Парубок и сундук-самолет

Жили два парубка, ткач и столяр, и ходили они к одной дивчине. Ходили они к ней, а она им сказала так:

-  Я за вас обоих-то выйти не могу, - и говорит столяру: - Сделай ты мне такой сундук, чтобы по воздуху летал, а ткач пускай выткет такую сорочку, чтоб была вся цельная (как вяжутся чулки).

Сказала это она им, они и ушли.

Пришел ткач домой и задумался, как бы ему такую сорочку сделать. И вспомнил он, как делают евреи цельные чулки, и сделал себе из дерева такую фигуру, да и сплел сорочку.

А столяр сделал по заказу сундук, кузнец его оковал; если влезть в середину и закрутить, то он и полетит по воздуху. Оба принесли свои подарки, очень ей понравились. Посмотрела она на сорочку, что она цельная, и согласилась выйти за ткача замуж. Поглядела на сундук, не знает, полетит ли она и вправду по воздуху.

Говорит ткач столяру:

-  Полезай-ка ты!

А столяр говорит ткачу:

-  Нет, ты полезай!

Не хотят ни тот, ни другой лезть в сундук. А ткач - глупый, влез в сундук, покрутил в середине ручку и поднялся вверх на целую милю. И назад к девушке совсем не вернулся. Вот как улетел он, то столяр на ней и женился. А когда ткач полетел, то летел он целую неделю и спустился на скирду сена. Когда наступил вечер, видит он, что в городе за две мили светится, покрутил еще ручку и полетел прямо на огоньки. Подлетает к свету, к окну, а был это дворец, где жил король; и была у того короля такая красавица дочка, что королю приходилось ее на ночь на третий ярус уводить, он все за нее боялся, чтоб она какой беды не наделала.

Вот подлетает ткач в сундуке к окошку, постучался, а она спрашивает:

-  Кто там такой?

-  Я, - говорит, - святой Петро. Это меня к тебе Бог прислал для утехи.

Поговорил он с ней, посидел, а потом улетел. На другой вечер прилетел он опять к окошку. А она уже на другой вечер все как следует приготовила: дала Петру поесть и попить. Вот наелся Петро хорошенько и спрашивает у нее, не дозволит ли ее отец на ней жениться, поговорил с нею и улетел.

Подошло утро, отец и спрашивает:

-  Ты чего это такая веселая? А не приходил ли к тебе кто-нибудь ночью? А она говорит:

-  Ходит ко мне святой Петро и спрашивает, не дозволит ли мне отец с Петром ожениться. Отец ей и говорит:

-  Как же я могу выдать тебя за него, если сын соседнего короля с тобой уже обручился? Как я тебя за него замуж выдам, он тотчас начнет со мной воевать. Спроси его, когда он на другую ночь прилетит, сможет он оказать мне совет и помощь, если женится? Ведь тот король меня посильнее.

Вот прилетает он ночью; она ему все и рассказала, а он говорит:

-  Хорошо, я и посоветую и помощь окажу.

И выдал король ее замуж за Петра.

Как узнал соседний король, что она уже вышла замуж, начал тотчас войну.

Уже собираются и тот и другой король на войну, а тот был посильней, было у него войска куда больше, чем у этого; тогда меньшой король и говорит зятю:

-  Ну, зять, как же быть?

-  Не бойтесь, - говорит, - тату, выходите воевать. А Петро дома остался, нагрел большие котлы с маслом и горячей водой и вылетел на неприятеля. И как начал он поливать сверху горячим маслом и горячей водой, тут король и признал:

-  Видно, правда, что это святой Петро, он нас с неба карает.

Заключил мир, и война прекратилась. В скором времени тот король говорит:

-  Чего я буду такому дурню уступать? И пошел снова войной. Отец и спрашивает зятя:

-  Ну, сын, что же нам теперь делать? А этот Петро и говорит:

-  Выходите опять на войну, я вам помогу. Вышли они воевать, а Петро наложил полный сундук горящих углей и вылетел на неприятеля. И как начал его сверху жаром осыпать, пришлось им мир заключить. Говорят они:

-  И правда, что это святой Петро! Война опять прекратилась. Прошло так с полгода, а тот король, который посильней, и говорит:

-  Я такому дурню не уступлю.

