Кот и мыши

Известно, что кошки и мыши живут не в ладу. И вот что однажды произошло между ними.

Один хитрый старый кот как-то позвал котенка, который приходился ему внуком, и сказал ему:

–  Чувствую я, что недолго мне осталось жить на этом свете... Вот если бы мыши пришли проститься со мной, это успокоило бы мою совесть. Отправься к мышам. Ты еще мал – они тебя не побоятся и выслушают. Передай им, что я очень болен, одряхлел, почти при смерти, что я каюсь в своих грехах и очень прошу их навестить меня и прочесть мне отходную молитву!

Котенок отправился к мышам и передал просьбу деда. При этом он сам разжалобился и даже заплакал.

Мыши собрались на совет и стали обсуждать просьбу старого кота. Судили и рядили долго. Наконец вышла одна пожилая колченогая мышь и повела такую речь:

–  Поступайте как хотите! Но что касается меня, то соберусь разве только на похороны кота. Слишком памятны мне его когти!..

Но другая мышь ей сказала:

–  Ты рассуждаешь, как трусиха. А мы все же пойдем все и посмотрим, как этот старый разбойник будет подыхать. Да у него и сил не хватит когти выпустить...

С ней согласилось несколько беззаботных молодых мышей.

И в конце концов все мыши – молодые и старые, за исключением колченогой, – отправились навестить старого умирающего кота.

Когда они подошли к жилищу кота, навстречу им вышел котенок и проводил все сборище к деду. А сам вернулся к двери и запер её крепко-накрепко.

Старый кот притворился совсем немощным. Но, когда мыши подошли ближе, он отбросил четки и так замяукал, что у мышей заледенела кровь. Кот бросился на них, расправился с ними по-кошачьи и устроил себе богатый поминальный обед.

Только одна молодая мышь каким-то чудом спаслась и в ужасе прибежала в подполье. Колченогая мышь еще издали увидела, как бежала опрометью спасшаяся мышь, и спросила:

–  Ну что, как вас принял кот?

–  В живых осталась я одна, – задыхаясь, еле пролепетала уцелевшая мышь. – Вот как он принял нас!..

–  Будь осторожна с коварным врагом, дружок, – сказала ей колченогая мышь. – Будь осторожна и раз навсегда запомни: не поддавайся на уговоры врага, бойся его доброты и милости!

Про мышь зубастую да про воробья богатого

Пришла старуха и ста­ла сказывать про деревенское раздолье: про ключи студеные, про луга зеленые, про леса дремучие, про хлебы хлебистые да про ярицу яристую. Это не сказка, а присказка, сказка будет впереди.

Жил-был в селе мужичок, крестьянин исправ­ный... у кого хлеб родится сам-четверт, сам-пят, а у него нередко и сам-десят! Сожнет мужичок хлеб, свезет в овин, перечтет снопы да каждый десятый сноп к стороне отложит, примолвя: «Это на долю бедной братьи». Услыхав такие речи, воробей за­чирикал во весь рот:

—  Чив, чив, чив! мужичок полон овин хлеба навалил, да и на нашу братью видимо-невидимо отложил!

—  Ши-шь, не кричи во весь рот, — пропищала мышь-пискунья, — не то все услышат: налетит ваша братья, крылатая стая, все по зернышку разнесет, весь закром склюет и нам ничего не покинет!

Трудновато было воробью молчать, да делать нечего: мышка больно строго ему пригрозила. Вот слетел воробей со стрехи на пол да, подсев к мыш­ке, стал тихохонько чирикать:

—  Давай-де, мышка-норышка, совьем себе по гнездышку — я под стрехой, ты в подполье — и станем жить да быть да хозяйской подачкой пи­таться, и будет у нас все вместе, все пополам.

Мышка согласилась. Вот и зажили они вдвоем; живут год, живут другой, а на третий стал амбар ветшать; про новый хлеб хозяин выстроил другой амбар, а в старом зерна оставалось намале. Мышка-норышка это дело смекнула, раскинула на умах и порешила, что коли ей одной забрать все зерно, то более достанется, чем с воробьем пополам. Вот прогрызла она в половице в закроме дыру, зерно высыпалось в подполье, а воробей и не видал того, как весь хлеб ушел к мышке в нору. Стал воробей поглядывать: где зерно? Зерна не видать; он туда, сюда — нет нигде ни зерна; стал воробей к мышке в нору стучаться:

—  Тук, тук, чив, чив, чив, дома ли, сударушка мышка?

