Купеческая жена и приказчик

Жил-был купец, старый хрыч, женился на молоденькой бабенке, а у него было много приказчиков. Стар­шего из приказчиков звали Потапом; детина он был видный, зачал к хозяйке подбираться, так у них дело и сладилось. Стали люди примечать, стали купцу ска­зывать. Вот купец и говорит своей жене: «Послушай, душенька, что люди-то говорят, будто ты с приказчи­ком Потапом живешь». — «Что ты, бог с тобой, согла­шусь ли я. Не верь людям; верь своим глазам». — «Го­ворят, он к тебе давно подбирался. Нельзя ли как-ни­будь испытать его». — «Ну что ж, — говорит жена, — по­слушай меня, нарядись в мое платье и пойди к нему в сад — знаешь, где он спит, да потихоньку шепотом и скажи: я-де к тебе от мужа пришла. Вот и посмотришь тогда, каков он есть». — «Ладно», — сказал купец.

А купчиха улучила время и научила приказчика: как придет муж, хорошенько его поколоти, чтобы он, подлец, долго помнил. Дождался купец ночи, нарядил­ся в женино платье с ног до головы и пошел в сад к приказчику. «Кто это?» — спрашивает приказчик. Купец отвечает шепотом: «Я, душенька!» — «Зачем?» — «От мужа ушла да к тебе пришла». — «Ах ты, подлая! И то про меня говорят, что я к тебе хожу. А ты хочешь, чтоб я совсем опостылел хозяину!» И давай колотить купца по шее, по спине, да в поволочку: «Не ходи, мерзавка, не срами меня! Я ни за что не соглашусь на такие пакости!»

Кое-как купец вырвался, прибежал к жене и гово­рит: «Нет, милая, теперь никому в свете не поверю, что ты живешь с приказчиком. Как принялся он меня ру­гать, срамить да бить — насилу ушел». — «Вот видишь, а ты всякому веришь!» — сказала купчиха и с того вре­мени стала жить с приказчиком без всякого страху.

Русские народные сказки. Том 2. Составитель, автор вступительной статьи и комментариев О.Б. Алексеева.

Как купец сделал договор с одним королем

Вот не в котором царстве, не в котором государстве был-жил купец. У купца, конечно, не было никого де­тей, а он имел обширную торговлю и имел кораблей для выхода товару на заграничную торговлю.

И вот он всякий раз у одного становился короля, познакомился он с ним. И вот часто они с ним разго­варивали про торговлю свою, уж очень были знако­мые. И вот однажды дает предложение этот король: «И вот у нас если бы были дети, то как ты со своей стороны думаешь, если бы у меня была дочь, то отдать за твоего сына, а если у меня сын, то женить на тво­ей дочери, или там у которого который будет. Согла­сен ты или нет, скажи мне правду, как мы уж с тобой друзья?» Купец ему отвечает: «Да, и я бы очень со­гласен, если такое ты даешь предложение». И он сей­час достает бумаги и делает с этим купцом договор. Когда они сделали договор, и хранили всяк у себя свой. И в это время он уехал домой, после этого всего.

Он уехал домой. Недолго спустя после этого купчи­ха понесла, и также королева понесла. Королева при­носит дочерь, а купчиха сына. Ну, матери этого догово­ра совершенно не знали, что у них было сделано, у отцов. И так они проводили это время все, а дети рос­ли. И он [купец] часто заезжал к [королю], как товары надо везти.

Вот этот купец, как сын подрос годов восемнадцати, заболел и умер. Остался этот сын с матерью один. Вот она и говорит: «Слушай, сынок, тебе надо отцово иму­щество посчитать, какие есть долги или растраты. На­до бы все заплатить и начать торговать, как и отцу. И потом вдобавок, сам знаешь, надо бы тебе и жениться, времена приходят». Он говорит матери: «Да, мама, вер­но, надо; уж этого нельзя допустить, чтобы у нас стра­дала торговля».

Берет евонные книги, начал просматривать. Когда он стал в этих делах смотреть, то берет бумажки и стал читать. «Ну, глупцы же наши отцы, когда еще нас не было на свете, а уж нас поженили». Ничего боль­ше не сказал, а бумажку эту берет и положил себе в карман. Берет бумажку в карман и думает: «Все-таки теперь у меня уж невеста приискана, как предлагала мать, жениться можно, теперь я пойду». Пришел к ма­тери и говорит: «Ну, мама, теперь я пойду вот в такое-то королевство: утка есть, дак утку взять, а утки нет, то клетку отдать». Она ничего не знала про это, но го­ворит: «Ну, иди, сынок, сам знаешь».