И пишет ему, что пойдет опять на него войной. А Петро, как узнал об этом, сильно опечалился, потому что как прилетел он с войны домой, то остался в сундуке большой кусок угля и обгорели от него крылья, на которых он летал. И когда оба короля вышли на войну, велел Петро привести ему коня без седла и уздечки. Он сел на коня и велел связать себе ноги снизу под конским животом и выехал в поле, думая, что конь его там убьет, - ведь ему нечем было в третьей войне обороняться. И гонялся конь с ним по полю, и хотелось Петру добраться до леса. Он думал: “Когда будет конь скакать мимо дерева, я ухвачусь за него руками, ведь ноги-то у меня к коню привязаны, ну, он меня и разорвет”.

А конь поскакал прямо на войну, а к лесу не побежал. И когда мчался он полем, то стояло на дороге старое распятие; и когда летел конь мимо, Петро схватился за него руками, думая, что тут и смерть ему будет. Но распятие снизу подгнило и отломилось, и он ринулся с ним прямо на войско. И начал крушить неприятеля распятием - в одну сторону крестом, а в другую основанием, и промчался несколько раз между неприятельских рядов и перебил больше половины войска. Видит неприятель, что дело пошло не на шутку, и пришлось ему заключить мир, так как не стало у него солдат, кем воевать. И сказал король:

-  Это знак того, что зять у него и вправду святой Петро; ведь я трижды с ним начинал воевать, надеялся выиграть, но не мог, потому что он с неба меня карал.

И остался бедняк у короля зятем. Вот и все.

Названый отец

Остались три брата сиротами — ни отца, ни матери. Ни кола ни двора. Вот и пошли они по селам, по хуторам в работники наниматься. Идут и думают: "Эх, кабы наняться к доброму хозяину!" Глядь, старичок идет, старый-старый, борода белая до пояса. Поравнялся старик с братьями, спрашивает:

—  Куда, детки, путь держите?

А они отвечают:

—  Наниматься идем.

—  Разве у вас своего хозяйства нету?

—  Нету,— отвечают.— Кабы нам добрый хозяин попался, мы бы честно у него работали, слушались и как родного отца почитали.

Подумал старик и говорит:

—  Ну что ж, будьте вы мне сынами, а я вам — отцом. Я из вас людей сделаю — научу жить по чести, по совести, только слушайтесь меня.

Согласились братья и пошли за тем стариком. Идут темными лесами, широкими полями. Идут, идут и видят — хатка стоит, такая нарядная, беленькая, пестрыми цветами обсажена. А около хатки вишневый садик. А в садике — девушка, пригожая, веселая, как те цветики. Поглядел на нее старший брат и говорит:

—  Вот бы мне эту девушку в жены! Да коров, да волов побольше!

А старик ему:

—  Что ж, пойдем свататься. Будет у тебя жена, будут у тебя и волы и коровы — живи счастливо, только правды не забывай.

Пошли они, сосватались, отгуляли веселую свадьбу. Сделался старший брат хозяином и остался с молодой женой в той хатке жить.

А старик с младшими братьями пошел дальше. Идут они темными лесами, широкими полями. Идут, идут и видят — хатка стоит, хорошая, светленькая. А рядом пруд, у пруда мельница. И пригожая девушка возле хатки что-то делает — такая работящая. Средний брат посмотрел на нее и говорит:

—  Вот бы мне эту девушку в жены! А в придачу мельницу с прудом. Сидел бы я на мельнице, хлеб молол — был бы сыт и доволен.

А старик ему:

—  Что ж, сынок, быть по-твоему!

Пошли они в ту хату, высватали девушку, отгуляли свадьбу. Теперь средний брат остался с молодой женой в хате жить.

Говорит ему старик:

—  Ну, сынок, живи счастливо, только правды не забывай.

И пошли они дальше — меньшой брат и названый отец. Идут они, смотрят — бедная хатка стоит, и девушка из хатки выходит, пригожая, а так-то бедно обряженная — прямо латка на латке. Вот меньшой брат и говорит:

—  Ежели бы мне эту девушку в жены! Работали бы мы — был бы у нас хлебушек. Не забывали бы мы и про бедных людей: сами бы ели и с людьми делились.

Тогда старик и говорит:

—  Добро, сынок, так и будет. Только гляди, правды не забывай.

Оженил и этого, да и пошел себе путем-дорогою.

А братья живут. Старший так разбогател, что уж и дома себе строит, и червонцы копит — только о том и думает, как бы ему тех червонцев побольше накопить. А чтоб бедному человеку помочь, об этом и речи нет — сильно скупой стал!

Средний тоже разжился, стали на него батраки работать, а сам он только лежит, ест, пьет да распоряжается.

Младший живет потихоньку: коли что дома заведется, с людьми поделится, а нет ничего, и так ладно — не жалуется.

