Эгры и Тугры

В старые времена жил в одном кишлаке юноша. Звали его Тугры. Кроме лошади, у него ничего не было. Поискал он работу в одном, в другом кишлаке, не нашел. Тогда сел он на лошадь и поехал в дальнюю сторону — искать счастья.

Ехал Тугры, ехал — встретил пешего путника. Разговорились. Тугры спросил путника, кто он, откуда и куда идет.

— Иду искать работу,— ответил тот.

— Как тебя зовут?— спросил Тугры.

— Эгры.

— А меня Тугры. Давай подружимся, будем вместе работать, вместе жить.

И уговорились они быть друзьям и на всю жизнь.

Тугры пожалел своего пешего товарища и предложил ему поехать немного верхом. Эгры сел на лошадь, хлестнул ее нагайкой да и ускакал. Только его и видели.

Ахнул Тугры: человек, который клялся быть верным другом, поступил с н.им как самый подлый враг.

Но делать нечего, поплелся Тугры дальше пешком.

Когда стало темнеть, увидел Тугры узкую тропинку, пошел по ней. Тропинка привела его в глубь дремучего леса.

Вдруг Тугры увидал на лужайке старую печку для лепешек.

«Все-таки опасно идти по лесу темной ночью. Посплю-ка я здесь до утра»,— подумал он и залез в печку.

А на лужайке, где стояла печка, собирались по ночам именитые звери: лесной шах — лев, лесные визири—тигр и медведь, лесной горнист— волк, лесной флейтист — шакал, лесной сказитель — лис.

Когда взошла луна, прибежал шакал и завыл. На его призыв собрались звери, стали пировать. Пришел шах-лев, важно сел на свое место и повелел рассказывать ему обо всех диковинках.

Лис-сказитель начал рассказ:

— Недалеко отсюда есть горная пещера. Уже десять лет я живу а ней. Десять лет я собираю там всякое добро: ковры, занавесы, одеяла, одежды... Все что ни есть у людей, можно найти в моем доме. А сколько вкусных вещей у меня, припасов!

Тугры в своем убежище подумал: «Ого! Не плохо было бы пойти мне в гости к этому лису».

После шакала заговорил визирь-медведь:

— Это тоже не диво. А вот в нашем лесу есть высокое дерево — карагач, а под ним два молодых ростка. Нет болезни, которую не излечили бы листья этих ростков. Дочь шаха нашего города семь лет болеет. Шах велел кликнуть клич: «Кто вылечит мою дочь, за того я ее отдам! Кто вызовется лечить и не вылечит, того казню». Многих лекарей уже казнил шах. Вот если бы кто-нибудь нарвал листьев с отростками карагача, отварил их да напоил девушку, она сразу выздоровела бы.

После медведя начал рассказывать волк-горнист:

— На опушке леса пасется байское стадо в сорок тысяч овец. Я каждый день съедаю двух овец. Как ни ловчатся пастухи, не могут меня поймать. Ведь они не знают, что недалеко на холме живет старик, у которого есть пес. Если бы пес охранял стадо, он разорвал бы меня в клочки.

Заговорил тигрь-визирь:

— У бая, про которого рассказывал волк, есть конский табун в десять тысяч голов. Он пасется у опушки леса. Я каждую неделю уношу по одной лошади. В табуне есть белый с черным конь. Если бы кто-нибудь сел на этого коня, то мог бы меня догнать... Хорошо, что никто об не знает.— Тигр кончил свой рассказ.

Забрезжил рассвет. Звери стали расходиться по своим логовам.

Вот лужайка опустела, и Тугры вылез из тандыра. Он пошел и разыскал карагач, о котором говорил медведь, сорвал с ростков немного листьев.

Потом отправился к овечьему стаду. Нашел пастуха, поздоровался, спросил его, как живется. Пастух пожаловался:

— Плохо мое дело. Повадился ходить в отару волк, таскает баранов. Хозяин за это не знаю, что со мной сделает. А как избавиться от волка? Увы мне несчастному!

— Не горюйте. Я вас избавлю от волка,— сказал Тугры.

Он пошел к старику, попросил у него пса и отдал пастуху. Пастух избавился от беды. Пес набросился на волка и порвал ему шкуру.

Тугры отправился в путь, разыскал табун лошадей. Поздоровался с табунщиком. Тот пожаловался на тигра.

Тугры посоветовал:

— Оседлай белого с черным жеребца и дай мне длинную толстую жердь.

Сел Тугры на жеребца, взял жердь и стал подкарауливать тигра на тропинке.

Ночью пришел визирь-тигр и бросился к табуну. Тугры так ударил тигра жердью, что зверь упал замертво.

Пастух подарил Тугры жеребца.

Тугры сел на коня и поехал в город. На городском базаре кричал глашатай:

— Дочь шаха семь лет болеет. Кто ее вылечит, того шах сделает своим зятем. А кто вызовется, да вылечить не сумеет — того шах казнит.

— Я вылечу дочь шаха!— сказал Тугры.

Тугры пошел во дворец. Шах допустил к дочери нового лекаря.

Тугры истолок карагачевые листья, отварил их и напоил девушку. Через три дня девушка выздоровела. Шах устроил пир-веселье, выдал дочь за Тугры.

— Ну, в какой город назначить тебя правителем?—спросил шах у зятя:

— Я не хочу быть правителем,— ответил Тугры.— Постройте на горе около леса для меня дом. Я буду жить своим трудом.

Шах удивился, но сделал, как просил его зять. Тугры с женой стали жить на горе.

Однажды к Тугры пришел Эгры.

— Друг мой, как ты добыл все это?— спросил он.— И дом у тебя есть, и двор. Вот я украл у тебя лошадь, думал, разбогатею. А куда ни поеду — везде мне не везет.

Не хотелось Тугры вспоминать вероломство Эгры, и он сказал только:

— Я проспал одну ночь в лесу в старой печке и все это добыл.

— Покажи мне то место, я тоже посплю в печке.

Тугры рассказал ему про лужайку, где собирались звери.

Когда стемнело, Эгры залез в печку.

Опять ночью пришли лесные звери. Пришел лесной шах — лев, пришел визирь—медведь, пришел горнист — волк, пришел флейтист — шакал, пришел сказитель — лис.

— Ну-ка, начнем рассказы! Почему же нет моего визиря-тигра?— спросил шах-лев.

Поднялся с места шакал:

— Нет, теперь мы ничего не будем рассказывать. Из-за наших рассказов ваш визирь-тигр погиб.

Тут поднялся медведь:

— Листья с нашего карагача тоже оборваны,— пожаловался он.

— А я остался без еды,— сказал волк.— Постух взял того пса, про которого я говорил. Теперь я и подойти боюсь к стаду — всего меня искалечил пес.

— Кто же это смеет рассказывать о наших тайнах,— зарычал грозный лев,— приказываю поймать и убить предателя!

Но звери не знали, кто подслушал их тайны. Стал медведь спрашивать у шакала, шакал — у лиса.

А фазан крикнул: «В печке!»— и улетел.

Звери бросились к печке, вытащили Эгры и разорвали на куски.

Так честный Тугры достиг всего, чего он желал, а бесчестный Эгры был наказан по заслугам.

Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Волшебный коврик

В давние времена в старинном городе Нурабаде жили старик со старухой. Прожили они вдвоем долгую жизнь, а детей не имели. И только, когда мужу уже было за пятьдесят, а жене за сорок, у них, наконец, родился сын.

С рождением ребенка у стариков появились новые заботы и хлопоты. Надо было его накормить, напоить и спать уложить, надо было за ним ухаживать, нянчить его и лелеять. Словом, старик и старуха занялись воспитанием своего сына.

Время шло, мальчик подрастал. Когда он достиг школьного возраста, они отвели его к ученому домулле. Домулла стал обучать его чтению и письму. Каждый день утром, перекинув через плечо матерчатую сумку с книжкой, тетрадью и тростниковым пером, мальчик уходил к учителю, а в полдень возвращался домой.

Мальчик был способный, сообразительный, учился хорошо. Вскоре он постиг все тайны науки и стал самостоятельно читать разные книги, а если в книгах встречались непонятные ему слова и выражения, он получал разъяснения у своего домуллы или других знающих людей. Таким образом, когда ему исполнилось двадцать лет, он уже хорошо овладел наукой и стал образованным человеком.

Однажды юноша повстречался с одним стариком и долго беседовал с ним. Старик дал ему много советов и наставлений, объяснил ему значение тайных волшебных чудодейственных слов и заклинаний. На память он подарил юноше маленький коврик. Принимая подарок, юноша поблагодарил старика:

— Отец, спасибо. Коврик будет всегда напоминать мне о вас и о ваших мудрых наставлениях.

Тогда старик рассказал, что коврик отличается чудодейственной силой, и дал ему еще один совет:

— Теперь ты уже совсем большой, пора тебе жениться. Скажи своим родителям, пусть они тебя женят на царской дочери. Если они скажут, что найдут, мол, тебе другую невесту, ты не соглашайся. Скажи: нет, другую не хочу, сватайте дочь царя.

Юноша взял коврик и не успел глазом мигнуть, как старик исчез, будто его и не было...

Волшебный коврик отличался действительно чудесным свойством: стоило только захотеть, как он мог в один миг перенести человека куда угодно, в любую с трану. Для этого надо было усесться на нем и сказать:

— Коврик, коврик, окажи честь деду, взвейся вихрем, унеси меня скорее.

В то же мгновение коврик быстрее молнии поднимался на воздух и летел в любую страну или город в указанное место. Тогда достаточно было сказать: «О волшебный коврик, сделай одолжение, по веленью деда превратись в платочек!»

И ковер превращался в маленький платочек.

Расставшись со стариком, юноша не один раз проверил волшебную силу коврика и убедился, что старик сказал правду.

Вечером после ужина юноша сказал отцу и матери:

— Любимые, вы меня воспитали, вспоили, вскормили, и я стал уже взрослым человеком. Теперь у меня есть к вам большая просьба — жените меня.

— Хорошо, сынок,— отвечали ему старик и старуха.— Завтра поищем тебе невесту.

— Кого вы думаете посватать?

— Выберем тебе красивую воспитанную девушку из хорошей семьи знатного рода. Чья дочь окажется подходящей, ту и будем сватать.

— Нет,— возразил сын,— сватайте мне царскую дочь.

— Что ты говоришь, сынок? Мы ведь бедняки. Да разве мыслимое дело, чтобы я, бедный человек, стал царским сватом?! За свою дочь он потребует большой калым, а где мы возьмем такое богатство? Слава богу, ты у нас неглупый, сам понимаешь. А ну-ка, пораскинь умом, во что это станет!

— Я понимаю, отец, а вы все-таки посватайте царскую дочь. Посмотрим, что царь вам ответит. А там видно будет, что делать,— сказал юноша.

— Сынок, достаточно только заикнуться о сватовстве, и царь сейчас же позовет палачей.

— Вы не бойтесь, отец, пойдите да узнайте, что он скажет.

— Ну ладно, сынок,— согласился старик.

На другой день вечером сын спросил:

— Ну что, отец, вы ходили?

— Нет, сынок, побоялся я идти,— ответил старик.

И на второй день старик тоже не пошел, побоялся. Страшно было идти к царю. Наконец на третий день старик ни свет ни заря отправился во дворец. Он прошел в открытую калитку, подмел двор и вернулся домой. На другой день он опять пошел во дворец и стал подметать двор. Вдруг выскочили царские слуги, схватили старика и повели его к царю.

— Ты чего, старик? Зачем пришел? Что ты здесь делаешь?— грозно накинулся на него царь.

— О могучий властелин мира! Великий султан! Ваш ничтожный раб пришел служить и умереть рабом у ваших ног. У меня есть сын, ваш молодой смиренный раб. Хочу про... сить... пос... ва... тать... за него... вашу дочь...

Старик тут запнулся, сбился и так запутался, что не мог больше выговорить ни одного слова.

Царь впал в ярость. Лицо его перекосилось от гнева, глаза чуть не вылезли из орбит. Он крикнул:

— Палачей!

В один миг перед троном предстали сразу три палача. Низко поклонившись царю, они сказали в один голос:

— Мы разим словом и мечом. Пусть дрожат злодеи. Мечи у нас стальные. О властелин, какой злодей осмелился перечить вашей милости?! Где непокорный? Скажи, чей смертный час настал?

Грозно приказал царь:

— Возьмите этого старика. Пришел он за смертью в мой дворец. Задумал он царский двор мести! Приказываю за дерзость ему отрубить голову и выставить всем напоказ, пусть будет каждому урок — не задирать свой нос без меры.

Палачи схватили старика и потащили его к дверям.

У царя был очень мудрый визирь. Он попросил простить старику его проступок. Царь с криком набросился на визиря:

— Что ты хочешь сказать? Чтобы я отдал свою дочь за сына этого старого греховодника?

— О властелин мира!—сказал визирь, почтительно кланяясь.— Зачем же проливать кровь этого бедняги. Лучше поставьте ему какое-нибудь условие. Можно придумать что-нибудь потруднее. Тогда он сам больше сюда не явится.

— Ну тогда сам придумай для него условие, только трудное,— согласился царь.

Визирь остановил палачей, высвободил старика из их цепких рук и сказал ему:

— Отец, отправляйся-ка домой и скажи своему сыну, пусть он пойдет в кишлак Байткурган, что находится поблизости от города, в восточной стороне. На краю кишлака стоит большая хлебная печь, врытая в землю. В той печи живут старик со старухой. Выходят они оттуда только по очереди, да и то всегда в одинаковом халате. Пусть ваш сын разузнает, почему они живут в печи, а не в доме, как все честные люди, и почему они выходят всегда в одном и том же халате. Может быть, у них халаты одинаковые или у них только один халат на двоих. Если ваш сын все разузнает, тогда царь отдаст за него свою дочь.

