Летучая мышь, колючка и зимородок

Летучая мышь, колючка и зимородок сговорились заняться торговлей. Летучей мыши удалось занять у птиц денег на покупку товара.

Вот товарищи отправились за море и накупили всяких тканей. Товар взвалили на спину зимородка и радостно пустились в обратный путь через море.

Но в дороге их настигла беда – разыгралась буря, начался ливень. Вихрем сорвало кладь со спины зимородка, сбросило в море, где ее проглотила рыба.

Вернулись путники домой усталые, с пустыми руками.

Летучая мышь и колючка во всем стали винить зимородка; все домогались, чтобы он отыскал рыбу, проглотившую товар, и извлек бы его из её утробы. Покладистый зимородок не знал, куда деваться от их упреков.

Вот почему зимородок ловит рыбу на отмелях озер и рек. Колючка же расплодилась всюду, чтоб задержать кладь, если какой-нибудь похититель будет нести её или на ком-нибудь окажется одежда из пропавшей ткани. Поэтому она на всякий случай цыпляется за платье каждого прохожего. А летучая мышь прячется днем от птиц-заимодавцев, боясь, что они набросятся на нее и жестоко с ней разделаются.

Ласточка, жук и змея

Бог распределял между животными, кому чем питаться. Сначала он вызвал змею и спросил: «Что дать тебе на прокормление?» Змея не смогла сразу ответить, а попросила несколько дней на размышление. Бог согласился.

Тем временем змея попробовала разную пищу и нашла, что самая вкусная – это мясо человека. Она послала жука сообщить о своем выборе богу. Летит жук, а навстречу ему – ласточка.

–  Куда летишь? – спросила она.

–  Лечу по поручению змеи к богу сообщить, что она выбрала себе в пищу мясо человека, – ответил жук.

Ужаснулась ласточка такому выбору змеи и решила спасти людей.

–  А ну, покажи язык, – попросила ласточка.

Только жук высунул язык, ласточка – раз и отщипнула его. Потом она сама полетела к богу и говорит:

–  Змея выбрала себе в пищу лягушек.

Бог так и повелел. Узнала об этом змея и вознегодовала на ласточку. Однажды змея решила поймать ласточку и расправиться с ней, но та вырвалась, только из хвоста её злодейка успела выдрать средние перья. Вот почему с тех пор жук не может говорить, а только жужжит, змея питается лягушками, а у ласточки в хвосте не хватает средних перьев. Но зато человек почитает ласточку и не разоряет её гнезда.

Неправый суд птиц

Жил да был старик. Поехал об Афанасьеве дни в гости со старухой. Се­ли рядом, стали говорить ладом. Ехали-попоехали, по ногам дорогой. Хлесь кобылу бичом троеузлым. Проехал, знать, верст пять-шесть, оглянулся: тут и есть (еще и с места не тронулся). Дорога худая, го­ра крутая, телега немазаная.

Ехал-попоехал, до бору доехал. В бору стоит семь берез, восьмая сосна, виловата. На той сосне виловатой кукушица-горюшица гнездо свила и де­тей вывела. Откуда ни взялась скоробогатая птица, погуменная сова — серы бока, голубые глаза, портеное подоплечье, суконный воротник, нос крюч­ком, глаза по ложке, как у сердитой кошки. Гнездо разорила, детей погубила и в землю схоронила.

Пошла кукушица, пошла горюшица с просьбой к зую праведному. Зуй праведный по песочку гу­ляет, чулочки обувает, сыромятные коты. Наряжает синичку-рассылочку, воробушка-десятника к царю-лебедю, филину-архиерею, коршуну-исправнику, грачу-становому, к ястребу-уряднику, к тетереву польскому — старосте мирскому.

Собрались все чиновники и начальники: царь-лебедь, гусь-губернатор, филин-архиерей, коршун-исправник, грач-становой, ястреб-урядник, тете­рев польской — староста мирской, синичка-рассылочка, воробей-десятник и из уездного суда тай­на полиция: сыч и сова, орел и скопа. Что есть на белом свете за скоробогатая птица, погуменная со­ва — серы бока, голубые глаза, портеное подоплечье, суконный воротник? И добрались, что ворона.