Вот ходил, ходил названый отец по белу свету, и захотелось ему посмотреть, как-то его сыны живут, с правдою не расходятся. Прикинулся он старцем убогим, пришел к старшему сыну, ходит по двору, кланяется низко, приговаривает:

—  Подайте старику убогому на пропитание от щедрот ваших!

А сын отвечает:

—  Не такой ты старый, не прикидывайся! Захочешь — заработаешь! Я сам недавно на ноги встал. Проваливай!

А у самого от добра сундуки ломятся, дома новые понастроены, товару полны лавки, хлеба полны закрома, денег несчетно. А милостыни не дал!

Ушел старик ни с чем. Отошел, может, с версту, стал на пригорок, оглянулся на то хозяйство да на то добро — так все оно и запылало!

Пошел он к среднему сыну. Приходит, а у того и мельница, и пруд, и хозяйство хорошее. Сам у мельницы сидит.

Поклонился дед низехонько и говорит:

—  Дай, добрый человек, хоть горстку муки! Я убогий странник, нечего мне есть.

—  Ну да,— отвечает,— я еще и себе не намолол! Много вас тут таких шатается, на всех не напасешься!

Ушел старик ни с чем. Отошел немного, стал на пригорок, оглянулся — так и охватило ту мельницу дымом-пламенем!

Пришел старик к меньшому сыну. А тот живет бедно, хатка маленькая, только что чистенькая.

—  Дайте,— говорит старик,— люди добрые, хоть корочку хлебца!

А меньшой ему:

—  Иди в хату, дедушка, там тебя накормят и с собой дадут.

Приходит он в хатку. Хозяйка поглядела на него, видит — он в лохмотьях, обтрепанный, пожалела его. Пошла в клеть, принесла рубаху, штаны, дала ему. Надел он. А как стал он эту рубаху надевать, увидела хозяйка у него на груди большую рану. Усадила она старика за стол. накормила, напоила. А тогда хозяин и спрашивает:

—  Скажи, дедушка, отчего у тебя на груди такая рана?

—  Да,— говорит,— такая у меня рана, что от нее скоро я помру. Один день мне жить осталось.

—  Экая беда! — говорит хозяйка.— И нету от этой раны никаких лекарств?

—  Есть,— говорит,— одно, да только его никто не даст, хоть каждый может.

Тогда хозяин говорит:

—  А почему же не дать? Скажи, какое лекарство?

—  Трудное! Если хозяин возьмет да подожжет свою хату со всем добром, а пеплом с того пожарища засыплет мою рану, то рана закроется и заживет.

Задумался младший сын. Долго думал, а потом и говорит жене:

—  А ты как думаешь?

—  Да так,— отвечает жена,— что мы хату другую наживем, а добрый человек умрет и вдругорядь не родится.

—  Ну, коли так, выноси детей из хаты.

Вынесли они детей, вышли сами. Глянул человек на хату — жалко ему своего добра. А старика жальче. Взял да и поджег. Хата жарко занялась и... пропала. А на ее месте встала другая — белая, высокая, нарядная.

А дед стоит, в бороду усмехается.

—  Вижу,— говорит,— сынок, что из вас троих только ты один с правдою не разминулся. Живи счастливо!

Тут узнал меньшой сын своего названого отца, кинулся к нему, а его и след простыл.

Мужик болтанский, богатырь басурманский

Жил-был мужичок убогий, снял он, значит, четверть под озимь. Вот подошла пора рожь сеять, а батраки и говорят: один - пять рублей давай, а другой - четверть горилки купи. Мужичок подумал-подумал.

-  Что ж, - говорит, - пять рублей я дам или четверть куплю... Нет, дорого будет. - И пошел на ярмарку, купил лошадь, дал за нее три золотых и десять грошей.

Вот купил он себе, значит, лошаденку, сделал соху и пошел сам пахать. А четвертина-то его у самого леса была. Ну, вот начал он пахать, и стали на лошадь комары и оводы нападать, за бока кусают, пахать не дают; вот мужичок лошадь рядном и накрыл, а поднялся ветер и сбросил рядно. Схватил мужичок рядно, махнул по коню и убил тридцать оводов, а комаров и не счесть. Остановился он, смотрит и думает: “Чего ж мне теперь горевать, я и сам теперь такой богатырь, что одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и счету нет”. Вот и надумал он себе: “Поеду-ка я странствовать по свету, дома сидеть на печи да сверчков слушать надокучило”. Заложил он за пояс топор, накинул на свою лошаденку рядно, сел, да и поехал. Вот он себе и едет, подъезжает к распутью, а там столб стоит. Мужичок подумал, подумал, слез с коня, подошел к столбу и написал табличку (а был он мужичок грамотный). Написал, значит, вот что: “Проезжал, мол, мужик болтанский, богатырь басурманский - одним махом тридцать богатырей сразу положил, а мелкой силы и счету нет”, - и дальше поехал.

