Мохистара

В давние времена в городе Багдаде правил халиф по имени Адыл. Имел он три жены, а детей у него долго не было. Наконец у младшей жены Дилоры родился сын. Назвали его Шавкат. Нарядили царевича в атлас и парчу, несколько нянек к нему приставили. Красив был мальчик, как утренная звезда на небе. Халиф до того обрадовался, что у него, наконец, сын родился, что для всей страна устроил пиршество, приказал плова для народа наварить,.'беднякам подарки раздать.

Проходили месяц за месяцем, год за годом. Исполнилось царевичу семь лет, восьмой год пошел. Созвал халиф мудрецов.сь всего Багдада обучать Шавката наукам. Способным учеником оказался Шавкат. Не успеют ему учителя урок задать— смотрят, он уже все выучил.

В пятнадцать лет он ученостью своей всех мудрецов, какие только были при дворе его отца, превзошел. Не было такой науки, в которой бы он не достиг совершенства. Вместе с тем он музыку знал и песни пел, к оружием отлично владел.

Исполнилось Шавкату семнадцать лет, восемнадцатый год пошел. Шавкат так хорошо военную науку изучил, что халиф его военачальником назначил, три тысячи воинов ему дал.

Поехал однажды Шавкат со своими воинами на охоту.

Только въехал Шавкат со своими воинами в горное ущелье, а им навстречу выскочила изумительная лань. Копыта у нее на всех четырех ногах были перламутровые, на каждой ноге — от двух до восьми золотых колец, на золотых рогах — жемчуг и бриллианты, а шерсть у той лани то белым, то черным, то зеленым, то красным, то желтым, то розовым — всеми тридцатью двумя цветами переливалась.

Пробегая мимо царевича, лань посмотрела на него, повернулась, подпрыгнула и помчалась в сторону. Шерсть на ней тридцатью двумя цветами играет, золотые кольца на ногах на разные голоса звенят.

Царевич просто обмер от изумления.

— Больше жизни хотел бы я такую лань иметь!— воскликнул он и приказал своим воинам:

— Поймайте мне эту лань живою!

Погнались воины за ланью, но сколько ни старались, поймать не смогли. Огорчился царевич и сам за ланью поскакал. Скакал, скакал — никак поймать не смог. Приказал Шавкат тогда окружить лань со всех сторон — и так изловить.

— Смотрите мне, если кто лань упустит, казнить того прикажу!

Стали воины окружать лань, потихоньку-понемногу круг все уже становится. А лань их будто совсем не боится — поглядывает себе по сторонам, резвится, скачет. Наконец круг такой узкий стал, что в один ряд воины не помещались, встали в два ряда.

Но чуть только начали они к лани подходить, она как прыгнет на царевича. Ударила его коня копытом в бок и ускакала. Стыдно царевичу стало, а винить некого: сам лань упустил.

Погнал он своего коня во весь дух и помчался за ланью.

Конь у него был быстрый и сильный. Обогнал царевич лань, но как ни старался, что ни делал — поймать ее не мог...

«Не живую, так мертвую, а все равно добуду»,— решил он. Слез с коня, взял лук, забрался на скалу и пустил в лань стрелу. Стрела, однако, мимо пролетела. Он другую стрелу пустил — лань только чуть-чуть губы скривала, отвернулась — опять царевич промахнулся. Еще раз пустил стрелу — чуть-чуть не задел, и все-таки мимо.

Рассердился Шавкат, стал пускать стрелу за стрелой, а лань на него внимания не обращает, прыгает, в глазах у него мелькает. Пятьсот стрел было у царевича — все выпустил, ни одна стрела лань даже не задела.

Помчалась лань в горы. Царевич за ней погнался. Прыгает лань с камня на камень, царевич на коне тоже от нее не отстает. Вспрыгнет лань на скалу, повернется перед царевичем, посмотрит на него и дальше скачет.

Забралась лань на самую верхушку высокой скалы. Хоть и трудно было коню, но тоже на скалу взобрался. А Шавкат только и думает, как бы лань если уж не живой, так хоть мертвой взять.

Посмотрел Шавкат. а на верхушке скалы — узенькое-узенькое ровное место. С одной стороны трава зеленеет, с другой деревья поднялись. Прыгает лань на этой площадке, резвится, глаза царевичу обжигает.

Крепко прижался царевич Шавкат к шее коня, мчится за ланью, отдохнуть ей не дает. Лань в лес кинулась, Шавкат за ней прискакал. А в лесу этом такие красивые деревья росли, каких царевич никогда и не видал. Цветов полно, всевозможные птицы поют, соловьи заливаются. Ездил, ездил царевич по лесу, а лань куда-то исчезла.

Настала ночь. У Шавката и мысли нет, чтоб с пустыми руками возвращаться. «Переночую здесь,— решил он,— а завтра опять в погоню за ланью».

Выбрал он в лесу открытое место, вытер у коня пот, снял седло, поводья за шею завязал, пустил коня пастись и говорит:

— Ну, конь мой, трава здесь хорошая, пасись, наполняй свое брюхо!

А себе разостлал на траве потник и попону, под голову седло положил и улегся спать. Только царевич глаза сомкнул, как до ушей его донеслись громкие голоса. Проснулся он. Прислушался, пригляделся и понял, что в лесу полно зверей. Тут уж сон у Шавката совсем пропал, стал думать он, как бы от беды уберечься, и забрался на высокое дерево. Только залез на ветку, как стали под деревом всякие звери собираться — слоны, тигры, львы, барсы, медведи, волки, змеи.

Так Шавкат до самого утра на дереве сидел, всю ночь не спал. На рассвете звери разошлись. Шавкат с дерева слез и пошел коня искать... «Хорошо,— думает,— если его звери не съели». Видит: конь пасется на лужайке. Обрадовался Шавкат, взнуздал коня, заседлал, сел на него и по следам лани поскакал.

До полудня ездил Шавкат по лесу, нигде лани не нашел. Доехал он, наконец, до опушки, где лес кончается и начинаются заросли камыша. Подумал: может быть, лань в камышах спряталась. Ездил, ездил — нигде и следов лани не видно.

Вечер подходит, пора назад возвращаться. Но Шавкат так далеко заехал, что и не знает уж, где он и в какую сторону возвращаться.

Пришлось ему опять на дереве в лесу ночевать.

На рассвете царевич опять слез с дерева, коня оседлал и поехал дорогу искать, как ему из леса выбраться. Проездил он часа четыре и выехал ня открытое место. На краю его видны холмы, а на одном холме небольшая усадьба виднеется.

Шавкат подумал: «Там люди живут, у них можно будет дорогу узнать»,—и погнал коня к усадьбе. Подъехал, на холм взобрался и видит: за холмом долина, большой ручей течет, а по обоим берегам его — сад. Поехал Шавкат по берегу ручья и подъехал к усадьбе.

Въехал Шавкат в ворота, видит: за стенами усадьбы большой двор, с. одной стороны тянется стена, а с трех сторон рядами идут комнаты, одни из них зеленым фарфором отделаны, другие красным, третьи желтым, некоторые голубыми, розовыми и разноцветными плитками украшены. Посреди двора расположен большой мраморный хауз, вода в нем, как молоко, чистая. В четырех углах водоема четыре дерева растут.

А дальше конюшню он увидел, стойла мраморные: в одном трава лежит, в другом — кишмиш, в третьем — зерно. Все кругом чисто подметено, но людей во дворе не видно.

Шавкат подумал: «Пока что я здесь остановлюсь. Если кто-нибудь выйдет — дорогу у него узнаю, если никого здесь нет — отдохну и поеду».

Привязал царевич коня в конюшне и говорит:

- Ешь, конь мой. Здесь и трава и зерно, наполняй свое брюхо!

А сам Шавкат так устал, что едва до хауза добрел, лег под деревом и уснул. I

Долго ли он спал, мало ли, но вдруг его какой-то звук разбудил. Проснулся, смотрит: дверь одной комнаты раскрылась и вышла оттуда красивая, стройная девушка лет восемнадцати с золотым кувшином в руке. Подошла она тихонько к водоему, воды набрала и опять в дом ушла. На Шавката она даже не взглянула.

— Что это такое?— удивился Шавкат.— Вышла девушка, ничего не сказала, не взглянула даже на меня и назад ушла.

А девушка была так красива, стройна, что у Шавката сильно сердце забилось. Смотрит он на ту дверь, за которой девушка скрылась, глаз не спускает.

Прошло немного времени, опять эта дверь открывается. На этот раз вышел из дома красивый, статный старик лет пятидесяти пяти; борода с проседью, щеки здоровьем пышат.

Подошел старик к Шавкату, сложил руки на груди и говорит:

— А, гость! Добро пожаловать!

Шавкат вежливо с ним поздоровался и говорит:

- Я заблудился, устал, а здесь вижу тень, отдохнуть захотелось. Извините меня, что без спросу в ваш сад зашел.

— Вставайте, пойдемте со мной!— говорит старик.

У Шавката сомнения возникли.

— Куда вы меня зовете?.— спрашивает.

— А вот идите за мной! — говорит старик.— О коне не беспокойтесь, за ним присмотрят.

Повел старик Шавката через ту самую дверь, кз которой девушка выходила. Вошел Шавкат, видит — там еще один сад, только красивее первого. С четырех сторон его были такие красивые постройки, каких Шавкат и во дворце своего отца, багдадского халифа, не видел. В саду всюду цветы, плоды всякие на ветках зреют. Захотелось Шавкату плодов этих отведать, сорвал он один, да укусить его нельзя. Он твердый, точно камень. Оказывается, это совсем не плоды на деревьях висят, а действительно камни, только драгоценные. Старик провел Шавката к мраморной супе с золотыми перилами. На супе были разостланы ярко-красные шелковые ковры, а на них атласные парчовые одеяла. Старик Шавката на супу пригласил.

Около супы женщина стояла, руки на груди сложила, поклонилась.

Уселись старик и гость на супе, женщина подошла и приветствовала Шавката. Лет ей двадцать пять — двадцать восемь можно было дать, щеки точно яблоки; тело белое, словно жемчуг; брови, как лук, изогнуты; на людей глянет — взор ее словно стрелой ранит; шея, подобно лебединой, изогнулась; глаза, как звезды, светлые; губы нежные, подобные стебелькам лука, и красные, словно мак; у верхней губы черная родинка, под нежным подбородком вторая, еще нежнее; косы — иссиня-черные, словно змеи, по спине спускаются, концы их до колен доходят.

Села эта женщина рядом со стариком, а скоро и та девушка, что воду из хауза набирала, вышла, поклонилась она Шавкату несколько раз и говорит:

— Добро пожаловать, дорогой гость!

Женщина говорит ей:

— Принеси гостю дастархан!

Девушка поклонилась и в дом ушла.

Немного спустя подошла другая девушка, похожая на Первую, только красивее и стройнее. Глянула она на Шавката, стан свой склонила и говорит:

— Привет дорогому гостю!

Шавкат встал, руки на груди сложил, поклонился девушке.

Она вернулась в дом, вынесла парчовый дастархан с золотой бахромой и разостлала его на супе. Затем еще одна девушка пришла, поздоровалась и в дом ушла. Тут одна за другой девушки начали подходить, яства всякие на дорогих блюдах на дастархане расставлять. Были там и белые, как снег, сдобные лепешки, и пирожки слоеные, и мед, и сахар, и леденцы, и сиропы, и фисташки, и миндаль, и всякие сласти.

Та красивая женщина, что рядом со стариком сидела, разломила лепешки и предложила гостю угощаться. В это время первая девушка золотой самовар принесла, в пиалы чай начала разливать, Шавкату первому подала, потом уж хозяевам, а сама тоже села за дастархан. Не торопясь все чаю напились, поели, о том о сем побеседовали.

Старик тогда сказал девушкам:

— Гость наш очень устал. Приготовьте ему постель. Пусть он поспит, отдохнет!

Девушки вынесли в сад золотую кровать, поставили ее под деревом около хауза, одеяла на нее положили, пуховые подушки принесли, шелковые покрывала сверху накинули, постель приготовили.

Лег Шавкат спать. А пока он спал, две девушки рядом стояли, все время веером махали, отгоняли мух.

Проснулся царевич — девушки ему в золотом кувшине воды принесли. Умыл Шавкат руки и лицо, белым шелковым полотенцем вытерся. Девушки в дом ушли, а к Шавкату старик с женщиной вышли и спрашивают:

— Ну как, гость, хорошо поспал?

Тут одна девушка пришла и говорит, что ужин готов. Дастархан разостлали, ужин принесли. На блюдах всякой еды полно, а одна девушка в золотом кувшине вино принесла, в золотые пиалы его разлила и говорит:

— Выпьем в честь нашего дорогого гостя!

А когда вино выпили и поужинали, вышел из дома целый хоровод молодых девушек. Все они были одна красивее другой — брови черные, глаза карие, шеи белые, платья на всех были шелковые. В руках у каждой девушки был музыкальный инструмент. Сазы, тамбуры, скрипки, дутары, наи, цимбалы, бубны заиграли, песни полились, танцовщицы танцевать пошли. Так до рассвета не прекращалось веселье.

А потом усталого гостя спать повели.

Утром к Шавкату девушки подошли: одна умыться подает, воду из золотого кувшина ему на руки поливает, другая белоснежное полотенце подносит.

Потом сели завтракать. А после завтрака девушки пригласили Шав-ката гулять по саду.

Гулял там царевич до полудня, потом его обедать позвали, опять вином угощали. А вечером снова девушки стали на сазах играть, песни петь, плясать, веселиться.

Так Шавката целый день и ночь развлекали, угощали, а потом уложили спать.

На следующее утро старик после завтрака всех девушек отослал, а в саду только он сам, красавица да Шавкат втроем остались.

И такую речь старик повел:

— Извини нас, гость. Уже два ДНЯ, как ты у нас живешь. В первый день спрашивать тебя, кто ты и откуда приехал, неудобно было. Да'и" устал ты тогда сильно. А теперь расскажи нам, кто ты, зачем к нам пожаловал.

Шавкат им отвечает:

— Я сын халифа из города Багдада,- который за этими горами находится. Отец мой — халиф Адыл. Недавно я со своими воинами на охоту поехал. Попалась мне в горном ущелье навстречу лань: копыта у нее перламутровые, рога золотые, жемчугом и бриллиантами украшенные.-".-На -ногах у нее кольца золотые, а шерсть ее тридцатью двумя цветами переливается. Так она красиво прыгала, что захотелось мне ее живой поймать. Дал я воинам приказ изловить ее, но они не сумели. Решил я ту лань застрелить. Пятьсот стрел в нее из лука пустил, ни одна стрела моя в нее не попала. Лань в горы убежала, я за ней погнался. А потом лань в лесу где-то пропала...

Не успел он кончить свой рассказ, вдруг распахнулась одна дверь— . яркий свет весь сад озарил. Выбежала из дома шестнадцатилетняя девушка. Глаза у нее — словно две черные виноградинки; брови — как нарисованные; косы черные до пят; стан тонкий, груди под платьем — точно яблочки; губы пунцовые; шея змеиная; под губой черная родинка; щеки, словно гранат, красные; зубы жемчужные — словом, райская гурия. Пробежала эта девушка мимо Шавката, оглянулась на него через плечо, улыбнулась, дверью хлопнула и исчезла. Старик ей только рукой махнул, словно хотел сказать: «Ах ты, резвушка!»

Как увидел девушку Шавкат, все мысли у него смешались. И про что рассказывал, забыл. Из головы разум убежал, слова во рту замерли. Умолк царевич.

— Продолжай свой рассказ, царевич!— заговорил старик.

Собрался с мыслями Шавкат и начал дальше рассказывать.

— Гонялся я по лесу за ланью до самой ночи, нигде ее не нашел. Назавтра еще день гонялся — и все без пользы. Понял я, что лани мне не поймать, и решил воротиться. Только назад я дорогу найти не смог, так я к вам заехал.

В это время дверь второй раз распахнулась — и опять показалась та резвая девушка. Засмеялась она, ножкой топнула и за дверью скрылась. У Шавката снова в глазах помутилось, с трудом пришел он в себя и сказал:

— Ну, вот я вам про себя рассказал. Теперь ваша очередь рассказывать.

Старик ему отвечает:

— На это еще время будет. А теперь давайте повеселимся.

Позвал старик девушек, и опять повели они царевича в сад.

Прошло еще так три-четыре дня. Сначала Шавкату очень понравилось в саду гудятьг веселиться, а потем заскучал он, брови насупил, загрустил. Заметили это девушки и, чтоб развеселить его, начали больше петь и плясать. А царевич все грустил, даже не улыбался, все про ту веселую, резвую девушку думал.

Подошел как-то Шавкат к старику и просит:

— Расскажите мне, кто вы, почему вы в этих пустынных горах живете.

Старик на другое разговор поворачивает, но царевич не унимается, просит. Наконец стал старик рассказывать:

— Родился я в городе Герате. Отец мой богатый купец был, тысячи верблюдов имел. Из Герата в другие города товары отправлял и в Герат много товаров привозил. Отец мой состарился. Зовет меня однажды отец и говорит: «Ну, сын мой Садык! Ты уже подрос, ума набрался. С любым делом, какое я тебе поручу, справишься. А я постарел, мне с караванами ездить трудно. Поэтому я тебе свою торговлю передаю, будешь в разные страны ездить, дела мои торговые вести!

Поклонился я отцу с почтением и отвечаю:

— Ладно, отец! Если вы прикажете, с радостью в путь-дорогу отправлюсь, куда ни скажете — поеду.

Отправлялись из нашего города караваны в Индию. Нагрузил мой стец тысячу верблюдов товарами, дал мне несколько погонщиков, и отправился я в путь. Колокольчики на шеях у верблюдов звенят. А я то на коне, то на верблюде ехал. Ехать надоедало — пешком шел. Так из города в город мы ехали, селение за селением проезжали, потом по степям безводным, по пустыне поехали. Много мы там беды натерпелись. Воды там нет, травы нет, один песок, жара. Много дней мы так ехали, пока до Индии добрались. Наконец в один город прибыли — каждый наш караван целый караван-сарай заполнил.

Первый день мы отдыхали. Я в караван-сарае расположился. Назавтра начали мы товары свои городским купцам предлагать. День торговали, потом ночь наступила, спать легли. Наутро я встал на рассвете, умылся, в мечеть пошел. Смотрю — люди спешат скорей из мечети. Ну и я с ними. А на улице собралась огромная толпа. Тут и дети, и подростки, и пожилые, и старики, и старухи, и женщины, и девушки. И все куда-то спешат, торопятся. Подумал я: «Куда это все люди идут?»— и тоже за ними пошел. А толпа уже подошла к каким-то огромным воротам, по бокам которых стояли свирепые стражи. Вошел и я, вижу: широкая площадь, с трех сторон деревья, а с одной стороны длинная, высокая стена. На площади целый ряд всадников выстроился. Кони высокие, сытые, гривы и хвосты у них длинные, груди широкие, шеи гибкие. А всадники — все одинаково одетые молодые джигиты, один другого красивее. Перед всадниками стоял на площади у столбов восемнадцатилетний юноша, статный, черноглазый, чернобровый, лицо румяное, вот-вот капнет со щеки кровь на землю. Одет он был в ярко-красный шелковый камзол, подпоясанный золотым платком, такие же шаровары. На голове у него была золотая корона.

Народ тем временем площадь заполнил. Никогда раньше я такого скопища людей не видел. Смотрели люди на всадников, на юношу в красной одежде и громко жалели:

— Горе! Такой хороший джигит!

Лица у всех были такие печальные, словно хотели эти люди сказать: «И такой джигит ни за что пропадает!»

Некоторые старики и старухи даже плакали. Вдруг выехал вперед один всадник, с коня слез и подбежал к столбам, а на них большой барабан висел. Взял воин палку и три-четыре раза в барабан с силой ударил. В это время все люди головы подняли и на стену стали смотреть. А в стене было двое ворот, и на одних воротах на острых зубцах людские головы торчали. Как только барабан забил, ворота открылись, и выбежали на площадь десять красивых девушек в белых шелковых платьях. Все они были черноглазые, чернобровые, с длинными косами. Подбежали они с улыбками к юноше, подхватили его под руки и с собой увели. После этого ворота закрылись. Народ еще больше волноваться стал. За стеной жалобно так карнаи, сурнаи зазвучали, вышел на стену какой-то безобразный морщинистый человек в пестром халате, забрызганном кровью. В правой руке человек этот держал нож, в левой — о горе! — голову юноши... Поднял он ее и воткнул на воротах на зубец, рядом с другими отрубленными головами. Как увидели люди палача, в толпе поднялись крики и вопли. Некоторые люди с криками «ой!» на землю бросились. Другие кричали: «Ой, беда! Такого молодого джигита убили!» А женщины стонали, плакали: «Ох! Лучше б ты, не родившись, помер, чем от руки палача гибнуть!» Люди, слезы вытирая, расходиться стали. Ну и я в караван-сарай вернулся и заперся в своей комнате. Никак опомниться после такой страшной казни не мог. Захотелось мне узнать, в чем тут дело, а спросить у кого-нибудь не решался.

Вдруг услышал на улице чей-то голос:

— Ох, горе! Ой, беда!

