Сорочьи сказки

Гусак

Идут с речки по мерзлой траве белые гуси, впереди злой гусак шею вытягивает, шипит:

—  Попадись мне кто, — защиплю.

Вдруг низко пролетела лохматая галка и крикнула:

—  Что, поплавали! Вода-то замерзла.

—  Шушура! — шипит гусак.

За гусаком переваливаются гусенята, а позади — старая гусыня. Гусыне хочется снести яйцо, и она уныло думает: «Куда мне, на зиму глядя, яйцо нести?»

А гусенята вправо шейки нагнут и пощиплют щавель и влево шейки нагнут и пощиплют.

Лохматая галка боком по траве назад летит, кричит:

—  Уходите, гуси, скорей, у погребицы ножи точат, свиней колют и до вас, гусей, доберутся.

Гусак на лету, с шипом, выхватил галке перо из хвоста, а гусыня расколыхалась:

—  Вертихвостка, орешь — детей моих пугаешь.

—  Щавель, щавель, — шепчут гусенята, — померз, померз.

Миновали гуси плотину, идут мимо сада, и вдруг по дороге им навстречу бежит голая свинья, ушами трясет, а за ней бежит работник, засучивает рукава.

Наловчился работник, ухватил свинью за задние ноги и поволок по мерзлым кочкам. А гусак работника за икры с вывертом, шипом щипал, хватом хватал.

Гусенята отбежали, смотрят, нагнув головы. Гусыня, охая, засеменила к
мерзлому болоту.

—  Го, го, — закричал гусак, — все за мной!

И помчались гуси полулётом на двор. На птичьем дворе стряпуха точила ножи, гусак к корыту подбежал, отогнал кур да уток, сам наелся, детей накормил и, зайдя сзади, ущипнул стряпуху.

—  Ах, ты! — ахнула стряпуха, а гусак отбежал и закричал:

—  Гуси, утки, куры, все за мной!

Взбежал гусак на пригорок, белым крылом махнул и крикнул:

—  Птицы, все, сколько ни есть, летим за море! Летим!

—  Под облака! — закричали гусенята.

—  Высоко, высоко! — кокали куры.

Подул ветерок.

Гусак посмотрел на тучку, разбежался и полетел.

За ним прыгнули гусенята и тут же попадали — уж очень зобы понабили. Индюк замотал сизым носом, куры со страху разбежались, утки, приседая, крякали, а гусыня расстроилась, расплакалась — вся вспухла.

—  Как же я, как же я с яйцом полечу!

Подбежала стряпуха, погнала птиц на двор.

А гусак долетел до облака. Мимо треугольником дикие гуси плыли. Взяли дикие гуси гусака с собой за море. И гусак кричал:

—  Гу-уси, куры, утки, не поминайте ли-ихом...

Алексей Николаевич Толстой

Сорочьи сказки

Мудрец

По зеленой траве-мураве ходят куры, на колесе белый петух стоит и думает: пойдет дождь или не пойдет?

Склонив голову, одним глазом на тучу посмотрит и опять думает.

Чешется о забор свинья.

—  Черт знает, — ворчит свинья, — сегодня арбузные корки опять отдали корове.

—  Мы всегда довольны! — хором сказали куры.

—  Дуры! - хрюкнула свинья. — Сегодня я слышала, как божилась хозяйка накормить гостей курятиной.

—  Как, как, как, как, что такое? - затараторили куры.

—  Поотвертят вам головы — вот и "как что такое", — проворчала свинья и легла в лужу.

Сверху вниз задумчиво посмотрел петух и молвил:

—  Куры, не бойтесь, от судьбы не уйдешь. А я думаю, что дождь будет.

Как вы, свинья?

—  А мне все равно.

—  Боже мой, — заговорили куры, — вы, петух, предаетесь праздным разговорам, а между тем из нас могут сварить суп.

Петуха это насмешило, он хлопнул крыльями и кукарекнул.

—  Меня, петуха, в суп — никогда!

Куры волновались. В это время на порог избы вышла с огромным ножом хозяйка и сказала:

—  Все равно, — он старый, его и сварим.

И пошла к петуху. Петух взглянул на нее, но гордо продолжал стоять на колесе.

Но хозяйка подходила, протянула руку... Тогда почувствовал он зуд в ногах и побежал очень шибко: чем дальше, тем шибче.