Вот бежит Бова Королевич, наезжает на тот столб, смотрит и думает: “Что оно такое? Проезжал мужик болтанский, богатырь басурманский, что одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и счету нет. Против нас троих нету никого на свете сильней, а то вот посильнее нашелся”. Ну, и давай он по той дороге гнаться. Гнался он, гнался, глядь - едет какой-то мужичок на такой клячонке, что только шкура болтается да кости гнутся. Бова Королевич и говорит:

-  Здравствуй, мужичок! Тот и говорит:

-  Здорово!

-  А не ты ли, - спрашивает, - мужик болтанский, богатырь басурманский, что одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и счету нет?

Мужичок отвечает:

-  Я.

-  Ну, не гневайся тогда, что мужичком назвал.

-  А ты кто? - спрашивает мужичок.

-  Бова Королевич.

-  Ну, так становись рядом, поедем. Вот бежит теперь Яруслан Лазаревич, поглядел на тот столб и говорит:

-  Что оно такое? Против нас двоих нет никого сильнее, а выходит, что этот посильней будет, одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и счету нет.

Вот прочитал он эту надпись и ну гнать коня, потом догоняет.

-  Здравствуй, - говорит, - Бова Королевич! Чего это ты с мужиком едешь? А тот и говорит:

-  Молчи!

Ну, он и догадался и спрашивает мужичка:

-  А не вы ли, - говорит, - будете мужик болтанский, богатырь басурманский, что одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и счету нет?

А тот отвечает:

-  Я.

-  Ну, не гневайтесь, что мужиком назвал.

-  А ты кто? - спрашивает мужичок.

-  Я - Яруслан Лазаревич.

-  Ну, вставай в ряду по правую руку, поедем!

И поехали.

Бежит теперь Илья Муромец, да на столбе и читает.

-  Господи, - говорит, - нету против меня никого сильней, а этот посильнее будет - одним-то ведь махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и не счесть.

И давай коня гнать, богатырей догоняет.

-  Что это вы, - спрашивает, - с мужичком едете? А те говорят:

-  Тише, помалкивай!

Вот он и догадался, мужичка спрашивает:

-  Не вы ли мужик болтанский, богатырь басурманский, что одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и не счесть?

А тот отвечает:

-  Я.

-  Ну, так прощенья просим, что мужичком обозвал.

-  А ты кто таков? - спрашивает мужичок.

-  Я - Илья Муромец, сильней всех богатырей на свете.

-  Ну, становись в середину!

И поехали. Вот задумали теперь три богатыря ехать в Дикое поле, где есть такая царевна, которая за того, кто к ней доедет, и замуж пойдет. Ехали они, ехали, приезжают в Дикие степи, ставят три куреня и три флага выкидывают. Мужичок снял с коня ряднышко, коня пустил пастись, а сам ряднышком прикрылся и лег спать.

Глянула царевна в подзорную трубу и говорит своим князьям:

-  На мои степи выехали три богатыря, три флага подняли. Отрядите, - говорит, - мои милые князья, шестерых богатырей, шесть зверей, а мелкой силы чтоб и счету не было, и пускай они тех богатырей побьют, а мне головы их напоказ привезут.

Князья мигом войско снарядили и в степь выслали. Бова Королевич посмотрел в трубу и говорит товарищам:

-  Что делать? Выступает против нас шестеро богатырей, шесть зверей, а мелкой силы и не счесть! Товарищи и говорят:

-  Спросим у мужичка.

Приходит Бова Королевич к мужичку и просит:

-  Мужик болтанский, богатырь басурманский, давайте совет нам: едет против нас шестеро богатырей, шесть зверей, а мелкой силы и не счесть, что нам теперь делать?

-  Ты, - говорит мужичок, - славный богатырь, Бова Королевич, садись на своего коня и езжай им навстречу, Ты шестерых богатырей, словно шесть оводов, побьешь, а мелкую силу твой конь потопчет.

Сел на своего коня Бова Королевич, поехал и давай биться: шесть богатырей и шесть зверей порубил, а мелкую силу конем потоптал, одного только оставил, записку написал и царевне вестку подал. Вот выпускает тогда царевна на них девятерых богатырей, девять зверей, а мелкой силы и не счесть.