И вот он кряду уже собрался, собрал торбочку с со­бой и пошел себе по дорожке. Вот идет он близко ли, далеко, тамотки, вдруг наезжает ему человек сзади на лошади. Подъехал и здоровается: «Здравствуй, молодой человек». — «Здравствуйте, здравствуйте, молодой чело­век».

И спрашивает его этот, которой на лошади: «Кто вы есть такой и куда идете?» Он ему отвечает: «Я есть одного купца сын, иду в такое-то королевство, ут­ка есть, дак утку взять, а утки нет, так клетку отдать». Тот ничего у него понять не мог больше. А он его стал спрашивать. «А вы кто такой будете?» — «Я буду вот недалеко отсюда из одного королевства принц и еду к королю свататься на его дочери. Поедем вместе, нам по дороге». — «Да, вместе», — отвечает. «Вместе-то мы вме­сте, но жалко то, что я на лошади, а ты нет, и жалко тебя оставить». И так он не [отстает] от него и не уез­жает, идут себе вперед. И вот шли, шли, потом [купец] говорит: «Ну, надо будет чай погреть, попить чаек». Принц тоже остоялся. Попили чаек. «Вот если бы у нас были щепки, поиграли бы, позабавились». Принц ниче­го понять не может из этих разговоров. Вот они немно­го посидели, пошли вперед. Приходят к ручью. «Вот если бы у нас сейчас было по стрелочке, то стрелили бы, узнали, где мельче брод». И тоже ничего не понял. [Купец] обошел, нашел, где мельче, и идут дальше.

[Принц] от него не уезжает, все идут шагом. Вот уже они наконец приезжают в это королевство и подходят к королевскому саду. И он, этот самый принц, и гово­рит: «Вот посмотри, какой у короля сад хороший!» — «Да, сад-то хороший, да садовница не совсем». И [принц] ничего опять не понимает. Вот уж они подходят к королевскому дворцу, он и говорит: «Смотри-ко, това­рищ, какой у короля дворец хороший». — «Дворец-то хо­роший, да окна косы». Принц сам себе думает: «Ну как косы, я не вижу ничего». Да, он его спрашивает: «Ну, как ты, пойдешь к королю или куда?» — «Нет, я не пойду к королю; я туда пойду, где зима на хоро­мах». — «А я пойду туда, куда иду, прямо лично к ко­ролю к самому».

И так разошлись. И вот когда приходит принц к ко­ролю, тот его узнал кряду и посадил за стол и стал его спрашивать: «Зачем вы сюда пришли?» И принц стал рассказывать, как он шел сюда. «Я лично шел для это­го, что хочу узнать твое жаланье, не отдаешь ли ты свою дочерь за меня?» Король, конечно, сначала ему в этом ничего не отказал. А принц начал ему обсказывать, как они шли дорогою с другим товарищем и как пришли по­том в это царство. «Вот как раз я еду, догоняю его до­рогой и спросил его: „Куда, молодец, попадашь?" — „Вот в такое-то королевство". Меня тоже спросил, я ему ответил, что попадаю туда же. И вот мы немного подошли и стали чай пить. Я его и спросил: „А вы за­чем идете в это королевство?" — „Я? А вот зачем: утка есть, то утку взять, утки нет, то клетку отдать". И меня спрашивает: „А вы зачем?" — „А я к королю свататься на его дочери". Ну, мы стали попадать вместе. Когда мы попили чаю, он мне и говорит: „Вот были бы у нас щепки, мы бы поиграли, позабавились". Я опять ничего понять не мог. Пошли дальше. Приходим мы к речке, он мне и говорит: „Вот если было бы у нас по стре­лочке, мы стрелили бы и узнали, где мельче брод". Я опять у него понять ничего не мог». И все это слушает у него король. «Тогда он отыскал мельче место, пошли дальше. Приходим в ваше царство, к вашему королевскому саду, я ему и говорю: „Смотри-ко, товарищ, ка­кой у короля сад-то хороший". Он и отвечает; „Сад-то хороший, да садовница-то не совсем". Теперь мы уже добрались до вашего дворца, и я опять говорю: „Смотри, у короля какой дворец-то хороший",— „Дворец-то хороший, только окна косы".