Вышел, смотрю: идет старик с палкой и все повторяет. «Ой, горе! Ой, беда!» Отпер этот старик одну из комнат караван-сарая и зашел туда. Постучался к старику. Открыл он дверь и сказал: «Заходи, сынок, заходи!» Вошел я, поздоровался. Старик пригласил сесть. Но вижу, что его мой приход удивил.

— Каким ветром занесло тебя, сынок?— сказал он.

Я ему объяснил, что человек я не здешний, и спросил, из-за чего это утром такая страшная казнь совершилась.

— Ты, сынок, приезжий, значит,— ответил старик,— Потому и не знаешь причины этой страшной казни. Ну и хорошо, что не знаешь. Уедешь, и если будут тебя спрашивать об этом, так и скажешь: «Не знаю».

Хотелось мне тайну узнать и начал я упрашивать старика:

— Ах, отец! Я в вашем городе был, это страшное дело видел. Домой вернусь, отцу, матери, родным рассказывать буду. Они спросят: «За что юношу убили?..» Разве хорошо будет, если отвечу: «Не знаю!»

Подумал старик, подумал и согласился:

— Ну, так и быть. Расскажу тебе, а ты другим расскажешь.

И начал старик рассказывать:

— У нашего шаха Салама есть дочь Мохистара. Не знаю — мать ли ее родила, или пэри, но другой такой красавицы нет в нашей стране. Да и во всем подлунном мире вряд, ли сыщется. Слава про красавицу Мохистару по всему свету пошла. Ни одного шаха или шахского сына, ни одного бая или байвачи нет, чтобы по ней с ума не сходили. Все эти влюбленные джигиты в ее дворец приезжают, руки ее просят. Мохистара жениху условие ставит: «Выполнишь это условие — стану твоей женой, а не выполнишь — голову сниму». Джигит красотой ее очарован, как мотылек, на огонь кидается, глаза его уже белого от черного отличить не могут, беда в том, что условие Мохистары поистине невыполнимое. Вот почему всем женихам палачи головы рубят. Много уже юношей свои головы здесь сложили. Вот и сегодня такая казнь совершилась. Сегодня царевич из Басры головой своей поплатился.

Выслушал я рассказ старика, поблагодарил его, в свою комнату вернулся. Люди мои к тому времени товары с выгодой распродали. Осталось только новые товары закупить и домой поехать. Пошел я на базар искать товар и вдруг увидел: сидит на земле какая-то старуха, узел рядом с собой положила и кричит:

— Эй, люди! Кто купит этот узел за десять тысяч золотых?

Я ее спросил:

— Скажи, мать, а что в этом узле?

— Этого я не скажу,— говорит старуха.— Стоит он десять тысяч золотых. Принесешь его домой — развяжешь. Счастье свое там найдешь.

Любопытство меня разобрало, отдал я десять тысяч золотых и поспешил скорей к себе. Развязал я узел, а в нем — женское платье; все оно из золотых и серебряных нитей соткано, да такое красивое, что я поразился, какие же есть на свете замечательные мастера! Поворачивал я во все стороны, разглядывал, вдруг вижу: на платье портрет девушки выткан, и под ним надпись «Царевна Мохистара». Как увидел я этот портрет, обезумел и без памяти наземь свалился.

Очнулся я, открыл глаза и вижу: вокруг меня мои люди стоят. Увидали они, что я глаза открыл, радостно закричали:

— Ну, глаза открыл! Значит, жить будет.

Три дня и три ночи, говорят, я без чувств лежал. Когда я очнулся, меня все начали спрашивать, что случилось.

— На улице жарко было, а я много ходил, вот и свалился,— ответил я, а тайны своей выдавать не стал. Когда люди ушли, мне захотелось еще раз на Мохистару взглянуть. Но только я портрет увидел, как снова сознание потерял.

Опять я три дня, три ночи без памяти лежал. Но и в этот раз им тайны своей я не открыл.

Все другие купцы, что вместе с нами приехали, уже товаров накупили и начали меня торопить. А мне про товары и думать не хотелось, одна царевна Мохистара мысли мои занимала. Так несколько дней прошло. Пришли ко мне купцы договариваться, чтоб выезжать на рассвете. А я все это время только о Мохистаре и думал, бледный и худой лежал на постели. Увидали они меня таким, удивились, что это со мной стало, и все спрашивали:

— Как же нам быть с тобой?

— Поезжайте без меня,— сказал им,— а я здесь останусь, полечусь.

Поняли купцы, что со мной что-то неладное творится, и стали допытываться, почему я домой ехать не хочу. Я им ничего не сказал. Так ни с чем они ушли. Один только из моих друзей остался. Ему-то все я и рассказал. Решил я идти во дворец шаха Салама к Мохистаре и добиваться ее руки. .

— Эх, брат! Брось ты об этом думать,— сказал мой друг.— Мы с тобой торговать сюда приехали, а не невест искать. Мы дело свое сделали. Товары продали, давай лучше домой поедем. Я тоже про красоту Мохистары слышал. Да ведь никто условия ее выполнить не может. Зачем же идти на верную смерть?

— Нет,— говорю,— за то, чтоб только Мохистару увидеть, я б и сто голов отдал. Хоть и не выполню я ее условия, зато на красоту ее погляжу, а больше мне ничего не надо.

Увидел мой приятель, что его уговоры на меня не действуют, и так мне посоветовал:

— Ну уж если ты так Мохистару полюбил, делай как знаешь. Но зачем же тебе людей своих, деньги и верблюдов терять? Купи все, что надо, и вместе поедем. Выполнишь поручение отца, а потом приедешь один, и тогда уж сватайся к Мохистаре.

Понял я, что мой друг правильно рассуждает, и дал ему слово вместе ехать. Помог он мне во всем, и через два дня отправились мы в путь. Через несколько дней поехали мы по безводной пустыне. Однажды ночью погода испортилась, ветер поднялся, песчаная буря поднялась. Пришлось нам остановиться, верблюдов развьючить. Вдруг между небом к землей толстый столб вырос и, извиваясь, как змея, помчался на нас. Подхватил этот столб меня, закрутил, завертел, а когда очнулся я и глаза открыл, оказался вот в этом самом саду, на этой самой супе посреди красивых девушек. Со страху не мог в себя прийти, а девушки мне и говорят:

— Не бойся, вставай, умойся!

Девушки дали мне умыться, чистую одежду принесли, а потом повели меня к самой прекрасной из красавиц. Она меня ласково встретила, посмотрела на меня, улыбнулась, а потом подошла ко мне, взяла за руку, посадила на золотой стул. Сама тоже на стул рядом села и, чтоб сердце мое к себе расположить, стала всякие ласковые слова мне шептать.

— Где я? Куда я попал? — спросил я со страхом.

Девушка ножкой топнула, засмеялась, руку мне погладила и заговорила:

— Эх ты, храбрец! Зовут меня Санобар. Раньше я жила в стране пэри, но прогневала я нашу царицу, и она сослала меня сюда на шестьдесят лет, приказала мне этот сад стеречь. Эти девушки — мои служанки. Царица наша мне разрешила за какого-нибудь человека замуж выйти. Во многих местах я побывала, но по сердцу себе ни одного джигита не нашла. Когда ты, подхваченный песчаным ураганом, над пустыней летел, я тебя увидела, и ты мне приглянулся. Не беспокойся, все верблюды твои целы-невредимы. Ну а ты на мне жениться должен. Будем тут жить спокойно, счастливо.

После ее речей мне все стало понятно, и страх мой прошел. «Что ж мне делать теперь?» — думал я. Ну а девушка, как мотылек, вокруг меня порхала, советы мне давала. Думал я, думал и так рассудил: «Полюбил я крепко Мохистару. Все только и думал о ней. Если б удалось мне любовь ее заслужить, большое это было бы счастье. Зато если не удастся — погибну. Чем такое опасное дело затевать, лучше уж на этой красавице Санобар жениться».

Решил так и Санобар свое согласие дал. Она руку мне на шею положила и другим девушкам мое решение сообщила.

Назавтра мы свадьбу отпраздновали. Так стал я здесь жить. С тех пор сорок лет прошло. Тогда мне было восемнадцать лет, а теперь уж пятьдесят восемь. «Вот это и есть моя Санобар», — сказал старик, показывая на красивую женщину, которая рядом с ним сидела. Санобар улыбнулась и на землю посмотрела, а старик продолжал:

— Потом у нас доченька родилась! Назвали мы ее Сайора.

В это время дверь опять распахнулась и выбежала та самая резвая девушка. Старик кивнул в ее сторону и говорит:

— Такая уж она у нас резвушка: то цветком распустится, то на холмах соловьем заливается, то голубкой летает, то рыбкой в воде плавает. А бывает и так, что ланью обернется и по горам скачет. Вот на нее ты и охотился, за ней-то ты и гонялся. А она тебя полюбила и сюда привела. От нашего уголка до того места, где ты живешь, полмесяца надо ехать.

Тут Шавкат смутился и глаза к земле опустил. Девушка опять в дверях показалась. Старик ей кивнул и говорит:

— Ах, резвушка! Зачем же ты так гостя нашего утомляла, надо было Прямо сюда его вести.

А потом говорит Шавкату:

— Вот, значит, сынок, зачем ты к нам пришел. Ну что ж, пусть наша дочь будет твоей женой, будешь нашим зятем, будем здесь жить все вместе.

Выслушал Шавкат рассказ старика, вспомнил, как он за ланью гонялся, и в сердце его еще больше любовь разгорелась. Однако он на предложение старика пока ничего не сказал.

В это время пришли девушки и позвали их обедать. Царевич, старик со своей женой Санобар и все девушки обедать сели.

Старик сказал одной девушке:

— Пойди скажи Сайоре, пусть идет к нам, пусть гостя нашего не стесняется!

А мать Санобар заметила:

— Оставь ее, все равно она будет стесняться.

Не понравилось очень царевичу, что Санобар так говорит.

Захотелось сказать ему: «Позовите же ее»,— но понял он, что так говорить неприлично. Тут одна девушка промолвила:

— Стесняется не стесняется, пусть с нами сядет, пойду-ка я ее позову! — и побежала в дом.

А царевич все про девушку-лань думал, от двери глаз не отрывал. Когда она из дома вышла, ему показалось, что рассвет наступил, сделала шаг — словно солнце из-за гор свои лучи золотые рассыпало, ближе подошла — день наступил и весь мир ярким сиянием озарило. А вокруг солнца планеты привет ему шлют. Само солнце и планеты его покраснели, к земле глаза опустили, словно хотелось им не то скорей назад убежать, не то голубками стать и улететь.

Но Сайора, твердо ступая, подошла к мраморной супе и проговорила: «Добро пожаловать, гость!» и села посреди девушек.

Для Шавката счастливый момент настал. Казалось ему, что весь свет ему улыбается, счастья ему желает, что соловьи ему свадебную песнь поют.

За обедом много раз глаза царевича глазам Сайоры улыбались. А после обеда глянула Сайора на царевича, «До свиданья» сказала и за. своей дверью скрылась.

Заметила Санобар, с какой лаской и нежностью Шавкат и Сайора друг на дружку глядели, и ее сердце наполнилось радостью.

Старик с Шавкатом тем временем беседу продолжали.

— Что же вы сделали с тем платьем?— спросил Шавкат.

— Да ничего,— ответил старик.— Оно и до сих пор у меня хранится.

Попросил Шавкат старика, чтобы дал он ему хоть разочек на этот портрет взглянуть. Тут Санобар и губами и глазами старику знак подает—не надо, мол. Старик тогда сказал:

— Оставь, сынок! Не надо на него смотреть!

Прошло еще несколько дней. Гостит царевич в саду, свадьбы ждет. Однажды Санобар с девушками обернулись голубями и улетели. Старик один дома остался. Шавкат этим воспользовался и опять попросил ему платье показать. После долгих уговоров старик принес узел, развязал его и показал царевичу платье. Подумал Шавкат, какой будет Сайора красивой, если это платье наденет. Рассматривал царевич платье, повернул его другой стороной и упал его взгляд на вышитый спереди портрет Мохистары. И сразу стало ясно ему, что по сравнению с ней красота Сайоры ничто. Мохистары красота, словно большой светильник, весь дом озаряет, а Сайоры красота лишь маленьким святлячком мигает. При виде портрета ошеломленный Шавкат упал без чувств. Прошло немного времени, очнулся он, рядом с ним старик стоит, Санобар и девушки.

Санобар в гневе накричала на старика:

— Говорила — не показывай ему этого платья! Зачем меня не послушал! Что же теперь будет?

Неловко стало старику, а у Сайоры из глаз слезы полились.

Не было больше прежнего веселья, все ходили печальные. А Шавкат совсем обезумел и, не обращая внимания на Сайору, все просил ему портрет Мохистары показать снова. Но платье убрали и больше портрета ему не показывали. У царевича совсем настроение изменилось. Не улыбался он, не разговаривал. На следующий день утром Шавкат попросил у старика:

— Дайте мне моего коня. Уезжаю.

Но старик ему коня не дал, все старался его успокоить. Санобар огорчилась и упрекала, зачем он Шавкату злосчастное платье показывал.

Прошло еще два-три дня. Царевич сделался мрачнее тучи. Сайора несколько раз к нему подходила, ласково с ним заговаривала, но он на нее и глядеть не стал. Все помыслы его были только о царевне Мохиcrape.

Спустя несколько дней царевич сам пошел в конюшню и хотел коня взять и уехать. Но коня ему так и не дали. Тогда Шавкат заявил:

— Не дадите коня, пешком уйду.

Отдал тогда ему старик коня. Прежде чем попрощаться, Шавкат сказал:

— Отец, когда вы мне платье показали, я, увидев Мохистару, за глаза в нее влюбился. Теперь я к ней поеду. Расскажите мне дорогу, как мне в ту страну добраться.

— Эх, сынок,— овтетил старик,— один ты туда не доберешься. Город этот очень далеко отсюда, дорога туда опасная. Да и что ты там найдешь — ведь портрет сорок-пятьдесят лет тому назад вышит. Мохистара старухой стала, красоту потеряла. Ничего я тебе не скажу.

— Ну, если не хотите мне дорогу показывать, ладно, как-нибудь к без вас доберусь,— заявил Шавкат.

Увидел старик, что царевича не уговорить, и решил: «Что ж, если я ему дорогу не расскажу, ни за что пропадет юноша».

Рассказал он Шавкату дорогу в Индию. Поблагодарил он старика за хлеб, за соль, за угощение, а девушек за то, что его развлекали, но Санобар слова ему не сказала.

Так попрощался Шавкат и поехал. А Сайора увидела, что ее любимый уезжает, горько разрыдалась.

Через шесть дней подъехал Шавкат к высокой горе. В одну сторону посмотрел, в другую — видит что-то вдали чернеет. Подъехал, видит: у подножья горы десять-пятнадцать деревьев растет, под деревьями усадьба, в ней два дома. С горы по желобу вода в арык стекает, арык через усадьбу проходит.

Слез царевичу коня и постучал камчой в дверь усадьбы. Прошло немного времени, дверь раскрылась и вышел старик.

Ехал царевич два дня и две ночи, горы кончились и пошла пустыня без конца, без края. Через три дня и три ночи начались пески. Еще пять дней проехал, а пустыне и конца не видно.

Ехал царевич, ехал, вдруг что-то сзади к нему на коня вскочило да как ударит Шавката по голове, у него из глаз искры и посыпались. Оглянулся царевич, видит: сидит у него за спиной какое-то чудовище. Глаза огромные, как миски, нос сплющенный, шерсть слиплась. Сказать, что это человек — не похож, что обезьяна — и на обезьяну не похоже. Смотрело страшилище на царевича—то хохотало, то зубами скрежетало, то, как собака, рычало. Царевич подумал: «Что это за чудовище такое ко мне прижалось? Что с ним делать?» И никак не мог решить, что лучше — убить его или не трогать. А страшилище встало на круп коня, вцепилось лапами в плечи царевичу и навалилось. Почувствовал Шавкат, что чудовище вот-вот его раздавит, Конь это тоже почуял, уши навострил, заржал и галопом пустился. Собрал царевич все силы, ухватился обеими руками за чудовище да как грохнет его с коня наземь. Завизжало оно и убежало.

— «Ну,— подумал царевич,— избавился от страшилища, наконец»,— и поспешил дальше. Не успел он далеко отъехать — слышит, за спиной шум. Повернул коня Шавкат, посмотрел, летит пыль столбом, целая толпа таких чудовищ валит.— «Что же делать?» — подумал юноша. Ускакать — догонят. Бегают уж больно быстро. А не ускачу, может быть, как-нибудь справлюсь. Поскакал он навстречу чудовищам, а их с сотню набралось. Окружили они его, дорогу ему загородили. Так они три дня и три ночи вокруг него стояли. Наконец выхватил Шавкат саблю, коня разогнал и помчался на чудовищ, схватился с ними, многих порубил и дорогу себе проложил. Еще много раз на своем пути Шавкат сражался с дикими чудовищами.

Уже целый месяц был он в дороге. И вода в бурдюке уже кончилась. Днем жарко в пустыне, как в котле раскаленном.

Не выдержал конь, пал. Ничего не поделаешь — пошел Шавкат пешком. Шел, шел, еще пятнадцать дней минуло. Вдруг ночью послышались ему голоса. Оглянулся царевич, прислушался — со всех сторон какой-то щебет доносится, все слышней и слышней. Страх царевича охватил, он на песчаный бугор поднялся. Видит — змеи ползут. Подождал царевич рассвета и, чуть заря занялась, двинулся в путь. Сколько уж дней был он в дороге, а пустыне все конца-края нет. «Что же будет со мной?— думает Шавкат. Выберусь я когда-нибудь из этой пустыни или погибать здесь придется.

Еще несколько дней он прошел, видит: вдали что-то чернеет. Подошел царевич поближе, а там деревья, родник из земли бьет, большой арык начинается. Деревья ветви раскинули, кругом тень. Кинулся царевич к ручью, да сил не хватило до воды добраться, наземь свалился. Полежал немного, в себя пришел, с трудом до воды дотянулся, от радости слезы потекли. Вдоволь Шавкат воды напился и тут же уснул. Наутро встал, посмотрел на себя в воду, видит похудел он совсем, одежда обтрепалась, запылилась. Шавкат умылся. Ногам своим измученным отдых дал.

Пять-шесть дней отдыхал Шавкат у источника. Вдруг погода изменилась. Появилась на небе черная туча, и земля почернела. Показались вдали четыре вихря-смерча. И неслись они прямо туда, где царевич на отдых расположился. Ближе вихри подлетели и рассеялись, а из них четыре дива вышли, да такие высокие, что до тучи головой доставали, а носы у них длиной с минарет были. Со страха Шавкат на дерево залез, обхватил ветку руками, притаился в густой листве.

Дивы уселись и завели разговор. Старший див обратился к младшим.

— Братья, надо нам все-таки договориться.

Другой див ему возразил:

— Договориться нам очень трудно будет.

— Почему?

— Когда я это себе хочу взять, ты говоришь: «Нет, это мое!» А они тоже говорят: «Нет, это наше!» Так мы век спорить будем. Как же мы сможем договориться?

Тогда старший див решил:

— Ну, раз мы сами договориться не можем, надо нам какого-нибудь справедливого позвать. Он не будет слушать, что каждый из нас говорит, а пусть или жребий бросит или одному из нас скажет: «Это тебе», или другому из нас — «Это тебе». И все должны с ним согласиться.

Понравилось это предложение другим дивам.

— Где только мы найдем такого справедливого человека?— задумались дивы.

Старший див сказал:

— А его искать не нужно. Он здесь рядом с нами.

И крикнул царевичу:

— Эй, джигит, слезай с дерева!

Как услышал царевич этот крик, перепутался. Див его успокоил:

— Худа мы тебе не сделаем. Ты нам в нашем деле помоги, мы тебе в твоем поможем.

А Шавкат со страха и шевельнуться не мог. Язык у него отнялся. Ждали-ждали дивы, а царевич все сидел на дереве. Тогда один див, с места не вставая, руку протянул, взял царевича за шиворот и на землю поставил. Только тогда Шавкат в себя окончательно пришел и наконец решился спросить:

— Ну так в чем у вас дело?

Див объяснил:

— Мы четверо братьев. Отец, умирая, нам в наследство кое-какие волшебные вещи оставил. И вот уж мы четверо четыре года спорим, никак поделить их между собой не можем. Раздели нам наше наследство!

Удивился Шавкат, что дивы такого пустякового дела сами решить не могут, а они объясняют:

— У каждой из этих вещей своя особенность. Вот шапка-невидимка. Наденешь ее — ни один человек тебя видеть не сможет. А это — ковер-самолет. Расстели его и скажи: «Поднимись!», он тебя в небо подымет, по всему свету повезет. А если в этот кувшин воды налить, скажи, в воду глядя, что тебе надо, и все исполнится. А если из этого лука стрелу пустить, она обязательно в цель попадет, к тебе вернется, и добычу с собой тебе принесет.

Долго думал царевич, как ему наследство разделить, и говорит дивам:

— Я возьму четыре стрелы и на них эти вещи четырьмя цифрами обозначу. Единица будет шапка-невидимка, двойка — ковер-самолет, тройка—кувшин, а четверка—лук со стрелами. Четыре меченые стрелы я из лука выпущу, а вы за ними бегите. Кто какую стрелу найдет, тот соответственно и вещь волшебную себе возьмет.