Яруслан Лазаревич глянул в подзорную трубу и говорит:

-  А что будем делать: выступает против нас девять богатырей, девять зверей, а мелкой силы и счету нет? Товарищи и говорят:

-  Ступай да спроси у мужичка!

Пришел Яруслан Лазаревич к мужичку, спрашивает:

-  Мужик болтанский, богатырь басурманский, давайте совет нам: выступает против нас девять богатырей, девять зверей, мелкой силы счету нет, что нам делать?

-  Ты, - говорит мужичок, - славный богатырь, Яруслан Лазаревич, садись на своего коня и езжай им навстречу. Ты девять богатырей, словно девять оводов, побьешь, а мелкую силу твой конь потопчет.

Сел на своего коня Яруслан Лазаревич, поехал и давай биться: девять богатырей и девять зверей побил, а мелкую силу конем потоптал, одного только оставил, с вестями к царевне послал. Вот выпускает тогда она на них двенадцать богатырей, двенадцать зверей, а мелкой силы и счету нет.

Глянул в трубу Илья Муромец и говорит:

-  А что будем делать: выступает против нас двенадцать богатырей, двенадцать зверей, а мелкой силы и счету нет?

Товарищи и говорят:

-  Ступай да спроси у мужичка.

Пришел Илья Муромец к мужичку и спрашивает:

-  Мужик болтанский, богатырь басурманский, давайте совет нам: выступает против нас двенадцать богатырей, двенадцать зверей, мелкой силы и счету нет, что нам делать?

-  Ты, славный богатырь, - говорит мужичок, - Илья Муромец, садись на коня и езжай им навстречу: ты двенадцать богатырей, двенадцать зверей, как двенадцать оводов, побьешь, а мелкую силу твой конь потопчет.

Оседлал Илья Муромец коня, сел и поехал. Ну и давай с теми богатырями биться, давай биться: двенадцать богатырей, двенадцать зверей побил, а мелкую силу конь потоптал, одного лишь оставил, записку написал и царевне весть послал.

Вот царевна видит, что дело тут не пустяшное, зовет к себе своих князей и говорит:

-  Что нам делать: три богатыря побили всех наших богатырей, всех зверей, а мелкой силы и не счесть? А князья и говорят:

-  Так выпустим на них двенадцатиглавого змея, что сидит па двенадцати цепях прикованный; если и он с ними не справится, придется нам их, как гостей, принимать.

Решили и спустили с цепей двенадцатиглавого змея. Летит змей, так земля и дрожит, зверь в лес прячется, а мелкая птица за море улетает.

Вот Илья Муромец поднялся раненько, в подзорную трубу глянул и говорит товарищам:

-  Плохое дело, товарищи, на нас двенадцатиглавый змей летит, под ним аж земля дрожит, зверь в лес прячется, а мелкая птица за море улетает.

-  Что ж, - говорят, - пойдем, товарищи, к мужичку. Вот пришли к нему и говорят:

-  Мужик болтанский, богатырь басурманский, мы свое отбыли, а теперь ваш черед подошел: летит на нас двенадцатиглавый змей, идите теперь вы с ним справляться.

Мужичок поднялся и думает: “Ну, конец, моему рыцарству! Поездил я маленько по свету, людей повидал, а теперь приходится живьем змею отдаваться, уж тут, пожалуй, не выкрутишься” Вот он встал, рядном своего коня накрыл, топорок за пояс заткнул, сел и едет. Богатыри и говорят ему:

-  Возьмите у кого-нибудь из нас коня, ваш чуть дышит, пожалуй, и до змея-то не довезет.

-  Не надо, - говорит, - ваши кони меня не выдержат.

Дернул за недоуздок и поковылял. Вот подъезжает он к змею. Змей на него летит, так земля и дрожит, зверье в лес прячется, а мелкая птица за море улетает... Мужичок внимания на то не обращает, за недоуздок коня дергает, а конь помаленьку и плетется. Глянул змей на этого рыцаря, остановился и стоит.

-  Это что такое, насмешка надо мной, что ли?

-  Верно! - мужичок в ответ.

Спрыгнул с коня, топор из-за пояса вытащил и ударил зверя по голове, так одна голова и покатилась, потом по второй, и та упала.

Видят тогда три богатыря, что змея мужик болтанский, богатырь басурманский, побивает, у них славу отымает, сели на коней и бросились на змея с двух сторон, а третий за хвост схватил - побили его, порубили, на огне спалили и пепел по ветру пустили.

-  Теперь, - говорит мужичок, - можно нам и к царевне ехать свататься; плохо только, что вы, богатыри, завистливые: я хотел змея топором порубить, а вы не дали; зачем вы не в свой черед в Дикое поле выступили?