Старик вернулся домой и рассказал все сыну.

На другой день утром юноша попросил отца и мать дать ему доброе напутствие и пожелать счастливого пути. Выйдя из дома, он развернул платочек и едва успел сказать заклинание, как волшебный коврик взвился на воздух и вмиг доставил его в кишлак Байткурган. Там действительно стояла большая печь.

Подойдя поближе, юноша сел напротив и стал поджидать. Около полудня из печи вылез белобородый старик в стареньком халате. Он сходил за нуждой, совершил омовение и опять залез в печь. Немного погодя из печи вылезла старуха. Она 'была в таком же халате, как и старик. Сделав все, что ей нужно, и совершив омовение, старуха опять залезла в печь.

Прошло еще часа три-четыре, а юноша все сидел на своем месте и ждал. Перед заходом солнца, когда пришло время, третьей молитвы, белобородый старик снова вышел из печи, совершил омовение и тем же путем вновь скрылся. После него вышла старуха по своим делам и опять исчезла.

На следующий день около полудня юноша опять сел напротив печи и стал смотреть. На этот раз, когда старик опять вышел наружу, к нему подошел юноша, почтительно поклонился и спросил его, почему они со старухой живут в хлебный печи и выходят в одном и том же халате.

— Оставь меня, сынок, в покое,— сказал белобородый старик,— не отрывай от дела. Нехорошо будет, если я из-за тебя пропущу молитву.

Однако юноша крепко уцепился за него и не отставал.

— Отец, вы должны сказать. Я не уйду, пока вы не скажете,— настаивал он.

Но старик не хотел говорить. Юноша продолжал настаивать. Видит старик, что юноша не отступает, думал-думал и, наконец, сказал:

— Если ты сумеешь выполнить мое условие, так и быть, скажу тебе, а если не сумеешь, то лучше не мучайся, не затрудняй ни себя, ни меня.

— Ну, скажите, какое у вас условие?— спросил юноша.

— Вот мое условие,— ответил старик.— В городе Карабулаке на кладбище есть маленькая лачуга. В ней живет сторож-старик. День и ночь он плачет. Пойди в тот город и спроси у старика, кто у него есть там, в этом городе, из родственников и почему он сам день и ночь плачет и чем он живет. Если ты обо всем этом узнаешь, только тогда и я открою тебе свою тайну.

Юноша сел на свой волшебный коврик и полетел в город Карабулак. Разыскав кладбище, он зашел к старику в лачугу и поздоровался. Старик вежливо пригласил его сесть и вопросительно посмотрел на него.

— Добро пожаловать, сынок,— сказал он.— Откуда вы прибыли и с какой целью?

— Я живу в городе Нурабаде. Услыхал я там про вас и приехал сюда, чтобы узнать, верно ли то, что мне сказали. Вы все время плачете. Почему? Я задам вам еще два-три вопроса и прошу вас ответить мне на них.

— Полно, сынок,— ответил старик,— оставь меня в покое, не мешай мне плакать. Не забивай мне голову своими вопросами. Они мне хорошо известны. Много таких, как ты, приходит ко мне, но ни один из них ничего не добился, все уходят от меня, ничего не узнав.

— Отец, не сравнивайте меня с другими. Я не уйду отсюда, пока не получу ответа,— повторил юноша.

Тогда старик, видя его упорство, сказал:

— Сынок, у меня есть условие. Если ты его выполнишь, тогда я отвечу тебе на все вопросы.

— Говорите, отец, я выполню!— сказал юноша.

— В городе Акбулаке живет один пекарь,— сказал старик.— У него в пекарне двадцать хлебных печей. Каждый день с утра дс обеда в них пекутся лепешки. Ни разу ни одной лепешки еще не было продано. После обеда в пекарне начинается уборка. Выносят все лепешки, испеченные с раннего утра до обеда, и грузят на арбы. Каждый день нагружают двадцать,-двадцать пять арб. Хозяин пекарни садится на первую арбу и приказывает трогаться в путь. За городом в двадцати верстах протекает большая река. Как только арбы подъезжают к реке, хозяин пекарни велит сбрасывать лепешки в воду. Разгрузив все арбы, он возвращается в город. Вот уже несколько лет пекарь занят только этим делом. В пекарне ежедневно работает семьдесят-восемьдесят мастеров, всем им платят жалование. На выпечку лепешек в день уходит не меньше ста мешков муки. Ты пойди в этот город и спроси у пекаря, какая ему польза выкидывать лепешки в реку.

Юноша расстелил коврик, сел на него и в один миг перелетел в город Акбулак. Разыскав пекарню, он сел в сторонке и стал наблюдать за работой пекарей. Мастера выпекли лепешки, погрузили их на арбы, хозяин сел на переднюю арбу, и весь караван поехал к реке. Юноша сел на последнюю арбу и тоже поехал со всеми вместе. Как только караван оказался на берегу реки, хозяин пекарни велел сбрасывать лепешки в воду.

На другой день утром юноша зашел в пекарню, смотрит — у двадцати печей суетятся мастера, пекут лепешки, а посередине на возвышении, покрытом большим красным ковром, облокотясь на пуховые подушки, сидит плотный пожилой человек лет пятидесяти. Это и был хозяин пекарни. Юноша поклонился, поднялся на возвышение и поздоровался с ним. Хозяин тотчас же пригласил его сесть и приказал подать чаю. Потом разломил на куски горячую лепешку и, пододвинув поднос к юноше, стал угощать его.

— Пожалуйте, гостем будете, отведайте чаю с горячей лепешкой.

— Я много слышал про вас в своем городе,— сказал юноша,— и приехал посмотреть своими глазами, чтобы убедиться, правда ли то, что про вас говорили. Теперь я вижу, что все это правда. Слыхал я, что вы уже двадцать пять лет занимаетесь этим делом. Скажите мне, где вы достаете столько денег и почему вы расточаете свое богатство, бросая его в реку?

— Эх, джигит,— сказал пекарь,— если вам нужны деньги, пожалуйста, берите, я дам сколько угодно. Может быть, вам нужно еще что-нибудь другое, скажите, я все сделаю, только про это дело даже не заикайтесь, не скажу.

— Послушайте, хозяин, я во что бы то ни стало решил узнать, но без вас, конечно, не могу сделать, так как ключ к достижению моей цели в ваших руках. Все будет зависеть от вашего ответа. Я надеюсь, что вы порадуете меня хорошим ответом.

Тогда хозяин пекарни сказал:

— У меня есть одно условие. Если вы его выполните, я вам скажу все, а если не выполните, то не пеняйте на меня.

— Скажите, что за условие?— спросил юноша.

— В городе Хоросане живет один шорник. За весь год работы он изготовляет всего-навсего одно только седло. Окончив свою работу, он продает седло за тысячу тенег. Покупатель дает ему деньги, берет седло и уходит. Шорник смотрит на деньги, и вдруг лицо его бледнеет, холодный пот выступает на лбу, глаза загораются огнем, он вскакивает и зовет покупателя назад, отбирает обратно седло и возвращает деньги. «Что случилось?»— спрашивает удивленный покупатель. «В одном месте есть недоделка»,— отвечает шорник. «Ну ладно, доделайте, а деньги пусть будут у вас». «Нет, не нужно»,— говорит мастер. Несет седло к себе и, положив на колоду, начинает рубить его топором и рубит до тех пор, пока от седла останутся щепки. Этот шорник работает целый год, чтобы сделать одно седло, а потом в одно мгновение уничтожает дело своих рук. Почему ему не жаль потраченного труда? Что за причина? Он ломает седло и снова делает, чтобы опять его сломать. Вот если бы вы отправились в Хоросан и узнали, в чем дело! Выяснили бы, почему он снова делает седло, ведь все равно его сломает.

Юноша распрощался с пекарем и ушел. Выйдя за город, он сел на волшебный коврик и в один миг перелетел в город Хоросан. Он пришел в мастерскую шорника как раз в тот момент, когда он сделал уже седло и занялся его отделкой. Через два дня седло было готово. Мастер рассматривал седло, любовался своим мастерством. Он был очень рад, что получилось такое красивое седло. Многие прохожие останавливались, чтобы осмотреть его и прицениться.

Около полудня явился какой-то байский сын и спросил:

— Послушайте, отец, сколько стоит ваше седло?

— Тысячу тенег.

— Это очень дорого!

— Если вы понимаете в хороших вещах, возьмете и за тысячу. А не возьмете, беда невелика, пусть лежит у меня.

— Уступите, скажите более подходящую цену,— настаивал байский сын.

— Цена окончательная. Если дорого, не берите,—сказал шорник.

Байский сын купил седло за тысячу серебряных монет. Отсчитав и уплатив деньги, он взял седло и ушел. Взяв деньги в руки, шорник сразу изменился в лице побледнел, вытаращил глаза, потом вскочил и громко позвал покупателя. Байский сын вернулся.

— Возьмите свои деньги, давайте мне седло!— сказал шорник.

— Почему?— удивился покупатель.

— В одном месте есть недоделка, надо поправить,— ответил мастер.

— Ну ладно, пусть деньги останутся у вас.

— Нет, возьмите,— возразил шорник.

Он забрал седло и унес его в мастерскую. Когда покупатель ушел, шорник схватил топор и разрубил седло на мелкие кусочки. А на другой день принялся делать новое седло.

Тогда юноша вошел к шорнику в мастерскую и после обычных приветствий сказал:

— Отец, я слышал обо всех ваших делах и не верил. Приехав сюда, я видел сам, как вы сделали седло, продали, забрали назад и тотчас же порубили его. Теперь вы снова делаете такое же седло. Придет день, когда вы опять его сломаете. Целый год вы трудились, неужели вам не жалко потраченного труда?

— Оставь меня в покое, сынок, не мешай мне работать!

— Нет, отец, я вас так не оставлю, вы мне скажете.

— У меня нет времени рассказывать об этом.

— Расскажите мне,— упрашивал юноша.

Видя, что юноша не отстает, мастер сказал:

— Я скажу только с одним условием. Надо разгадать одну тайну. Если ты сумеешь узнать?..

— Говорите, отец, я узнаю!—воскликнул юноша.

— Говорят, что в городе Ширабаде есть могучий царь по имени Санобар. Много лет тому назад ему понравилась маленькая девочка Гуль, лет пяти-шести, и он уговорил родителей отдать ему ее на воспитание. Приставил он к ней хороших мамок и нянек, словом, ничего не пожалел, чтобы воспитать Гуль, как принцессу. Наконец девочка подросла, достигла совершеннолетия, и царь женился на ней, устроив богатый свадебный пир. И вот спустя некоторое время повсюду пошли слухи, что царь Санобар посадил бедняжку Гуль в железную клетку. Почему он так ее мучает? Неужели нельзя было дать ей развод, отпустить ее домой к родителям? Вот, сынок, ты пойди в город Ширабад и разузнай эту тайну. Если узнаешь, то и я раскрою тебе свою тайну.

Юноша распрощался с шорником, вышел за город, сел на волшебный коврик и полетел в город Ширабад к царю Сано-бару. Спустившись на землю, юноша увидел перед собой высокую крепость. На стенах стояла грозная стража. Воины расхаживали взад и вперед с копьями на плечах, у каждого за спиной был лук и колчан со стрелами.

Юноша прожил в городе много дней, все ходил, присматривался, прислушивался, познакомился с жизнью горожан, рассмотрел, что хорошо, что плохо, а сам тем временем все думал, как ему пробраться во дворец к царю Санобару.

Однажды он познакомился с дворцовым поваром и с его помощью устроился учеником на царскую кухню. На кухне юноша работал с большим усердием, старался во все вникать и вскоре изучил поварское искус, ство. Он всегда старался хорошо выполнять все поручения, не отказывался ни от какой работы, готовил кушанья, колол дрова, носил воду, топил печи. Своей ловкостью, расторопностью и умением выполнять любую работу он заслужил любовь поваров. Вскоре его сделали помощником главного повара, готовившего кушанья самому царю Санобару, а когда ему случалось печь и варить самому, у него все выходило во много раз вкуснее, чем у самого повара. В конце концов старший повар поручал ему готовить кушанья, а сам только похаживал по кухне, наблюдая за работой.

Однажды старший повар уехал к родственникам на свадьбу, поручив юноше готовить для царя.

На другой день юноша показал все свое искусство. Точно зная час, когда надо подавать то или иное кушанье, он вовремя приготовил завтрак, обед и ужин. Каждое блюдо, поданное им к царскому столу, отличалось особым вкусом. Через день вернулся старший повар и сам приготовил все кушанья. После обеда царь Санобар вызвал его к себе и спросил:

— Кто вчера готовил завтрак, обед и ужин?

— Старший повар с перепугу не решился сказать правду.

— О властелин мира, я сам готовил все,— ответил он.

— Говори правду!

— Я сам варил,— упорствовал повар.

— Ты не лги, вчера был другой повар.

— О властелин мира, я скажу правду, только пощадите меня!— взмолился повар.

— Пощажу!— сказал царь.

— О государь! Вот уже год, как мы взяли на кухню одного юношу. Сейчас он работает у меня. Очень старательный юноша. Все умеет делать, всему научился.