Понравилось очень его решение дивам.

Шавкат положил около себя четыре стрелы, приготовился стрелять и сказал:

— Ну, стрелы мои, пущу я вас, летите, не задерживайтесь, дивам не попадайтесь!

И пустил четыре стрелы в разные стороны. Далеко улетели они, не видно даже куда.

Погнались дивы за ними и из глаз скрылись. А все волшебные вещи у царевича остались. Не стал тут раздумывать Шавкат — взял их, разостлал ковер-самолет, сел на него и говорит:

— Отвези меня в тот город, где царевна Мохистара живет!

Ковер царевича в небо поднял, полетел.

Оглянуться не успел Шавкат, как ковер около какого-то города на землю опустился. Сошел царевич с ковра, сложил его, взял под мышку и потихоньку в город пошел. Пришел царевич в караван-сарай, лук и шапку на колышек повесил, а ковер и кувшин на полку положил Сидел Шавкат у себя в комнате и вдруг почувствовал, что страшно ему есть хочется. Много дней еды и в глаза не видел. Голод его мучит, а денег нет. Взял царевич кувшин, вышел во двор, кувшин водой наполнил, принес его в свою комнату, и говорит:

— Эй, кувшин, дай мне мешочек с золотом!

Только он это сказал, смотрит: на полке мешок золота лежит. Пошел Шавкат на базар, наелся, одежду новую купил, у табибов раны свои полечил.

Однажды, когда Шавкат в своей комнатке спал, разбудила его громкая музыка. Где-то на карнаях, сурнаях играли. Царевич подумал: «Почему это вдруг ночью музыка заиграла, разве кто-нибудь свадьбу справляет?» Встал он, оделся и вышел на улицу. Смотрит: на крыше дворца стоят сорок музыкантов с карнаями, сорок с сурная-ми, сорок с флейтами, а впереди сорок барабанщиков — и все они играют, а кругом ни души. У Шавката и сон пропал. Всю ночь бродил он по улицам, а потом суфи прокричал свой азан, позвал людей на молитву, и царевич пошел в мечеть. Когда он на улицу вышел, народу было уже там полным-полно. Все, и молодые, и, старики, как на базар, куда-то спешили. Расспросил он прохожих и узнал, что люди идут к шахскому дворцу узнать, какая судьба выпала на долю тому джигиту, что вчера к Мохистаре свататься приехал.

Собрался народ на площади перед дворцом шаха. Видит — Шавкат стоит на площади, красивый юноша лет восемнадцати-девятнадцати, участи своей ждет. Забили барабаны, открылись ворота, выбежали на площадь стройные девушки в белых шелковых платьях, подхватили юношу под руки, во дворец повели. Закрылись ворота. Вскоре вынес палач отрубленную голову юноши, показал народу и на зубец стены воткнул. Крики, вопли поднялись, старухи на землю повалились, застонали, заплакали.

Народ расходиться стал, и Шавкат в свою каморку пошел. Просидел он там несколько дней и решил все же к Мохистаре идти. Лук свой волшебный на плечо повесил, завернул кувшин и шапку-невидимку в ковер-самолет, взял его под мышку и не спеша отправился во дворец, Подошел ко дворцу, постоял немного у ворот, видит — никого нет, ни души, только большой барабан висит. Подошел царевич к барабану и ударил по нему. А Мохистара в это время во дворце с сорока девушками веселилась, плясала. Отец ее шах Салам в своей палате сидел, о чем-то думал. Вдруг раздался барабанный бой.

Мохистара и говорит:

— Еще кому-то захотелось с жизнью распрощаться!

— А отец ее, шах Салам, вздохнул и подумал:

«Вот еще злосчастный сын одного несчастного отца явился!»

Мохистару гордость распирает, девушки ее и стража дворцовая забегали, засуетились. Наконец один из шахских слуг открыл ворота, вышел на площадь и подошел к Шавкату. Оглядел он царевича с ног до головы, улыбнулся и спросил:

— Эй, брат! Чего это ты в барабан бьешь?

Царевич ему ответил:

— Я царевну Мохистару полюбил. И вот пришел про любовь свою ей рассказать.

Пошел слуга Мохистары во дворец и доложил ей:

— Царевна! На площади какой-то безумный стоит. За плечами у него лук, а под мышкой какой-то старый ковер держит и говорит: «Я царевну Мохистару полюбил. И пришел про любовь свою ей рассказать».

Царевна Мохистара жеманно так повернулась и сказала:

— Ну что ж. Головам таких безумцев одна дорога — на стену.

А Шавкат стоял под барабаном и ждал. Надоело ему так стоять. Он опять в барабан ударил. Мохистара на этот бой и внимания не обратила.

Тут шах Салам одному из своих придворных приказал пойти и привести к нему этого барабанщика. Повел придворный царевича во дворец. Вошел царевич в ворота, видит — широкий двор, мрамором выложенный. Постройки красивые, а в самом конце отдельно дом стоит, вход в него охраняют вооруженные. Придворный царевича с этот дом ввел, в большую палату они зашли. Там всюду ярко-красные ковры на стенах, дикие звери и чудовища нарисованы: слоны, львы, тигры, драконы, А на золотом троне сидит человек с большой седой бородой. Он царевичу и говорит:

- Добро пожаловать, славный джигит!— И рукой сделал знак пригласил сесть.

Догадался царевич, что человек этот и есть отец Мохистары, шах Салам, остановился и поклон отвесил. Потом два шага прошел и снова поклонился. Так, пока он до трона шахского дошел, семь раз поклонился, а подойдя, поцеловал шаху руку и, не оборачиваясь, назад пошел. Только после того, как второй раз шах ему место указал, Шавкат сел. Понравилось шаху, что гость такой скромный да вежливый. Сел он рядом с царевичем, слуг своих позвал, дастархан принести приказал. Слуги дастархан разостлали, сладостей всяких принесли. Шax Салам царевича угощать стал. А когда угощенье кончилось и дастархан убрали, стал шах Шавката расспрашивать, зачем он во дворец пришел:

Царевич сказал:

- О повелитель! Если кровь мою пощадите — скажу.

Дал шах ему разрешение говорить и царевич начал рассказывать:

- Про любовь говорить не стыдно. Вот я вашу дочь Мохистару полюбил. Имя ее по всему свету гремит. Много людей от любви к ней покоя себе не находят. Вот и я решил условие Мохистары выполнить и с вами породниться.

— Эх, сынок, не дочь родную дал мне бог, а одну беду. А ты, такой славный молодой юноша, сам в эту беду лезешь. Это же не девушка, а палач какой-то. А разве можно любить палача? Если ты хочешь жениться, я тебе, помимо Мохистары, невесту найду. А на Мохистару и глядеть не стоит.

Шавкат возразил:

— Мохистара не злым нравом своим, а красотой своей прославилась. Что ни говорите, а только Мохистара может сердце мое успокоить.

— Да,— сказал шах Салам.— Красоту ей дал бог изумительную. Наслышавшись про нее, многие шахи, царевичи, баи, байвачи от любви голову теряли, сюда приезжали. Уговаривал я их назад ехать, они меня не слушали. Никто не смог выполнить условие Мохистары, и все погибли. Две тысячи голов палачи на зубцы стен дворца воткнули. Очень меня это все беспокоит. Не смотри ты на мою дочь, палач она настоящий, уходи от нее подальше!

Долго шах Салам уговаривал Шавката уехать. Но, царевич все на своем стоял.

— Когда человек любит, смерть ему не страшна,— сказал она. Если я даже условие Мохистары не выполню, зато хоть увижу ее, а больше мне ничего не надо.

Понял шах Залам, что царевича ему не отговорить, позвал девушек и приказал им отвести юношу к Мохистаре. Привели девушки царевича в ее покои. Видит Шавкат — посреди роскошно убранной комнаты в несколько слоев одеяла из белоснежного шелка сложены. А из-за занавеси свет льется, там светильник стоит. Вошел царевич, слышит, голос из-за занавеси:

— Заходи, джигит, садись, гостем будешь!

Сел Шавкат на шелковую подстилку, девушки перед ним дастархан разостлали, еды всякой принесли. После угощенья за занавесью опять голос раздался. Это уже сама царевна Мохистара пришла. Как вошла она, красота ее всю комнату светом озарила. Ни один человеческий глаз такого яркого света вынести не мог, поэтому в комнате ее семь занавесей висели.

Мохистара спрашивает:

— Эй, гость, зачем сюда пожаловал?

Царевич ей отвечает:

— Душа моя к твоей стремится, голос твой чарует меня, Мохистара. Любовь моя к тебе покоя мне не дает. Или желание мое исполни, или жизнь мою бери!

Мохистара ему говорит:

— Эх, гость, ты храбрый джигит, оказывается. Но мысль эту брось. Тем, кто полюбил меня, я ставлю условие. Если выполнишь его, стану твоей женой. А не выполнишь — голову сниму.

Тогда царевич говорит:

— Эх, Мохистара! Одна у меня голова, а если б их и тысяча была, все равно не пожалел бы.

— Если ты так уж жениться хочешь, я тебе другую хорошую девушку найду,— говорит ему Мохистара.

А царевич ей отвечает:

— Сердце влюбленного — это не перелетная птица, что сегодня на одну ветку садится, а завтра на другую перелетает.

— Ну, тогда,— говорит Мохистара,— пиши такую расписку. «Полюбил я Мохистару и пришел ее руки просить. Если я условие ее не выполню, то умру, и за смерть мою никто отвечать не будет»— и ставь свою печать. А условие мое вот какое: сегодня ты во дворце останешься. И целую ночь должен со мной говорить. Если ты сделаешь так, что я всю ночь с тобой разговаривать буду и не засну, тогда я стану твоей женой.

Согласился царевич и остался ночевать во дворце.

— Ну вот, теперь разрешаю тебе выполнить мое условие.

Начал царевич Мохистаре всякие вопросы задавать, чтоб заставить ее говорить, молчит она, не отвечает. Стал он ей всякие истории рассказывать, но, что ты сделаешь, если человек говорить не хочет. Говорил он, говорил — устал наконец. «Ну,— думает,— хоть смеяться ее заставлю»,— стал ей всякие смешные вещи рассказывать, ничего не выходит. «Ну что ж,— думает царевич,— дай-ка я отдохну немножко»,— прилег и заснул. Мохистара тихонько занавеску подняла, смотрит: лежит царевич и спит.

— Ну, дружок!— говорит Мохистара.— Теперь уж завтра, и твоя голова на стене будет торчать!

Приоткрыл чуть-чуть Шавкат глаза, видит — перед ним стоит Мохистара во всей своей красе. Он от счастья совсем растаял. А Мохистара занавесь опустила, боковую дверь открыла и вышла. Сразу в комнате стало темно. Удивился Шавкат, встал, надел шапку-невидимку, остальные вещи под мышку взял и пошел по дворцу за Мохистарой. Едва входила она в какую-нибудь комнату — красота ее, как луна четырнадцатидневная, эту комнату светом озаряла. В последней комнате на стене висели боевые доспехи и оружие. Сняла Мохистара с себя свое платье, в боевые доспехи облачилась и сразу же стала похожа на молодого джигита.

На той же стене ремень висел, а к нему три крюка пришиты были. Взяла Мохистара этот ремень и пошла в сад, а царевич ни на шаг от нее не отставал. Подошла Мохистара к стене, забросила на нее ремень и наверх взобралась. Потом по тому же ремню со стены на улицу спустилась.

Царевич разостлал ковер-самолет, сел на него и через стену перелетел. Смотрит: Мохистара идет куда-то, да так шагает, что шагнет — сто сажен позади остается. Прошла Мохистара таким шагом час и пришла в какую-то усадьбу. И царевич за ней туда прилетел, ковер под мышку сложил и в усадьбу зашел. Там в одной комнате огонек теплился. Открыла дверь Мохистара, в дом зашла, а ей навстречу поднялась старуха и говорит:

— Пришла, доченька? Подружки тебя давно уже ждут. Мохистара доспехи с себя сняла, дорогое платье надела и зашла в комнату. А в комнате красивые девушки собрались. Поздоровались они с Мохистарой и спрашивают:

— Что же ты, миленькая, так сегодня запоздала? Мохистара им отвечает:

— Эх, подруженьки! Пришел в мой дворец еще один сумасшедший. «Полюбил тебя,— говорит,— голову свою за тебя отдать готов». А я его усыпила. Теперь утром с него голову снимут. Смотреть приходите!

— Попался бедняга!— говорят девушки и смеются.

В это время в комнату старуха заглянула и спрашивает:

— Плов готов! Нести?

— Несите! Ужинать будем!—говорят девушки.

Старуха им воды на руки полила и плов принесла. Сама с девушками села. Царевич шапку-невидимку надел и тоже к ним подсел, но они его не видели.

Таким образом царевич рядом со своей любимой сидел, как муж с женой, и тоже плов ел. Когда все поужинали, одна из девушек говорит старухе:

— Матушка, что это сегодня плова что-то мало, не наелись мы.

— Не знаю,— отвечает старуха.— Я столько же рису положила, сколько и каждый день кладу. Сама я тоже не наелась. Ну а вы поесть любите и продавца риса на базаре съесть готовы.

Девушки захохотали. Старуха дастархан разостлала, чай принесла. Все из одной пиалы по очереди пили. А Мохистара их давай торопить:

— Скорей, девушки! Не надо заставлять матушку нашу долго нас ожидать.

Девушки встали и вышли в сад. Уселись на золотую скамейку. Скамейка вдруг сама собой стала в небо подыматься. Шавкат сел на ковер-самолет и вслед за девушками полетел. Летели, летели, стали девушки на золотой скамье ниже спускаться, царевич за ними. Смотрит — на земле огонек виднеется. Девушки около этого огонька на землю опустились. Ну и царевич за ними. А в этом месте большой сад оказался. Девушки слезли со скамейки, в сад побежали. Царевич сложил ковер-самолет и тоже в сад зашел. Никто его в шапке-невидимке не видел. Стены в саду из мрамора сделаны, двери — золотые. Во все стороны дорожки идут, а по бокам их арычки. В арычках вода — белоснежная, как молоко, в одном арыке в одну сторону течет, а в другом — в обратную. Дорожки самоцветами украшены, от них по всему саду свет разливается. По берегам арыков цветы всякие растут, в листве деревьев соловьи поют. Посреди сада трон стоит, вокруг стулья золотые. Вся площадка красивыми девушками заполнена, а на троне царица всей этой красоты сидит. Увидали эти девушки, что к ним гости идут, и хором закричали:

— Ага, ага! Вот и Мохистара со своими пришла! Гости царице поклон отвесили.

Царица спрашивает:

— Сестрица моя, Мохистара! Почему вы так поздно пришли? Мы уж все глаза проглядели, вас ожидая. Что вас так задержало?

— Извините, сестра!—отвечает Мохистара.— Запоздали мы сегодня. Но на это причина есть. Пришел ко мне еще один сумасшедший джигит, говорит мне: «Полюбил я тебя, женюсь на тебе или умру». Этого безумца усыпила и к вам прилетела. Приходите завтра на его смерть посмотреть.

После этого царевна Мохистара и ее девушки рядом с другими уселись, защебетали, а потом игры, пляски начались.

Этот сад был в стране пэри. А так как мать Мохистары была пэри, то Мохистара каждую ночь сюда прилетала с другими пэри плясать и веселиться. Жила в этом саду старшая сестра Мохистары, красавица Бадиа. Она и сидела на золотом троне. После музыки и плясок пошли девушки по двое, по трое по саду гулять.

Мохистара девушкам говорит:

— Ой, подруженьки, что-то мне спать захотелось. Посплю я немножко.

Легла она на скамейку и заснула. А царевич взял золотой кувшин, водой его налил и говорит:

— Эй, кувшин! Сделай так, чтоб на время моя душа в тело Мохистары перешла, а ее душа — в мое тело.

Чуть он так сказал, душа Мохистары ее тело покинула и в царевича перешла. А царевич пошел в сад. Снова девушки собрались. Опять песни, пляски начались. Одна из девушек говорит:

— А сейчас пусть Мохистара спляшет!

Все захлопали, и царевич, ставший Мохистарой, в пляс пустился. И так хорошо он плясал, что долго ему все хлопали. А потом говорят:

— Пусть теперь Мохистзра песню споет!

Встала Мохистара с душой царевича среди девушек, да так запела, что они от удовольствия, словно ртуть растаяли. Девушки одна сильней другой стали в ладоши хлопать и на песню Мохистары песнями отвечать. Радуется царица Бадиа, что они так хорошо веселятся, подзывает Мохистару и говорит:

— Голубушка моя Мохистара! Так ты, оказывается, и петь и плясать такая мастерица. Что же ты это до сих пор от нас скрывала? Я бы тебя за эти танцы и песни золотом осыпала, да казна моя далеко. Подойди ко мне, моя дорогая! Сегодня мне новое платье принесли, дай я его тебе подарю!

Сняла с себя царица дорогое шелковое платье, надела его на Мохистару и в лоб ее поцеловала. От радости все захлопали и опять перерыв объявили. А Мохистара с душою церевича быстренько подошла к скамейке. Досмотрел Шавкат в чудесный кувшин и говорит:

— Теперь так сделай, чтоб моя душа в мое тело, а Мохистары душа в ее тело вернулась.

Только он лишь это сказал, все так и сделалось, как Шавкат хотел.

Проснулась Мохистара, вскочила. «Ой,— подумала,— чуть я все не проспала!»— и побежала скорей в сад. Снова музыка заиграла, девушки и говорят:

- Пусть Мохистара еще спляшет!— хлопают ей.

Мохистара отказывается, говорит им:

— Да что вы, я же совсем танцевать не умею.

А царица Бадиа ей и говорит:

— Потанцуй еще, сестра! Как же ты говоришь, что танцевать не умеешь, когда только что так хорошо плясала?

Не поняла слов сестры Мохистара, но пришлось ей плясать. Но не могла она танцевать так хорошо, когда в теле ее была душа царевича. Тогда девушки говорят:

— Ну, пусть она еще нам споет!

Запела Мохистара, но голос теперь ее никому не понравился. Царица ей говорит:

— Сестра моя Мохистара! Как хорошо ты плясала и пела! А потом что-то с тобой случилось, и танец у тебя не выходит, и голос какой-то хриплый. Что это с тобой стало?

— Не знаю, сестрица,— отвечает Мохистара.

Потом девушки немного еще поплясали. Рассвет наступил, ранние птицы запели: пора было девушкам домой собираться.

Мохистара и ее спутницы сели на золотую скамейку и полетели. Шавкат вслед за ними. У дома старухи девушки спустились, скамейку поставили на место, Мохистара переоделась и пошла во дворец. А царевич на ковре-самолете полетел, обогнал ее, лег на свое место и притворился будто спит.

Вернулась Мохистара во дворец, доспехи сняла, свое платье надела и к себе в комнату пошла. Прислушалась: спит царевич, храпит. Посмотрела Мохистара на него, легла на свою постель и думает:

— Ну, бедняга, пропал ты! Умрешь завтра утром. И кто это заставил тебя меня полюбить!

Немного времени спустя Шавкат раза два зевнул, будто он только что проснулся, вскочил и, чтоб условие Мохистары выполнить, говорить начал. Мохистара лежала себе и посмеивалась над ним, но потом и ей захотелось на него посмотреть. А царевич ей и говорит:

— Ах, жизнь моя, моя любимая, прекрасная моя Мохистара! Удивительный сон сейчас я видел. Послушай, какой интересный сон!

Мохистара подумала: «Какой еще сон может этому сумасшедшему присниться!» — и усмехнулась. А Шавкат принялся рассказывать:

— Видел я во сне тебя. Видел я, что ты встала, вышла из комнаты, прошла по всему дворцу, в последней комнате в мужскую одежду переоделась и во двор вышла. А я за тобой иду. Прошла ты весь сад, через стену перелезла и куда-то пошла. Я опять за тобой иду. Пришла ты в какую-то усадьбу, в дом зашла. Там старуха тебя ожидала, ты подруг своих встретила. Старуха плов принесла, вы сели ужинать. Я тоже плов с вами ел, вот почему вам мало досталось, не наелись вы. После ужина вы сели на золотую скамейку и полетели в сад. Там тебя красавицы пэри и их царица Бадиа, твоя сестра, ожидали. Ты сказала царице: «Сегодня я опоздала из-за того, что пришел какой-то безумец, который меня полюбил. Мне его усыпить надо было. Приходите завтра на его смерть смотреть!» Потом там пляски, песни пошли, тебе спать захотелось, и ты на скамейку легла. Тогда я свою душу тебе отдал, а твою душу себе взял, тобою стал и с девушками плясал, песни им пел. Мои танцы и песни всем очень понравились, а царица, пэри Бадиа, меня в лоб поцеловала и платье свое на меня надела. Если не веришь мне, смотри: вот это платье!

Посмотрела Мохистара на платье и видит: действительно царицыно платье. От изумления язык у Мохистары отнялся. А царевич говорить не переставал, все что он видел в тот вечер, ей рассказал. Мохистара его слова, как нежную музыку, слушала. Поняла она, что царевич ей правду говорит, взволновалась и невольно занавесь приподняла. Посмотрела на Шавката Мохистара и вдруг заговорила:

— Э, славный джигит, приятно мне слушать твою уверенную речь. Меня за красоту мои люди царицей красоты называют. Много у меня было женихов. И эта то, что они красотой моей владеть хотели, я их, как разбойников, на смерть обрекала. Ни один из тех, кто дерзнул порог этой комнаты переступить, из дворца моего живым не ушел. И ты меня полюбил. Если меня зовут царицей красоты, то я назову тебя царем любви. В борьбе этих двух царей любовь красоту мою победила!