И крикнул на них. Илья Муромец, как старший, говорит:

-  Что ж, прощенья просим, наш славный мужик болтанский, богатырь басурманский, вы над нами теперь старшина: хотите идите с царевной венчаться и царство себе забирайте, а нет, поедем еще по свету силу свою показывать.

-  Спасибо за честь! - мужик болтанский ему. - Только царевне я не жених, ведь вы меня мужиком называли, а по свету свою силу показывать, людей удивлять да людской покой мутить тоже не приходится. А вы, как богатыри знатные, убранство у вас богатое, а кони дорогие, поезжайте к царевне свататься, а я позади поплетусь.

Вот оделись богатыри в лучшие свои одежды и вперед двинулись, а мужичок коня напоил, рядном его накрыл, сел на него, дернул за недоуздок и поехал за ними.

Царевна видит, что всех богатырей ее побили, двенадцатиглавого змея в пепел обратили, и думает: “Нечего делать, надо дорогих гостей встречать”. Вот позвала она своих князей н велит:

-  Отворяйте ворота, расстилайте к моему дворцу холстины да богатырей хлебом-солью встречайте!

Открыли ворота, хлебом-солью богатырей встречают, кланяются, а царевна на крыльцо вышла и двери им в свой дворец отворила; богатырей приветствует, за стол сажает, дорогим вином-медом потчует. А мужик болтанский, богатырь басурманский, подъехал ко дворцу, лошаденку у крыльца привязал, рядно с нее снял, у дворца разостлал, улегся себе и трубку покуривает.

Вот богатыри пьют-гуляют, каждый из них на царевну поглядывает, и думают: “Кого же она из нас троих удостоит?” Царевна видит, что все богатыри один другого краше, один другого милее, и сама не знает, за кого ей замуж идти. Пьют они, значит, гуляют, а к делу не подступают. Царевна тогда и говорит:

-  Кто из вас, славные богатыри, моего двенадцатиглавого змея одолел, пусть тот со мной чарку вина выпьет.

Богатыри глянули один на другого: туда-сюда, а того богатыря, что двенадцатиглавого змея убил, и нету. Они тогда - нечего делать - и говорят:

-  Есть еще с нами мужик болтанский, богатырь басурманский, что одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и не счесть; он сейчас у дворца лежит и трубку покуривает, пускай сюда явится; да только мужик он чудной, одежа на нем простая, на клячонке ездит, а как спит, то рядном укрывается.

-  Раз так, то так, - говорит царевна, - пускай мои князья его, как должно, оденут и к столу приведут.

Одели князья мужика болтанского и за стол усадили. Ну, вот царевна наливает всем по чарке и говорит:

-  Кто из вас, славные богатыри, моего двенадцатиглавого змея одолел, пускай тот со мной чарку вина выпьет.

А мужичок не испугался, чарку поднял и говорит:

-  Я!

Вот тогда царевна с ним повенчалась и его управлять своим царством поставила,

Я у него был, горилку с ним пил, да и к вам вот пришел, эту сказочку сказал, - может, и вы по чарке на стол мне поставите.

Лисичка-сестричка и волк-дружище

Жила-была лисичка и выстроила себе хатку. Наступили холода. Лисичка замерзла и побежала на село огня раздобыть, чтобы протопить.

Прибегает к одной старухе и говорит:

-  Здравствуйте, бабуся! С праздничком! Дайте мне огоньку, я вам отслужу.

-  Ладно, лисичка-сестричка. Садись погрейся маленько, пока я пирожки из печи выну.

А бабка маковые пирожки пекла. Вынула их, положила на стол, чтобы простыли.

А лисичка подглядела, да за пирожок, и вон из хаты.

Выела из середины мак, напихала в него мусору, залепила - и ну бежать.

Бежит, бежит, а хлопцы скотину на водопой гонят.

-  Здорово, хлопцы!

-  Здорово, лисичка-сестричка!

-  Променяйте мне бычка-третьячка на маковый пирожок!

-  Ладно! - говорят.

-  Только смотрите не сразу ешьте, а когда я выбегу из села.

Поменялись.

Лисичка с бычком в лес. А хлопцы за пирожок, а там мусор.

Прибежала лисичка к своей хате, срубила дерево, смастерила санки, запрягла бычка и едет. А тут волк бежит.

-  Здорово, лисичка-сестричка!

-  Здорово, волчишка-братишка!

-  Где ты взяла бычка-третьячка и санки?

-  Сделала.