— Он был твоим учеником, а теперь ты должен у него учиться. Он готовит кушанья лучше тебя. Приведи ко мне юношу,— сказал царь

Повар, согнувшись в поклоне, побежал на кухню.

— Ну, джигит,— сказал он,—тебе повезло, сам царь зовет тебя. Если он назначит тебя старшим поваром вместо меня, прошу не забывай маня. Все-таки ведь я тебя обучил поварскому искусству.

— Будьте спокойны, вы сделали мне много добра, я никогда этого не забуду,— успокоил повара юноша и пошел во дворец. Он прошел мимо грозной стражи, стоявшей у входа с копьями на плечах, мимо царских телохранителей, мимо суровых сотников и прочих военачальников и, смело шагая по роскошным коврам, наконец, предстал перед самим царем, Санобар сидел на троне в золотой короне, сверкавшей алмазами, рубинами и разными другими драгоценными камнями...

Юноша отвесил царю три земных поклона, поцеловал прах у подно-~ки трона и замер, опустив голову вниз.

— Это ты молодой повар?— спросил царь.

— Да, государь,— ответил юноша.

— У тебя есть родители?

— Есть, государь.

— Они старые?

— Да, уже состарились.

— Слышал я, что ты служишь нам усердно.

— Я только выполняю свои обязанности,— ответил юноша.

— Проси у меня что твоей душе угодно,—сказал царь.

— О государь, я еще молод, не испытал сладости жизни, чего мне желать?

— Проси, не скромничай. У каждого человека есть желания,— настаивал царь.

— Я очень молод и не гонюсь за богатством, но у меня есть одна просьба, если вам не трудно будет, расскажите мне об одном деле,— сказал юноша.

— О каком деле?—спросил царь.

— За что вы держите свою жену Гуль в клетке?

— Эй, парень!— рассердился царь,— зачем ты забиваешь себе голову такими мыслями? Проси что-нибудь из богатства.

— О государь,— воскликнул юноша...— У меня только это одно желание. Если вы сочтете нужным, соблаговолите рассказать мне об этом деле. Других желаний у меня нет. Одна только работа на вашей кухне для меня уже большое счастье!

Царь Санобар вызвал старшего есаула и приказал:

— Возьмите этого юношу и покажите ему дворец Назиданий.

Есаул повел юношу в сторону царского сада, утопавшего в зелени.

Всюду цвели пышные цветы; прыгая с ветки на ветку, порхали с веселым щебетаньем разные птицы; словно соревнуясь друг с другом, красивые попугаи старались подражать веселому пению птиц; ворковали горлицы, невидимые в темной зелени ветвей; на все лады звонко заливались соловьи. Так отрадно было слушать их приятное пение! Чувствовалось, словно радость жизни льется в сердце. Птицы были ручные. Они так привыкли к людям, что без боязни садились им на головы, на плечи. По арыкам, журча, бежали светлые струи прозрачной воды, и ласкающее слух журчание их сливалось с птичьим пением. В чистом воздухе разносился аромат цветов, яркая зелень тенистых деревьев приятно'ласкала взоры. Здесь можно было прекрасно отдохнуть и получить подлинный покой и наслаждение. И если бы принесли сюда даже умирающего человека, то и он сразу ожил бы, исцелился от недуга.

— Как хороша жизнь!—скачал есаул обращаясь к юноше.— Сметой, как красив этот сад! Погуляешь в этом саду один день — и сразу на пять лет помолодеешь.

Пройдя сад, они вошли в ворота дворца Назиданий. Тут юноша затрясся всем телом. С искаженным от ужаса лицом он смотрел по сторонам и не верил своим глазам: куда бы он ни кинул взор, всюду висели отрубленные головы. Боязливо озираясь, он спросил:

— Господин есаул, чьи это головы? Кто были эти люди? За что им отрезали головы и зачем повесили здесь?

— Это головы таких дураков, как ты,— отвечал есаул.— Войдешь только один раз в этот ужасный дворец — и сразу постареешь лет на десять. Эти головы не таких простых людей, как ты, а знатных вельмож, больших сановников, царевичей, беков. Они тоже, как и ты, хотели узнать, за что сидит в клетке жена царя. И все они остались без головы, а страшная тайна и по сей день остается нераскрытой. И если ты будешь настаивать, царь Санобар тебе расскажет все, но как только кончит свой рассказ, сейчас же палач отрубит тебе голову и повесит ее здесь.— И есаул показал рукой на ряды голов.— Царь послал тебя сюда затем, чтобы ты своими глазами увидел, что тебя ожидает. «Пусть посмотрит и откажется от своего намерения, зачем же ему погибать понапрасну».

Выйдя из ужасного дворца Назиданий, юноша в сопровождений есаула тем же путем через чудесный царский сад вернулся во дворец к царю Санобару и молча остановился перед ним в почтительной позе.

— Мне жаль тебя, юноша,— сказал царь.— Ты молод, напрасно погибнешь. Не делай этого, откажись, проси у меня богатства!

Но сколько Санобар ни советовал, ни уговаривал, юноша упорно стоял на своем.

— О властелин мира!— возразил он,— Если вы не хотите рассказывать, не говорите. Но я у вас больше ничего просить не буду.

Царь не стал больше уговаривать юношу и сказал:

— Я тебе дал обещание и его выполню. Ты имеешь право просить у меня что угодно, но только одну какую-нибудь вещь. Если пожелаешь, я дам тебе даже половину своего царства. Если же ты хочешь узнать историю Гуль, я расскажу, но тогда сейчас же тебе здесь, на этом месте, отрубят голову. Дело твое, хочешь умереть — умирай, лишь бы моя тайна не разнеслась по всему свету!

— Я согласен на ваше условие,— твердо заявил юноша,— но только прошу исполнить мою просьбу. Как только кончите свой рассказ, дайте мне небольшой срок, чтобы я успел выпить пиалу горячего чая. И тогда можете снять мою голову.

Царь Санобар согласился и стал рассказывать:

— Я ослеплен был красотой Гуль, когда ей было всего семь лет. Тогда я уговорил ее родителей отдать мне девочку на воспитание. По моему приказанию ее обучали лучшие учительницы. Когда она выросла и достигла совершеннолетия, я женился на ней. Свадебный пир продолжался сорок дней и сорок ночей, веселился весь народ, угощался весь город. Я очень любил Гуль и большую часть времени проводил с ней. В дни, когда я, занятый делами государства, не мог ее увидеть, я места себе не находил и просто с ума сходил от тоски. Даже на охоту я всегда выезжал вместе с ней. Так прошло три года со дня нашей свадьбы. Уменя было два коня, которых я держал специально для того, чтобы выезжать с Гуль вместе на охоту. Собираясь однажды охотиться, я накануне зашел в конюшню посмотреть коней. Смотрю—хони почему-то похудели, шерсть на них взлохмачена, вид усталый. Я вызвал конюха и отругал его: «Ты что же это, негодяй, говорю, не смотришь за конями? Почему они так похудели? Почему у них такой вид?» А он так спокойно отвечает мне: «О государь! Как же им не похудеть? Каждый день вы ездите на них». «Кто же это на них ездит, кроме меня?»— крикнул я. «Да ведь сами же вы изволите ездить. Каждую ночь приходите, велите седлать и уезжаете»,— отвечает мне конюх. «Ты лжешь, дурак!—крикнул я в гневе.— Не мели языком!» «Сами же вы приказали: «Седлай по очереди, одну ночь этого, а на другую ночь другого». Вы приходите каждую ночь, я седлаю вам коня, вы садитесь верхом и уезжаете, а перед утром возвращаетесь назад. Так чего же вы еще меня спрашиваете?»—говорил перепуганный конюх. Я был поражен. Подумав немного, я приказал конюху: «Сегодня оседлай обоих коней! Как только тот человек уедет на одном из коней, ты разбуди меня». Утром я проснулся, смотрю — уже светло, лежу я в своей постели. Встал и пошел в конюшню. «Ты почему не разбудил меня?»— спросил я конюха. «Государь, я приходил будить, стучал-стучал, а вы не проснулись. Вы очень крепко спали. Я и ногами бил в дверь, но вы так и не проснулись»,— ответил конюх. «Ну, сегодня уж ты разбуди меня во что бы то ни стало», — сказал я ему. Ночью конюх выломал дверь в мою спальню, поднял меня, и только тогда я проснулся. В этот момент с моей груди скатилась какая-то круглая бусинка величиной с ноготь большого пальца. Я поднял ее с полу и положил себе в карман. Вскочив на коня, я спросил конюха, в какую сторону отправился неизвестный, и поскакал вдогонку. Ночь была лунная. Увидев впереди всадника, выехавшего раньше меня, я натянул поводья и, замедлив бег коня, поехал за ним по следам. Мы ехали по дороге на запад от города. В этой стороне есть мой загородный сад. И сейчас всадник держал путь как раз к этому саду. Неизвестный въехал в ворота сада, привязал коня и направился в гостиную. Тут только я увидел, что это была моя жена Гуль. Я тоже привязал коня и побежал вслед за ней. Для охраны сада я держал там сорок рабов-негров во главе с их начальником Кахратоном. В большой михманхане сидели сорок рабов, на почетном месте восседал Кахратон. Когда я их увидел, они разливали в глиняные чаши вино. Как только Гуль вошла в михманхану, Кахратон заорал на нее и обругал площадной руганью. «Я еле-еле усыпила Санобара,— оправдывалась Гуль умоляющим голосом.— И сейчас боюсь: мне казалось, что кто-то ехал за мной следом». «Если ты положила ему на грудь волшебную бусину, которую я тебе дал, тогда хоть режь его на куски, он ни за что не проснется,—с усмешкой сказал Кахратон.— Садись, наливай вино!» «Почему-то сегодня душа у меня неспокойна. Я так боюсь. А вдруг Санобар приедет сюда!»—сказала Гуль. «Наливай, говорю тебе!— крикнул Кахратон.— Если приедет твой Санобар, пусть у него не одна душа, а даже тысяча, все равно я его в живых не оставлю! Пусть только явится — тут ему и конец! А уж если сам приедет за своей смертью, значит, это рок его загнал сюда!» — бахвалился Кахратон. Но Гуль все говорила: «Богатырь мой, боюсь я!» «Садись, я тебе говорю! Наливай вина себе и мне, и всем!» Гуль прошла на почетное место, села рядом с Кахратоном, налила в чаши вина, потом, жеманясь и кокетничая, стала подавать чаши сначала ему, а затем всем рабам. Я был наготове и с обнаженным мечом стоял у входа в михманхану, сгорая от нетерпения поскорей расправиться с презренными. «Я боюсь чего-то сегодня»,— то и дело говорила Гуль. Тогда Кахратон приказал одному из рабов: «Выйди во двор и посмотри везде, успокой ее!» Сторож вышел в переднюю и, открыв дверь во двор, высунул голову. Я тотчас же ударом меча снес ему голову с плеч. Видя, что раб не возвращается, Гуль еще больше испугалась. «Смотри, он все еще не вернулся»,—сказала она. Чтобы успокоить ее, Кахратон послал второго раба. Ему я тоже отрубил голову. Затем вышел третий сторож, за ним четвертый, пятый. Срубив голову одному, я стоял с мечом наготове, ожидая следующего. Так одного за другим я убил сорок рабов. В гостиной остались только Кахратон и Гуль. Теперь уж не только Гуль, но и Кахратон понял, что я стою за дверью, и он закричал: «Ну, Санобар, где ты там? Входи! Попробую-ка я испытать свое счастье!» Я открыл дверь, вошел в михманхану, и мы с ним схватились. Схватка была жестокая, не на жизнь, а на смерть. То я наступал и загонял его в угол, то он, обрушиваясь со всей яростью, отгонял меня к двери. Наконец, .улучив момент, я ловким ударом снес ему голову. Покончив с Кахратаном, я забрал Гуль, привез в город и посадил ее в железную клетку. Вот в этом вся и причина, почему я держу свою жену в железкой клетке. Ну, теперь распрощайся с белым светом, сейчас я позову палача!— закончил свой рассказ царь Санобар.

Юноша встал и поклонился:

— О государь, велите подать чаю.

— Хорошо.

Юноша вынул из кармана платочек, встряхнул его и, когда он превратился в коврик, тотчас же уселся на него. В этот момент в дверях показался служитель с чайником чаю и пиалой на подносе, а за ним следовала грозная стража во главе с. палачом. Юноша быстро произнес заклинание:

— О милый коврик, из уважения к благородному отцу, доставь меня немедленно в город Хоросан к шорнику!

Коврик поднялся, вылетел в окно, взвился на воздух и вмиг исчез с глаз царя, палача и стражи, разинувших рты от удивления.

Опустившись на землю вблизи городских ворот, юноша произнес слова заклинания, и коврик превратился в платочек. Положив его в карман, он пошел к шорнику.

— Здравствуйте!— сказал он, войдя в мастерскую.

Шорник усадил его, расстелил перед ним дастархан, положил ле-»Тешки, сласти, вскипятил и заварил чай. Юноша рассказал шорнику, что произошло с женой царя Санобара, как царь посадил ее в железную клетку и до сих пор держит ее там взаперти.

— Слушай, сынок, как же ты спасся, вырвался из рук царя Санобара? Говорят, что он никого ие посвящает в свою тайну, а если кому-нибудь расскажет, то тут же велит своим палачам отрубить голову тому, кто услышал.

— Отец, я выполнил ваше условие и давайте не будем говорить о том, как я вырвался из рук палачей царя Санобара, да и какое теперь мне и вам дело до Санобара. Расскажите же, почему вы ломаете свои седла,— сказал юноша.