Сказала так Мохистара и упала на грудь царевичу. Белые, нежные руки ее, как лоза дерево обвивает, шею его обвили и застыли в любовной муке. Губы ее с губами царевича в поцелуе слились. Так Шавкат выполнил условие царевны Мохистары. На стеблях надежд его стебли раскрылись, соловьи, горлинки своими песнями цветенье их славили.

Когда женихи царевны Мохистары шли выполнять ее условие, все жители города и все люди во дворце про заботы и горе свое забывали, со страхом думали, какая участь этих юношей ждет. А так как Шавкат после этой бессонной ночи долго в комнате Мохистары спал, его все особенно жалеть стали.

Наступило утро. Палач пришел, вытащил из ножен свой меч, о камень наточил и опять в ножны вложил. Ждал не дождался палач, когда выйдет из дворца царевны новый жених и он снесет ему, как бутон с ветки, его голову. А тем временем на площади народ собирался. Приближалось время, когда жених Мохистары из дворца выйти должен был.

В толпе говорили:

— Если джигит условие царевны выполнил, он сейчас выйти должен. А не выйдет — значит не выдержал он испытания.

— Никто его не выдержал,— возражали другие.— Только головы свои зря потеряли. Так и этот сегодня погибнет.

Девушки во дворце несчастного ждали, ждали, даже слезы лили, а жениха все нет. Отцу царевны Саламу сообщили. Удивляется он. «Что такое,— подумал,— уже десять минут прошло, а царевич не показывается».

И во дворце ничего про решение Мохистары не знали. Тогда шах Салам сам в покои Мохистары отправился узнать, что же она решила.

Девушки тихонько в покой Мохистары заглянули. Нет царевича на его месте. Приподняли они занавесь и видят: лежит царевич рядом с Мохистарой, спят обнявшись. Побежали девушки к шаху Саламу и докладывают ему:

— Жених условие Мохистары выполнил!

Обрадовался шах. Так ему все эти казни женихов надоели, что он даже как-то сказал: «Пусть бы уж скорей царевна замуж вышла или умерла». Казначея своего шах Салам призвал и велел ему девушку, которая эту весть принесла, золотом осыпать. А потом велел на карнаях, сурнаях заиграть, радостную весть народу объявить. Как во дворце и в городе все про это узнали, обрадовались.

Шах царевича и дочь свою поспешил поздравить и велел жениха в царские одежды нарядить. От радости шах пир на весь мир устроил, из казны своей золото, серебро народу приказал раздавать.

Вдруг видят: летят четыре голубя. Опустились голуби на землю — в один миг в красавиц пэри превратились и Мохистаре письмо подают. А письмо это было от царицы пэри Бадии. Писала в этом письме Бадиа, что она печалится и скучает, потому что уже целую неделю не видела Мохистару. Тут Мохистара взяла в руки калам и бумагу и про свои дела Бадии написала. Отдала письмо пэри, те опять голубями обернулись и отнесли письмо Бадии.

Прочитала письмо Бадиа, побледнела, всем телом своим задрожала, по лбу себя хлопнула. «Все дело мое пропало!»— крикнула, на одеяло повалилась, заохала. Перепугались пэри, засуетились, спрашивают:

— Что случилось, госпожа, о чем вы так беспокоитесь?

Но Бадиа, ничего им не ответив, взяла калам и бумагу и написала Мохистаре:

«Сестра моя Мохистара! Тебе уже известно, что я целую неделю о тебе сильно беспокоилась. А теперь, когда твое письмо получила, знаю, что с тобой случилось. Ты пишешь в своем письме, что ты вышла замуж за сына человека. А знаешь ли ты, что для нас, пэри — это гибель. Приезжай немедленно».

Прочитала Мохистара письмо, в лице изменилась. Собралась в дорогу, обернулись они с Шавкатом голубями и вместе с посланцами полетели в сад пэри Бадии. Поклонилась Мохистара царице, Шавката ей показала, а мысли всякие ей покоя не дают. Заметила это Бадиа и, чтоб успокоить ее, созвала всех девушек, в честь молодоженов большое угощение устроила.

Увела она Мохистару к себе в дом и говорит ей:

— Милая моя Мохистара! Как это так получилось, что ты к нам тогда человека-джигита за собой привела? А я думала, что это ты так хорошо поешь и танцуешь, и в лоб его поцеловала. А ты же знаешь, что пэри не должны прикасаться к людям, что это на весь наш род беду накликать может. Не пройдет и трех дней, как ты перестанешь быть пэри и превратишься в дряхлую старуху.

И впрямь стала Мохистара на глазах стареть, красота ее увядать начала.

Ужаснулся Шавкат. Обернулась Мохистара птицей и улетела с печальным криком, а за ней улетели и Бадии и все пэрк.

Смотрит Шавкат — нет ни сада, ни Мохистары, ни девушек.

Сел безутешный Шавкат на ковер-самолет и полетел искать Мохистару. Долго он летал и прилетел, наконец, в тот сад, где Сайора жила. Как увидели Сайора и мать ее Санобар, отец ее и все девушки, что гость летит, навстречу вышли с радостью, с приветом его встретили. После того как Шавкат уехал, долго плакала-рыдала Сайора, днем и ночью о нем думала, ожидала, что он вернется. Отец и мать ее, видя, как их дочь мучается, тоже немало горя пережили. А теперь, увидав Шавката, Сайора вздохнула глубоко и на руки ему упала.

Усадили гостя на почетное место, хозяева и гость друг у друга «как живете-можете» спросили, про дела свои поговорили. В этот вечер для гостя пир устроили, угощали, веселили.

После приезда Шавката и Сайора повеселела: то, как гиацинт, расцветет, то соловьиной песней зальется, то ланью обернется и по лесу скачет.

При виде Сайоры Шавкат словно прозрел. Раскаялся он в своем безумии. Понял он, что Мохистара злая и жестокая пэри, ослепившая его своей красотой, но имевшая душу и сердце дива. Перестал он думать о ней. Попросил он Садыка и Санобар руку их дочери.

Сорок дней и сорок ночей они в этом саду пировали, веселились, свадьбу Шавката и Сайоры праздновали.

А затем Шавкат отправился с Сайорой к отцу, и там еще празднество устроили, пировали, веселились. С тех пор стали они друг к другу в гости ездить.

Стал царевич Шавкат жить мирно, счастливо. Так он достиг исполнения своих желаний.

 Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Пять девушек

Были или не были, не сытые, не голодные, были ворона-каркальшица и воробей-ябедник. В давние времена в одном из восточных государств в махалле торговцев сбоем жила очень пригожая, одетая в дорогие шелковые одежды девушка лет пятнадцати по имени Караматхон. В один из дней она взяла в руки красивую корзинку, пошла на базар, купила для домашних нужд мясо, масло, рис, морковь, лук и еще кое-какую зелень.

Чтобы донести покупки, она наняла амбала и направилась домой.

Амбал взвалил на спину ношу и пришел в дом к девушке. Никогда в жизни он не видел таких хором и от удивления разинул рот.

Дом был очень красив. В саду росли плодовые деревья. Посередине двора находился большой бассейн. С каждой из четырех сторон его были устроены возвышения, устланные коврами краснее гранатов, атласными и шелковыми курпачами. Кругом благоухали разные ароматные цветы. У самого бассейна на золотых цепочках сидели две собаки.

Караматхон зашла в дом и сейчас же вынесла золотую монету и отдала ее амбалу.

Амбал, взяв золотой, смотрел, вытаращив глаза, то на него, то на Караматхон.

Тут из дверей выглянула красивая девушка и сказала:

— Сестрица Караматхон, вынеси этому амбалу еще один золотой, чтобы ему не показалась малой плата!

— Хорошо, сестрица Муътабархон,— ответила Караматхон, вошла в дом. вынесла еще один золотой и отдала его амбалу.

Амбал взял и этот золотой, еще больше удивился.

Муътабархон сказала тогда амбалу:

— Почему ты удивлен? Что тебе мало этих золотых?

— Я никогда не смог бы заработать два золотых,— сказал заикаясь амбал.— Меня удивляет, что вы за такую небольшую услугу дали мне два золотых.

Затем он спросил:

— Вы шутите со мной или на самом деле даете мне эти золотые?

— Зачем нам шутить с тобой, мы на самом деле заплатили тебе два золотых,— сказала Муътабархон.

Обрадованный амбал положил золотые монеты в карман.

В это время кто-то постучал в ворота. Караматхон пошла посмотреть, кто это пришел. Там стояли трое слепых юношей. Они сказали:

— Мы чужестранцы. Если можно, позвольте нам переночевать сегодня у вас, а завтра мы продолжим свой путь.

Караматхон ответила:

— Я спрошу свою старшую сестру Муътабархон,— и побежала в дом. Муътабархон сказала:

— Если это чужестранцы, пусть войдут.

Караматхон вышла и повела слепых в сад. Муътабархон пригласила слепцов сесть на нарядные ковры, расстелила перед гостями дастархан, поставила на него большой поднос с фруктами и сладостями. Караматхон принесла самовар и заварила крепкий черный чай, разлила его по пиалам и предложила гостям. Затем Муътабархон крикнула:

— Мукаррамхон!

Из дома выглянула третья девушка-красавица.

— Сестрица, я вас слушаю,— сказала она.

— Сестрица Мукаррамхон, займитесь приготовлением обеда.

Мукаррам принялась готовить плов. Сначала она нарезала мясо, морковь, лук. Затем развела огонь в очаге и поставила котел. Приготовив плов, она закрыла его. Тем временем чужестранцы напились чаю.

Муътабархон собрала скатерть и, обратившись к Мукаррамхон, сказала:

— Вынести из дому дутары, сыграем гостям, что-нибудь и повеселим их.

Мукаррамхон принесла дутар, тамбур и гиджак. Муътабархон взяла в руки гиджак, Мукаррамхон — тамбур, а Караматхон — дутар, и сестры запели песню.

Пусть теперь они развлекаются, а вы послушайте о другом.

Падишах этого города в тот день держал совет со своим мудрым визирем.

— Посмотрим, чем занимается по ночам наш народ,— сказал он.

Вдвоем они переоделись в одежды купцов, сели на коней и стали разъезжать по улицам ночного города. Заехали они в махаллю, где жила Муътабархон с сестрами. Музыка и пение, которые раздавались в саду Муътабархон, донеслись до ушей падишаха, и ему понравились эти нежные, красивые голоса.

Послушав немного, падишах сказал визирю:

— Зайдем в этот дом, посмотрим.

Они быстро сошли с коней и постучали в ворота. Караматхон, услышав стук, положила дутар и, побежав к воротам, спросила:

— Кто там?

Падишах сказал:

— Мы чужеземные купцы. Мы достигли вашего города ночью и, не зная, где переночевать, попали к вашим воротам. Вы еще не спите. Мы просим разрешить нам переночевать сегодня у вас, а завтра мы найдем место, куда мы должны пойти, и уйдем.

Караматхон сказала об этом. Муътабархон.

— Если они чужеземцы, пусть войдут!— сказала Муътабархон.

Карамат привела падишаха и визиря в сад, и они со всеми поздоровались. Муътабархон указала им место рядом со слепыми и вынесла новый поднос с угощением.

— Вы чужестранцы, теперь что бы мы ни делали, не удивляйтесь, не задавайте вопросов. Если вы нарушите условие и зададите вопрос, то мы строго вас накажем,— сказала она.

Все согласились.

Муътабархон встала, положила на золотое блюдо плова и поставила его перед падишахом и визирем.

Второе блюдо с пловом она поставила перед слепыми. Третье блюдо поставила перед амбалом, а четвертое блюдо взяла себе с сестрами. Поев, все напились чаю. Девушки собрали дастархан и снова принялись играть и петь. Через полчаса они унесли в дом музыкальные инструменты, и Муътабархон сказала Мукаррамхон:

— Приведи обеих собак!

Караматхон выложила из котла остатки плова в два золотых блюда и принесла их в сад. Муътабархон плеткой до полусмерти отхлестала собак. Собаки плакали, как люди. Муътабархон отбросила плетку, стала гладить собак, поцеловала их в морды и поставила перед ними блюда с пловом. Когда собаки наелись, их снова посадили на цепь.

Увидев это, все поразились. Особенно был удивлен падишах и, забыв об условии, спросил:

— Муътабархон, почему вы били собак, а потом гладили их, целовали и дали им плов на золотых блюдах?!

Муътабархон разгневалась и сказала:

— Ведь я же вас предупреждала! Зачем вы задали вопрос? Теперь на меня не обижайтесь. Ваш грех на вашей шее!

Она встала со своего места и ударила в ладоши Тогда в сад вошли десять палванов и спросили:

— Чем можем служить, госпожа?

— Свяжите руки и ноги вот этим двум купцам и трем слепым,— приказала Муътабархон.

Силачи тут же связали всем им ноги и руки. Муътабархон сказала палванам:

— Теперь вы свободны. Уходите по своим местам!

Палваны ушли. Тогда Муътабархон обратилась к падишаху, визирю и слепым:

— Эй, братья, теперь вы мне расскажете по порядку, какие благодеяния вы видели в своей жизни и какие вам пришлось пережить тяготы. Я определю всем наказание соответственно пережитым радостям и горестям.

Муътабархон сначала заставила говорить первого слепого.

Рассказ первого слепого

Я принц Шохак, сын падишаха города Дагестана. Однажды, когда мне было четырнадцать лет, отец вместе с мудрым своим визирем взял меня на охоту. Я бродил с отцом, охотясь на дичь. После охоты отец и визирь присели отдохнуть. Сел и я тоже. Рассматривая ружье, я увидел, что затвор ружья загрязнился. Я нажал спусковой крючок. Ружье выстрелило, и пуля попала прямо в один глаз визиря. Отец выругал меня.

— Отец, я не знал, что ружье заряжено!—сказав это, я заплакал. Визирь очень разгневался. Но, боясь отца, он ничего не мог мне сделать. Забрав охотничью добычу, мы вернулись в город. Прошло три-четыре месяца, и отец мне сказал:

— Сын мой, я отправляюсь в поход, а ты поезжай к дяде, будешь там учиться. С тех пор как визирь ослеп на один глаз, у. него очень изменился характер в плохую сторону. Я боюсь, как бы он в мое отсутствие не сделал тебе вреда!

Отец на второй день в сопровождении нескольких воинов отправил меня в город Бустан, где падишахом был мой дядя.

Месяц-другой я прожил у дяди в качестве гостя, а потом стал учиться в школе, где учились сын и дочь дяди. Сын дяди Ходжа-Турсун был старше меня на четыре года. Когда мы проучились два года, я узнал: сын дяди влюбился в свою родную сестру Тулган-ой. Она же влюбилась в своего брата. Узнав это, я ужаснулся, но дяде об этом не сказал.

В один из дней дядя узнал об этом. Он рассердился, построил отдельный дворец для своей дочери Тулган-ой, взял ее из школы и заточил во дворце. Не доверяя ее сорока служанкам, он окружил дворец стражей.

— Если мой сын придет, сюда, схватите его и приведите ко мне!— приказал он страже.

Прошел еще год, сын дяди позвал меня к себе и сказал:

— Брат мой, я тебя сегодня возьму в одно место.

Удивленный, я ответил:

— Хорошо, идти так идти!

Сын дяди сказал:

— Мы пойдем, когда прозвучит призыв к третьей молитве.

— Хорошо!

Закончив занятия в школе, мы пришли домой и, пообедав, отправились в путь. После третьей молитвы Ходжа-Турсун привел меня к какому-то дому. В то время уже стемнело. Оставив меня на улице, он вошел в дверь и спустя немного времени вышел, неся за спиной мешок.

— Идем!— сказал он. И я пошел. Когда мы вышли на окраину города, он развязал мешок. Смотрю — из него выходит Тулган-ой. Я очень удивился.

Сын моего дяди отошел на десять шагов и отгреб песок. Под ним оказалась дверь. Он открыл дверь, пропустил в нее сестру, протянул мне руку и молвил:

— Прощай, брат, не поминай нас дурным словом, встретимся мы теперь с тобой только на том свете. Вот и конец нашей истории!— сказал он и, попрощавшись со мной, прибавил еще:

— Никому не говори тайны этого места, перед уходом засыпь дверь песком.

Он спустился в проход и затворил за собой дверь. Я засыпал ее песком, как он говорил. Когда я пришел во дворец, дядя меня спросил:

— Ты видел Ходжа-Турсуна?

— С утра и до вечера мы были вместе, потом он сказал, что пойдет в одно место, и с тех пор его не видел,— ответил я.

Утром дядя сказал мне, что сын и дочь исчезли. Я пошел в школу. Через два месяца я окончил школу и собрался вернуться в город своего отца.

Мой дядя был измучен поисками сына и дочери. Стало мне его жалко, и я все, что знал о них, рассказал ему.

Дядя велел мне проводить его на то место. Я повел туда дядю и откопал ту дверь. Когда мы с дядей вошли, то увидели, что беглецы, как лежали обнявшись, так и умерли. И тела их сгорели, обуглились и были черны. Увидев это, дядя сказал:

— Вы должны были перенести эти муки. Я сам должен был вас так наказать, но я не решился.

С этими словами дядя вышел из комнаты. Я тоже вышел вслед за ним, затворил дверь и засыпал ее, как раньше, песком. Мы с дядей вернулись во дворец. После того как дядя увидел все своими глазами, пламя его горя угасло.

Спустя неделю я попросил разрешения у дяди вернуться в свой город. Дядя сказал:

— Не уезжай! Будь моим сыном!

Я ответил:

— Я съезжу повидаюсь с отцом и тогда вернусь!

Дядя согласился, одарил меня подарками и в сопровождении нескольких воинов отправил домой. Он дал письмо на имя отца, где сообщал обо всем.

Мы сели в ладью и через несколько дней пристали к берегу на краю города. Я стал переодеваться в новую одежду, как вдруг увидел направляющуюся в нашу сторону группу воинов.

«Воины отца идут меня встречать», — думал я.

Но как только воины подошли, они связали мне руки и ноги, перебили мою охрану и увезли меня в зиндан.

Два дня находился я там без пищи и воды. На третий день меня привели к падишаху. Здесь я узнал в нем кривого визиря. Оказывается, пока я отсутствовал, отец мой умер, а престол захватил этот визирь. Он грозно сказал:

— Ты помнишь, как ослепил мой глаз?!— Он ткнул мне пальцем в глаз и выдавил мне его.

— Палачи, изрубите этого несчастного!— приказал он.

Палачи увели меня, чтобы изрубить. Я стал упрашивать, умолять их, сказал им, кто я такой. Они пожалели меня и велели бежать из этого города.

— Если ты не скроешься и падишах узнает, он велит отрубить головы и тебе и нам,— сказали они.

Вот уже десять дней, как я, покинув родину и перенеся много трудностей, прибыл в ваш город. Сидел я в чайхане и пил чай, когда вошли вот эти двое слепых. Мы с ними разговорились, рассказали друг о друге, подружились и вот пришли к вам!— закончил свою речь принц Шохак.

— Караматхон, развяжи руки и ноги этому джигиту!— сказала Муътабархон.

Караматхон быстро развязала руки и ноги Шохаку.

— Ну джигит, теперь ваша очередь!— сказала Муътабархон второму слепому.

Рассказ второго слепого

Я принц Гулям, сын падишаха города Каньона. Отец учил меня, и я стал хорошим ученым. Я очень красиво писал. Все, кто видал мой почерк, завидовали мне. Падишах города Герата, прослышав о моем красивом почерке, написал моему отцу письмо. В нем он просил прислать меня к нему в качестве секретаря. Отец сказал об этом мне. Я не дал согласия. Тогда отец признался:

— Сын мой, тебе известно, что это большой падишах. Я подчинен ему. Если ты не поедешь к нему, он затаит на меня обиду.

Услышав эти слова отца, я ответил:

— Ну что же, ехать так ехать!

На второй день отец отправил меня в Герат в сопровождении пяти сотен воинов. Мы плыли в ладье несколько дней и высадились на берег в пригороде Герата. Мы поужинали и легли спать, но вскоре я проснулся от топота копыт.

Решив, что падишах Герата выслал мне навстречу воинов, я рассказал об этом своим людям. В это время прискакали конные воины и напали на нас. Моих людей кого порубили, кого пристрелили. Я же лежал между трупами и притворился мертвым. Из моих людей ни один не остался в живых. Конные воины собрали оружие и скрылись.

Наутро я осмотрелся по сторонам и вылез из-под трупов, оделся в одежду пастуха и отправился в город. Прогуливаясь по улицам, я наткнулся на лавку портного. Я вошел и поздоровался. Портной принял мое приветствие, указав мне место, предложил сесть. Я сел. Человек спросил:

— Кто вы и откуда вы?

Я рассказал обо всем, что со мной произошло:

— Направляясь к вашему падишаху, я подвергся нападению разбойников и претерпел бедствие. Я стесняюсь в таком виде идти к падишаху. Если можно, разрешите мне некоторое время поработать у вас, приодеться и потом уже явиться к падишаху,— попросил я.