Король соскочил со стула и подошел к окнам. «Каки у меня окна косы? Смотри, окна прямые».— «Я тоже вижу, что прямые», — отвечал принц. «Теперь он ме­ня спрашивает, куда я пойду на квартеру. Я ответил: „Я пойду лично к королю". И спрашиваю его: „А ты куда?" — „Я туда, где зима на хоромах". Я тоже этого не знаю, куда он пошел. Может, вы знаете, ваше коро­левское величество?» — «Нет, я тоже не могу понять».

Это все слушала королевская дочь. Когда выслуша­ла всё, то вышла к ним к обоим и говорит, во-первых, отцу: «Слушай, отец, я гляжу, вы обои неумные, ниче­го вы не понимаете. И я вам про него расскажу, куда он шел и зачем и где он теперь есть».

Вот она начинает говорить отцу и этому принцу: «Когда ты встретился с этим с молодым человеком и вы сели чай пить, он сказал: „Были бы щепки, мы бы поиграли, позабавились", — если бы были у вас карты — вы бы поиграли и позабавились, вот он к чему это ска­зал. Дальше. Когда вы пошли вперед и пришли к ру­чью, он тебе говорит: „Если бы у нас по стрелочке, мы бы стрелили и узнали, где мельче", — если бы у вас бы­ло по лакею, вы бы послали и узнали бы, где брод, вот он к чему сказал. Когда вы подошли к нашему саду и ты ему, принц, сказал: „Какой у короля хороший сад", он тебе на ответ: „Сад-то хороший, да садовница не совсем", — действительно, я росту небольшого — вот он это к чему сказал. Дальше. Когда вы подошли к на­шему дворцу, ты ему сказал: „Какой у короля дворец хороший" — и он тебе ответил: „Дворец-то хороший, только окна косы". Вот он это к чему сказал: я хоро­ша, да глаза у меня немного действительно косы, а вы всё понять ни который не можете. И вот он зачем идет сюда, когда ты его спросил, зачем он идет, он сказал так: „Я иду в это королевство, ежели есть утка, то утку взять, а нет утки, то клетку отдать". Вот утка — это есть я, а клетка, наверно, нет ли, батюшко, у тебя ка­кого-нибудь договора насчет меня с каким-нить купцом? И вот клетка и есть договор. И шел он взять меня или отдать договор, если меня нет».

Король кряду вспомнил и говорит: «Да, есть у меня с одним купцом заключен договор». И приносит его.

Она прочитала этот договор и говорит: «Так и есть. Ну, принц, ты мне не жених, а я тебе не невеста. Теперь я еще вам скажу: он вам сказал, что „пойду туда на квартеру, где зима на хоромах", а я знаю, куда он пошел. Он пошел в отводной дом».

Этот принц распростился и пошел несолоно хлебавши, видит: «Тут мне не уха!»

Теперь она идет к кухарке своей, берет корзинку и собирает три яичка, булочку и бутылку молока в эту корзинку и спросила кухарку: «Ты знаешь, где зима на хоромах?» (А уж друга не знали, дак она подавно не знает). Она отвечает: «Нет, не знаю, ваше высочество, объясните мне! Где же мне-ка знать?» — «Иди на отвод­ную квартеру, и когда ты придешь, то вызовешь там одного молодого человека и отдай эту корзинку ему лично. Когда ты отдашь, скажи так: „Полон ли месяц, считаны ли звезды, и у-берегов ли вода?" И пусть он мне ответит уж со своей стороны».

Сейчас отдает корзинку, и кухарка пошла. Вот при­ходит на отводную квартеру и кряду же разыскала это­го молодого человека. Дает ему корзинку и говорит: «Вот что велела королевна у вас узнать: „Полон ли месяц, считаны ли звезды, у берегов ли вода?"» Он ей сказал: «Погоди минутку, я тебе сейчас ответ дам, тог­да пойдешь. Скажи своей королевне так: „Месяц не по­лон, звезды считаны, и вода не у берегов"».

Вот она пришла к королевне и говорит: «Он сказал, что месяц не полон, звезды считаны и вода не у бере­гов».— «Видишь ты, кухарочка, сколь верная! Значит, ты дорогой булочки поела, яичко съела и молочка по­пила». Тогда кухарочка, конечно, стала извиняться. Она ее за это ругать очень не стала и сказала: «Теперь по­ди обратно к нему и скажи: "Король просил вас, моло­дой человек, прийти к нему!"».