— Ладно, сынок, расскажу, теперь уж некуда деваться. Сегодня ты мой гость. Оставайся здесь, заночуешь у меня. Посидим, побеседуем. Так и быть, поделюсь уж я с тобой своим горем,— сказал шорник и повел юношу в свой дом. Вечером после ужина, за чашкой чаю, шорник приступил к рассказу.

— Меня не зря называют шорником: шорное дело — моя профессия. Этому ремеслу обучил меня отец. Когда отец и мать умерли, я остался один с младшей сестренкой. Сестра выполняла домашние работы, а я занимался шорным делом и этим зарабатывал себе на пропитание. Так мы прожили три года после смерти родителей. Однажды вечером прихожу я с работы домой, смотрю —двор полон молодых людей, красивых, стройных, разодетых по-праздничному. Очень я удивился и поспешил во внутренний двор, смотрю — а там полным-полно женщин. Разыскал я среди них мою сестру и спрашиваю: «Что случилось? Откуда пришли эти люди?» «Они пришли на свадьбу»,— ответила сестра. «На какую свадьбу? Кто женится?» — удивился я, «На вашу свадьбу, вас сегодня женят». «Кто меня женит?» «Идите-ка сюда»,— сказала сестра и повела меня в дальнюю комнату. Я пошел за ней. Там она заставила меня переодеться в новую праздничную одежду. Я умылся, нарядился во все новое. Потом женщины повели меня в другую комнату, красиво убранную. Они подвели меня к пологу, подтолкнули меня, и я очутился за пологом один на один со своей невестой. Я остановился как вкопанный и не мог отвести от нее глаз. Никогда еще в жизни я не видел такой красавицы. У меня нет слов, я не в силах описать ее красоту. Я не верил своим глазам. «Неужели есть на свете такие красивые девушки?»—подумал я. Но думать было некогда, время шло, свадебные церемонии выполнялись согласно установленному обряду, гости угощались, веселились. Но вот шум стал затихать, гости постепенно расходились по домам, и вскоре мы остались одни. И с тех пор мы зажили вдвоем с молодой женой. Жили мы очень хорошо. Через год жена родила сына. Мы с женой были так рады, не знали, куда положить младенца, и все носили его на руках, забавляли и не могли наглядеться. Нашей хорошей жизни могли только позавидовать. В доме у нас было полное благополучие. Мы никогда не ссорились, не скандалили. Когда нашему сыночку исполнилось два года, жена родила второго сына. Спустя два года как-то мы с женой поспорили из-за пустяка. Я разозлился, ударил ее по щеке и ушел из дома. Вечером прихожу домой, смотрю — во дворе никого нет и в доме пусто и тихо. Сестра сидит в углу комнаты и плачет. «Что случилось? Почему ты плачешь? Где жена? Где дети? Почему в доме никого нет?» — с тревогой спросил я. «Ах, милый братец, зачем вы ее ударили? Она ушла вместе с детьми...» «Куда ушла?» «Откуда пришла, туда и ушла»,— ответила сестра и зарыдала сильнее прежнего. Я кинулся на розыски. Бегал везде и всюду, спрашивал одного соседа, другого, третьего — никто не видел, никто ничего не знал. Так несколько дней подряд я разыскивал пропавшую жену и детей. Сначала обегал весь квартал, потом другие, соседние, спрашивал аксакалов, ходил в канцелярию градоначальника, к есаулу и другим сановникам, спрашивал у всех чиновников, но никто ничего не мог мне сказать. Жена с детьми как в воду канули. Я искал-искал, ждал-ждал, но не дождался, их и по сей день все нет... И с тех пор, чтобы чем-нибудь утешить себя, как-нибудь скоротать мои дни в одиночестве, я делаю седла, работаю в мастерской с утра до вечера. Но как только продам седло и получу за негр деньги, в тот же миг вспоминаю жену и детей, перед моими глазами проходят незабываемые картины счастливой семейной жизни, и я терзаюсь оттого, что навсегда теперь померкла радость тех дней, когда мы вместе с молодой женой любовались и не могли наглядеться на своих сыновей. На сердце жгучая, нестерпимая боль, словно кто-то разбередил мне старую рану и посыпал солью, сил нет терпеть, я возвращаю деньги, как безумный, хватаю топор и начинаю рубить седло, рублю до тех пор, пока от него не останутся мелкие кусочки. А когда остываю и немного успокаиваюсь, снова начинаю делать седло, чтобы как-нибудь забыться, иначе без дела я совсем пропаду с тоски.

На этом шорник закончил рассказ о своих злоключениях. Распрощавшись с шорником, юноша вышел за город, сел на волшебный коврик и в один миг перелетел в город Акбулак. Не теряя времени, он пошел к пекарю. Тот, как обычно, находился в своей пекарне, наблюдая за выпечкой лепешек. Юноша поздоровался с ним и сказал, что был в городе Хоросане и видел шорника. Пекарь пригласил его к себе, усадил за дастархан. Сидя за чашкой чаю, юноша рассказал о злоключениях шорника. Выслушав его рассказ, пекарь спросил:

— Как же это, братец, удалось вам все разузнать, смягчить сердце гордого человека? Говорят, что он очень упрям, молчалив и никому не рассказывал про свою тайну.

— И все же я заставил его рассказать,— ответил юноша.— А теперь вы расскажите про себя.

Делать нечего, пришлось пекарю рассказать свою историю.

— Мой отец жил очень бедно,— начал он свой рассказ.— Жить было тяжело, мы с трудом добывали кусок хлеба. Когда отец умер, в доме ничего не осталось — ни денег, ни вещей. Из-за нищеты и нужды не пришлось мне обучиться никакому ремеслу и потому ничего не осталось делать, как ходить на поденную черную работу. Однажды рано утром я ждал на базаре вместе с другими поденщиками, надеясь, что кто-нибудь наймет меня на работу. Вдруг к нам подъехал сын купца на вороном коне с белой меткой на лбу. Сын купца был в новом бархатном халате, подпоясанном золотым поясом, на голове у него была шапка куньего меха, на ногах — добротные сапоги. Сбруя коня сверкала золотом, серебром и драгоценными камнями. Остановив коня и встав в стременах, байбача крикнул: «Эй, мне нужен работник на целый год. Работа не трудная: одиннадцать месяцев я его буду кормить и сам ухаживать, и только последний, двенадцатый, месяц он будет работать на меня. Есть такой человек? Кто согласен?» Я быстро подошел к сыну купца и сказал: «Вот я пойду, хозяин!» Посмотрел он мне в лицо и сказал: «Ну, идем!» Он тронул коня и поехал вперед, а я поспешил за ним. По дороге он расспрашивал меня обо всем и, узнав, что я постоянно занят трудом, как видно, остался доволен мной. Но вот он остановился перед большим домом, слез с коня и вошел во двор, а я за ним следом. Хозяин отвел коня в конюшню и привязал его, а потом повел меня в дом. Мы вошли в большую михманхану. «Вот ваша комната, здесь вы будете жить,— сказал мне сын купца. — Утром молочный, чай, в обед плов, вечером похлебка. Лежите, отдыхайте, кушайте досыта». Тут же он расстелил дастархан с угощением и принес мне большую чашку молочного чая со сливочным маслом, а сам ушел. Я поел, напился досыта, потом убрал дастархан и стал ждать, думая, вот сейчас придет хозяин и даст мне какую-нибудь работу, но он не приходил до самого обеда. В полдень сын купца принес целое блюдо плова и поставил передо мной, а сам ушел и до вечера не показывался. Вечером он вынес мне две лепешки и полную миску похлебки. Я наелся до отвала и лег спать. Так проходили дни за днями, месяцы за месяцами. Одиннадцать месяцев кормил меня хозяин, но никакой работы не давал, и я жил припеваючи. В первый же день двенадцатого месяца рано утром хозяин вошел в михманхану и сказал: «Ну, теперь пришло время вам работать. Вставайте, идите во двор и запрягайте лошадь в арбу». Я запряг лошадь, мы положили на арбу кошму, подстилки, посуду, большой бурдюк. Хозяин сел на арбу, а мне приказал: «Садитесь на лошадь и погоняйте». Вскоре мы миновали городские ворота и поехали по большой дороге. Проехав половину дневного перехода, мы очутились на берегу моря. Хозяин велел распрягать. Я развязал ремни, приподнял оглобли, вывел лошадь и привязал к торчавшему из земли колу. Потом развернул кошму, постелил подстилки для хозяина на кошме и для себя — подальше от него, на краю, перенес с арбы все вещи. Там же на берегу, оказывается, был старый очаг. Я развел огонь, повесил котел и стал готовить плов. Когда плов был готов, хозяин сам наложил полную касу и, подав мне, сказал: «Кушайте!» Ничего не подозревая, я сел на подстилку и стал есть. Хозяин любезно потчевал меня, все время приговаривая: «Кушайте, кушайте!» Я тоже из вежливости говорил ему сначала: «Да вы сами-то кушайте! Кушайте!» Но тут я потерял сознание и больше ничего не помню. Очнулся я — и чувствую, что задыхаюсь без воздуха, что-то сильно сжимает все мое тело. Тогда я начал барахтаться, понатужился — вдруг что-то лопнуло, и голова моя высунулась наружу. Тут я увидел, что сижу в бурдюке. Глотнув свежего воздуха, я изловчился и кое-как вылез из бурдюка. Смотрю — бурдюк лежит на берегу, позади меня плещут волны. Только тогда я понял, что сын купца обкормил меня каким-то зельем, засунул в бурдюк и бросил в море. Сколько времени меня носили волны, я не знал. Но делать было нечего. Огляделся я и увидел, что вокруг сверкают на солнце всевозможные драгоценные камни, которыми был усыпан весь берег. Я начал собирать их и складывать в бурдюк. Набрав полный бурдюк, я крепко завязал его бечевкой, потом набил себе карманы крупными алмазами, рубинами и другими драгоценными камнями. Вдруг в небе показалась огромная птица. Покружилась она над моей головой, спустилась на берег, схватила бурдюк, быстро поднялась на воздух и улетела, а я остался один на пустынном берегу. Потянулись бесконечные дни одиночества. Чтобы не умереть от голода, я ловил рыбу. Очистив ее от внутренностей и чешуи, я клал ее на солнцепеке и оставлял лежать на раскаленных камнях. Запеченная таким образом рыба казалась мне очень вкусной. Так провел я шесть дней и шесть ночей. Казалось мне, что нет и не будет конца моим мучениям. Лег я на берегу и горько заплакал. Ночь спустилась на землю, и не помню, как я забылся и заснул. Сплю и вижу во сне, как будто ко мне подошел седовласый старик с белой бородой и приветливой улыбкой на благородном лице. Посмотрел он на меня так ласково и сказал: «Вставай, сынок, не плачь, переходи на тот берег вон через тот мост!» Я вскочил, посмотрел в ту сторону, вижу: действительно, стоит мост. Был он бесконечно длинный. С большими трудностями, еле-еле передвигая ноги, шел я по мосту и, наконец, перешел на другой берег. Оглянулся я назад, смотрю — мост обвалился в воду и обратился в рыбу, а рыба юркнула в глубину и уплыла. И вот тогда я решил: «Если будет мне в жизни счастье и удача, если я когда-нибудь разбогатею, то все добытое богатство отдам рыбам!» Переночевав на берегу, я тотчас же отправился в город. Здесь от людей я узнал, что мой хозяин каждый год пускал плавать по морю таких же бедняков, как я. Очутившись на другом берегу, работник набирал полный бурдюк драгоценных камней, прилетала огромная птица и улетала с ним на другой берег. Там уже поджидал ее хозяин. Погрузив брошенный птицей бурдюк на арбу, он увозил его домой. Добравшись до города, я продал один из алмазов, купил себе новую одежду и переоделся. «Ну, теперь меня никто не узнает»,— подумал я, пошел в караван-сарай и переночевал там. На другой день утром я пошел на базар и стал прохаживаться среди толпы поденщиков, поджидая, что, может быть, появится сын купца нанимать нового работника. Так прошло пять дней. На пятый день приехал сын купца на том же вороном коне в дорогой сбруе, а сам в дорогой бархатной шубе, в куньей шапке и в новых сапогах. Так же, как в и прошлом году, он сказал, что ему нужен работник. «Я пойду!»—вызвался я. Он очень долго рассматривал меня, но так и не узнал Приехав домой, он поместил меня в той же михманхане, и я опять зажил по-прежнему. Наконец настал день выезда. Я запряг лошадь в арбу, и мы поехали на берег моря. Как и в прошлом году, я распряг лошадь, привязал ее к колу, расстелил кошму, подстилки. Хозяин приказал мне готовить плов. Но на этот раз я перехитрил сына купца, и ему не удалось обмануть меня. Когда плов был готов, я сам подсыпал ему сонного зелья, которым запасся в городе. Хозяин сидел мрачный, молчал и ел мало. Я же все время угощал его и все приговаривал: «Кушайте, кушайте!» А он еле-еле подносил плов ко рту, и не успел я оглянуться, как он уже лишился чувств. Я затолкал его в бурдюк, крепко завязал бечевкой и сбросил в море. К вечеру следующего дня перед закатом солнца прилетела птица и принесла бурдюк с драгоценностями. Я положил его на арбу и вернулся в город. Подъехал я. к дому сына купца, открыл ворота, выпряг лошадь среди дворца, привязал её, снял с арбы все вещи, а сам скорее бегом в ичкари. Постучал в калитку, слышу — из-за перегородки женский голос: «Кто там?» «Послушайте меня»,—говорю я. «Кто вы такой? Что вам нужно?» «Не бойтесь, это я, ваш работник. Вот уже два года, как работаю у вас, живу в вашей михманхане. В прошлом году я попал в беду, бросил меня хозяин в море. ПодуI я: «Ну, пришел мой конец!» Оказывается, нет, аллах миловал, поплавал я в море и вернулся назад жив и невредим. А в этом году опять пришел к вам на работу. Но теперь хозяину не удалось расправиться со мной. На этот раз я сам бросил его в море. Теперь я сам буду хозяином этого дома и всех его богатств. Ваш муж погубил столько бедняков. Знайте же, что если я пойду к казию или хакиму и подам на вас жалобу, вас казнят, так как вы все знали и прикрывали его. А если согласны быть моей женой, то оставайтесь в доме, будете хозяйкой. Если не согласны, го можете идти на все четыре стороны. Даю вам пять дней сроку, подумайте хорошенько». Хозяйка ответила: «Ладно, я подумаю. Только не делайте меня соучастницей преступлений моего мужа. Вы сами знаете, что может сделать женщина. Ее дело выполнять все приказы мужа, делать все, что он скажет». Дни шли за днями. Я жил по-прежнему в своей михманхане. На мое предложение хозяйка ответила согласием, и мы зажили как муж и жена. Она повела меня в подвал и показала несметные богатства, накопленные ее мужем: алмазы, рубины, изумруды. «Куда , мне девать столько богатства? Для чего я буду хранить и держать его под спудом?»— думал я. Вспомнив свое обещание, я построил вот эту пекарню и каждый день кормлю рыб лепешками. Этого нескончаемого богатства хватит не только мне, но и моему сыну, и внукам, да еще останется и для следующих поколений. Сейчас у меня есть уже двое детей, сын и дочь...