Портной сказал:

— Я знаю обо всем этом. Хорошо, что ты не направился к падишаху, а пришел ко мне. Счастье благоприятствует тебе. Ты продлил свою жизнь.

— Что значат ваши слова, я ничего не понимаю?— спросил я. Портной начал с того, что сказал мне об обиде, которую падишах затаил на моего отца.

— Он хотел завладеть тобой и любым способом убрать твоего отца с престола падишаха!— сказал он.

— Откуда это все вам известно?— спросил я.

— Я портной падишаха,— ответил он.— Однажды я слышал, как падишах с визирем беседовали о твоем приезде. Я очень огорчился козням, которые готовил падишах.

Портной был хороший, добрый человек. Он сказал мне:

— Не горюй, сын мой, завтра я тебя познакомлю с дровосеками. Некоторое время ты поработаешь с ними в горах, оденешься и вернешься на родину.

Я очень обрадовался этим словам. Я взял веревку и топор и присоединился к дровосекам.

Однажды я встал на час раньше всех дровосеков, взял веревку и пошел за дровами. В горах я наткнулся на сухое дерево. «Если я срублю это дерево, то получу много дров для продажи», — подумал я настал рубить топором дерево. Оно затрещало и опрокинулось, вырванное вместе с корнем. Под землей открылась большая пещера. «Что это за пеще- . ра?»—подумал я и решил спуститься и посмотреть. В пещере я обнаружил дорогу, которая привела меня к двери. Я открыл ее и увидел сидящую девушку. Она была прекрасна как луна, как солнце. Не было такой красавицы на свете.

— Ой, умереть мне, вы человек?—вскрикнула девушка.

— Да, человек,— сказал я.

Девушка подбежала ко мне.

— Наконец довелось мне увидеть человека!— Сказав это, она залилась слезами.

Она расстелила атласные курпачи и предложила мне сесть на них, а сама засучила рукава и приготовила еду.

Я ел кушанья и задавал ей вопросы:

— Кто вы и что вы здесь делаете?

Девушка начала рассказ:

— Я Кумушхон — дочь падишаха города Парен. Когда мне было пятнадцать лет, в меня влюбился див. Ночью он выкрал меня, принес сюда и с тех пор держит здесь.

— Когда он выкрал вас?— спросил я.

Кумушхон ответила:

— Два года исполнилось.

— Чем жить в этой пещере, почему бы вам не убежать из нее?— сказал я.

— Нет никакой возможности убежать от этого проклятого создания!— ответила девушка.

— Где див и когда он придет?— спросил я ее.

— Сейчас он в Кухикофе. Он приходит один раз в сорок дней,— молвила Кумушхон.

— Как вы вызываете дива, если чего-нибудь испугаетесь?— спросил я.

Кумушхон ответила:

— Если мне нужен див, я нажимаю вот этот камень, и чудовище сейчас же является.

Незаметно для девушки я нажал камень. Тут же поднялась ужасная буря.

— Вот теперь наступила моя смерть! Вы вызвали дива! Бегите,— сказала девушка, заливаясь слезами, и показала мне на дверь. Я вошел в соседнюю пещеру и спрятался. От страха я лежал не шевелясь.

Пришел див и спросил девушку:

— В чем дело, что случилось?

Кумушхон ответила:

— Ничего не случилось. Я приготовила хорошее кушанье и позвала вас, чтобы вместе покушать.

Див молча съел кушанье. На улице он нашел оставленные мной топор и веревку и, отправляясь к портному, спросил:

— Чья эта веревка и чей топор?

Портной ответил:

— Не знаю, спросите дровосеков. Недавно вернулся один дровосек. Может быть, это его вещи.

Тем временем я ушел из пещеры и вернулся в город к портному. Див спросил меня:

— Это твои топор и веревка?

Не зная, что ответить, я сказал правду:

— Да, мои!

Тогда див зажал меня под мышкой, полетел, поставил меня перед Кумушхон, дал мне в руки меч и приказал:

— Руби девушку!

— Чего ради ни за что ни про что я буду ее убивать?!—сказал я и отказался выполнить приказание дива. Он выхватил у меня меч и дал девушке со словами:

— Руби этого джигита! Она тоже ему сказала:

— Чего ради я буду его рубить ни за что ни про что!

Тогда див выхватил у девушки из рук меч и изрубил ее на мелкие куски.

— Какой смертью мне убить тебя?— спросил он меня.

— Воля ваша!—ответил я.

Тогда он прошептал заклинание, дунул на меня, и я превратился в обезьяну. Див подхватил меня, поднялся в воздух, полетел и сбросил меня в лесу. Пять-шесть дней прыгал я с дерева на дерево и старался быть там, где есть цветы. Хотя я был в образе обезьяны, но ум мой был при мне, только говорить я не мог. Как-то через неделю я сидел на верхушке дерева и вдруг увидел, что плывет ладья. Я слез с дерева и пошел следом за ладьей, которая вскоре остановилась у берега. Люди сошли на берег, потом опять взошли на ладью. Когда на ладье зазвенел колокол, я вскочил в ладью и направился прямо к лодочнику, протягивая руку для приветствия. Лодочник рассмеялся и подал мне руку. Спустя несколько дней лодочник и помощник играли в шахматы. Я смотрел на их игру. Лодочник два раза получил мат. После этого они прекратили игру. Я знаками предложил лодочнику сыграть со мной в шахматы. Лодочник понял меня, и мы сыграли. Я сделал ему мат. Лодочник и помощник были поражены.

В тот день на заре мы пристали к городу Куддус. И вот вижу — пассажиры пишут заявления и кладут их в конверты. Я знаками попросил у лодочника бумагу и перо. Он меня понял, дал перо и бумагу. Я сел и написал письмо. Лодочник, увидев мой почерк, очень удивился. Написав письмо, я положил его в конверт и отдал лодочнику. Он понес его к падишаху этого города. Оказывается, всех приезжих заставляли писать, чтобы посмотреть, у кого какой почерк. Падишаху этого города нужен был секретарь. Лодочник отдал мое письмо падишаху. Ему понравился мой почерк, и он сказал:

— Приведите ко мне этого человека!

Лодочник, смеясь, сказал падишаху:

— Это писал не человек, а обезьяна!

— Эта ваша обезьяна, которая так красиво пишет?— спросил падишах.

— Нет, не моя, она пристала к нам в пути,— ответил лодочник,— и мы ее везем с собой.

— Хорошо, приведите ее ко мне,— сказал падишах.

Лодочник вернулся, взял меня и отвел во дворец.

Падишах, увидев меня, дал мне бумагу и приказал писать. Я не торопясь красиво написал заявление.

— Первый раз вижу, чтобы обезьяна писала,— заявил падишах и взял меня к себе в секретари.

Утром падишах привел меня к жене. Она дала мне поесть. У падишаха была восемнадцатилетняя очень ученая дочь.

Он послал одного из слуг за ней. Девушка, приоткрыв дверь, тут же ушла обратно.

— Заходи, дочка, здесь, кроме меня, матери и обезьяны, никого больше нет!— сказал падишах.

— Нет, не войду, это не обезьяна, это человек!— сказала она.

— Я позвал тебя, чтобы ты посмотрела на обезьяну, заходи, я разрешаю,— возразил падишах.

Дочь вошла и снова сказала:

— Отец, это человек, это не обезьяна!

— Откуда ты это знаешь?— сказал он.

— Конечно, я знаю!— ответила дочь — Этот человек заколдован!— заявила она.

Падишах спросил дочь:

— Можно ли его расколдовать?

— Можно,— сказала дочь,— только это очень трудно сделать.

— Дочь моя, если ты можешь ему вернуть человеческий образ, сделай это, я возьму его к себе секретарем,— сказал падишах.

Дочь не могла отказать в просьбе отцу. Всю ночь читала она таинственные заговоры и заклинания, и на заре я превратился в человека.

Падишах и жена его поздравили меня со снятием волшебных чар.

Спустя немного времени мы вышли в сад падишаха и сели там. В это время с неба спустился голубь. Девушка поднялась с места и сказала:

— Пришел див, который заколдовал его. Он пришел бороться со мной.

Она произнесла заклинаниа, обернулась большой черной птицей, взлетела и стала драться с голубем. Вдруг голубь опустился на землю, покатался по ней с боку на бок и обернулся собакой. Девушка покаталась по земле — обернулась львом, и они снова стали драться.

Наконец девушка разгневалась, превратилась в пламя и сожгла дива.

Искра пламени попала мне в глаз и ослепила его, а девушка умерла. Мать царевны тут же от горя скончалась. Падишах разгневался и закричал:

— Убирайся, ублюдок, из моего города. Я хотел сделать тебе добро, а из-за тебя потерял дочь и жену.

И падишах изгнал меня из города. Я, как был голый, бежал без оглядки, перенес разные невзгоды, шел много дней и ночей, дошел до этого города. В чайхане я встретил этих товарищей а из чайханы с ними попал к вам!—закончил свой рассказ второй слепой, юноша Гулям,

— Караматхон, развяжи руки, ноги Гуляму!— сказала Муътабархон,— с него хватит тех мучений, которые он перенес,

Караматхон тут же развязала ему руки и ноги.

Муътабархон сказала третьему слепому:

— Ну, джигит, теперь твоя очередь!

Рассказ третьего слепого

Я тоже принц. Меня зовут Бахрам, я сын Египетского падишаха. Каждый год один раз я плавал со своими друзьями в город Куддус поразвлечься. Однажды наступило время плыть в город Куддус. Я собрал друзей, мы сели в ладью и поплыли в Куддус. Обычно мы доплывали до этого города без труда в шесть дней.

На этот раз нас в дороге застала буря, волны захлестывали ладью. Прошло семь дней, а мы все еще не доплыли до города Куддуса. Буря утихла. Я подошел к лодочнику и спросил:

— Сегодня семь дней, как мы в дороге, почему мы не видим еще Куддуса?

— Мой принц! Из-за бури и волн мы потеряли дорогу. Теперь сами спасайте свою жизнь. Вот та пламенеющая гора, которую вы видите, магнитная, она нас притягивает к себе!— сказал огорченный лодочник и горько заплакал.

Я испугался и тут же бросился в реку. Ладья, притянутая магнитом, ударилась о скалы и разбилась. Я плыл два дня и две ночи, наконец выбрался на берег. Оглянулся, вижу — со всех сторон меня окружает веда. _

«Теперь смерть мне»,— подумал я.

Думал, думал, но так и не придумал, как мне спастись с этого острова. Я очень утомился в дороге, решил положиться на провидение и лег спать. И вот я увидел во сне пророка Хизра, который сказал мне:

— Сын мой, не печалься, встань, пройди пятнадцать шагов вперед, там будет ветхая хижина, не бойся, произнеси благословение божье, открой дверь и войди. На правой стене висит заряженное ружье, оставшееся от пророка Али. Когда ты его возьмешь в руки, пройди двадцать шагов направо, и ты на возвышении увидишь лошадь, отлитую из меди. На лошади сидит человек с колчаном в руках. Ты крадучись пройди к этому человеку и выстрели в него. От твоего выстрела он упадет в реку и приведет к тебе ладью. Ты молча, не произнося молитв, сядь в ладью. Он выведет тебя к берегу реки. Этот человек—хозяин воды.

Я вскочил с места — дай, думаю, проверю свой сон — и прошел пятнадцать шагов вперед. Я подошел к ветхой хижине, благословись, открыл дверь и увидел на правой стене ружье. Я взял в руки ружье, оно было заряжено. Я вышел и прошел направо двадцать шагов. Там на возвышенности я увидел медного коня, а на нем сидел медный человек с колчаном в руках. Не показываясь ему, я выстрелил в него. Он свалился в реку. В это время я увидел ладью, которая приближалась ко мне. В ладье был человек. Он подплыл ко мне и смотрел на меня. Я молча вошел в ладью. Когда мы приблизились к берегу, у меня ни с того ни с сего стало биться сердце, меня охватил страх. Я произнес: «О боже!»— человек тут же сбросил меня в воду и исчез вместе с ладьей. С большим трудом я выбрался на берег, покрытый лесом. Вдруг слышу волчий вой. В лесу было большое дерево. Я от страха влез на него. Через день, сидя на дереве, я увидел на реке плывшую ладью. Я сидел и молчал. Ладья остановилась, из нее на берег поднялись три человека и прошли вперед сто шагов к зарослям колючки. Они вырвали колючий куст, отбросили его — и сами вдруг исчезли под землей. С удивлением я смотрел на все это, как вдруг двое из тех людей вышли, сели в ладью и уплыли. Когда они скрылись с глаз, я слез с дерева и пошел к тому месту. Я вырвал тот колючий куст, отбросил в сторону, и передо мной оказалась дверь. Я открыл ее, спустился под землю и увидел длинную дорогу. Я зашагал по этой дороге и пришел еще к одной двери. Открыв ее, я увидел роскошно убранную комнату, навстречу вышел джигит и сказал мне:

— Душа моя, принц Бахрам, не убивайте меня!—Он упал мне в ноги и заплакал. Я этого джигита не знал, поэтому был очень удивлен: откуда ему известно мое имя и то, что я принц.

— Откуда вам известно мое имя?— спросил я. Джигит ответил так:

— Я Ибрагим, сын Джалалбая из города Каньона. Отец однажды гадал у астрологов, и они предсказали, что меня убьет через сорок дней принц Бахрам из Египта. Отец, обеспокоенный предсказанием, построил здесь дом и спрятал меня от вас. Вот сегодня сороковой день.

Я удивленно сказал:

— Это ложь, зачем я ни с того ни с сего буду убивать тебя, ведь ты мне не сделал никакого вреда. Я сам пережил тяжелые дни и вот попал сюда. Теперь будем братьями.

Джигит обрадовался, поднялся с колен, повел меня в нижнюю комнату.

У джигита Ибрагима было наготовлено много всякой снеди. Я долгое время голодал и поэтому охотно поел. Вдруг Ибрагим сказал:

— В верхней комнате есть арбуз, я сейчас его принесу.

— Вы посидите, я сам сейчас принесу,— ответил я.

Когда я поднимался по лестнице, Ибрагим сказал:

— Нож тоже там, захватите его.

Арбуз был очень большой. Я воткнул в него нож и стал спускаться по лестнице, но вдруг споткнулся, арбуз подкатился к Ибрагиму, нож вонзился ему в сердце, и он тут же умер. Я очень огорчился и заплакал. Лучше было бы мне умереть, чем есть арбуз. Я не знал, что делать, вернулся на поверхность земли, снова влез на дерево и провел там ночь. Наутро снова на реке показалась та самая ладья, что привезла Ибрагима. На этот раз приплыли пять человек. Они вошли к Ибрагиму и через некоторое время, плача, вынесли его тело, положили на ладью и уплыли.

Когда они уехали, я слез с дерева, пошел в дом Ибрагима и прожил там несколько дней, питаясь остатками пищи. Однажды я взобрался на дерево и увидел, что уровень воды в реке упал. Я обрадовался и перебрался на другой берег. Через день я пришел в неизвестный мне город. Здесь я встретил бродячего дервиша, который молился и плакал. Я подошел к нему и спросил:

— Эй, брат, почему вы плачете?

Он ответил:

— Если хочешь знать об этом, пойди на базар, купи барана, зарежь и дай его мне, а сам завернись в шкуру барана. Только после этого я скажу тебе причину моих слез.

После этого я решил: будь что будет, а тайну дервишей я должен узнать. Я пошел на базар, купил барана, зарезал, мясо отдал дервишам, сам же влез в шкуру барана и стал ждать. Вдруг прилетела птица Се-мург, взяла меня и поднялась в воздух. Прилетев в пустыню, она хотела меня съесть, но я вылез из шкуры и побежал, птица испугалась и улетела. Я опять остался один в пустыне.

Нигде не видно было жилья. Я пошел куда глаза глядят и через несколько дней пути пришел в сад, который находился в пустыне. Я постучал в ворота. Вышла девушка, и я рассказал ей о своих мытарствах.

Девушка сказала:

— Это дом дочери царицы всех пэри. Я опрошу, если разрешат тебе зайти, я дам ответ. Она ушла. Через некоторое время к воротам вышли несколько девушек, они взяли меня под руки и повели к дочери царицы всех пэри. Оставив меня у нее, они сами вышли.

Я рассказал царице все, что пережил и спросил :

— Почему вы не живете в своем городе, а в пустыне?

Девушка ответила:

— Мой отец царь всех пэри. Дивы влюбились в меня. Чтобы они меня не выкрали, отец построил этот дом и сад в пустыне и спрятал меня здесь. Каждые три месяца я бываю у отца.

Она сказала, что ее зовут Мохипари, и рассказала свою жизнь.

Мы полюбили друг друга. Мохипари заявила, что она через три дня поедет к отцу и матери и привезет их согласие на наш брак.

— После этого справим свадьбу,— сказала она,— и будем жить как муж и жена.

Девушка и сорок ее служанок обернулись в голубей и улетели, а я остался там один, ожидая возвращения любимой.

В том месте было сорок садов, один другого лучше. Пользуясь тем, что я один, я решил осмотреть сороковой сад, который не хотела показать мне Мохипари. Этот сад был лучше всех, в нем цвели удивительные цветы, зрели диковинные плоды, пели соловьи и разные птицы.

Мне не хотелось уходить из этого сада. Я пошел по дорожке и увидел посередине большой бассейн, отделанный золотом и серебром, а вода в нем была такая прозрачная, что было видно дно. Около бассейна стояла как вкопанная лошадь, вся в золотой сбруе, на золотом седле висела золотая плетка, Я пленился этим конем, осмотрел его со всех сторон, сел на него верхом и ударил плетью. Конь поднялся в воздух, полетел, сбросил меня в пустыне, хлестнув хвостом по глазам. И вот тогда у меня вытек этот глаз.

Несколько дней бродил я в пустыне, пережил много мучений и, наконец, добрался до вашего города, зашел я в чайхану и встретился вот с этими товарищами. Мы рассказали друг другу о своих переживаниях, а потом пришли к вашему дому.

Так закончил свой рассказ третий слепой, принц Бахрам. Муътабархон сказала Караматхон:

— Развяжи руки и ноги Бахраму.

Караматхон тут же развязала ему руки и ноги.

— Теперь, купец, ваша очередь!— сказала Муътабархон визирю.

Визирь заявил:

— Я визирь здешнего падишаха, а вот этот, рядом со мной, сам падишах.

Услышав это, Муътабархон тут же встала и сама развязала им руки и ноги, падишаху с визирем. Они сели на коней и уехали.

Остальные гости остались ночевать в саду.

Наутро падишах сел на трон и приказал одному из своих ясаулов:

— Немедленно приведи ко мне трех девушек, которые живут в махалле торговцев сбоем. И пусть придут те слепцы.

Ясаул ушел и через некоторое время привел к падишаху Муътабархон с сестрами и гостями. Падишах предложил им место, и они сели. Падишах сказал Муътабархон:

— Расскажите, что происходило вчера у вас дома. Почему вы били собак, а потом их ласкали и целовали и давали плов на золотом блюде ?

Рассказ Муътабархон

Я и мои сестры — дочери Шохсалимбая, из того квартала, который вы видели сами. Нас от одного отца и одной матери было пять дочерей. В один из дней отец и мать умерли. После отца осталось большое богатство. Мы, пять сестер, устроили совет и решили, что будем жить до смерти на богатство, оставленное отцом, и не выйдем замуж. На этом мы все согласились. Мы весело проводили жизнь у себя дома. Однажды две мои младшие сестры Адолатхон и Саломатхон все же решили выйти замуж. После этого мы все наследство разделили на пять частей, и две части я отдала двум сестрам. Они взяли свою долю и вышли замуж. Я осталась в доме с двумя другими сестрами, и мы стали жить по-прежнему. Через пять-шесть месяцев к нам кто-то постучал в ворота. Караматхон выбежала и увидела, что это стучит Адолатхон. Она разрыдалась и сказала: «Плохо я сделала, сестрица, что не послушала вашего совета. Мой муж проел мое богатство, избил меня и выгнал». Жалко мне ее стало, ведь вышли мы из одного чрева! Через пять-шесть дней снова постучали в ворота. Караматхон вышла и увидела, что это Саломатхон пришла. Она тоже, войдя, стала плакать. Саломаг попала в такое же положение, как и Адолат. Ее тоже муж обобрал, избил и выгнал.

Снова мы все вместе стали жить по-прежнему.

Месяца через два Адолатхон и Саломатхон снова собрались замуж. Я не согласилась на их брак. Они меня не пожелали слушать. Я сказала:

«Если выйдете замуж, больше ко мне не возвращайтесь. Если вас опять выгонят, я вас не приму в дом?» Сестры сказали: «Не придем». Я ничего не могла с ними поделать. Они ушли от нас. Опять мы остались втроем. В один из дней мужья Адолат и Саломат выгнали их. Они снова проливали слезы, мы их пожалели и взяли к себе. Долгое время мы жили весело и спокойно.