-  Так подвези меня, лисичка-сестричка!

-  Да как же я тебя возьму? Ты мне санки поломаешь.

-  Нет, я только одну ножку поставлю.

-  Ну, ставь.

Отъехали немного, а волк и говорит:

-  Поставлю-ка я, лиснчка-сестричка, и другую ножку.

-  Э, волчишка-братишка, ты же мне санки поломаешь.

-  Нет, не поломаю.

-  Ну, ставь!

Волк и поставил.

Ехали, ехали, вдруг: тресь!

-  Ой, волчишка-братишка, ты мне санки ломаешь.

-  Нет, лисичка-сестричка, это я орешек раскусил.

-  Ну, смотри! Едут.

-  Поставлю я, лисичка-сестричка, и третью ножку, - говорит волк.

-  Да куда же ты ее поставишь? Ты мне санки поломаешь, на чем же я дровец привезу?

-  Нет, - говорит, - не поломаю.

-  Ну, ставь!

Волк поставил и третью ногу. Вдруг что-то: тресь!

- Ох, беда! - говорит лисичка. - Ступай себе  прочь, волчишка. Ты мне совсем санки поломал!

-  Нет, это я орешек раскусил.

-  Дай же и мне.

-  Нету, последний был.

Едут себе, едут. А волчишка и говорит:

-  Сяду я совсем, лисичка.

-  Да куда ж ты сядешь, волчишка-братишка? И санки разломаешь.

-  Я легонечко.

-  Ну, смотри!

Только волк сел, санки и развалились... Лисичка давай волка ругать. Ругала, ругала, да и говорит:

-  Ступай, такой-сякой, в лес, дров наруби, на санки сруби дерево и притащи.

-  Как же я срублю, если не знаю, какое дерево?

-  А, такой-сякой! Как санки ломать знал, а дров нарубить не знаешь, - ругала, ругала, да и говорит: - Как войдешь в лес, скажи: “Рубись, дерево, кривое да прямое!”

Волк приходит в лес, да и говорит:

-  Рубись, дерево, кривое да кривое, рубись, дерево, кривое да кривое!

Нарубил много. Кривые да суковатые, и на палицу не выберешь, не то что на полозья. Принес лисичке. Она посмотрела и давай его опять бранить:

-  Ты, такой-сякой, видно, не так приговаривал, как я тебе велела.

-  Нет, лисичка-сестричка, я стоял да все говорил:

“Рубись, дерево, кривое да кривое!”

-  Ах, бесов сын, недотепа! Ну, сиди тут, я сама пойду нарублю.

Пошла. А волк сидит один, и есть ему очень хочется. Обыскал он всю лисичкину хату - нет ничего. Думал, думал и надумал: “Съем-ка я бычка и убегу”.

Проел у бычка дырку, выел, что было в середке, и напустил туда воробьев, а дырку соломой заткнул, а сам давай тягу.

Приходит лисичка, сколотила санки, села:

-  Эй, бычок-третьячок!

А бычок не везет. Она его палкой. Как ударила - клок соломы и выпал, а воробьи - фыр-р-р-р.

-  Ах ты, такой-сякой, волчище! Постой же! Будешь меня помнить!

И побежала. Легла на дороге и лежит. Идет обоз чумаков с рыбой; она притворилась мертвой. Чумаки смотрят - лисица.

-  Возьмем-ка, братцы, да продадим, будет на что хоть погреться.

Бросили ее на последний воз и поехали. Едут и едут.

А лисичка-сестричка видит, что чумаки на нее не оглядываются, да все бросает по рыбке на дорогу, все бросает. Набросала много и сама украдкой спрыгнула.

Чумаки едут себе дальше, а она собрала рыбу, уселась, ест. Бежит волк.

-  Здорово, лисичка-сестричка!

-  Здравствуй, волчишка-братишка!

-  Что делаешь, лисичка-сестричка?.

-  Рыбу ем.

-  Дай и мне!

-  Ступай себе налови.

-  Да как же я наловлю, если не умею?

-  Ну как знаешь, а я не дам и косточки!

-  Так хоть научи меня, как наловить? “Постой же! - думает лисичка. - Ты моего бычка съел, уж я тебя за это отблагодарю”.

-  А так: ступай к проруби, опусти хвост в воду, потихонечку води и приказывай: “Ловись, рыбка большая и малая, ловись, рыбка большая и малая!” Вот она и наловится.