На этом пекарь закончил рассказ о своих приключениях.

Юноша распрощался с гостеприимным хозяином, сел на волшебный коврик и полетел в город Карабулак.

Пришел он к кладбищенскому сторожу и рассказал ему все, что узнал о пекаре.

Выслушав его рассказ, старик сказал:

— Ну, сынок, все-таки ты добился своего, заставляешь меня раскрыть свою тайну. Придется мне теперь рассказывать историю моей жизни. Не думай, что я всегда был сторожем на этом кладбище, нет, я купец и раньше всегда торговал разными товарами. Я отправился в дальние страны, разъезжал по. городам, продавал и покупал, покупал опять продавал, и, таким образом, иногда мое путешествие затягивалось на пять-шесть лет. Однажды выехал я с караваном в один из ближних городов. Пробыв там около года, я получил из дома известие, что жена моя родила дочь. Я был очень рад, что жена благополучно разрешилась от бремени, поспешно закончил свои дела и вернулся домой. Мы с женой не могли наглядеться на малютку и берегли ее как зеницу ока. Но все же на сороковой днь со дня рождения она заболела, все тело ее покрылось язвами. День ото дня здоровье дочери ухудшалось, раны не заживали, а наоборот, появлялись все новые. Мы лечили, но никакие лекарства не действовали. Куда только не ходила жена, кому только не показывала больную дочку: и табибам, и лекарям-хирургам, и знахарям- заклинателям, и ворожеям-гадальщицам, даже ишану. Что только они не делали: и заклинали, и читали заговоры, и дули на нее, чтобы изгнать нечистую силу, и читали над ней молитвы — но ничто не помогало. Мы с женой измучились, лишились радости и веселья. Кого бы мы ни встречали, мы каждого спрашивали: не знаете ли вы хорошего лекаря или знахаря? Так день за днем, месяц за месяцем незаметно проходили годы. Дочь наша, как ни болела, а все же выросла, и ей исполнилось семнадцать лет. Однажды в одну из пятниц родственники пригласили меня на свадьбу. Возвращался я через.кладбище, чтобы скорей попасть домой. Иду пэ тропинке, смотрю — около одной могилы лежит череп. Я нагнулся, чтобы рассмотреть, и вижу на лобовой кости надпись: «Эта голова убьет-четырнадцать человек». Я взял в руки череп и подумал: «Как же этот высохший череп может убить четырнадцать человек?» Потом сунул череп за пазуху и пошел домой. Дома я дал череп жене и сказал: «На-ка, возьми череп, истолки его в ступке в мелкий порошок, положи в мешочек и завяжи его». Жена пошла за ступкой. «А ведь жена может испугаться»,— подумал я, взял молоток и разбил череп на мелкие кусочки, а когда она вернулась, сам положил кости в ступку. Жена истолкла кости, высыпала порошок в мешочек и спрятала в сундук. Вскоре купцы нашего города, собравшись с товарами в дальнюю страну, предложили мне ехать с ними. Подумав немного я согласился и, распрощавшись с женой и дочерью, отправился в путь. Долго мы ехали со своим караваном и много проехали, наконец, добрались до одного большого города. Поторговав там несколько недель, мы поехали по другим городам. Продавали и покупали, покупали и опять продавали, переезжая из города в город, и так проездили много лет. Мы часто вспоминали о своем городе, каждый из нас думал о своей семье, но никто не знал, что дома делается. Узнать было не от кого, расспросить было некого. Между тем после моего отъезда в моем доме произошли удивительные дела. Однажды жена открыла сундук и стала перебирать мои вещи. Ей казалось, что на душе станет легче, когда она будет рассматривать мою одежду. Вдруг на глаза ей попался мешочек с толчеными костями. «Что это такое?»— подумала она, развязала щепотку и попробовала. Порошок на вкус показался ей обыкновенным толокном. Она дала'одну щепотку дочери. Дочь попросила еще. Жена дала. На другой день раны у дочери как будто немного затвердели и стали подсыхать. Жена дала ей еще немного порошка. Дочке стало еще лучше, раны начали заживать. Постепенно язвы исчезали одна за другой, и вскоре от них и следа не осталось. Прошло три месяца, и дочь совершенно выздоровела и очень пополнела. Жена с подозрением поглядывала на ее полноту и, наконец, решила осмотреть ее. Да, конечно, больше сомнений не могло быть — дочка забеременела. Все соседки удивились. Но вот пришло время, когда дочь должна была стать матерью. Все обошлось благополучно, у нее родился сын. Уже на второй день после рождения мальчик стал лепетать и спустя некоторое время заговорил. Рос он не по дням, а по часам, сам научился читать и писать, чем удивил всех соседей. А еще больше удивлялись люди тому, что мальчик говорил умные, красивые речи, никогда не смущался, за словом в карман не лез и знал такое, чего не знали, например, мулла и многие образованные люди. Своею сметливостью, остроумными и мудрыми ответами он приводил всех в изумление. Когда я с караваном вернулся домой, мальчику исполнилось уже девять лет. От друзей и знакомых, вышедших за город встречать караван, я услыхал, что у меня есть внук, очень умный мальчик, поражающий всех своими мудрыми изречениями. Я разозлился на жену за то, что она выдала, не посоветовавшись, дочь замуж, и в таком раздраженном состоянии шел домой. Но когда я свернул с большой дороги на свою улицу, мне навстречу выбежал мальчик и кинулся мне на шею с радостным криком: «Дорогой дедушка!» Удивительно, куда и злость моя девалась, я сразу размяк, сердце мое наполнилось любовью к мальчику. Я схватил внука, обнял и прижал его к груди. Так с ним вместе мы и вошли во двор. Он все время говорил, рассказал мне про все новости, про все изменения, происшедшие в доме. Я слушал его, разинув рот от удивления: так говорить мог только взрослый человек. А внук рассказал о том, как он, принимая участие в споре с известными мудрецами нашего города, своими умными ответами и вопросами поставил их в тупик. На пятый день после возвращения мы получили весть, что нас вызывает царо к себе во дворец. Все купцы, являясь на поклон к царю, должны были приносить подарки. Я тоже приготовил богатый подарок и собрался во дворец. Узнав, что я отправляюсь к царю, внук увязался за мной. «Дедушка, миленький, возьмите меня»,— попросил он. «Нет, внучек, тебе нельзя,— сказал я.— У царя соберутся знатные люди, вельможи, знающие деликатное обращение. Как же я могу взять тебя?» Но как я ни уговаривал внука, он не отступал и настоял на своем. Волей-неволей пришлось мне взять его с собой. Отдав свои подарки есаулам и бакаулам, мы все вошли в роскошный царский зал. Но вот из внутренних покоев вышел царь в сопровождении знатных вельмож и сел на трон. Мы отвесили ему земной поклон. Царь стал расспрашивать, как и куда мы ездили. Все купцы по очереди рассказывали о том, где они были и что видели, о порядках и народных обычаях в чужих странах. Один из купцов привез в стеклянном сосуде живую рыбу. Сосуд поставили посередине чертога, и все любовались, как плавает и плещется в воде чудесная рыба. Когда все насмотрелись досыта, царь приказал стоявшему у дверей юноше-телохранителю, чтобы он отнес рыбу во внутренние покои, на женскую половину. «Пусть женщины и девушки тоже посмотрят на диковинную рыбу!»—сказал царь. Телохранитель взял стеклянный сосуд и отнес его в гарем. Но через несколько минут он вернулся с рыбой назад. Царь удивился. «Ну что? Почему ты так быстро принес рыбу назад?» «Они сказали, что к женщинам не дозволен вход особам мужского пола. Оказывается, эта рыба не самка, а самец»,— ответил телохранитель. Услыхав слова «самец», «не дозволен», мой внук так и прыснул со смеху. Все оглянулись и посмотрели на мальчика. «Кто смеялся?»— в гневе воскликнул царь. «Вот этот мальчик!»— указав на внука, сказал один из купцов, сидевших рядом со мной. «Палач! — гневно крикнул царь. — Снять голову этому мальчишке!» В то же мгновение вошел палач. «О властелин мира! — воскликнул мой внук. — Вы сначала меня допросите, а казнить всегда успеете. Раз я засмеялся, значит, у меня есть на то причина». «Говори, какая у тебя причина!»—закричал раздраженный царь. «Я вам скажу только на ухо!» «Ну, иди сюда, говори!» Внук поднялся к трону и что-то тихо прошептал царю на ухо. Тот сейчас же приказал палачу уйти, а внук мой спустился вниз и сел на свое место рядом со мной. Между тем слуги расстелили дастарханы, принесли разные яства, сласти, вино. Никто из присутствовавших не смел отказаться от царского угощения. После угощения всех гостей одарили богатыми подарками. «А ваш внук сегодня останется у нас погостить»,— сказал царь, обращаясь ко мне. Я сложил руки на груди, почтительно поклонился, поблагодарил царя за высокую честь и вышел. Не знаю, как и когда добрался я до дому, но помню -только, что все чувства остались там, во дворце, и мысли о любимом внуке не выходили у меня из головы. Всю ночь до утра я не сомкнул глаз и утром пошел во дворец. Меня сейчас же провели к царю. Смотрю — мой внук сидит вместе с царем за утренним чаем. Царь предложил мне выпить пиалу чаю. В тот день царь осыпал моего внука своими милостями, пожаловал ему такие богатые подарки, которые и во сне мне не снились. Все мое богатство, добытое торговлей в течение многих лет жизни, по сравнению с царскими подарками было ничтожной каплей в море, мельчайшей частицей даров, посылаемых нам солнцем. Я не помнил себя от радости, поблагодарил царя и очень довольный вернулся домой вместе с внуком. Дома внук рассказал мне обо всем, что случилось в эту ночь: «Я шепнул царю на ухо: «Причину моего смеха я объясню вам сегодня ночью. Вы только попросите дедушку, пусть он разрешит мне остаться с вами». Оставшись один на один с царем, внук предложил ему сыграть партию в шахматы. Увлекшись шахматной игрой, они просидели до поздней ночи. Наконец в полночь внук стал с места и сказал: «Ну, государь, теперь вооружайтесь и мне дайте в руки какое-нибудь оружие!» Вооружившись, они пошли во внутренние покои дворца. Внук повел царя в комнату старшей дочери. Царь открыл дверь, смотрит — в комнате никого нет. Они вышли в переднюю. «Смотрите сюда! Откройте!» — сказал внук царю, указав на деревянную крышку водосливной ямы для умывания. Царь поднял крышку водостока. Вниз вела лестница. Они спустились по лестнице и очутились в передней, которую освещала свеча, стоявшая на полке. Рядом была дверь в комнату, а у порога стояла одна пара больших кожаных калош и две пары маленьких женских. Они открыли дверь и вошли в комнату. Посередине комнаты на постели спала царская дочь, а рядом с нею храпел мужчина с противной уродливой образиной. Увидев такую картину, царь остолбенел. «О властелин мира!—сказал внук.— Вы видите этого уродину? Разве ему дозволен вход к женщинам? Так почему же безобидной бессловесной рыбке не дозволен? Вот причина, почему я засмеялся». Разгневанный царь приказал казнить всех, кто находился в этом подвале. После этого он часто стал вызывать моего внука к себе во дворец. Надо сказать, я каждый день совершал все установленные молитвы. Однажды внук нарушил мою молитву. «Сынок, выйди пока, поиграй во дворе, а потом, когда я кончу молиться, мы с тобой пойдем в одно место»,— сказал я ему, прибегнув к обману, чтобы как-нибудь выпроводить его из комнаты. Он вышел, а я стал совершать молитву сначала. Я только прочел один стих из корана, как сн опять вбежал в комнату и помешал мне. Кое-как хитростью я вновь выпроводил его во двор. Но он еще раз вошел в комнату и так и не дал мне закончить молитву. «Будь он хоть в тысячу раз умнее, но все же ребенок так ребенком и останется,— подумал я.— Если позволить ему делать все, что он захочет, то он станет несносным. Нельзя оставлять безнаказанными эти детские шалости. Нет, надо ему пригрозить, припугнуть его, и он перестанет шалить. Иначе нельзя». Я шлепнул внука так, что он перевернулся два раза и вдруг превратился в тот самый сухой череп, который я нашел на кладбище. Вот какое горе обрушилось на мою голову. Я похоронил этот череп здесь на кладбище и теперь охраняю могилу. Я горько раскаялся в своем поступке и с тех пор день и ночь мучаюсь и каюсь: «Зачем, думаю, я его ударил?» Я плачу горькими слезами и говорю каждый раз: «Что я наделал? Пусть бы он хоть сто раз, хоть тысячу раз нарушил мою молитву! Не надо было бить его, был бы он жив! Но слезами ведь горю не поможешь». Так вот и мучаюсь, раскаиваюсь, плачу, но все бесполезно. Все имущество и деньги я отдал своему верному рабу, поручив ему вести хозяйство. Он опекает мою жену и дочь, во всем помогает им и заботится о них, а я дал обет до самой смерти оплакивать моего внука и охранять здесь его могилу.