Смотрю — наследство отца тает. И вот я однажды сказала: «Сестры мои! Теперь нам не пристало бездельничать. Двое-трое из нас должны поехать в разные города и заняться торговлей, заодно и свет повидать. Кто поедет со мной торговать?» Адолатхон и Саломатхон изъявили желание поехать. «Хорошо»,— сказала я. Назавтра мы переоделись в мужскую одежду, накупили товаров, сели на корабль и отправились в путь. Спустя несколько дней мы достигли города. Мы оставили товары на берегу и обошли все улицы. Всюду в открытых лавках сидели окаменевшие люди, на базарах стояли окаменевшие пешеходы и всадники. До вечера мы удивленно ходили по городу, как вдруг в хижине на берегу заметили огонь. Мы втроем пошли посмотреть, что там есть. Мы вошли в дом, где был виден огонь, и увидели молодого красивого джигита. Он сидел у чирага и читал книгу. Когда мы вошли, он сказал:

— Постилайте курпачи и садитесь!

Мы сели.

Я начала разговор:

— Братец, скажите, что за причина, что весь народ этого города окаменел.

Джигит ответил:

— Народ нашего города пьянствовал и развратничал, вот за это и поплатился.

Нежность джигита, его мягкая речь, его вежливое обращение понравились мне. Я открылась ему, что я девушка, тогда он сказал мне:

— Тогда давайте поженимся!

Я согласилась, но поставила ему условие: «Вы поедете в наш город, и мы там справим свадьбу».

Джигит согласился на это. Наутро мы погрузили на корабль свои товары и поплыли на родину.

За день до приезда в наш город, ночью, когда все спали, Адолат и Саломат положили джигита в мешок, завязали и бросили в реку. Наутро смотрю — джигита нигде не видно. Спрашиваю сестер, говорят: «Не видели». Я побежала и спросила у капитана. Он мне и говорит:

— Ночью твои сестры положили сонного джигита в мешок и бросили в реку.

Тут я впала в отчаяние и долго плакала. Я прокляла своих сестер. Приехав в город, я сказала им:

— Я много делала вам добра, но вы поступили хуже, чем собаки., Теперь я отказываюсь от всего и покидаю вас.

Рыдая, я ушла в пустыню. Через два дня мне встретилась белая змея. Я отошла в сторону, змея проползла мимо меня. Я пошла дальше — и мне встретилась черная змея. Я взяла в руки большой камень и раздробила ей голову. Я пошла дальше, но вскоре устала и прилегла. Когда я проснулась, увидела, что рядом со мной сидит красивая девушка. Она поздоровалась со мной, спросила, откуда и куда я иду. Я рассказала ей историю своей жизни.

Тогда девушка сказала:

— Не горюйте, сестра, возвращайтесь домой.

— Нет,— сказала я,— не пойду домой.

Девушка заявила:

— Я обеих ваших сестер превратила в то, во что вы хотели. Вы мне оказали большую услугу: избавили меня от смерти, и я тоже вам оказала услугу.

Я удивилась и спросила:

— Какую же я вам оказала услугу. Я вас сегодня вижу впервые Девушка ответила:

— Я дочь царя всех пэри. Див влюбился в меня и хотел на мне жениться, я обернулась белой змеей и бежала от него. Вы мне дали дорогу, когда за мной гнался див в образе черной змеи, вы его убили. Если бы вы его не убили, я погибла бы. За вашу услугу я ваших сестер-обидчиц превратила в собак и посадила их на цепь в вашем дворе. Возвращайтесь домой, живите и ничего не бойтесь. Если у вас будут затруднения в жизни, вы сожгите вот один такой мой волос — и я приду к вам на помощь.

Она дала мне три волоска, выдернув их из своей головы, и исчезла. После этих слов я вернулась домой. Вижу — и на самом деле мои сестры в образе двух собак сидят на цепи у меня во дворе.

Так мы, три сестры, стали опять жить по-прежнему. Когда я бью собак — это значит, что я вспоминаю брошенного в реку джигита и меня охватывает гнев, а целую и кормлю я их потому, что все же они моя кровь и мне их жалко.

Падишах спросил:

— А кто же эти пахлаваны?

Муътабархон ответила:

— Это наши слуги. Я их держу, чтобы они мне в трудную минуту помогали.

На этом Муътабархон кончила свой рассказ. Тогда падишах спросил ее:

— Можно ли вернуть вашим сестрам человеческое обличье.

— Не знаю. Возможно, это в состоянии сделать только пэри!— ответила Муътабархон.

Падишах сказал:

— Тогда сожги один волос — пусть придет та пэри.

Муътабархон сожгла один волос — и пэри в ту же минуту появилась, задав вопрос: «Какая нужна услуга?»

Падишах спросил:

— Можно ли превратить собак в людей?

Пэри ответила:

— Если Муътабархон захочет, она может вернуть им прежний вид!

Привели собак. Пэри произнесла заклинания, и они обернулись в Адолатхон и Саломатхон.

Падишах увидел, что эти молодые женщины одна краше другой. Тогда он снова задал вопрос пэри:

— Можно ли вернуть зрение этим слепцам?

Пэри посмотрела и сказала:

— Гуляму и Бахраму можно вернуть зрение, так как это от колдовства, а Шохаку нельзя, так как он ослеплен человеком.

— Хорошо,— сказал падишах,— верни зрение Гуляму и Бахраму.

Пэри прочла заклинание, и они стали зрячими.

— Теперь разрешите мне удалиться!—сказала пэри. Падишах разрешил. Пэри попрощалась и исчезла. Падишах, посоветовавшись со своим мудрым визирем, решил сам жениться на Муътабархон, а младшую, Караматхон, отдать за своего сына.

Остальных трех сестер он решил выдать за Шохака, Гуляма и Бахрама.

Падишах написал письма отцам Гуляма и Бахрама, сообщая, что их сыновья нашлись и что он их женит в своем городе, а поэтому просит приехать на свадьбу.

Отцы пропавших сыновей, прочтя письма, очень обрадовались. Взяв богатые дары, они отправились в город падишаха. Сорок дней и ночей пировал народ, справляя свадьбы. Потом два падишаха, взяв своих сыновей и невесток, отправились в свои города.

Шохака падишах взял к себе визирем.

Таким образом все забыли свои мучения и тяготы и достигли исполнения своих желаний.

 Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Сорок женихов

У одного царя было сорок сыновей. Выросли они, и решил он женить старшего сына.

Услыхав об этом, остальные сыновья заволновались, забегали и стали просить отца, чтобы он их тоже женил. Тогда царь приказал своим визирям найти такого человека, у которого было бы сорок дочерей, и женить на них своих сорок сыновей.

Долго искали, наконец, дошел слух, что у одного царя есть сорок дочерей, только его государство находилось далеко, на расстоянии шести месяцев пути.

Царь вызвал хитрую колдунью Мастон, дал ей верблюда Илямон и велел ей ехать в дальнюю страну во дворец к могучему царю сватать сорок дочерей за своих сорок сыновей.

Залезла старуха Мастон на верблюда Илямон и помчалась, не качаясь, как все люди. Не шесть месяцев ехала колдунья на верблюде. Быстроногий Илямон не давал ей ни вздремнуть, ни глаз сомкнуть и за шесть дней и шесть ночей одолел весь шестимесячный путь. У царского дворца Илямон остановился и опустился на колени. Сваха тут с верблюда слезла, но во дворец не пошла, у порога остановилась. Пустилась она на хитрость. Чтобы глаза всем отвести, стала она подметать улицу.

Мигом прибежали слуги и под руки схватили Мастон и повели к царю.

Царь сидел темнее ночи.

— Ты зачем сюда явилась?— спросил он.

— О государь, у вас есть сорок дочерей, я пришла их сватать за царских сыновей,— ответила старуха Мастон.

— Есть у меня сорок дочерей,—сказал царь,— но я их выдам замуж только за сорок сыновей одного и того же отца, одной и той же матери.

— У моего царя как раз сорок сыновей, все они красавцы,— сказала старуха.

— Я согласен выдать за них замуж своих дочерей, только у меня есть одно условие: пусть ваш царь велит прорыть канал на всем шестимесячном пути от вашей страны до моего государства и соединит воды своих рек с водами моей страны.

Объявив свое условие, царь отпустил свату.

Колдунья Мастон тем же путем вернулась в свою страну и доложила царю:

— О великий властелин мира! Тот царь сказал, что если вы пророете канал на всем шестимесячном, пути и соедините воды своих рек с водами его страны, тогда он выдаст замуж своих дочерей.

Царь согласился на это условие.

По приказу царя всех его подданных выгнали в степь и заставили рыть канал. За один месяц народ прорыл канал протяжением около четырех ташей (Таш — восемь километров.).

Царские сыновья каждый день по очереди были начальниками на канале, наблюдали и подгоняли народ, чтобы люди зря не стояли и быстрее рыли. Многие люди, не зная, что делается у них дома, волновались и жаловались. Пришла очередь присматривать за работами на канале самому младшему из царских сыновей.

А народ громко говорил:

— Провались эта работа, пусть хоть совсем не женятся царские сыновья! Из-за нее мы все покинули свои дома и хозяйства, расстались с семьями.

Младший сын царя услышал жалобы и распустил народ по домам.

Старшие братья, узнав об этом, накинулись на младшего, надавали ему тумаков. Младший брат плакал, плакал — лег на берегу канала и заснул.

На рассвете проходил мимо какой-то старец, разбудил юношу и спрашивает:

— Эй, сынок, почему ты здесь спишь?

Юноша рассказал ему обо всем, что случилось.

— Не печалься, сынок,— сказал ему старец.— Этот канал вырыть не трудно. Но я тебе дам один совет. Вырытый вами канал будет необыкновенный: по одну сторону его будет лето, а по другую зима. Когда твои братья поедут на свадебный пир, ты сам не езди, а вместо себя пошли свой нож. Со свадьбы твои братья вместе с молодыми женами будут возвращаться той же дорогой домой. Проедут они полдороги, вдруг налетит ветер с дождем, после дождя пойдет снег, начнут падать камни с неба. В это время твои братья увидят у дороги белый дом. Пусть они поберегутся и ни в коем случае не входят в этот белый дом. Вскоре небо очистится от туч, и опять наступит ясная погода. Все это я говорю, чтобы ты передал своему отцу, смотри не забудь.

Старец сел верхом на палку и приказал:

— Закрой глаза!

Юноша зажмурился. Немного спустя старец сказал:

— Открой глаза!

Юноша послушно открыл глаза и страшно удивился.

За то очень короткое время, пока он держал глаза закрытыми, канал на протяжении шестимесячного пути был готов. По нему потекли воды здешних рек и соединились с реками другой страны.

Старец опять велел юноше закрыть глаза. Юноша опять зажмурился.

— Открой глаза!— сказал старец.

Юноша открыл глаза, смотрит — старец исчез, а сам он лежит на берегу канала, на том месте, где вчера заснул.

В это время пришли на берег канала тридцать девять его братьев, смотрят — по каналу течет вода, и конца не видать, где она скрывается. Удивились они и повели младшего брата к царю.

— Это я вырыл канал и соединил воды двух государств,— сказал юноша и передал все слова старца. Царь обрадовался. Он был очень доволен своим младшим сыном и велел всем готовиться к отъезду.

Все царские сыновья обрадовались. Только младший сын, помня совет старца, не стал собираться, а отдал отцу свой нож и сказал:

— А я не поеду. Вместо меня поедет мой нож.

Сопровождаемые большим войском царь и тридцать девять его сыновей отправились в дальний путь.

Ехали они несколько месяцев, отъехали далеко, проехали много, пересекли безводную пустыню и, наконец, добрались до страны, еде жил царь, имевший сорок дочерей.

Услыхав, что едут гости, царь приказал расстелить на пути ковровые дорожки и сам с войском выехал навстречу.

Тут устроили свадебный пир, пировали сорок дней и сорок ночей и под конец, совершив обряд бракосочетания, выдали девушек замуж за тридцать девять юношей, а так как самого младшего царевича не было, то младшую невесту выдали замуж за его нож и так совершили обряд бракосочетания.

Царь велел сыновьям готовиться вместе с молодыми женами в обратную дорогу.

Сказано—сделано.

Проехав три месяца, они совершили половину пути. Вдруг пошел дождь. После дождя начал падать снег, а после снега посыпались с неба камни. Тут все увидели, что на краю дороги стоит белый дом. Сыновья попросили царя разрешить укрыться в этом доме.

— Ваш младший брат не советовал здесь останавливаться,— сказал царь и не дал согласия.

Братья обиделись.

— Из-за глупых слов неразумного юноши вы хотите всех нас погубить,— сказали они и, не послушавшись отца, заехали в белый дом.

Царь приказал своему войску остаться в поле, а сам поехал с сыновьями. Едва только они спешились и вошли в дом, небо прояснилось и засияло солнце.

В белом доме было все богато и красиво. В четырех углах двора из четырех колодцев фонтаном била вода и, рассыпаясь брызгами, падала вниз. В котлах на жарких очагах готов был плов. На айванах были расстелены мягкие подстилки для отдыха, приготовлены дастарханы с вкусными яствами, сладким шербетом. Для каждого коня были отдельно вбиты колышки и во все кормушки-засыпан корм.

Но во всем доме и на дворе никого из людей не оказалось. Царь и его тридцать девять сыновей и сорок невесток плотно поели и улеглись спать.

Утром поднялись со свежими силами и стали собираться в путь. Но когда они хотели выехать со двора, в воротах вдруг появился страшный дракон и загородил всем выход.

— Ну-ка, заплатите сначала за все, а потом поедете!— сказал он, раздвинув пасть, и оскалил острые зубы. Пожалел царь, что нет с ним. войска, но делать было нечего,

— Эй, дракон, бери что тебе угодно: деньги, вещи, коней,— предложил он.

Дракон зарычал:

— Не нужны мне ни деньги, ни вещи, ни кони. Отдайте мне своего младшего сына, с меня и хватит. Больше я ничего не возьму.

Царь опечалился, но тридцать девять его сыновей потихоньку сказали:

— Ладно, скажите ему, что отдадите младшего сына, а тем временем мы уедем далеко. Дракон и не догонит нас.

Уговорили они отца, и тот дал согласие отдать дракону младшего сыда. Дракон отошел от ворот, и царь с сыновьями и невестками отправился дальше. Ехали они три дня и три ночи и вдруг на четвертый день видят — далеко впереди что-то летит им навстречу, а что такое, не могут рассмотреть. Еще немного прошло, видят — а это младший царевич летит: сильной струей воздуха дракон втягивает его в свою пасть. Пролетел мимо бедный юноша, успел только крикнуть:

— Отец, вашу молодую невестку, которую вы везете для меня, отдайте кому хотите!

Быстро пролетел он мимо и немного погодя долетел до хутора. Опустившись на землю, юноша очутился перед драконом. А тот его уже ждал с разинутой пастью. Обвившись два раза вокруг юноши и прижавшись щекой к его щеке, дракон сказал:

— Ну, выбирай сам, когда ты хочешь распроститься со своей жизнью, через день или через сорок дней?

Юноша подумал немного и ответил:

— Через сорок дней.

— Ну, тогда сделай вот что. В одной стране у царя есть дочь. За эти сорок дней ты доставишь эту девушку ко мне. Если не привезешь, я сожру тебя самого,— сказал дракон и лязгнул зубами.

Делать нечего, юноша пустился в путь выполнить приказ дракона.

Прошел он несколько дней, смотрит — на дороге муравьев так много, что невозможно пройти. Юноша не хотел давить их и ждал до вечера, пока они все не проползут. Муравьиный царь подполз к юноше и спросил:

— Почему вы здесь сидите?

— Жду, пока проползут все муравьи, чтобы их не подавить,— ответил юноша.

— Спасибо, может быть, и мы когда-нибудь пригодимся вам,— сказал муравьиный царь и дал" юноше горсть саману.

Юноша пошел дальше. Через несколько дней он увидел, что близ доррги дерутся два льва из-за зайца и никак не могут его поделить. Юноша отобрал у львов зайца, разрезал его ножом пополам и разделил между львами поровну.

— Спасибо тебе, сын человека,— прорычали львы.— Мы уже три дня грызлись здесь, мучились и никак не могли разделить зайца, а ты помог нам.

Каждый, оторвав от гривы по клочку шерсти, дал юноше и на прощанье прорычал:

— Вот возьми, когда-нибудь мы тебе пригодимся.

Юноша отправился дальше. Шел, шел — и к вечеру пришел в какой-то кишлак. Увидел он на улице старушку и попросил у нее место переночевать. Старушка пустила его в дом и спрашивает:

— Откуда и зачем ты идешь, сынок?

Юноша сначала не хотел говорить старушке, зачем он идет, но та все допытывалась и допытывалась, и тогда он сказал, что идет за дочерью царя для дракона.

Старушка тяжело вздохнула и, опечаленная его словами, сказала:

— Сынок, ты не ходи, оставь это дело, оно тебе совсем не под силу. Ты молодой, не губи себя понапрасну. Гам, у царя, остались семеро моих сыновей. Сыновья мои тоже хотели добиться дочери царя, а он поставил им такие условия, какие они выполнить не сумели и вот один за другим погибли. Осталась я одна-одинешенька. Лучше брось это, сынок. Зачем тебе царская дочь, кроме нее, есть очень много других девушек. Выберем одну из них, и я женю тебя, а тебя приму к себе и усыновлю.

— Эх, мать! Что бы там ни было, а раз я взялся выполнить эти приказания дракона, то либо выполню, либо погибну,— сказал юноша.

На другой день утром, несмотря на слезы и упрашивания старушки, юноша пошел в город к царскому дворцу и, извещая о своем приходе, ударил в барабан, висевший на воротах. Вышли царские слуги и повели юношу к царю.

— Если ты пришел за моей дочерью, то слушай. У меня есть три условия. Если ты хоть одно из них не выполнишь, голову тебе сниму. Лучше брось, не пытайся, иди-ка ты своей дорогой подобру-поздорову.

— Скажите свои условия,— сказал юноша царю.

— Первое условие: прикажу я рассыпать по полю сорок мешков проса, а ты соберешь все по одному зернышку,— сказал царь.— Второе условие: у меня от отца остались два откормленных быка. Я прикажу их зарезать, сварить, и до утра ты должен съесть все мясо, а кости оставишь. Третье условие: мне достался в наследство от отца четырехпудовый кувшин с открытым горлышком, он зарыт в землю у ворот, внутри ничего нет. Ты пройдешь мимо него, и когда вернешься назад, он должен быть наполнен золотыми червонцами. Выполнишь условия — получишь мою дочь, не выполнишь— без головы останешься.

Царские, слуги вывезли просо за город, рассыпали все по чистому полю, а сами уехали. Думал-думал юноша, но ничего не мог придумать, а стал собирать просо руками. Сел он отдохнуть и опечалился: разве такое условие можно выполнить? Вдруг он вспомнил про саман, который дали муравьи. Вынул из-за пояса трут и кресало, высек огонь и зажег саман. Дым ударил в нос муравьям, со всех ног они побежали к юноше.

— Что вам угодно? Приказывайте!— сказали они.

— О муравьи!— воскликнул юноша.— На мою долю выпало трудное дело. Вы видите просо, рассыпанное по полю! Здесь сорок мешков. Соберите мне все просо.

Юноша взял мешок, раскрыл его, а муравьи, рассыпавшись по полю, стали собирать просо и сносить в мешок.

К вечеру муравьи наполнили все сорок мешков. Погонщики пригнали сорок верблюдов, погрузили на них сорок мешков проса, и юноша с караваном прибыл в царский дворец.

На другой день царь велел вывести двух откормленных быков, доставшихся ему в наследство от отца, и сказал:

— До утра ты должен съесть мясо вот этих быков, а кости сложи в мешок и принеси сюда.

Юноша повел быков за город, привязал, их к дереву, а сам стал думать, как же можно съесть столько мяса, но ничего не мог придумать. Вари не вари, жарь не жарь, все равно одному человеку не под силу съесть двух быков в один присест. Думал, думал — и вдруг вспомнил про львов. Вынул он клочья шерсти и зажег. Тут раздалось страшное рычание, мгновенно перед юношей очутились два льва.

— Что угодно? Мы готовы выполнить все, что вы прикажете! — спросили львы.

Юноша казал им на быков. Львы с яростью набросились на добычу, растерзали быков, а к утру остались от них только обглоданные кости.

Юноша собрал кости, набил полный мешок и пошел в царский дворец.

Все там еще спали. Он поднял шум:

— Голодный я, нет ли у вас чего-нибудь поесть?

Подняли царя с постели. Юноша снял мешок, открыл и высыпал на ковер кости.

— Что за чудо! Кто этот юноша, наверно, настоящий див — оборотень, или какое-либо другое чудовище?— говорили царю удивленные визири и придворные.

По приказанию царя принесли кислого молока, лепешек, и юноша действительно, с жадностью накинулся на еду. За один присест он опорожнил миску с кислым молоком и съел восемь лепешек.

Царь объявил, что пора приступить к выполнению третьего условия.

А дочь царя была добрая девушка и очень обрадовалась, что юноша выполнил уже два условия.

Она тайком спустилась в сад и поджидала юношу около цветника, мимо которого он должен был пройти.

Юноша шел печальный, с поникшей головой, и все думал о третьем условии, не зная, что делать, и не заметил даже, как навстречу, ему вышла царская дочь. А она сняла с пальца золотое колечко с драгоценным алмазом, дала его юноше и сказала:

— О юноша, возьмите это кольцо. Когда вы будете проходить мимо кувшина у ворот, бросьте его в кувшин, только проходите скорей, не оглядывайтесь. Пока вы вернетесь назад, в кувшине закипит золото, и посыплются из него золотые червонцы.