Куры разлетелись, а свинья притворилась спящей.

«Пойдет дождь или не пойдет?» — думал петух, когда его, пойманного, несли на порог, чтобы рубить голову.

И, как жил он, так и умер, — мудрецом.

Алексей Николаевич Толстой

Сорочьи сказки

Сова и кот

В дубовом дупле жила белая сова — лунь-птица, у совы было семь детенышей, семь родных сыновей.

Раз ночью улетела она, — мышей половить и яиц напиться.

А мимо дуба шел дикий, лесной кот. Услыхал кот, как совята пищат, залез в дупло и поел их — всех семь.

Наевшись, тут же, в теплом гнезде, свернулся и заснул.

Прилетела сова, глянула круглыми глазами, видит — кот спит. Все поняла.

—  Котик лесной, — запела сова сладким голосом, — пусти переночевать, студено в лесу-то.

Кот спросонок не разобрал и пустил сову. Легли они в дупле рядышком.

Сова и говорит:

—  Отчего, у тебя, кот, усы в крови?

—  Ушибся, кума, рану лизал.

—  А отчего у тебя, кот, рыльце в пуху?

—  Сокол меня трепал, насилу ушел я от него.

—  А от чего у тебя, кот, глаза горят?

Обняла сова кота лапами и выпила глаза его. Клюв о шерсть вытерла и закричала:

Совят! Семь, семь.

Совят! Кот съел.

Алексей Николаевич Толстой

Сорочьи сказки

Кот Васька

У Васьки-кота поломались от старости зубы, а ловить мышей большой был охотник Васька-кот.

Лежит целые дни на теплой печурке и думает — как бы зубы поправить...

И надумал, а надумавши, пошел к старой колдунье.

—  Баушка, — замурлыкал кот, — приставь мне зубы, да острые, железные, костяные-то я давно обломал.

—  Ладно, — говорит колдунья, — за это отдашь мне то, что поймаешь в первый раз.

Поклялся кот, взял железные зубы, побежал домой. Не терпится ему ночью, ходит по комнате, мышей вынюхивает.

Вдруг мелькнуло что-то, бросился кот, да, видно, промахнулся.

Пошел — опять метнулось.

«Погоди же!» — думает кот Васька, остановился, глаза скосил и поворачивается, да вдруг как прыгнет, завертелся волчком и ухватил железными зубами свой хвост.

Откуда не возьмись явилась старая колдунья.

—  Давай, — говорит, хвост по уговору.

Заурлыкал кот, замяукал, слезами облился. Делать нечего. Отдал хвост.
И стал кот - куцый. Лежит целые дни на печурке и думает:«Пропади они, железные зубы, пропадом!»

Алексей Николаевич Толстой

Сорочьи сказки

Заяц

Летит по снегу поземка, метет сугроб на сугроб... На кургане поскрипывает сосна:

—  Ох, ох, кости мои старые, ноченька-то разыгралась, ох, ох...

Под сосной, насторожив уши, сидит заяц.

—  Что ты сидишь, — стонет сосна, — съест тебя волк, — убежал бы.

—  Куда мне бежать, кругом бело, все кустики замело, есть нечего...

—  А ты порой, поскреби.

—  Нечего искать, — сказал заяц и опустил уши.

—  Ох, старые глаза мои, — закряхтела сосна, — бежит кто-то, должно быть, волк, — волк и есть.

Заяц заметался.

—  Спрячь меня, бабушка...

—  Ох, ох, ну, прыгай в дупло, косой.

Прыгнул заяц в дупло, а волк подбегает и кричит сосне:

—  Сказывай, старуха, где косой?

—  Почем я знаю, разбойник, не стерегу я зайца, вон ветер как разгулялся, ох, ох...

Метнул волк серым хвостом, лег у корней, голову на лапы положил.
А ветер свистит в сучьях, крепчает...

—  Не вытерплю, не вытерплю, — скрипит сосна.

Снег гуще повалил, налетел лохматый буран, подхватил белые сугробы, кинул их на сосну.

Напружилась сосна, крякнула и сломалась... Серого волка, падая, до смерти зашибла...

Замело их бураном обоих. А заяц из дупла выскочил и запрыгал куда глаза глядят.

«Сирота я, — думал заяц, — была у меня бабушка-сосна, да и ту замело...»

И капали в снег пустяковые заячьи слезы.

Алексей Николаевич Толстой