Выслушав печальный рассказ старика, юноша распрощался с ним, вышел за город и, сев на волшебный коврик, полетел в кишлак Байт-курган. Подойдя к хлебной печке, он вызвал старика и рассказал ему всю историю жизни бывшего купца, а теперь кладбищенского сторожа. Когда юноша закончил свой рассказ, старик сказал:

— С давних пор живем мы в этой печке. Снаружи она кажется маленькой, но внутри в ней просторно, и места нам вполне хватает. Халат у нас один, потому что мы очень бедны. Каждый день мы выходим из печки, чтобы добыть себе кусок хлеба. Так прожили мы всю жизнь, бродили по свету в погоне за счастьем, но счастья не. видели. Теперь на старости лет мы вынуждены доживать последние дни нашей жизни в этой печке, носить один халат и каждый день выходить на поиски пищи.

Распрощавшись со стариками, юноша пошел в свой родной город Нурабад. Отец и мать встретили дорогого сына с распростертыми объятиями, обнимали его, целовали, плакали от радости. Отдохнув, сын рассказал про все свои приключения в чужедальних странах.

На другой день юноша раздобыл перо и чернила, запасся бумагой, уселся в комнате за маленький столик поудобнее и стал писать. Много дней писал он о своем путешествии по всем городам, описывая свои похождения со всеми подробностями. В результате получилась целая книга о жизни тех людей, у которых он побывал, начиная от бедняков, живших в хлебной печи, и кончая царем Санобаром, в ней были раскрыты все тайны этих людей, о которых раньше никто не знал.

Закончив описание своих похождений, юноша дал книгу отцу и попросил отнести ее царю.

Пришел старик во дворец и отвесил царю низкий поклон. Царь вопросительно посмотрел на своего визиря и спросил:

— Ну, что скажете, отец? В чем дело? На кого вы жалуетесь?

Старик вынул из-за пазухи книгу и подал ее царю.

- Что это такое, отец? — спросил тот.

— А это рассказ о старике и старухе, которые живут в хлебной печи. Сынок мой, ваш смиренный раб, прислал вам,— ответил старик.

Царь начал перелистывать книгу, прочел кое-где по одной строчке, а где и полстрочки и, наконец, сказал старику:

— Отец, ты сейчас иди домой и приходи через неделю. Я прочту ее всю и потом дам тебе ответ.

С этими словами царь отпустил старика, и он ушел домой.

Царь со своим визирем внимательно прочли всю книгу. После долгого раздумья визирь сказал:

— О властелин мира! Мне кажется, что этот юноша очень умный. Ведь не всякий способен на такие дела, а кто и пытался узнать эти тайны, описанные в книге, тот ничего не смог добиться. Многие люди напрасно старались и не могли достичь своей цели. Никому из них не удалось заставить говорить ни старика со старухой, ни кладбищенского сторожа, ни пекаря, ни шорника, а особенно трудно было узнать тайну царя Санобара. Кому удалось проникнуть к нему во дворец, все поплатились своей головой. Ни один из них живым не вернулся. А этот юноша все узнал. Вы не смотрите на то, что он бедняк. Конечно, есть и богатые люди, но какая польза от их богатства, если у них нет ума? Мой совет: выдайте царевну замуж за юношу.

Другие визири тоже поддержали старшего визиря. Тогда царь согласился выдать замуж свою дочь за юношу. Спустя неделю старика вызвали во дворец и объявили ему, что царь согласен выдать замуж свою дочь, велели сообщить сыну радостную весть, предупредили, чтобы быстрей готовился к свадьбе.

Когда все приготовления были закончены, царь приказал объявить народу, чтобы все шли на свадебный пир. Пировали сорок дней и сорок ночей, после чего царевну выдали замуж за сына бедняка. Таким образом все достигли своих целей и желаний.

Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Бадалкарачи

Едва у дедушкиной кобылицы Лали появлялся на свет жеребенок, как в ту же ночь он исчезал. Так пропали жеребята — Золотой конь и Серебряный конь.

Когда должен был появиться жеребенок Вороной конь, дедушка позвал своего внука Бадала и сказал ему:

— Иди в конюшню и карауль всю ночь.

Чтобы не заснуть, Бадал порезал палец и посыпал ранку солью. Хоть и ссаднило палец, но все же сон оказался сильнее, и Бадал заснул.

Вдруг лошадь заржала. Очнулся Бадал — смотрит, с неба опустилась черная тень, схватила жеребенка и потащила вверх.

Выхватил Бадал меч и ударил. Тень исчезла.

Наступил рассвет. Бадал видит, что у его ног лежит коготь величиной с чинар.

Позвал дедушка к себе Бадала и двух его старших братьев и сказал:

— Жеребят у нас таскает Черный див, отправляйтесь на розыски. Убейте дива и приведите всех похищенных коней.

Братья отправились в путь.

Отъехали они далеко. Перед ними было три дороги. И у каждой лежало по камню. На первом камне было написано: «Пойдешь— вернешься», на втором — «Либо останешься жив, либо нет», на третьем — «Совсем не вернешься».

Бадал сказал:

— Выбирайте.

Старший брат выбрал дорогу «Пойдешь — вернешься», средний — «Либо останешься жив, либо нет».

Отправился Бадал по дороге «Совсем не вернешься».

День и ночь он ехал.

Наконец увидел — вдали что-то блестит.

Заинтересовался Бадал и направил коня в ту сторону. Когда он подъехал поближе, увидел высокий замок. Стенки замка были позолочены и сияли под лучами солнца.

Ворота замка были заперты.

Но Бадал и на минуту не задумался. Быстро перелез через стену и спустился внутрь.

В замке было сорок комнат.

Бадал зашел в каждую из них. В одной комнате было золото; в другой — серебро; в третьей — сласти: сахар, леденцы, халва, мешалда; в четвертой — сто сортов всяких кушаний; в пятой — китайский фарфор; в шестой — серебряная посуда; в седьмой — золотая; в восьмой — невиданной красоты золотые украшения; в девятой—алмазы; в десятой— рубины. Короче говоря, в каждой комнате что-нибудь да было.

На одном дворе били копытами и ржали чистокровные кони, на другом — потряхивали колокольцами верблюды, на третьем — топтались слоны, в четвертом...— да разве все перескажешь, что нашел Бадал в замке.

Осмотрел Бадал все и дошел до роскошных палат. Там сидела девица невиданной красоты.

— Сюда влетит птица — у нее крылья сгорят, сюда человек войдет— йоги обожжет,— сказала девица.— Что ты тут делаешь, эй, дитя человеческое? Как ты не побоялся за свою голову, пришел сюда.

Поклонился Бадал девице и сказал:

— Не говори: первое с голодным, второе — с изнемогающим от жажды, третье — с усталым. Я голоден, умираю от жажды и усталости.

Девица хлопнула в ладони.

Прислужница принесла на золотом блюде плов, сваренный в котле с семью ушками, на серебряном блюде — мясо семи баранов, на деревянном — белые сдобные лепешки. Бадал в семь глотков съел плов, в семь глотков — мясо, в семь глотков — хлеб. Запил все семью чайниками чаю и пришел к девице.

— О красавица,— сказал он,— есть ли в этом доме где-нибудь запрятанный кусочек сухой лепешки.

Удивилась девица:

— Глупый, разве я не приказала подать обед на сорок человек?

Она встала и пошла посмотреть. Увидев, что Бадал все съел, девица рассмеялась.

— Ты богатырь с блюдами и котлами, посмотрю, какой ты богатырь с дивами!

— Ага, вот дивов я и ищу! — сказал Бадал. — Скажи красавица, кто ты сама? Что ты тут делаешь в обиталище дивов?

— Зовут меня Оккыз. Меня украли у отца-матери и принесли сюда дивы.

Тут подул холодный ветер, и начался буран. Вдали поднялась стена снега и закрыла небо.

— В чем дело?— спросил девицу Бадал-богатырь.

— Белый див идет. Беги, джигит, а то пропадешь.

Бадал выбежал из замка и спрятался под мостом переброшенным через ров.

Земля задрожала. Загрохотали копыта. Все вокруг окуталось, побелело от снега. Стало холодно, листья на деревьях завяли, птицы замерзали на лету. На серебряном коне на мост въехал страшный Белый див.

Серебряный конь только ступил копытами на мост — и встал точно вкопанный.

— Чу, чу,— понукал коня Белый див, но Серебряный конь не двигался.

Тогда Бадал выскочил из-под моста. Белый див вскричал:

— Кто посмел преградить путь морозу?

— Огонь!— сказал Бадал.

— Драться, бороться или рубить будешь?— спросил див.

— Бороться!— ответил Бадал.

Стали они бороться. Бадал обхватил Белого дива так крепко, что кости его затрещали. Богатырь поднял на воздух Белого дива и со всего размаху ударил об мост. Доски проломились, и Белый див застрял среди них, как клин в расщепленном бревне.

Бадал отрубил Белому диву голову и бросил в ров.

Вернулся Бадал с Серебряным конем в замок.

Оккыз очень обрадовалась, увидев Бадала целым и невредимым.

Принесла она на золотом блюде и поставила перед Бадалом плов, который приготовила для Белого дива.

Не успел богатырь съесть плов, как вдруг замок заслонила желтая пыль.

— Желтый див идет,— сказала девушка.

Богатырь вышел из замка и снова спрятался под мостом.

Воздух нагрелся, земля накалилась, точно железо, пламя вспыхнуло, живые твари изжарились с треском.

Словно ветер, несшийся Золотой конь подскакал к мосту и остановился как вкопанный.

Див взревел.

— Кто преградил путь огню?

— Вода!— ответил богатырь-

— Огонь рассыплю, сваришься! Водой залью, погаснешь!

— Тогда выбирай: стреляться, рубиться или бороться!

— Буду бороться!—сказал богатырь.

Борьба началась. Желтый див не считал джигита опасным противником и думал в одно мгновение побороть и испепелить его, но силен был Бадал, и борьба продолжалась долго. Девица Оккыз забеспокоилась. Вот-вот должен был вернуться Черный див.

Девушка выбежала из замка и. поднялась на мост.

Влила она в рот Бадала кувшин остуженного чая и сразу же у него прибавилось сил.

Крепко уперся ногами Бадал в землк> и произнеся: «Э, счастье!», поднял дива и швырнул в ров.

Желтый див с размаху воткнулся головой в землю и наружу остались торчать только его ноги.

Отвел Бадал Золотого коня во двор и пошел поблагодарить девушку.

Тут все вокруг потемнело.

— Еще что случилось?— спросил богатырь.

— Черный див идет!—ответила девушка.— Берегись.

Спустился на землю мрак, на небе появились звезды.

Богатырь снова вышел к мосту, смотрит — на другом конце моста сверкают в ночи, точно у волка, глаза Черного дива. Ехал Черный див верхом на молодом Вороном коне.

Скакун, почуяв Бадала, радостно заржал и остановился как вкопанный.

— Чу! Чтоб тебе пропасть!— понукал Вороного коня Черный див. Вдруг Черный див увидел Бадала и заорал:

- Кто ты, что смеешь становиться на пути мрака!— и набросился иа джигита.

Между ними завязалась борьба. Черный див был очень силен, но и богатырь ему не уступал.

Прошел день, настала ночь, прошла ночь, снова наступил день, а Бадал все боролся с Черным дивом. Наконец пришла Оккыз и высыпала под ноги Черному диву ведро проса.

Черный див поскользнулся и растянулся на досках моста.

Богатырь выхватил меч и отсек Черному диву голову.

В тот же миг мрак рассеялся... На небе ярко засветилось солнце.

Богатырь вернулся в замок.

— Я уезжаю,— сказал он девице.

— О цветок моего сада, о соловей моего цветника, почему ты хочешь уехать?— спросила красавица.

Бадал-богатырь поклонился и сказал:

— Не знаю, что с моими братьями.

Опечалилась девушка, но пошла проводить Бадала до ворот.

Сел он на Вороного скакуна, взял за повод Золотого и Серебряного коней и в один миг исчез.

Вернулся Бадал к камню с надписью: «Либо останешься жив, либо нет» и поехал по этой дороге.

Скоро он приехал в большой город. Был базарный день.

Бадал-богатырь подошел к лавчонке, где продавались вареные бараньи головы.