Юноша взял кольцо, поблагодарил дочь царя, подошел к воротам, бросил кольцо в кувшин и, как сказала ему девушка, не оглядываясь, прошел дальше. В кувшине закипело, забурлило, и оттуда посыпались золотые червонцы. Когда юноша возвратился назад, слуги подхватили его и на руках внесли во дворец.

— О властелин мира!—сказали слуги царю.— Теперь ваша дочь принадлежит этому юноше.

Царь приказал собрать весь народ и устроил пир на весь мир. В конце свадебного торжества он велел совершить обряд бракосочетания и выдал свою дочь замуж за юношу. Но подошел к концу и сорокадневный срок, данный драконом, и остался последний день. Юноша загрустил, вздохнул.

— Почему вы так тяжело вздыхаете?— спросила его дочь царя. Юноша до сих пор ничего про дракона даже не упомянул и поэтому только сказал:

— Соскучился я по отцу и матери.

На следующий день, лишь только рассвело, он стал собираться в дорогу и предложил дочери царя:

— Если желаешь, едем со мной вместе, а если нет, тогда как хочешь, воля твоя.

Дочь царя решила ехать с ним.

Получили они разрешение, попрощались и пустились в путь. Едут они по дороге, а у юноши сердце щемит. Не зная, как ему быть, что делать, он совсем огорчился, осунулся, весь почернел.

Дочь царя спросила:

— Почему вы такой печальный?

Тогда юноша во всем признался.

— Надо спешить,— сказал он.—Если мы не успеем доехать в срок, он сожрет нас.

Девушка очень опечалилась.

— Эх, почему же вы до сих пор не сказали мне об этом? В наших руках было все, чтобы победить этого дракона, да и сейчас еще не поздно. Скорее скачите назад во дворец, откройте мою комнатку, в комнате стоит сундук, в сундуке сидит голубь. Вы отрежьте голову этому голубю, из зоба его вылезет червяк, вы убьете этого червяка. Тогда дракон подохнет. В противном случае он сожрет и вас и меня.

Только успела она сказать эти слова, как дракон потянул в себя воздух и стал притягивать к себе дочь царя.

А юноша погнал коня и помчался в царский дворец. Он разыскал ключ от комнаты дочери царя, открыл замок и вошел. Смотрит — в нише стоит сундук. Он открыл его и только что хотел схватить голубя, как тот вспорхнул и полетел. Юноша быстро закрыл дверь и стал ловить птицу. Долго он ловил голубя, наконец, поймал его и, отрезав ему голову, вытащил из зоба червяка и раздавил его.

Выскочив из комнаты, юноша сел на коня и помчался по дороге.,

«Как там моя жена,— думал он,— жива или нет, может быть, дракон уже проглотил ее?» Подскакал он к белому дому, смотрит — а между дочерью царя и драконом осталось всего навсего три шага. Только дракон уже подох, а дочь царя лежит на земле без чувств.

Взял юноша молодую жену на руки и сел на коня. Едет он по дороге, а дочь царя не приходит в себя. Заплакал юноша. Капнула слеза на лицо девушки, она открыла глаза и обрадовалась.

Юноша вздохнул с облегчением и сказал:

— Дракон околел, жизнь наша спасена, мы теперь навсегда избавились от этого чудовища. Не нужен нам его белый дом, поедем в родную страну!

Проехав много дней, прибыли они на родину юноши. В тот же день начались опять свадебные торжества, пировали, веселились сорок дней и сорок ночей. Юноша и девушка, достигнув цели и желаний, зажили счастливой жизнью.

Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Бектемир-батыр

Когда-то давным-давно жил в Ферганской стороне падишах Адылхан. Сорок жен было у него и от тридцати девяти жен было тридцать девять сыновей. Выехал однажды падишах на охоту и набрел на какой-то домик в степи. Хотелось ему пить, и он постучался в калитку. На стук вышла лет восемнадцати девушка, чуть прикрыв лицо платком. Увидел ее падишах и поразился: была она похожа на луну в четырнадцатый день.

Падишах попросил напиться. Вынесла девушка ему чашку холодной воды, а падишаху показалось, что не воду он пьет, а шербет.

Вернувшись во дворец, падишах послал людей к родителям девушки:

— Пусть отдадут дочь мне в жены,— сказал он.— А если не отдадут, заберите ее силой и привезите ко мне.

Приехали люди падишаха к дому и постучались. Вышел старик. Был он человек бедный, охотился на лисиц, оленей, волков, продавал шкуры, тем и жил он с женой и дочерью.

— Нас прислал падишах Адылхан,— сказали люди царя.— Приехали мы сватать вашу дочь. Не отдадите добром, заберем силой.

Старик посоветовался с женой, -как быть:

— Дочь все равно увезут, а нас с тобой бросят в яму-зиндан,— сказал он.— Лучше отдать дочь добровольно.

Ничего не поделаешь, пришлось выдать дочь за падишаха. Родила она через год сына, которому дали имя Бектемир.

Стало теперь у падишаха Адылхана сорок сыновей.

Тридцать девять из них были слабы, хилы и изнеженны, а Бектемир рос крепким и сильным юношей.

Сидел однажды падишах Адылхан со своими сорока сыновьями за трапезой, радовался на них и сказал:

— У меня сорок сыновей, сорок батыров. Если нападет враг, стеной вы встанете на него. Надо обучить вас военному делу.

Вызвал падишах токсабу-военачальника и приказал ему обучить сыновей ездить верхом, рубить саблей, стрелять из лука.

Начал токсаба учить сыновей падишаха военному делу, но тридцать девять сыновей были лодырями и неженками, и поэтому ничему они не научились.

— Зачем нам учить военное дело,— говорили они.— Ведь мы царские сыновья и так проживем!

А токсаба, боясь гнева падишаха, не говорил ему о них ничего.

Что касается Бектемира, то он не ленился, скакал верхом на коне, рубился саблей, стрелял из лука.

Однажды падишах позвал своего токсабу и спросил:

— Ну, токсаба, как мои сыновья обучены военному делу?

Токсаба ответил:

— Хорошо!

Тогда падишах вызвал сыновей и начал расспрашивать их. Они тоже ответили:

— Очень хорошо выучили все.

— Тогда научитесь стрелять и из катапульты.

Вызвал он мастера-литейщика и приказал ему отлить золотое ядро с сорока ушками.

Падишах позвал придворных и вельмож на площадь и приказал тридцати девяти сыновьям выстроиться в ряд, а Бектемира оставил дома, сказав, что он еще молод для этого дела.

Подходили сыновья падишаха к катапульте один за другим, пытались кинуть золотое ядро, а им не то, что кинуть его, даже сдвинуть с места не удалось.

Стыдно стало падишаху Адылхану за сыновей. Ушел он к себе в сад и спрятался от народа. Бектемир попытался утешить падишаха:

— Отец, чего вам печалиться, когда у вас есть сорок сыновей! Ведь мы сильны и могучи, как львы!

— Увы, сын мой, видел я, что это за львы.!— ответу Адылхан — Все они вместе не могут одолеть и мышонка!

— Что же случилось, отец, расскажите мне? — удивился. Бектемир,— может быть, я смогу, помочь.

— Как ты сумеешь сделать то, что не сумели тридцать девять твоих, братьев?

И падишах Адылхан рассказал своему сороковому сыну, как ни один из тридцати девяти сыновей не смог сдвинуть с места золотое ядро с сорока ушками.

Бектемир вышел из дворца, пошел прямо на площадь, поднял золотое ядро с сорока ушками, выстрелил им из катапульты, ядро перелетело через дворец, ударилось о балкон и упало в саду. А никто не видел и не заметил, что сделал это Бектемир.

Прибежали слуги к падишаху и говорят:

— Государь! Ядро, с сорока ушками, что вы велели отлить из золота, полетело и, разбив на своем пути балкон, упало в саду. Но никто не знает, кто им выстрелил так далеко из катапульты.

Поразился падишах и повелел объявить по всему городу:

— Пусть тот, кто закинул золотое ядро, заберет его себе и унесет с собой.

Но никто не явился. Так прошло сколько-то дней.

Жил в том городе ловкий вор. Польстился он на золото, пришел к падишаху и говорит:

— Государь, это я закинул ядро с сорока ушками!

— Ну, так иди в сад и забери ядро себе! — отвечает падишах.

— Слушаюсь, государь!— сказал вор.— Но сейчас это было бы невежливо забирать ядро в вашем высоком присутствии. Разрешите унести его завтра, когда вас не будет.

— Нет,— приказал падишах,— сейчас, при мне унеси!

Тут вор перепугался. Шутка ли, навлечь на себя гнев падишаха!

— Ну, тогда дозвольте, ваше величество, я схожу за арбой,— сказал вор, а сам только и думал, как бы убежать.

Тогда падишах заявил:

— Тот, кто сумел забросить ядро с сорока ушками, сумеет и на руках унести его! Забирай его и убирайся!

Подошел вор к ядру, взялся за ушки, но и с места не смог сдвинуть.

— Ага, ты обманул меня!— заорал падишах и приказал казнить вора.

Тогда Бектемир признался:

— Отец, это я закинул-ядро с сорока ушками.

Усомнился падишах Адылхан:

— Как же ты такой молодой мог закинуть его, когда все тридцать девять твоих братьев не сдвинули его с места?

Пошел Бектемир в сад, поднял ядро и, перебрасывая его с руки на руку, принес во дворец.

Адылхан падишах обрадовался и велел сыну показать свою силу народу.

Тогда Бектемир легонько бросил ядро. Одна старушка пряла в это самое время у себя во дворе. Ядро пролетело мимо старушки, но одним ушком задело прялку и разбило ее на мелкие кусочки. Бектемир видел, куда упало ядро, и побежал за ним. Остановился он у ворот дома старушки и слышит, как она плачет и причитает:

— Чтоб ты помер, злодей,

Разбил ты мою прялку!

Бог с ней, с прялкой,

Но и губу задел мне,

Не видеть тебе возлюбленной,

Быть тебе таким, как я, несчастным!

Вежливо зашел Бектемир во двор и поклонился:

— О чем это вы плачете, матушка? Кто вас обидел?

— А ты не знаешь? — рассердилась старушка. — Твое золотое ядро с сорока ушками пролетело мимо меня, разбило мне прялку и рассекло губу. Если ты такой сильный, не со мной тебе тягаться надо, а с Египетским царем!

— Говорите ясней, матушка! О чем это вы говорите? — спросил Бектемир.

— В стране Египет есть падишах, которого зовут Шавкат. Есть у него дочь Окбиляк. Она красивее луны, глаза ее прекраснее, чем у газели. Сейчас она в самую прекрасную пору вступила. Сколько юношей сложило голову из-за любви к ней. Я вижу, ты силен, как лев, ловок, как тигр. Поехал бы в Египет и привез бы к себе Окбиляк.

После рассказа старушки Бектемир забыл и думать о золотом ядре. Вернулся во дворец, забрался в темную комнату, лег на пол и лежит. Вызвал его падишах, а он не идет. Тогда падишах сам пошел к нему и начал расспрашивать, что с ним, но Бектемир ни на один вопрос не ответил. Пошла к нему мать. Однако и ей он ничего не сказал.

С того дня Бектемир все молчал. Начал он со Дня на день худеть.

Тогда падишах приказал объявить по всему государству:

— Тому, кто вызовет Бектемира на разговор и узнает, что у него на душе, дам полную миску золота!

Многие приходили, разговаривали с Бектемиром, но от него и слова услышать никому не удалось. Наконец пришла во дворец та самая старушка, которой Бектемир сломал ядром прялку и разбил губу.

— Позвольте мне, падишах, поговорить с юношей. Узнаю я, что у него на душе.

Зашла она в комнату к Бектемиру и говорит:

— Вставай, сынок. Я знаю, о чем ты думаешь, и знаю, как тебе помочь. Попроси отца, он сделает все, что надо, и ты поедешь в Египет за Окбиляк. Только вот что: начнет тебе твой отец давать дорогие одежды, чистокровных коней, но ты ничего не бери, а проси Тарланбуза, что стоит в конюшне на откорме.

Послушался Бектемир старушки. Вышла она к падишаху и говорит:

— Государь, сын твой влюбился в дочь Египетского царя, прекрасную Окбиляк. Он просит твоего разрешения съездить за ней. Если не разрешишь, то можешь лишиться сына.

Дал падишах Адылхан старухе полную миску золота и от радости, что сын заговорил, разрешил ему ехать в Египет за Окбиляк. Назначил падишах Бектемиру охрану из сорока лучших и отборных джигитов.

— За возлюбленной своей поеду я один, мне не нужно никаких джигитов! — сказал Бектемир.

Тогда Адылхан велел оседлать самых лучших коней из дворцовой конюшни, нагрузить их золотом и серебром.

— Не возьму я ни коней, ни золота, ни серебра,— заявил Бектемир.

— О мой сын! — сказал ему падишах.— Зачем ты так делаешь?

— Отец, вместо всего этого добра дайте мне своего коня Тарланбуза!— ответил Бектемир.

По приказанию падишаха слуги вымыли, вычистили Тарланбуза, расчесали ему хвост и гриву, заседлали золотым седлом, подтянули подпруги и привели к Бектемиру.

Простился Бектемир с падишахом, затем зашел в комнату матери, повесил к потолку ее любимую из своих сабель и сказал:

- Матушка, если закапает с этой сабли кровь, знайте, что я погиб, и можете меня оплакивать. Если не закапает, значит я жив и здоров.

Выехал Бектемир за городские ворота и ударил коня Тарланбуза плеткой так, что он заржал от боли и взвился к небу, словно на крыльях. Три дня и три ночи летел конь под облаками и прилетел в Египетскую страну. Бектемир направил коня в пальмовую рощу и спешился. Расседлал он Тарланбуза, спрятал седло и сбрую в густую траву, погладил глаза и голову коня и сказал:

— Иду я искать свою. возлюбленную, а ты оставайся здесь один. Жди меня, пока я не вернусь с Окбиляк!

Пустил он коня пастись на луг, а сам положил плетку в хурджун, перекинул хурджун через плечо и пустился в путь. Но вдруг Бектемиру жалко стало оставлять коня Тарланбуза одного, и он вернулся, а конь, словно угадав, зачем вернулся его хозяин, заговорил человеческим языком:

— Мой повелитель, не беспокойся. Думай лучше о своей возлюбленной. Я никому из воров не дамся в руки, а когда ты вернешься с Окбиляк, умчу вас, словно на крыльях. Иди же, повелитель мой!

Успокоенный Бектемир зашагал по дороге. Много ли он шел мало ли, пришел он, наконец, в большой город. Не знал юноша, куда и к кому идти. Видит— сидит на обочине улицы старуха и продает хурму.

— Мамаша, дайте мне столько хурмы, чтоб я наелся,— сказал Бектемир.

Посмотрела внимательным глазом на Бектемира старуха, видит—перед ней стоит юноша, похожий на принца, но не здешний. Придвинула она к нему всю корзину и говорит:

— Ешь, ешь, сынок, наедайся!

Наелся Бектемир хурмы и дал старухе золотой.

— Пока вы здесь сидите, мать, я лягу тут у стены и посплю,— сказал он и, положив под голову хурджун, лег и уснул. Распродала к вечеру свою хурму старуха и собралась уходить. Разбудила она Бектемира и сказала:

— Вижу, ты пришелец, мой сын. Где ты остановился?

— Я приехал только сегодня,— ответил Бектемир.— Еще не нашел пристанища. Если разрешите, я у вас остановлюсь на несколько дней.

Старуха увела его к себе. Утром дал Бектемир ей золотой, а вечером еще, и сказал:

— Вот вам на расходы, мамаша.

Обрадовалась старуха, прислуживала Бектемиру, старалась, а на третий день спросила его:

— Извини меня, старуху, за любопытство. Откуда ты и зачем приехал в нашу страну?

— Приехал я из Ферганской страны,— ответил Бектемир.— Прослышал я, что у вашего царя Шавката есть дочь Окбиляк, поразительная красавица. И вот приехал я сюда хоть одним глазом глянуть на нее. Все я вам сделаю, мать, только узнайте, как можно встретиться с Окбиляк.

Тут же он дастал из хурджуна горсть золота и высыпал старухе в подол.

— Шавкат-падишах сейчас отправился в далекий-поход,— сказала старуха. — Каждую пятницу Окбиляк выходит со своими рабынями погулять в свой райский сад. Переоденься продавцом-разносчиком и пройди мимо дворцовых ворот, громко выкрикивая свой товар. Окбиляк и выйдет к тебе.

Тогда ты и выскажешь ей все. Теперь или на базар и накупи товаров, а я пойду к Окбиляк, поворожу, чтоб она полюбила тебя.

Бектемир отправился на базар. Зашел он к ювелиру и попросил: — Продайте мне самых лучших серег золотых, браслетов, рубиновых ожерелий, бриллиантов.

Заплатил ему сполна вперед звонкой монетой.

Потом зашел к продавцу всякими благовониями, на купил белой и черной серы, имбиря, мазей всяких, розовой воды. У портного купил себе, одежду разносчика, сложив все в хурджун, вернулся домой.

Тем временем старуха, накрыв голову чадрой, пошла ко дворцу и встала у ворот. Возвращалась Окбиляк из бани, куда ходила со своими прислужницами, видит — у ворот стоит старуха.

— Спросите, что ей нужно? — сказала царевна одной из своих прислужниц.

— Зачем пришли, матушка?— Спросила прислужница старуху.

— Ах, доченька, я гадальщица,— ответила старуха.— Не надо ли погадать нашей Окбиляк?

Прислужница доложила принцессе, что старуха, оказывается, гадальщица.

— Тогда, приведите ее ко мне,— приказала Окбиляк.

Девушки привели старуху во дворец. Она, взяв руку Окбиляк, заговорила:

— Доченька моя ненаглядная! Рассказать ли тебе о твоем счастье? Если говорить о счастье, то оно велико. Но на сердце у тебя какая-то боль, ты не рада чему-то. Но ты, дитя мое, не печалься. Скоро ты найдешь свое счастье! Многие прекрасные юноши добиваются твоей руки, но есть у тебя какой-то скрытый враг. Это он мешает тебе на твоем пути. Кто твой враг, отец ли твой, мать ли твоя родная, или родственники, я не знаю. Но я скажу тебе вот что: влюбился в тебя один юноша, шахский сын. Линии на твоей ладони говорят, что тот юноша явится к тебе в облике продавца-разносчика. Не упускай того, кто влюблен в тебя. Оомин!

— Ой,— удивилась Окбиляк,— старуха сказала именно то, что У меня на душе!— и дала ей горсть золота.

Прошло три дня, наступила пятница.

— Сегодня принцесса Окбиляк выйдет в свой райский сад на прогулку. Иди, собирайся!— сказала старуха Бектемиру.

Оделся он разносчиком, перекинул через плечо хурджун и отправился к райскому саду. Видит, что сад так громаден, что конца-края его не видно и благоухает он всеми земными цветами.

Стал ходить Бектемир под стеной и кричать:

— Есть у меня золотые гребешки! Есть у меня прекрасные гребешки. Налетайте, девушки, берите, девушки, есть у меня всякие благовония!

Голос Бектемира услышала Окбиляк:

— Девушки, бегите, узнайте, кто там, на улице, кричит!— приказала она своим прислужницам. ,

Увидел их Бектемир и сказал:

— Белоликие девушки, луноликие девушки, с тонкими станами девушки! Есть у меня товары, достойные прекрасной Окбиляк: и розовая вода, и пудра, и золотые серьги, и гребешки, и золотые зеркала, и сережки, есть у меня диадемы золотые и подвески, подойдите, посмотрите сами...

Окружили девушки Бектемира, начали разглядывать его товары. Восхитились они и побежали рассказать Окбиляк.

Тогда величественной и нежной походкой подошла Окбиляк к воротам сада, выглянула и поманила Бектемира к себе.

— Что у вас есть, продавец? — спросила она его.

Бектемир разложил перед ней свой товар. Выбрал он пару золотых серег, пару браслетов и пару подвесок, протянул их Окбиляк и говорит:

— Возьмите, это я для вас особо принес.

А сама Окбиляк не спускала глаз с юноши, так он понравился ей. Протянула она руку к драгоценностям, в ту же минутку ветер сдернул с ее головы покрывало. Бектемир, увидев лицо Окбиляк, подобное луне, вскрикнул и упал без чувств.

«Наверное, это тот самый юноша, о котором говорила старуха-гадальщица»,— подумала принцесса и велела прислужницам перенести Бектемира в сад и уложить его в беседке, что стояла среди цветов. В лицо юноше побрызгали водой, и он пришел в себя. Окбиляк сама поднесла ему в золотой чаше шербет.

Выпил Бектемир шербету и сел, не сводя глаз с Окбиляк.

— О прекрасный юноша! Какого ты сада цветок, какого ты сада соловей? Как вы попали в наши края? — спросила принцесса.

Бектемир рассказал ей о себе.

Окбиляк отвела его к себе, усадила, угостила всякими яствами и винами.

Так они прожили целую неделю в этом саду и никак не могли налюбоваться друг другом. Спустя неделю Бектемир ей говорит:

— Судьба соединила нас навеки. Теперь я тебя увезу, моя любимая, в родную Фергану. На лугу близ города пасется мой конь Тарлан-буз. Я пойду к нему и все приготовлю, а вы последуйте за мной.