И присудили ворону наказать: привязали ко грядке ногами и начали сечи по мягким местам, по ляжкам. И ворона возмолилася:

—  Кар-каратáите, мое тело таратáите, никаких вы свидетелей не спрошаете!

—  Кто у тебя есть свидетель?

—  У меня есть свидетель — воробей.

—  Знаем мы твоего воробья, ябедника и кле­ветника и потаковщика. Крестьянин поставил нову избу, — воробей прилетит, дыр навертит; крестья­нин избу затопляет, тепло в избу пропускает, а воробей на улицу выпускает... Неправильного сви­детеля сказала ворона!

И ворону наказывают пуще того. И ворона воз­молилася:

—  Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!

—  Кто у тебя есть свидетель?

—  У меня есть свидетель — жолнá.

—  Знаем мы твою жолну — ябедницу, клевет­ницу и потаковщицу. Стоит в раменье липа, годится на божий лик и на иконостас. Жолна прилетит, дыр навертит, дождь пошел, липа сгнила, не годится на иконостас — и лопаты из нее не сделати. Непра­вильного свидетеля опять сказала!

И пуще того ворону стегают по ляжкам и по передку. Опять ворона возмолилась:

—  Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!

—  Кто у тебя есть свидетель?

—  У меня есть свидетель последний — дятел.

—  Знаем мы твоего дятла — ябедника, клевет­ника и потаковщика! Крестьянин загородил новый огород, — и дятел прилетел, жердь передолбил, и две передолбил, и три передолбил: дождь пошел, огород расселся и развалился; крестьянин скот на улицу выпускает — дятел в поле пропускает.

—  И ворону наказали, от грядки отвязали. Ворона крылышки разбросала, лапочки раскидала...

—  Из-за кукушицы — из-за горюшицы, из-за ябедницы я, ворона-праведница... Ничем крестья­нина не обижаю: поутру рано на гумнешко выле­таю, крылышками разметаю, лапочками разгре­баю — тем себе и пищу добываю! Она, кукушица, она, горюшица, она, ябедница, она, клеветница! Крестьянин нажал один суслон — кукушица при­летит и тот одолбит! Больше того под ноги спу­стит!..

—  И выслушал суд Воронины слова. И ворону под­хватили, в красный стул посадили. Кукушицу-горюшицу, в наказание ей, в темный лес отправили на тридцать лет, а поглянется — живи весь век! И те­перь кукушка в лесу проживает и гнезда не знает.

Из сборника Д.К. Зеленина "Великорусские сказки Вятской губернии"

Лесные домишки

Высоко над рекой, над крутым обрывом, носились молодые ласточки-бере­говушки. Гонялись друг за другом с визгом и пи­ском: играли в пятнашки.

Была в их стае одна маленькая Береговушка, такая проворная, никак ее догнать нельзя было — от всех увертывается.

Погонится за ней пятнашка, а она — туда, сюда, вниз, вверх, в сторону бросится да как пустится лететь — только крылышки мелькают!

Вдруг, откуда ни возьмись, Чеглок-Сокол мчится. Острые изогнутые крылья так и свистят. Ласточки переполошились: все — врассыпную, кто куда, мигом разлетелась вся стая.

А проворная Береговушка от него без оглядки за реку, да над лесом, да через озеро!

Очень уж страшной пятнашкой был Чеглок-Сокол.

Летела, летела Береговушка — из сил выбилась.

Обернулась назад — никого сзади нет. Кругом оглянулась — а место совсем незнакомое. Посмот­рела вниз — внизу река течет. Только не своя — чужая какая-то.

Испугалась Береговушка.

Дорогу домой она не помнила: где ж ей было запомнить, когда она неслась без памяти от страха?

А уж вечер был — ночь скоро. Как тут быть?

Жутко стало маленькой Береговушке. Полетела она вниз, села на берегу и горько заплакала.

Вдруг видит: бежит мимо нее по песку малень­кая желтая птичка с черным галстучком на шее.

Береговушка обрадовалась, спрашивает у желтой птички:

—  Скажите, пожалуйста, как мне домой по­пасть?

—  А ты чья? — спрашивает желтая птичка.

—  Не знаю, — отвечает Береговушка.