Кухарка ушла, а королевна пошла к отцу. Пришла и говорит: «Слушай, папа, я вызвала к тебе твоего бу­дущего зятя, встречай его». Вот он только приходит к королю, его там уже встретили и провели лично к са­мому королю. Он пришел, поздоровался с королем и с дочерью и кладет на стол договор: «Вот я зачем при­шел. Если можно, отдайте за меня дочерь, а нет, дак возьмите это себе».

Король посадил его за стол и сказал: «Все будет для тебя, зятюшко, готово». И начали играть свадьбу. Свадьбу провели, и он стал после этого всего собирать­ся домой, в свое место. Конечно, уж они обратно не пошли пешком, а поехали на лошади. Отец наделил ее приданым и сказал: «Ну, зять, я тебе при смерти ус­туплю свое место королевское».

Когда они вернулись в свое место, этот купецкой сын занялся торговлей, как и отец его, стал ходить за гра­ницу.

(Тут и конец, уж я не знаю дальше, как там было, получил ли, нет он королевство — этого не знаю.)

Русские народные сказки. Том 2. Составитель, автор вступительной статьи и комментариев О.Б. Алексеева.

Морской царь и Василиса Премудрая

За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам; долгое время дома не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает.

Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды ис­пить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке боль­шое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на брюхо и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду.

—  Пусти! — просит царь.

—  Не пущу, не смей пить без моего ве­дома!

—  Какой хочешь возьми откуп — только отпусти!

—  Давай то, чего дома не знаешь.

Царь подумал-подумал — чего он дома не зна­ет? Кажись, все знает, все ему ведомо, — и согла­сился. Попробовал — бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.

Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими сле­зами. Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, сле­зами дела не поправишь.

Стали они жить по-старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре — не по дням, а по часам, и вырос большой.

«Сколько ни держать при себе, — думает царь, — а отдавать надобно: дело неминучее!» Взял Ивана-царевича за руку, привел прямо к озеру.

—  Поищи здесь, — говорит, — мой перстень; я ненароком вчера обронил.

Оставил одного царевича, а сам повернул домой. Стал царевич искать перстень, идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка.

—  Куда идешь, Иван-царевич?

—  Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно.

—  Ну, оставайся... — И пошла старушка в сто­рону.

А Иван-царевич пораздумался: «За что обругал я старуху? Дай ворочу ее; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет». И стал ворочать старушку:

—  Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу-высматриваю, а пер­стня нет как нет!

—  Не за перстнем ты здесь; отдал тебя отец морскому царю: выйдет морской царь и возьмет тебя с собою в подводное царство.

Горько заплакал царевич.

—  Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц — всё красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; а ты тем временем унеси у последней сорочку и до тех пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не су­меешь этого сделать, ты погиб навеки; у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на нее попасть!

Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятал­ся за смородиновый куст и ждет поры-времени.

Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.

Вслед за ними прилетела и тринадцатая голу­бица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; и была она всех пригожее, всех красивее!

Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался, да припомнил, что говорила ему старуха, подкрался и унес сорочку.

Вышла из воды красная девица, хватилась — нет сорочки, унес кто-то; бросились все искать, искали, искали — не видать нигде.

—  Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; я сама виновата — недосмотрела, сама и отвечать буду.

Сестрицы — красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотре­лась кругом и промолвила:

—  Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек — будешь мне родной батюшка, коли средних лет — будешь бра­тец любимый, коли ровня мне — будешь милый друг!

Только сказала последнее слово, показался Иван-царевич. Подала она ему золотое колечко и го­ворит:

—  Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.

Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича.

А Иван-царевич отправился в подводное царст­во; видит — и там свет такой же, как у нас, и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет.

Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:

—  Что так долго не бывал? За вину твою вот те­бе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек — одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь — голова твоя с плеч долой!

Идет Иван-царевич от морского царя, сам сле­зами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:

—  Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами об­ливаешься?

—  Как же мне не плакать? — отвечает царе­вич. — Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру она выросла и могла в ней галка спрятаться.

—  Это не беда, беда впереди будет. Ложись с богом спать; утро вечера мудренее, все будет го­тово!

Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:

—  Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело.

Проснулся на заре Иван-царевич, глянул — все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь — столь высока, что галка схоронится.

Пошел к морскому царю с докладом.