Так они договорились. Бектемир-батыр зашел к старухе гадальщице. Отдал ей все золото и серебро, что у него оставалось, и отправился на луг. Пришел он, видит — конь мирно пасется, там где он его оставил. Увидел хозяина Тарланбуз — заржал, подбежал к нему. Бектемир искупал его в реке, почистил щеткой, расчесал ему хвост и гриву, заседлал и стал ждать принцессу.

Тем временем Окбиляк, собрав своих прислужниц, объявила им:

— Теперь я уеду от вас. Была я довольна вами, и вы будьте довольны мной. Будем живы — увидимся.

Одарила она их всех богатыми подарками, девушки заплакали, заголосили:

— Зачем нас покидаете? На кого нас покидаете?

Еще до рассвета Окбиляк, надев мужскую одежду, заседлала своего любимого коня и поскакала за город к Бектемиру, который дожидался ее на лугу.

Увидев Окбиляк, Бектемир вскочил на Тарланбуза, и помчались они бок о бок быстрее ветра. Сорок дней и сорок ночей ехали они, не зная ни отдыха, ни сна. Приехал Бектемир с Окбиляк в одно место, решили они тут отдохнуть, разбили шатер и вошли в него.

— Если я усну,— сказал Бектемир,— не буди меня сорок дней и сорок ночей. Если случится что-нибудь, вонзи в пятку мне иголку, и я проснусь.

Положил он голову на колени Окбиляк и уснул. Прошло так много дней.

Вдруг послышались у палатки чьи-то тяжелые шаги. Перепугалась Окбиляк.

— Эй, похититель девушек, выходи из шатра!— закричал кто-то снаружи.

Окбиляк, хотя и задрожала вся, не захотела вонзить в пятку Бектемира иголку, пожалела его. Сидела она и плакала. Все платье залила слезами.

А снаружи еще более страшным голосом кто-то все кричал:

— Эй, выходи!

Тогда Окбиляк решила сама выйти, но слезы ее брызнули в лицо Бектемиру, и он проснулся.

— Что случилось? — спросил он.

— Кто-то страшно кричит снаружи. Не иначе нас догнали люди моего отца и требуют, чтобы ты вышел,— ответила Окбиляк.

— О любовь моя, ни о чем не тужи! Я сам выйду сейчас к ним.

Схватил он меч, выбежал — видит: перед шатром стоит сам падишах Шавкат, а за ним воины, нет числа!

— Вот и я! Один на один сразимся или будем стрелять? —спросил Бектемир.

— Будем стрелять!— закричал падишах Шавкат,

— Тогда стреляйте вы первые, а потом я начну,— сказал Бектемир.

Воины падишаха натянули луки и пустили тучу стрел, но ни одна tie попала в Бектемира.

— Ну, а теперь моя очередь,— сказал Бектемир. Натянул он лук и начал пускать стрелу за стрелой, только тетива звенела. Ни одна стрела не пропала даром. Всех воинов сразил Бектемир, остался лишь один падишах .Шавкат. Бектемир тогда спросил Окбиляк:

— Все воины твоего отца перебиты. Остался один твой отец. Что с ним станем делать?

— Отец теперь никогда нам не простит. Если ты его не убьешь, рано или поздно он причинит беду-,— сказала Окбиляк.

— А это сможет сделать нам один человек? — заявил Бектемир.— Да к тому же большой грех убить тестя. Ведь он твой отец!

Собрал Бектемир шатер, свернул, сели они на коней и умчались. Долго ли ехали они, мало ли, а приехав в одно место, они спешились, разбили шатер и легли отдохнуть.

А вслед за ними ехал падишах Шавкат, но они этого не знали. Тихо-тихо подошел он к шатру. Выхватил свой кинжал, прицелился и метнул прямо в сердце Бектемира.

Застонал юноша и умер. Закричала, зарыдала Окбиляк.

— О, я лишилась своего любимого цветка, что сама выбрала в саду!

Подошел Тарланбуз и, понюхав Бектемира, заржал, и слезы полились у него из глаз- Так и плакали они — Окбиляк и Тарланбуз над телом Бектемира вместе, а потом вырыли могилу и похоронили его.

Села Окбиляк на Тарланбуза и сказала, проливая слезы:

— О мой конь! Не пристало мне теперь возвращаться в Египет! Неси меня в Фергану на родину моего возлюбленного! Поеду туда. Там, где он ходил, я посажу в следы его ног цветы. Так и буду жить, ухаживая за теми цветами.

И Тарланбуз понесся в Ферганскую страну.

А когда Бектемир уехал в страну Египетскую, его мать, дочь бедняка, стала его дожидаться, не спуская глаз с сабли, что повесил он в ее комнате.

Часто мать Бектемира говорила:

— О радость моего сердца, когда же ты покажешься вновь?

И вдруг как-то с сабли закапала кровь.

Закричала мать Бектемира, заплакала.

Все погрузились в глубокую скорбь и печаль, говоря:

— Неужели погиб такой славный батыр?

Был объявлен в стране траур.

В эту минуту вдруг с неба опустился на землю Тарланбуз. На его спине сидела невиданной красоты молодая женщина.

Закричала мать, зарыдала:

— А где же мой сын?

— Приедет ваш сын обязательно,— сказала Окбиляк.

— Ты лучше б сказала, что сын мой погиб,— причитала мать Бек темира,— что прекрасные глаза его засыпаны землей, что его брови исклевали орлы!

Тогда заплакала и Окбиляк, кинулась к матери Бектемира, обняла ее. Заплакал и падишах и все родственники.

Когда плач стих, Адылхан начал расспрашивать Окбиляк. И та рассказала ему все, что видела и знала.

— Нельзя оставлять тело сына в степи, надо перевезти его сюда,— сказал падишах и выехал вместе с матерью Бектемира и Окбиляк в степь в сопровождении множества Людей. Приехали они на место, разрыли могилу, достали тело Бектемира, и мать снова залилась слезами. И тут вдруг появилась откуда не возьмись старуха-гадальщица.

— Эй, падишах,— сказала старуха.— Никто не вечен в этом мире. Все смертны. У тебя было сорок сыновей, умер-то один, а тридцать девять живы! Благодари аллаха!

— Все тридцать девять сыновей не стоят и одного волоса Бектемира,— вскричал падишах Адылхан.— Больше всех радовал меня он. Для меня было бы лучше, если б умерли тридцать девять, а он бы один остался.

Подняла старухи обе руки к небу и прочитала заклинание, сказала при этом: «Да будет так!»

В ту же минуту вскочил с земли Бектемир и говорит:

— Ох, я что-то долго спал!

Обрадовались все, смотрят, а тридцать девять сыновей падишаха тут же умерли.

Падишах Адылхан покорился судьбе. Похоронил он своих сыновей, а когда миновал траур, свадебный пир устроил на сорок дней и сорок ночей

Так Бектемир и Окбиляк достигли желанного.

Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Хасан и Зухра

В давние времена в одном кишлаке жил старик-пастух со своей женой. Были у них три дочери: Насиба, Гульбахор и Зульфия.

Проходили день за днем, месяц за месяцем, год за годом, дочери подрастали: Насибе пошел двадцать первый год, Гульбахор — девятнадцатый, Зульфие — восемнадцатый.

Видят старик со старухой, что дочки выросли, а сваты не идут; день и ночь старики думали, что же им делать.

— Эх, старушка моя,— говорит пастух жене,— и я старею и ты стареешь, силы нас покидают, ничего у нас нет, тяжело нам приходится. Вот были бы у нас не девочки, а сыновья, они бы нас прокормили. Хоть бы замуж дочек выдать, все было бы легче.

— Кто же захочет жениться на дочках таких бедняков, как мы?. Подумал старик и говорит:

— Ну, старуха, надо пойти в кишлак и сказать: «Эй, люди, засылайте сватов! Если им наши дочки по душе придутся, как-нибудь свадьбу справим и повыдаём дочерей замуж.

Понравился старухе этот совет, и поспешила она в кишлак. Кого ни встретит, всем говорит:

— Сынок, выслушай меня, к тебе дело есть. У меня дочки подросли. Если хочешь, справим свадьбу, какая дочка понравится, ту и бери.

Однако никто не согласился. Стукнула старуха себя рукой по лбу и пошла восвояси.

Так и остались дочки пастуха без женихов. Однажды Зульфия говорит сестрам:

— В Окджаре тутовник поспел, пойдем повеселимся.

Отправились девушки в Окджар. Там везде сады — в садах тутовник спеет, соловьи заливаются. Сестры днем тутовник собирают, ночью — двое спят в шалаше, а третья не спит, их сон стережет.

Пока девушки тутовник собирают, послушаем о другом.

У шаха той страны было сорок жен, но ни у одной из них не было детей. Очень хотел шах иметь сына или дочь. Созвал он однажды своих визирей и мудрецов, сел на трон и говорит им:

— Эй, мудрецы вельможи! Вот я, шах, живу и наслаждаюсь жизнью. А пройдет моя жизнь, не будет меня на свете, и не оставлю я после себя ни сына, ни дочери. Поэтому поскорее найдите мне девушку, пусть хоть бедную, хоть нищую — мне все равно. Найдите невесту — сорок дней будем пир справлять.

Подумали визири и мудрецы, посоветовались и разошлись в разные стороны. А шах созвал своих сорок жен и говорит им:

— Эй, жены мои, нет у меня детей. Поэтому я решил еще одну жену себе взять.

Шах радуется и думает: будет у меня сын или дочка, устрою тогда большой пир. А сорок шахских жен собрались тайком и совет держат. Одна из жен говорит:

— Эй, подруженьки, если шах еще одну жену возьмет, будут у нее дети или не будут, пусть она хоть какая хорошая будет, но подругой для нас она не станет.

Шахский визирь приехал в кишлак около Окджара. Созвал всех жителей — и знатных, и простых — и объявил им:

— Так как у шаха детей нет, решил шах еще одну жену себе взять. А поэтому найдите ему девушку, хоть нищую, хоть сироту.

Встал один человек и говорит:

— Господин, если меня пощадите, разрешите мне слово вымолвить.

— Говори,— отвечает ему визирь.

— Господин визирь, вот уже дней десять, как в Окджаре появились три девушки. Девушки днем тутовник едят, а ночью в шалаше спят, ничего больше не делают. Все три красавицы. Если вашей милости угодно, посмотрите их.

- Введите меня к девушкам, - говорит визирь,- посмотрю, какие они.

Подошел визирь к шалашу, слушает, о чем девушки говорят.

Старшая Насиба говорит сестрам:

— Если бы шах меня в жены взял, я бы такую адежду для него выткала, что во всем свете лучшей не найти.

Средняя сестра Гульбахор говорит:

— Если бы шах на мне женился, я такой ему вкусный плов готовила бы, что он ел бы да похваливал.

А младшая сестра Зульфия говорит сестрам:

— Вот, если бы на мне женился шах, я бы родила ему мальчика и девочку — Хасана и Зухру, красивых да умных.

Тогда визирь вошел в шалаш. Девушки встали, и визирь увидел, что платья на них старые, поношенные. Позвал визирь людей и приказал принести девушкам хорошую одежду и сапожки. Оделись девушки, принарядились, а визирь отправился к шаху. Пришел он во дворец и говорит:

— Повелитель, нашел я для вас в кишлаке около Окджара трех красавиц — девушек. Старшая говорит: «Если женится на мне шах, я ему, такие одежды сотку, каких ни у кого в целом свете нет». Средняя говорит: «Если на мне шах женится, я всегда ему буду вкусный -плов готовить», и младшая говорит: «Если бы меня шах в жены взял,- я бы родила ему двух ребят и назвала бы их Хасаном и Зухрой».

Обрадовался шах и говорит:

— Хорошо, вот на младшей я и женюсь.

— Поезжай туда, узнай, кто их родители, сосватай девушку и начнем к свадьбе готовиться.

Визирь снова в Окджар поспешил. Позвал он девушек и говорит им:

— Шах на Зульфие жениться хочет. Я как сват приехал, поговорить с вашими родителями мне надо.

Зульфия отвечает визирю:

— Мы бедные девушки, но родители у нас есть. Если хотите с ними говорить — говорите.

Визирь послал одного из придворных к старому пастуху. Придворный разыскал дом старика и говорит пастуху:

— Эй, отец! Это ваши три дочери в Окджаре в шалаше живут? Младшую шах себе в жены выбрал. Вы что на это скажете?

Бедный пастух не поверил.

— Что вы надо мной -смеетесь, обманываете меня,— на что она шаху?

Вернулся придворный в Окджар и передает этот разговор визирю. Визирь созвал на совет всех людей в Окджаре, и знатных и простых, и говорит им:

— Вот, люди, посылал я к пастуху своего придворного. Он рассказал старику, что шах на Зульфие жениться хочет, а пастух говорит: «Вы смеетесь надо мной»,— и пошел к своему стаду. Что вы мне посоветуете делать?

Встал тот старик, что раньше водил визиря к девушкам и говорит:

— Эй, визирь, есть поговорка: птичий язык только птица поймет. Есть у нас в кишлаке еще один старый пастух. Пошлите его к отцу девушек, авось старик его словам поверит.

Понравился этот совет визирю:

— Ладно, пусть поговорит. Приведите мне скорее пастуха,- приказал визирь.

Привели пастуха, а тот испугался и плачет:

— Господи, не виновен я, ничего не делал, я только коров пасу... пощадите.

Народ говорит ему:

— Не бойся! Тут другой разговор.

Визирь посмотрел на пастуха и хотел с ним поговорить, а тот еще больше испугался.

— Ой, господин, да будут счастливы ваши дети. Невиновен я, скотины никогда не бью. Правда, один раз пестрая корова не хотела домой идти, а я ее по рогам чуть-чуть ударил — и только...

Смеется визирь:

— Ладно, я вину твою прощаю,— говорит,— а теперь у меня к тебе есть поручение. Даю тебе два дня сроку. Пойди к старому пастуху, сосватай за шаха его младшую дочь. Приедешь через два дня и мне скажешь.

— Хорошо, господин, хорошо, господин,— бормочет бедный старик.— Отец девушки — мой приятель,— и скорее скрылся с глаз визиря.

Пастух думает: «Славу богу, едва избавился»,— и пошел к старику, Идет и говорит сам с собою: «Ну, только бы мне подобру-поздорову от визиря уйти — семь блинов, семь лепешек, шесть оладий нищим раздам».

Пришел пастух к отцу девушек, поздоровался. О том. о сем поговорили, потом о дочерях разговор повел.

— Хочет шах на твоей младшей дочери жениться!

Подивился старик, но пастуху поверил.

Наутро оба пастуха отправились в путь. Пришли в Окджар. Отец девушек и говорит старику-пастуху:

— Я тут посижу, а ты иди к визирю.

Пришел старик-пастух к визирю и говорит:

— Ваше поручение выполнил.

Засмеялся визирь:

— Ты молодец, на день раньше срока мое поручение выполнил. А отец с дочерьми в это время советуется. Зульфия говорит:

— Если шах хочет меня в жены взять, пусть даст тебе сорок верблюдов, нагруженных драгоценными подарками, а двух старших сестер пусть с головы до ног золотом обсыплет, в хорошие платья нарядит.

Шах все сделал так, как потребовала девушка. Благословил старик Зульфию, и отправилась она в шахский дворец.

После того старик нашел женихов и для старших дочерей Насибы и Гульбахор и успокоил свое сердце.

День за днем, месяц за месяцем проходит год. Скоро у Зульфии должны дети появиться. Шах радуется, каждый день на охоту ездит. А шахские жены встревожились, всякие хитрости и козни против Зульфии замышляют. Пошли они вместе со старшей женой шаха к ее отцу — визирю и жалуются:

— У Зульфии скоро будет ребенок, тогда шах на нас и смотреть не захочет.

Визирь им советует:

— Вы никому ничего не говорите, и шах пусть ничего не знает, подыщите старуху-бабку, она сама будет знать, что делать.

Однажды Зульфия попросила шаха:

— Не уезжайте на охоту.

Но глупый шах не послушался Зульфии и уехал. А его сорок жен позвали хитрую старуху-колдунью. Родились у Зульфии красавец сын и красавица дочка. Старуха взяла детей у Зульфии и спрятала их в мешок, а взамен спеленала козленка и козочку. Затем показала Зульфие козлят и говорит:

— Ой, доченька моя, смотри, ты не детей, козленка и козочку родила. Несчастливая твоя судьба.

Зульфия горько плачет, а сорок жен не нарадуются.

Старуха-колдунья вынесла мешок с детьми Зульфии на дорогу и бросила.

Сорок жен послали к шаху вестника и дали ему наказ:

— Скажи шаху, что жена его родила, а когда шах обрадуется и спросит: «Кого родила?», скажи: «Только не детей родила, а двух козлят».

Посланец пошел и передал шаху то, что поручили ему шахские жены. Получив такую весть, шах разгневался и приказал бросить Зульфию з темницу.

Послушайте теперь о другом.

Шел караван по дороге. Вожатый каравана видит — лежит мешок, а в мешке дети. Очень удивился.

Вожатый был бездетным. Он пожалел детей и взял их к себе. Мальчика назвал Хасаном, девочку — Зухрой.

Месяц за месяцем, год за годом прошло семь лет.

Хасан и Зухра подросли. Стал однажды Хасан бороться с ребятами и всех мальчиков в кишлаке поборол. И чем дальше рос Хасан, тем сильнее он становился. Начал он и взрослых людей в борьбе одолевать. Вырос Хасан стройным джигитом, и прозвали его люди Хасан-богатырь.

А Зухра изо дня в день училась ткать ковры. И такие красивые ковры она ткала, что были они в семь раз лучше всех других ковров на базаре.

Однажды Хасан попросил приемного отца:

— Дайте мне доброго коня, меч, лук и несколько стрел!

— Ладно, сынок,— говорит отец и дал Хасану все, что он просил.

Стал Хасан каждый день на охоту ездить.

Шах в те времена тоже на охоту ездил. Только Хасан много дичи домой привозил, а шах с пустыми руками возвращался.

Сидел однажды Хасан с отцом, беседовал, отец и рассказал ему, что он его, Хасана, и сестрицу его, Зухру, маленькими в пустыне подобрал и вырастил.

Стал Хасан благодарить отца и сказал ему:

— Вы нам ближе родного отца. Мы вам тоже добром за добро заплатим.

Вот в один и тот же день шах со своими слугами и Хасан отправились на охоту. Хасан много добыл дичи, а шах со своими людьми — ничего не нашел.

Встретил шах Хасана и спрашивает:

— Эй, молодец, зачем сюда ездишь?, Зачем мою дичь стреляешь? Кто твои родители?.

Хасан ему отвечает:

— Меня и сестру еще маленькими караван в пустыне подобрал. Вожатый каравана был бездетен, он нас взял в свой дом и вырастил. С тех пор прошло уже двенадцать лет. Я охочусь, а сестра научилась такие красивые ковры ткать, что в семь раз красивее самых дорогих ковров на базаре.

Глупый шах, однако, ничего не сообразил, а его визирь подумал:

«Это же, значит, шахские дети не умерли. Как этот молодец похож на шаха!»

Приехал визирь домой и рассказал о своей встрече хитрой старухе.

Та и говорит:

— Так это же дети Зульфии!

— Может быть, и так,— отвечает визирь.

Тут и визирь, и хитрая старуха, и сорок, жен — все забеспокоились.

А шах снова на охоту поехал и остановился у вожатого каравана отдохнуть. Встретили шаха с почестями. Сидят, беседуют. Вожатый каравана про Хасана и Зухру paзгoвор ведет. А жена его - смышленная женщина - слушала ,слушала, поглядывала то на шаха, то на Хасана, видит, что и лицом и глазами они друг на друга очень похожи, и говорит шаху:

— Повелитель, дозвольте -мне слово молвить, мысль мне одна на ум пришла.

- Говори,—разрешает шах.

Женщина и повела разговор:

— Вот говорят, что у вас есть сорок жен, а детей нет, ещё говорят, что у вас была жена Зульфия, которая родила двух козлят. По-моему, ваши жены по злобе подложили Зульфие козлят, а вас обманули. Где это видно, чтобы у людей козлята рождались? Смотрите, как Хасан на вас похож. Сколько лет прошло с той поры, как вы Зульфию в тюрьму посадили?

— Ровно 12 лет — отвечает шах и, хлопнув себя по лбу, добавляет:— Эка досада!

А женщина говорит шаху:

— Вот вы расспросите у Зульфии, как дело было.

Обрадовался шах и вместе - с Хасаном вернулся домой.

Приехал шах во дворец, приказал привезти Зульфию из тюрьмы. Зулъфия рассказала шаху, как было дело. Слушает Хасан рассказ матери, на отца посматривает, а потом как закричит:

— Мама моя!— и стали мать и сын друг друга обнимать.

Шах позвал сорок жен и начал, их допрашивать. Тут вся тайна, шаху и открылась.

Чтобы весь народ знал, что Хасан и Зухра шахские дети, устроил шах большой пир. Сорок дней и сорок ночей пировали там и веселились.

А Хасан и Зухра всю жизнь свою заботились о вожатом каравана и его жене, которые их вырастили.

Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584