-  Спасибо за науку, - молвил волк. Прибегает к проруби, опустил хвост в воду:

-  Ловись, рыбка большая и малая, ловись, рыбка большая да малая! А лисичка с берега:

-  Мерзни, мерзни, волчий хвост! А мороз на дворе трещит!.. Волк все хвостом водит да:

-  Ловись, рыбка большая и малая! А лисичка:

-  Мерзни, мерзни, волчий хвост! До тех пор ловил волк рыбу, пока хвост у него к проруби не примерз.

Тогда лисичка на село:

-  Идите, люди, волка бить!

Как выскочили все с ухватами, с кочергами, с топорами, - убили волка. Тут ему, бедному, и конец. А лисичка и поныне живет в своей хатке.

Лисичка-кумушка

Захотелось лисичке медом полакомиться. Все она мясцо одно ест, а сладенького-то и нет.

-  Пойти бы, - говорит, - к пчелам, что ли, похозяйничать.

Пришла на пасеку, да так это удобненько перед ульем уселась и лапу туда засунула, чтобы медку достать. А пчелам это не понравилось: как вылетят они из улья, как нападут на лисичку!.. Ух, как бросится она с пасеки! Бежит, только носом крутит да на пчел жалуется.

-  Ой, боже мой! какой мед сладенький, а пчелы какие ж горькие!

Прибежала домой. Вся морда распухла, лежит. Лежала-лежала, думала-думала, а меду так хочется.

-  Пойду, - говорит, - к медведю. Попрошусь к нему жить, у него меду много. Приходит.

-  Братец медведь, а что я тебе скажу? А тот только урчит. А лисичка:

-  Да не урчи ты так страшно, братец медведь, а то я еще испугаюсь... Давай жить вместе, я тебе за хозяйку буду.

-  Давай! - говорит медведь. Вот и стали они жить вместе.

Медведь пойдет на добычу, принесет говядинки - и себе хватает и лисичке. А той все меду хочется.

-  Сходи да сходи, старик, на пасеку, принеси меду! Нечего делать, принес медведь меду, целых два улья приволок.

-  Вот, - говорит, - из одного съедим, а другой на зиму спрячем.

Ели-ели и спустя некоторое время весь мед и съели. А другой улей на чердак спрятали. Медведь не торопится, а лисичке очень уж хочется. Думала-думала, как бы это из второго улья полакомиться. Пошла бы, да медведь тотчас спросит - куда да зачем. Вот лежит она и стук-стук хвостом по стене. Медведь спрашивает:

-  Что там стучит?

-  Да это стучат, в кумы меня приглашают.

-  Ну и ступай; а я посплю.

Пошла она и сразу на чердак, да к тому улью, и наелась, сколько хотелось. Потом возвращается. Проснулся медведь:

-  Ну, как твоего крестника назвали?

-  Да Починочком.

-  Какое чудное имя!

-  Да уж какое поп дал. Какое ж там чудное!

-  Ну, ладно.

На другой день опять лежит и стук-стук по стене хвостом.

Медведь спрашивает:

-  Что это стучит?

-  Да это меня в кумы приглашают.

-  Ну так ступай, а я посплю. Пошла она и опять к тому улью, а в нем мало осталось. Возвращается, а медведь проснулся и спрашивает:

-  Ну, как же твоего крестника назвали?

-  Да Серединкою. А медведь:

-  Вот какие ж у твоих крестников все имена чудные! А лисица:

-  Да что ты, старик, придумываешь? Как же так чудные, ежели и святая Середа имеется.

-  Может, и правда, - говорит медведь. На третий день опять лежит она и стук-стук хвостом по стене. А медведь:

-  Кто это стучит да стучит?

-  Да это меня в кумы зовут.

-  Ой, да как же тебя часто в кумы зовут! - говорит медведь.

-  Э-э, старик, меня ведь люди-то любят.

-  Ну, так ступай!

Пошла, весь мед съела, еще и улей опрокинула и вылизала.

Потом прибежала, легла и лежит. Медведь спрашивает:

-  Ну, как же твоего крестника звать?

-  Да как? Переверни да вылижи.

-  Во-от, да такого имени еще и на свете не бывало! - Что ты, старичина, выдумываешь? Ты поп разве, что знаешь?

-  Ну, пускай будет по-твоему!

Вот немного погодя медведь и говорит:

-  А пора бы уж и медком полакомиться! Полез на чердак, а улей порожний.

-  Лисичка-сестричка, это ты съела?

-  Нет, не я!

-  Нет, ты!

-  Да чтоб мне и вчерашнего дня не прожить, коли я съела!

-  Врешь, лисичка, это ты не крестников крестила, а мед ела. Теперь я тебя съем!

И к ней, а она от него в лес, да и убежала.