—  Трудно же будет тебе свой дом разыс­кать! — говорит желтая птичка. — Скоро солнце закатится, темно станет. Оставайся лучше у меня ночевать. Меня зовут Зуёк. А дом у меня вот тут — рядом.

Зуек пробежал несколько шагов и показал клю­вом на песок. Потом закланялся, закачался на тоненьких ножках и говорит:

—  Вот он, мой дом. Заходи!

Взглянула Береговушка: кругом песок да галь­ка, а дома никакого нет.

—  Неужели не видишь? — удивился Зуек. — Вот сюда гляди, где между камешками яйца лежат.

Насилу-насилу разглядела Береговушка: четыре яйца в бурых крапинках лежат рядышком прямо на песке среди гальки.

—  Ну, что же ты? — спрашивает Зуек. — Разве тебе не нравится мой дом?

Береговушка не знает, что и сказать: скажешь, что дома у него нет, еще хозяин обидится. Вот она ему и говорит:

—  Не привыкла я на чистом воздухе спать, на голом песке, без подстилочки.

—  Жаль, что не привыкла! — говорит Зуек. — Тогда лети-ка вон в тот еловый лесок. Спроси там голубя по имени Витютень. Дом у него с полом. У него и ночуй.

—  Вот спасибо! — обрадовалась Береговушка. И полетела в еловый лесок.

Там она скоро отыскала лесного голубя Витютня и попросилась к нему ночевать.

—  Ночуй, если тебе моя хата нравится, — гово­рит Витютень.

А какая у Витютня хата? Один пол, да и тот, как решето, весь в дырьях. Просто прутики на ветви накиданы как попало. На прутиках белые голуби­ные яйца лежат. Снизу их видно: просвечивают сквозь дырявый пол.

Удивилась Береговушка.

—  У вашего дома, — говорит она Витютню, — один пол, даже стен нет. Как же в нем спать?

—  Что же, — говорит Витютень, — если тебе нужен дом со стенами, лети, разыщи Иволгу. У нее тебе понравится.

И Витютень сказал Береговушке адрес Иволги: в роще, на самой красивой березе.

Полетела Береговушка в рощу.

А в роще березы одна другой красивее. Искала, искала Иволгин дом и вот наконец увидела: висит на березовой ветке крошечный легкий домик. Такой уютный домик и похож на розу, сделанную из тон­ких листков серой бумаги.

«Какой же у Иволги домик маленький! — поду­мала Береговушка. — Даже мне в нем не помес­титься».

Только она хотела постучаться, вдруг из серого домика вылетели осы.

Закружились, зажужжали — сейчас ужалят!

Испугалась Береговушка и скорей улетела прочь.

Мчится среди зеленой листвы.

Вот что-то золотое и черное блеснуло у нее перед глазами.

Подлетела ближе, видит: на ветке сидит золотая птица с черными крыльями.

—  Куда ты спешишь, маленькая? — кричит золотая птица Береговушке.

—  Иволгин дом ищу, — отвечает Береговушка.

—  Иволга — это я,— говорит золотая птица. — А дом мой — вот здесь, на этой красивой березе.

Береговушка остановилась и посмотрела, куда Иволга ей показывает. Сперва она ничего разли­чить не могла — все только зеленые листья да белые березовые ветви. А когда всмотрелась, так и ахнула.

Высоко над землей к ветке подвешена легкая плетеная корзиночка.

И видит Береговушка, что это и в самом деле домик. Затейливо так свит из пеньки и стебельков, волосков и шерстинок и тонкой березовой кожурки.

—  Ух! — говорит Береговушка Иволге. — Ни за что не останусь в этой зыбкой остройке! Она качается, и у меня все перед глазами вертится, кру­жится... Того и гляди, ее ветром на землю сдует. Да и крыши у вас нет.

—  Ступай к Пеночке! — обиженно говорит ей золотая Иволга. — Если ты боишься на чистом воз­духе спать, так тебе, верно, понравится у нее в шалаше, под крышей.

Полетела Береговушка к Пеночке.

Желтая маленькая Пеночка жила в траве как раз под той самой березой, где висела Иволгина воздушная колыбелька.

