нравилось, он и думает: «Как бы мне жену отучить от сказок!»
Вот однажды в зимнюю пору, поздно ночью, идет себе старичок, весь иззяб, и просится переночевать. Муж выбегает к нему.
— А что, — говорит, — умеешь ты сказки сказывать? Жена не велит пущать никого, кто не умеет сказки сказывать.
Мужик видит — дело плохо, от холода чуть не мерзнет.
— Умею, — говорит.
— А долго будешь сказывать?
— Да всю ночь.
Ну, вот хорошо. Впустили мужика. Муж говорит:
— Ну, жена, вот мужик посулился всю ночь сказывать сказки, да только с тем, чтоб поперечки ему не делать и не перебивать.
Мужик говорит:
— Да, поперечки не делать, а то сказывать не буду.
Вот поужинали, легли спать; мужик и начал:
— Летела сова мимо сада, села на колоду, выпила воду; летела сова мимо сада, села на колоду, выпила воду...
И пошел твердить все одно и то же:
— Летела сова мимо сада, села на колоду, выпила воду...
Хозяйка слушала, слушала, да и говорит:
— Что ж это за сказка, все одно и то же твердит!
— Так для чего же ты меня перебиваешь? Ведь я говорил, чтобы мне поперечки не делать; ведь это так уж сказка сказывается вначале, а там пойдет другое.
Вот муж услыхал, а ему то и нужно было, вскочил с лавки:
— Тебе сказано, чтоб ты не поперечила! И сказку не дала кончить!
Уж он ругал-ругал жену. Зареклась она с тех пор сказки не слушать.
Из сборника А.Н Афанасьева «Народные русские сказки»
Жена-доказчица
Жил-был старик со старухою. Не умела старуха языка держать на привязи: бывало, что ни услышит от мужа — сейчас вся деревня узнает...
Вот однова пошел старик в лес за дровами; ступил в одном месте ногою — нога провалилась.
— Что за притча! Дай-ка я стану рыть, — может, на мое счастье, что и найдется.
Взялся за лопату; копнул раз, другой, третий — и вырыл котел, полнехонек золота.
— Слава богу! Только как домой взять? От жены не укроешься, она всему свету разблаговестит; еще беды наживешь!
Подумал-подумал, зарыл котел в землю и пошел в город, купил щуку да живого зайца, щуку повесил на дерево — на самую верхушку, а зайца посадил в морду.
Приходит в избу:
— Ну, жена, какое мне счастье бог послал, только тебе сказать-то нельзя: пожалуй, всем разболтаешь!
— Скажи, старичок, — пристает баба, — право слово — никому не заикнусь; хочешь — побожусь, образ сниму да поцелую.
— Вот что, старуха: нашел я в лесу полон котел золота.
— Экой ты! Пойдем поскорее, домой унесем...
— Смотри же, старая! Никому не сказывай, не то беду наживем.
— Небось, ты только не сказывай, а я не скажу! Повел мужик бабу, дошел до того места, где щука на дереве висит, остановился, поднял вверх голову и смотрит.
— Ну, что глазеешь? Пойдем скорее!
— Да разве не видишь? Глянь, щука на дереве выросла!
— Ой ли! Полезай за нею: ужотка на ужин зажарим.
Старик слазил на дерево и достал щуку. Пошли дальше. Шли, шли:
— Дай, старая, к реке сбегаю, в морды посмотрю.
Заглянул в морду и давай жену звать:
— Глянь-ка, заяц в морду попал!
— А коли попал, бери его поскорей — к празднику на обед пригодится.
Взял старик зайца и привел старуху в лес; отрыли вдвоем котел с золотом и потащили домой. Дело было к вечеру; совсем потемнело.
— Старик, а старик! — говорит баба. — Никак, овцы ревут?
— Какие овцы! То нашего барина черти дерут. Шли, шли, старуха опять говорит:
— Старик, а старик! Никак, коровы ревут?
— Какие коровы! То нашего барина черти дерут.
Шли, шли; стали к деревне подходить, старуха старику говорит:
— Никак, волки ревут?
— Какие волки! То нашего барина черти дерут.
Разбогател старик со старухою. Вздурилась старуха пуще прежнего, пошла каждый день гостей зазывать да такие пиры подымать, что муж хоть из дому беги. Совсем от рук отбилась и слушаться перестала. Ругается:
— Постой! Узнаешь меня. Ты хочешь все золото себе забрать; нет, врешь! Я тебя упеку, в Сибири места не сыщешь! Сейчас пойду к барину!
Побежала к барину, завыла-заплакала:
— Так и так, — говорит, — нашел муж полон котел золота и с той самой поры начал крепко вином зашибать. Я было его уговаривать, а он меня колотить: таскал, таскал за косу, еле из рук вырвалась! Прибежала к вашей милости мое горе объявить, на негодного мужа челом бить: отберите у него все золото, чтоб работал, а не пьянствовал!
Барин позвал несколько дворовых людей и пошел к старику. Приходит в избу и закричал на него:
— Ах ты, мошенник этакий! Нашел на моей земле целый котел золота — сколько времени прошло, а мне до сих пор не доложил! Начал пьянствовать, разбойничать да жену тиранить! Подавай сейчас золото...
— Смилуйся, боярин, — отвечает старик, — я знать не знаю, ведать не ведаю: никакого золота не находил.
— Врешь ты, бесстыжие твои глаза! — напустилась на него старуха. — Пойдемте, барин, за мною; я покажу, где деньги спрятаны.
Приводит к сундуку, подняла крышку — нет ничего, пустехонек.
— Ах он, плут! Пока я ходила, в иное место перепрятал.
Тут барин пристал к старику:
— Покажи золото!
— Да где ж мне его взять? Извольте про все доподлинно допросить мою старуху.
— Ну, голубушка, расскажи мне толком, хорошенько: где и в какое время найден котел с золотом?
— Да вот, барин, — начала старуха, — шли мы лесом — еще в те поры щуку на дереве поймали...
— Опомнись, — говорит старик, — ведь ты заговариваешься!
— Нет, я не заговариваюсь, а правду сказываю, еще тут же мы зайца из морды вынули...
— Ну, пошла! Чай, теперь сам, барин, слышишь! Ну как можно, чтобы звери в реке водились, а рыба в лесу на дереве плодилась?
— Так, по-твоему, того не было? А помнишь, как мы назад шли, я сказала: «Никак, овцы ревут?» А ты отвечал: «То не овцы ревут, то нашего барина черти дерут!»
— С ума спятила.
— Я опять сказала: «Никак, коровы ревут?» А ты: «Какие коровы! То нашего барина черти дерут». А как стали подъезжать к деревне, мне почудилось, что волки ревут, а ты сказал: «Какие волки! То нашего барина черти дерут...»
Барин слушал, слушал, осерчал и ну толкать в шею старуху.