Вошел в лавчонку, видит — его средний брат, грязный и оборванный, подкладывает дрова в очаг.

Бадал-богатырь дал хозяину лавки теньгу и сказал:

— Отрежь мяса на одну теньгу от бараньей головы и пошли мне вон в чайхану напротив со своим истопником.

— Куда я пошлю этого грязного, поганого. Я лучше сам подам.

— Нет,— возразил Бадал-богатырь,— пошлите с ним.

Когда средний брат принес на одну теньгу бараньей головы, Бадал-богатырь сказал ему:

— Садись, ешь!

— Кушайте сами!

— Эх ты, недогадливый,— возразил Бадал-богатырь,— разве я приехал в этот город для того, чтобы поесть бараньей головы.

Тут средний брат узнал Бадала-богатыря и заплакал от радости.

Бадал купил ему хорошее платье, посадил на Серебряного коня, и они поехали.

Вернулись братья к камню «Пойдешь—вернешься» и поехали по дороге. Скоро прибыли они в большой город.

Завернули братья в первый попавшийся караван-сарай. Поводья лошадей принял слуга, подметавший двор. Смотрят—а это старший брат.

Посадил его Бадал на Золотого коня, и поехали они домой.

Скакуны мчались словно ветер, и к вечеру они прибыли в замок дивов.

Девица приняла братьев как дорогих гостей.

— Теперь давайте отдохнем,— сказал после ужина Бадал,— а рано утром снова двинемся в путь.

В полночь старший брат разбудил среднего.

— Вставай, нужен совет. Если наш брат расскажет обо всем отцу и сам станет хозяином всех богатств этого замка, лучше нам умереть, чем переносить такой позор.

— Правильно говоришь!— сказал средний брат.

Они привязали на пороге острый меч и закричали:

— Эй, враги у ворот!

Бадал-богатырь вскочил, бросился в дверь и тут же упал.

Меч отсек ему обе ноги.

Прибежала Оккыз, нажгла ваты и, обливаясь слезами, перевязала раны богатыря.

А тем временем братья собирались в дорогу. Все богатства они погрузили на верблюдов.

Увидел это Бадал-богатырь и сказал братьям:

— Увы, братья, вы сделали черное дело, и я остался здесь. Положите только около меня лук и стрелы.

— Ну что же, положим! — поневоле согласились вероломные братья.

— Я останусь с Бадалом,— сказала девушка Оккыз.

— Нет,— возразили братья и увезли с собой красавицу.

Богатырь в замке остался один.

Бадал был хороший стрелок. Он убивал пролетавших в небе птиц и готовил себе пищу.

В один из дней Бадал ползком выбрался из замка. Видит — безрукий человек гонится за джейраном.

Безрукий был такой быстроногий, что все время держался рядом с джейраном, но схватить его, конечно, не мог. Рук-то у него не было.

Бадал-богатырь прицелился и пустил стрелу. Джейран свалился.

Бадал и безрукий подружились и стали вместе жить.

Как-то Бадал-богатырь спросил:

— Кто тебе отрубил руки?

— Я был лихой джигит,— рассказал безрукий,— никто не мог сравниться со мной в силе и смелости. Однажды хан устроил кокбури — козлодрание. И я отнял у самого хана козла на полном скаку. В гневе хан приказал отрубить мне обе руки.

Бадал и безрукий теперь охотились вместе.

Когда они выходили на охоту, безрукий брал на плечи богатыря.

В один из дней они нашли в степи слепого гоношу и взяли его с собой.

— У меня была невеста-красавица,— рассказал слепой,— хан узнал о ее красоте и решил забрать девушку в свой гарем. Когда за моей невестой пришли воины хана, я схватил меч и напал на них. Увы, их было много— и они одержали верх. Хан приказал ослепить меня.

Тогда Бадал-богатырь и его новые друзья решили освободить невесту слепого. Много дней они поджидали, случая и, наконец, пробрались во дворец и похитили ее из ханского гарема.

Ханские полицейские погнались за ними, но дойдя до камня «Совсем не вернешься», струсили и вернулись обратно.

Девушка стала жить в замке, смотреть за хозяйством, готовить Бадалу и его друзьям пищу.

Дни проходили.

Когда джигиты уходили на охоту, девушка оставалась одна. Как-то поднялся сильный ветер и погасил огонь в очаге.

Девушка очень огорчилась, что к приходу джигитов не будет готов обед.

Поднялась она на башню и увидела вдали дымок.

Пошла девушка в том направлении и дошла до пещеры. Смотрит — сидит старая-престарая старуха и поджаривает зерна кукурузы.

— Салом, бабушка,— сказала девушка.

— Если бы не твое приветствие, то я тебя проглотила бы!— скала старуха.

Старуха эта была страшная ведьма — Алмауз кампыр.

— Что тебе надо, внучка?— спросила Алмауз кампыр.

— Дайте мне горячих угольков.

— Бери!— сказала старуха, дала девушке полный совок углей, а вдобавок насыпала ей подол жареных зерен кукурузы.

Девушка так торопилась в замок, что по дороге рассыпала много зерен.

Прибежала девушка в замок, быстро разожгла в очаге огонь, и к приходу джигитов плов был готов.

Назавтра, когда джигиты снова ушли на охоту, Алмауз кампыр по рассыпанным зернам нашла дорогу в замок.

Девушка вежливо поздоровалась со старой ведьмой.

— Салом, бабушка, заходите.

— Если бы не твой «салом», я бы тебя проглотила. Причеши-ка мне голову!

Алмауз кампыр положила голову на колени девушке, и, пока та причесывала ее, стала сосать из нее кровь.

Перед возвращением джигитов ведьма ушла, предупредив:

— Если только заикнешься, что я была, я тебя проглочу. Каждый день Алмауз кампыр сосала кровь .девушки и мучила ее. Наконец Бадал-богатырь заметил, что девушка стала бледная точно смерть.

— Что с тобой сделалось, сестрица?— спросил он. Девушка ответила:

— Ничего не сделалось.

— Нет,— сказал Бадал-богатырь,— если ничего не случилось, ты от мяса джейрана должна бы стать толстой и красной. Если тебя кто-нибудь обидел, скажи.

Но девушка так ничего и не рассказала.

— Что-то тут есть, друзья! Сегодня ты покарауль.— сказал Бадал-богатырь слепому.— Что бы ни случилось, ты нам расскажешь.

Они оставили слепого в замке.

В обычное время приковыляла Алмауз кампыр:

— Эге, человечиной пахнет!— сказала она и привязала задвижку двери прядью своих волос.

Когда слепой услышал, что девушка плачет, и хотел зайти в комнату, дверь оказалась закрытой, и он ничего не узнал. Наутро Бадал-богатырь решил сам последить и остался в замке.

Только пришла Алмауз кампыр, он подполз к двери и стал слушать.

— Салом, бабушка!— сказала девушка.

Старуха, как обычно, начала:

— Если бы не твой «салом», я бы тебя проглотила.

Но тут Бадал-богатырь протянул в дверь руку и схватил ведьму за волосы и скрутил.

— Не Бадал ли богатырь ты, что за напасть,— завизжала ведьма.

— Да, я самый!— ответил Бадал-богатырь.— А ну скажи свое последнее слово! Сейчас я тебе отрублю голову.

— Не убивай, прошу тебя, не убивай! Я верну тебе ноги, только не убивай!

Тут вернулись друзья богатыря.

— А как ты вернешь мне ноги?— спросил Бадал-богатырь.

— Я проглочу тебя и выкину обратно, и ты станешь таким, как был.

— Ладно, останешься жить, но начнешь со слепого,— сказал Бадал-богатырь. Если вздумаешь схитрить, тут тебе и конец.

Ведьма проглотила слепого и вернула его зрячим с острыми глазами, проглотила безрукого и вернула его с руками.

Теперь пришла очередь Бадала-богатыря.

— Будьте внимательны, возьмите в руки мечи; когда она проглотит меня и не захочет вернуть, разрубите ее и достаньте меня!— сказал Бадал -богатырь.

Его друзья обнажили мечи. Ведьма проглотила богатыря.

— Верни,— сказали джигиты.

Ведьма сидела, выпучив глаза.

— Убьем,— сказали джигиты.

— Ха, ха! Ну и ладно, Бадал-богатырь тоже умрет вместе со мной,— засмеялась Алмауз кампыр.

Тогда джигиты изрубили ведьму на куски, а богатыря не нашли.

Джигиты очень огорчились.

Тут воробей прыгнул на подоконник к зачирикал:

— Чир-чир-чир! Ми-зи-не-ц!

Девушка сказала:

— Посмотрите в мизинце.

Они разрезали мизинец ведьмы, и оттуда живой и со здоровыми ногами выскочил Бадал-богатырь. От радости топнул он ногой об пол и. затанцевал.

Вдруг смотрит — голова Алмауз кампыр катится к выходу и бормочет:

— Я еще тебе задам, я еще тебе задам!

Бросились за головой три джигита и изрубили ее на мелкие куски.

Тут пришел ведьме Алмауз кампыр конец.

Три джигита и девушка вчетвером пустились в путь. Сначала они заехали в дом девушки.

Родители девушки, не найдя ее следов, считали ее умершей и уже хотели объявить траур. С приездом друзей траур обернулся свадьбой. Девушку выдали замуж за бывшего слепого.

Пировали сорок дней.

Потом поехали в дом бывшего безрукого, попировали и там.

Наконец Бадал-богатырь отправился домой.

В тот день, когда он вернулся в родные места, дедушка его устроил пир по случаю свадьбы старшего сына, который брал в жены Оккыз.

Бедная Оккыз никак не хотела выходить замуж и все думала о Бадале-богатыре.

Богатырь вошел в дом.

— Мой любимый!— воскликнула Оккыз и бросилась в объятия богатыря.

Для богатыря и Оккыз это был день большой радости, а для братьев — день несчастья.

Бадал-богатырь привел своих братьев к деду, поставил их перед ним и сказал:

— Рассудите нас.

— Говори,— сказал дед.

Тогда Бадал-богатырь обратился к старшему брату.

— Я ли, грязный, оборванный, подметал, убирал навоз и привязывал коней путешественников в караван-сарае? И ты ли меня выручил?

— Увы мне!— сказал старший брат.

— Я ли, вонючий, поганый, подкладывал дрова в очаг торговца вареными бараньими головами? И ты ли меня выручил?

— Увы мне!— сказал средний брат.

— А вы мне отрубили в благодарность ноги и бросили одного на верную смерть.

Сказал так Бадал-богатырь, повернулся и вышел из комнаты.

Выгнал тогда дед вероломных братьев из дома.

 Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Находчивая пряха

Давно в старое время жил купец. Дважды в год ездил он в далекие города с товарами. Все уважали его за ум и сметку, и поэтому купцы избрали его своим аксакалам.

Однажды аксакал объявил:

— Поедем в такой-то город.

Погрузил он на восемьдесят верблюдов товары, то же сделали еще сорок купцов, и отправились они все вместе в дальний путь. Сорок дней и сорок ночей шел купеческий караван через пустынную степь.

Купцы сказали своему аксакалу:

— Эй, аксакал, давайте отдохнем, да и верблюды наши наберутся сил.

— Очень хорошо. Давайте!— ответил аксакал.

Разгрузили верблюдов и пустили пастись. Стояла весна. После обильных дождей степь покрылась сочной травой. Верблюды ели досыта. Купцы тоже отдыхали, ели, пили, сколько им хотелось. Вдруг видят они — вдали вьется дымок.

— Эге, да здесь кто-то живет!— сказал аксакал.— Пойдем посмотрим, что за люди?

Аксакал вместе с друзьями собрались и пошли. Смотрят — стоит одинокая пастушья хижина. Хозяина дома не оказалось, и гостей встретила старушка — жена пастуха. Старуха приготовила плов. Когда купцы угощались, в комнату заглянула дочь пастуха и сказала тихо матери:

— Матушка, один!

Спустя небольшое время девушка заглянула снова и проговорила только:

— Два!

Потом снова заглянула:

— Три!

Когда купцы поели плова и уже пили чай, дочь пастуха вошла в комнату еще раз и сказала:

— Четыре!

И так она говорила до семи раз.

- О чем это говорит ваша дочь, тетушка?— спросил аксакал.

- О мои дорогие гости!—ответила старуха.— О чем дочка может говорить. Живем мы в глухой степи. Прядем нитки, тем и живем. А дочь заглядывала, чтобы сказать мне, что она спряла за это время семь мотков ниток.

Аксакал купцов поразился:

— Удивительно! Пока мы поели плова, эта девушка спряла семь мотков ниток. Это же драгоценный клад, а не девушка!

Спросил он старуху:

— Тетушка, а дочь ваша не занята?

— Не занята она, нет,— ответила старуха.

Подумал тогда аксакал, что лучшей жены, чем эта девушка, не найти, и решил послать к ней сватов. Когда он вместе с купцами вернулся на привал, собрал их и задал вопрос:

— Что вы скажете? Решил я послать к дочери пастуха сватов. Посоветуйте мне!

— Вот вам, аксакал, наш совет: пока об этом надо молчать,— сказали купцы. — Куда вы сейчас повезете в далекое трудное путешествие молодую жену? Съездим в город, продадим товары, вернемся сюда. Тогда и можете засылать сватов.

Совет понравился аксакалу, и он сказал:

— Тогда давайте быстрее грузиться. И в путь!

Через сорок дней и сорок ночей караван прибыл в город Распродали купцы товары, накупили других и двинулись обратно.