—  Спасибо тебе, — говорит морской царь, — что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен — все пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь — голова твоя с плеч долой!

—  Слушаю, ваше величество! — сказал Иван-царевич; опять идет по двору да слезами об­ливается.

—  О чем горько плачешь? — спрашивает его Василиса Премудрая.

—  Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать.

—  Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с богом, утро вечера мудренее.

Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вы­шла на крылечко и закричала громким голосом:

—  Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на бе­лом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто.

Поутру зовет морской  царь Ивана-царевича:

—  Сослужил ли службу?

—  Сослужил, ваше величество!

—  Пойдем посмотрим.

Пришли на гумно — все скирды стоят нетрону­ты, пришли в житницы — все закрома полнехонь­ки зерном.

—  Спасибо тебе, брат! — сказал морской царь. — Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба.

Опять идет Иван-царевич по двору, слезами умывается.

—  О чем горько плачешь? — спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.

—  Как мне не плакать, доброму молодцу? При­казал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.

—  Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать, утро вечера мудренее.

Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:

—  Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда и слепите из чистого воску церковь божию, чтоб к утру была готова!

Поутру встал Иван-царевич, глянул — стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с докладом.

—  Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня ни было, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства сберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены.

Иван-царевич выбрал Василису Премудрую; тот­час их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.

Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.

—  Что так грустен, Иван-царевич?

—  Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь.

—  Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!

Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Ива­ном-царевичем на святую Русь.

На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя — молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери:

—  Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет.

—  Еще рано, мы не выспались, приходите по­сле! — отвечает одна слюнка.

Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся:

—  Не пора-время спать, пора-время вставать!

—  Погодите немного: встанем, оденемся! — от­вечает вторая слюнка.

В  третий  раз  приходят  посланные: царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаж­даются.

—  Сейчас будем! — отвечает третья слюнка. Подождали-подождали   посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выло­мали двери, а в тереме пусто.

Доложили царю, что молодые убежали; озло­бился он и послал за ними погоню великую.

А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без останов­ки, без роздыху.

—  Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, кет ли погони от морского царя?

Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

—  Слышу я людскую молвь и конский топ!

—  Это за нами гонят! — сказала Василиса Пре­мудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича — старым пастухом, а сама сдела­лась смирною овечкою.

Наезжает погоня:

—  Эй, старичок! Не видал ли ты — не про­скакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?

—  Нет, люди добрые, не видал, — отвечает Иван-царевич. — Сорок лет, как пасу на этом ме­сте — ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!

Воротилась погоня назад:

—  Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видали только: пастух овечку пасет.

—  Что ж не хватали? Ведь это они были! — закричал морской царь и послал новую погоню.

А Иван-царевич с Василисою Премудрой дав­ным-давно скачут на борзых конях.

—  Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?

Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

—  Слышу я людскую молвь и конский топ.

—  Это за нами гонят! — сказала Василиса Пре­мудрая; сама сделалась церковью, Ивана-цареви­ча обратила стареньким попом, а лошадей — де­ревьями.

Наезжает погоня:

—  Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?

—  Нет, люди добрые, не видал. Сорок лет тру­жусь в этой церкви — ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!

Повернула погоня назад:

—  Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика.

—  Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! — закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисою Премудрою.

А они далеко уехали.

Опять говорит Василиса Премудрая:

—  Иван-царевич! Припади к сырой земле — не слыхать ли погони?

Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

—  Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего.

—  Это сам царь скачет.

Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича — селезнем, а сама сделалась ут­кою.

Прискакал царь морской к озеру, тотчас дога­дался, кто таковы утка и селезень, ударился о сы­ру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что ни разлетится сверху... вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего и не смог сделать. По­скакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.

Долго ли, коротко ли, приехали они в триде­сятое царство.

—  Подожди меня в этом лесочке, — говорит Иван-царевич Василисе Премудрой, — я пойду до­ложусь наперед отцу, матери.

—  Ты меня забудешь, Иван-царевич!

—  Нет, не забуду.

—  Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, когда станут два голубка в окна биться!

Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его. На радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую.

Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой-то королевне.

Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры готовить, она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.

—  Разгадай, хозяюшка, что будет из этих го­лубков!

—  А что будет? Съедим их — вот и все!

—  Нет, не угадала!

Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно — и в ту же минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь.

Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы рас­спрашивать да разыскивать и нашел ее у просвир­ни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.

Из сборника А.Н. Афанасьева "Народные русские сказки".