А мышка в ответ:

—  Чего ты тут расчирикался? Убирайся, и без тебя голова болит!

Заглянул воробей в подполье да как увидал там хлеба ворох, так пуще прежнего зачирикал:

—  Ах ты, мышь подпольная, вишь, что затеяла; да где ж твоя правда? Уговор был: все поровну, все пополам, а ты это что делаешь? Взяла да и обо­брала товарища!

—  И-и, — пропищала мышка-норышка, — воль­но тебе старое помнить, я так ничего знать не знаю и помнить не помню!

Нечего делать, стал воробей мышке кланяться, упрашивать, а она как выскочит, как начнет его щипать, только перья полетели!

Рассердился и воробей, взлетел на крышу и за­чирикал так, что со всего округа воробьи слетелись, видимо-невидимо. Всю крышу обсели и ну товарищево дело разбирать; все по ниточке разобрали и на том порешили, чтобы к звериному царю всем миром с челобитьем лететь. Снялись, полетели, только небо запестрело. Вот прилетели они к звериному царю, зачирикали, защебетали, так что у царя Льва в ушах зазвенело, а он в ту пору прилег было отдохнуть. Зевнул Лев, потянулся да и го­ворит:

—  Коли попусту слетелись, так убирайтесь вос­вояси — спать хочу; а коли дело есть до меня, то говори один, ведь петь хорошо вместе, а гово­рить — порознь!

Вот и выскочил воробышек, что побойчее дру­гих, и стал так сказывать дело:

—  Лев-государь, вот так и так, наш брат во­робей положил уговор с твоей холопкой, мышью зубастой, жить в одном амбаре, есть из одного закрома до последнего зерна; прожили они так без малого три года, а как стал хлеб к концу подходить, мышь подпольная и слукавила — прогрызла в за­кроме дыру и выпустила зерно к себе в подполье; брат воробей стал ее унимать, усовещивать, а она, злодейка, так его ощипала кругом, что стыдно в люди показаться; повели, царь, мышь ту казнить, а все зерно истцу воробью отдать; коли же ты, го­сударь, нас с мышью не рассудишь, так мы полетим к своему царю с челобитной!

—  И давно бы так, идите к своему Орлу! — сказал Лев, потянулся и опять заснул.

Туча тучей поднялася стая воробьиная с чело­битной к Орлу на звериного царя да на его хо­лопку-мышь. Выслушал царь Орел да как гаркнет орлиным клектом:

—  Позвать сюда трубача!

А грач-трубач уж тут как тут, стоит пред Орлом тише воды ниже травы.

—  Труби, трубач, великий сбор моим богаты­рям: беркутам, соколам, коршунам, ястребам, ле­бедям, гусям и всему птичьему роду, чтобы клювы точили, когти вострили: будет-де вам пир на весь мир. А тому ли звериному царю разлетную грамоту неси: за то-де, что ты, царь-потатчик, присяги не памятуешь, своих зверишек в страхе не держишь, наших пернатых жалоб не разбираешь, вот за то-де и подымается на тебя тьма-тьмущая, сила великая; и чтобы тебе, царю, выходить со своими зверишками  на  поле  Арекское,   к дубу Веретенскому.

Тем временем, выспавшись, проснулся Лев и, выслушав трубача-бирюча, зарыкал на все свое царство звериное; сбежались барсы, волки, медведи, весь крупный и мелкий зверь, и становились они у того дуба заветного. И налетала на них туча гроз­ная, непроносная, с вожаком своим, с царем Орлом, и билися обе рати не отдыхаючи три часа и три минуты, друг друга не одолевая; а как нагрянула западная сила, ночная птица, пугач да сова, тут зубастый зверь-мышь первый наутек пошел. Доло­жили о том докладчики звериному царю, рассер­дился Лев-государь на зубастую мышь:

—  Ах ты, мышь, мелюзга подпольная, из-за тебя, мелкой сошки, бился я, не жалеючи себя, а ты же первая тыл показала!

Тут велел Лев отбой бить, замиренья просить; а весь награбленный хлеб присудил воробью отдать, а мышь подпольную, буде найдется, ему же, во­робью, головою выдать. Мышь не нашли, сказы­вают: «Сбежала-де со страху за тридевять земель в тридесятое царство, не в наше государство». Воробышек разжился, и стал у него что ни день, то праздник, гостей видимо-невидимо, вся крыша вплотную засажена воробьями, и чирикают они на все село былину про мышь подпольную, про во­робья богатого да про свою удаль молодецкую.

В пересказе В.И. Даля