Береговушке очень понравился ее шалашик из сухой травы и мха. «Вот славно-то! — радовалась она.— Тут и пол, и стены, и крыша, и постелька из мягких перышек. Совсем как у нас дома!»

Ласковая Пеночка стала ее укладывать спать. Вдруг земля под ними задрожала, загудела.

Береговушка встрепенулась, прислушивается, а Пеночка ей говорит:

—  Это кони в рощу скачут.

—  А выдержит ваша крыша, — спрашивает Береговушка, — если конь на нее копытом ступит?

Пеночка только головой покачала печально и ничего ей на это не ответила.

—  Ох, как страшно тут! — сказала Берего­вушка и вмиг выпорхнула из шалаша. — Тут я всю ночь глаз не сомкну: все буду думать, что меня раз­давят. У нас дома спокойно — там никто на тебя не наступит и на землю не сбросит.

—  Так, верно, у тебя такой дом, как у Чом­ги, — догадалась Пеночка. — У нее дом не на дере­ве — ветер его не сдует, да и не на земле — никто не раздавит. Хочешь, провожу тебя туда?

—  Хочу! — говорит Береговушка. Полетели они к Чомге. Прилетели на озеро и видят: посреди воды на тростниковом островке сидит большеголовая птица. На голове у птицы перья торчком стоят, словно рожки.

Тут Пеночка с Береговушкой простилась и наказала ей к этой рогатой птице ночевать попро­ситься.

Полетела Береговушка и села на островок. Сидит и удивляется: островок-то, оказывается, пла­вучий. Плывет по озеру куча сухого тростника. Посреди кучи — ямка, а дно ямки мягкой болотной травой устлано. На траве лежат Чомгины яйца, прикрытые легкими сухими тростиночками. А сама Чомга рогатая сидит на островке с краешка, разъез­жает на своем суденышке по всему озеру.

Береговушка рассказала Чомге, как она искала и не могла найти себе ночлега, и попросилась ноче­вать.

—  А ты не боишься спать на волнах? — спраши­вает ее Чомга.

—  А разве ваш дом не пристает на ночь к берегу?

—  Мой дом — не пароход, — говорит Чомга. — Куда ветер гонит его, туда он и плывет. Так и будем всю ночь на волнах качаться.

—  Боюсь, — прошептала Береговушка. — Домой хочу, к маме...

Чомга рассердилась.

—  Вот, — говорит, — какая привередливая! Ни­как на тебя не угодишь! Лети-ка поищи сама себе дом, какой нравится.

Прогнала Чомга Береговушку, та и полетела. Летит и плачет.

А уж ночь наступает; солнце зашло; темнеет.

Залетела Береговушка в густой лес, смотрит: на высокой ели, на толстом суку, выстроен дом.

Весь из сучьев, из палок, круглый, а изнутри мох торчит, теплый, мягкий.

«Вот хороший дом, — думает она, — прочный и с крышей».

Подлетела маленькая Береговушка к большому дому, постучала клювиком в стенку и просит жалобным голоском:

—  Пустите, пожалуйста, хозяюшка, переноче­вать!

А из дому вдруг как высунется рыжая звериная морда с оттопыренными усами, с желтыми зубами. Да как зарычит страшилище:

—  С каких это пор птахи по ночам стучат, ночевать просятся к белкам в дом?

Обмерла Береговушка, сердце камнем упало. Отшатнулась, взвилась над лесом — да стремглав, без оглядки, наутек!

Летела, летела — из сил выбилась. Обернулась назад — никого сзади нет. Кругом оглянулась, а место знакомое. Посмотрела вниз — внизу река течет. Своя река, родная!

Стрелой бросилась вниз, к речке, а оттуда — вверх, под самый обрыв крутого берега.

И пропала.

А в обрыве — дырки, дырки, дырки. Это все лас­точкины норки. В одну из них и юркнула Берего­вушка. Юркнула и побежала по длинному-длин­ному, узкому-узкому коридору.

Добежала до его конца и впорхнула в простор­ную круглую комнату.

Тут уже давно ждала ее мама.

Сладко спалось в ту ночь усталой маленькой Береговушке у себя на мягкой теплой постельке из травинок, конского волоса и перьев...

Покойной ночи!

Виталий Валентинович Бианки