Через сорок дней и сорок ночей добрались купцы до того же самого места. Пустили они верблюдов попастись, а сами наварили себе пищи, наелись, напились. Настала ночь, а за ней и утро. Взошло солнце, озарив весь мир. Тогда аксакал, собрав друзей, повел такой разговор:

- Ну, кто же пойдет сватать дочь пастуха за меня?

- Я пойду,— сказал один из купцов по имени Кыркынбай. Отправился он в дом пастуха сватом. Старуха послала подпаска за мужем, а когда тот пришел, сели они, и Кыркынбай сказал:

- Спросите меня, дедушка, зачем я пришел к вам?

- Добро пожаловать, сынок! Чем можем вам служить?— спросил пастух-

- А пришел я к вам сватать вашу дочь,— заявил Кыркынбай.— Аксакал купцов хочет породниться с вами. Полюбил он вашу дочь.

- Ну, если аксакал -купцов решил породниться со мной, простым пастухом, я согласен!—ответил пастух.

- Ну, если так,— сказал Кыркынбай,— тогда назначьте калым за дочь!

- Ну что ж, дочка у меня единственная. Пусть жених пришлет товары на сорока верблюдах, а как устроит он свадьбу, это дело его,— ответил пастух.

— Ну что же, я пойду и передам ему ваши слова,— сказал купец.

Пришел он к аксакалу и объявил:

- Уладил я ваше дело, с вас причитается подарок!

— А как договорились?— спросил аксакал.

- Он потребовал товаров на сорока верблюдах, а свадьбу, говорит, пусть устраивает так, как желает,— ответил Кыркынбай.

- Отсчитайте сорок верблюдов, нагрузите на них разных товаров и отвезите пастуху,— распорядился аксакал.

Вместе с товаром отправил он в дом пастуха баранов, масла и риса. Потом устроили пир, отпраздновали свадьбу, и аксакал отправился в путь с молодой женой.

Через сорок дней и ночей караван возвратился на родину. Купцы разошлись по своим домам.

Прошла ночь, настало утро, взошло солнце, озарив весь мир. Аксакал собрал всех своих родственников, друзей, знакомых и устроил в честь своей молодой жены пир на десять дней и десять ночей.

Зажил аксакал купцов со своей молодой женой в мире и согласии. Но однажды он задумался:

«Дорогой калым я заплатил за дочь пастуха. Прельстило меня ее умение прясть. А то не на такой мог бы еще жениться!»

Привез он с базара триста пудов хлопкового волокна, сложил в чулан и сказал:

— Слушай, жена! Я уезжаю в дальний город торговать, вернусь через шесть месяцев. До. моего возвращения ты должна из этого волокна напрясть ниток, показать свое умение. Сказал так аксакал купцов — и уехал.

А дочь пастуха и не думала браться за дело Жила она себе припеваючи. Шли дни за днями, недели за неделями. До возвращения купца остался месяц. «Скоро муж вернется, а я еще ничего не сделала»,— испугалась дочь пастуха. Пошла она в чулан, набрала полный подол волокна, рассыпала его по всей террасе и принесла туда веретено и прялку. Начала она прясть, но тут же проголодалась и пошла сготовила себе похлебку. Неудобно ей было одновременно и есть и работать. Она облила и измазала все руки, платье — и то пряла, то облизывала пальцы и платье.

Пусть пока она себе облизывает пальцы и платье, а теперь послушайте историю, что случилось с сыном падишаха того города.

Задолго до этого ел сын падишаха мясо и подавился костью.

Падишах вызвал всех городских лекарей, но те ничего не могли поделать: кость сидела в горле и никак не выходила.

Мальчик очень страдал от боли, не мог ни пить, ни есть и совсем зачах.

Двор аксакала купцов был как раз напротив царского дворца. Сын падишаха сидел на балконе и видел, как жена аксакала работала на прялке, поминутно нагибаясь и облизывая платье и пальцы. Стало мальчику смешно. Он вдруг как захохочет. Тут кость и выскочила у него из горла.

Обрадовался падишах и спросил у мальчика:

— Отчего ты засмеялся, сынок?

— Ха-ха!— смеялся сын падишаха.— Вон сидит какая-то женщина... ха-ха... и прядет... ха-ха... прядет и лижет свое платье... ха-ха. Я вдруг засмеялся, и кость выскочила у меня из горла.

Призвал падишах есаула и приказал:

— Разыщите и приведите ко мне ту, которая пряла в доме против дворца.

Есаул привел жену аксакала купцов к падишаху.

— Эй, женщина, проси, сделаю все, что ты захочешь!— сказал он ей.

— Если так, государь,— заговорила жена аксакала,— велите напрясть из трехсот пудов волокна, что лежит у нас в чулане, ниток.

Падишах приказал созвать женщин и распорядился:

— Чтоб за шесть дней и клочка волокна не осталось.

День и ночь сидели женщины, пряли нитки. Жена аксакала купцов только аккуратно складывала мотки ниток в чулан. Вернулся скоро аксакал, открыл двери чулана, чтоб сложить туда привезенные товары, видит: весь чулан полон ниток. Порадовался он, зашел к жене, поздоровался с ней, похвалил и сказал:

— Возьми из хурджуна мясо, вывесь его на ветерок, чтобы не испортилось, а к обеду свари кульчатай.

Вывесила жена мясо, замесила тесто, начала раскатывать его. Вдруг видит: ползет жук, черный-пречерный.

Встала жена купца и отвесила жуку глубокий поклон.

Удивился аксакал:

— Это еще что значит?

— О, это—единственная моя тетушка,— ответила жена.

— А почему она такая черная, твоя тетка?— недоумевал аксакал.

— Оттого она так почернела, моя тетушка, что всю свою жизнь только и делала, что пряла нитки. От трудов почернела,— ответила жена.

Подумал купец, подумал — а потом сказал:

— Брось-ка ты прясть нитки! На что ты мне такая черная. Увижу, что ты прядешь, прогоню тебя!

Больше не пришлось никогда находчивой жене аксакала прясть.

 Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584

Сын бедняка

В стародавние времена жил бедняк. Было ему лет восемьдесят.

Старик и жена его только и жили тем, что каждый день он приносил из лесу вязанку хворосту и продавал ее за грош на базаре.

Но вот однажды не удалось ему продать хворост, и вернулся он домой с пустыми руками.

Жена его спросила:

— Что вы принесли? Со вчерашнего дня у меня во рту ничего не было!

— Эх, жена, сегодня никто не захотел купить у меня хворост,— ответил старик.

— Ну, конечно, не продашь — не купишь,— сокрушалась жена.— А были бы деньги, купила бы я мяса, сварила бы я похлебку, и были бы мы сыты. Ничего' ке поделаешь. Завтра вот что сделайте: позовите в домощу себе двух соседей. Свою вязанку хворосту продадите на базаре и на вырученные деньги купите мяса, риса, моркови, и на тех двух вязанках, что они принесут, сготовим себе плов.

Так и сделал старик. Утром на следующий день позвал он на помощь двух своих соседей. Втроем, запасшись веревками, пошли они в лес.

Собрали они хворост, и только приготовили вязанки и хотели взвалить их себе на спины, как вдруг подул страшный вихрь и унес с собой все три вязанки.

Старик заплакал:

— Эх, горе, вчера с женой легли спать голодные. Видно, и сегодня будет так же.

— Не плачьте, отец,— успокаивали его соседи,— сегодня вас и жену вашу как-нибудь покормим. А завтра, когда ветер успокоится, мы снова к вам явимся к наберем много хвороста.

Пришли они утром к старику и снова отправились в лес. Вдруг близ дороги, под высоким чинаром, они увидели яму, а в ней три вязанки хворосту.

— А вот и наш хворост,— обрадовались соседи и обратились к старику.— Отец, давайте спуститесь в яму и подавайте нам хворост наверх.

Спустился старик в яму, поднял одну вязанку, а под ней три корчажки, полные золотых монет.

Старик был честный человек. Он и не подумал скрыть свою находку от соседей. Привязал он к каждой вязанке хворосту по корчажке золота и крикнул:

— Каждому из нас поровну, по одной корчажке, но вот хворост прошу отнести ко мне домой, все три вязанки.

Но соседи, увидев золото, загорелись жадностью.

Задумали они черное дело.

Переглянулись они, и один говорит другому:

— Ты взвали на спину старика, а я в это время свяжу ему руки. Отведем его к речке, прирежем его, а труп спрячем под мельничный жернов. Ну, а просьбу его выполнить можно — хворост отнесем в его дом.

Связали они старика и привели его к речке.

Начали они ножи точить, а старик и говорит:

— За что на меня руку хотите поднять?

— Убьем тебя и заберем все золото себе,— ответили соседи.

— Не убивайте меня,— взмолился старик.— Я и так одной ногой стою в могиле. Да кроме того жена моя должна скоро родить, дайте мне увидеть на закате жизни сына или дочку...

— Нет, мы убьем тебя!

Старик снова начал умолять:

— Возьмите все золото себе, я никому не скажу. Мне денег не надо, только отдайте весь хворост мне.

Соседи и слушать ничего не желают, ножи точат.

Увидел старик, что не избежать ему смерти, и говдрит:

— Передайте моей жене последнюю мою волю. Скажите ей так: «Возвращаясь с хворостом домой, ваш муж три раза упал под сильными порывами ветра. Рассердился он и ушел куда глаза глядят». Если жена родит сына, пусть назовет его Дод — «Помогите», а если дочь, то пусть сама назовет ее, как хочет.

Соседи убили старика, отрезали голову, а труп бросили в реку и сверху придавили жерновом. Взвалив на спины три вязанки хворосту, три корчаги с золотом, пошли они в кишлак.

Занесли они три вязанки в дом старика и сказали его жене:

— Ну и нрав у вашего мужа! Мы прямо измучились с ним! По дороге домой он три раза упал, разозлился и ушел в другой город. Когда уходил, он просил передать вам: «Если жена родит сына, пусть назовет его Дод, а если дочь, то пусть назовет ее, как хочет».

Жена старика занесла в дом три вязанки хворосту, села и стала горько плакать.

Пусть она так сидит и плачет, а вы послушайте про соседей.

Стали они самыми богатыми людьми во всей округе. Истратили они полкорчаги золота и выстроили великолепный дворец. Сделались они к тому же большими купцами, в каждом городе были у них свои люди, торговавшие их товарами.

Носили с тех пор соседи одежды из атласа и бархата, подпоясы вались золотыми поясами, опирались на серебряные посохи.

А теперь послушайте о жене бедняка. Родила она сына и назвала его, как наказывал муж — Дод.

Не по дням, а по часам рос Дод.

Исполнилось ему семь лет. Мать никогда не выпускала сына со двора. Калитку на улицу держала на запоре. Жила она тем, что пряла нитки и продавала перекупщикам.

Скучно было семилетнему мальчику Доду взаперти. Как-то услышал он за забором голоса и Смех мальчиков, заплакал и сказал матери:

— Выпустите меня, матушка, на улицу, хочу поиграть с ребятами!

Мать ответила:

— Выпущу я тебя, сынок, с одним условием: надену на лицо тебе маску. Если мальчишки скажут: открой лицо, ты им отвечай: «Нет, не открою!»

Надела мать на лицо Дода маску и выпустила на улицу. Мальчик играл с товарищами до самого вечера. Проголодавшись, прибежал домой и попросил:

— Дайте, матушка, хлеба.

— О сын мой! Ни куска хлеба нет в доме. Не иначе, придется тебе заняться тем, что делал твой отец,—ответила мать.— Отец твой собирал в лесу хворост и продавал его. Пойдем-ка с тобой в лес, наберем две вязанки хворосту, одну продадим, а на другой сварим себе ужин.

Отправились они вместе в лес. Собирая хворост, мать вдруг почувствовала боль в пояснице.

— Я прилягу полежу,— сказала она, сыну.— А ты поиграй. Прилегла она под деревом и уснула. А проснувшись, видит: нет нигде Дода.

Начала она громко звать его по имени: «Дод!»

Не нашла она сына, пошла по берегу реки, все так же крича: «Дод!» Услышал голос матери падишах, охотившийся в тех местах в сопровождении восьмисот своих воинов, и сказал своим есаулам:

— Слыхали, женщина кричит: «Дод!» — «Помогите!» Не иначе, ее укусил скорпион или змея. Слышите, как она кричит, зовет на помощь. Пойдите, приведите ее ко мне!

Есаулы побежали на крик и привели безутешную мать к падишаху.

— Чего ты вопишь, женщина?— спросил он.— Не змея ли укусила тебя?

— Я потеряла сына, его зовут Дод. Вот я и ищу его, зову,— ответила мать.

— Неужели другого имени не было, кроме этого?— удивился падишах.

Мать рассказала тогда, как ее муж-бедняк пошел с двумя своими соседями за хворостом и не вернулся домой и что он завещал. Потом добавила она о том, как с сыном Додом пошла в лес, как собирала хворост, как у нее заболела поясница, как прилегла она и уснула, а сын ее Дод пропал.

— А те соседи, что вышли с твоим мужем в лес за хворостом, живы?— спросил падишах.

— Живы. Они очень разбогатели. Те двое купцов, которые живут в самом лучшем дворце возле базара и восседают на серебряных тахтах, это и есть наши бывшие соседи.

Падишах подумал: «Не иначе, как они убили старика».

Подозвал он к себе трех своих есаулов и говорит им:

— Отправляйтесь все в город. Въезжайте в него с трех сторон. Громко зовите: «Дод!» Мальчика, который откликнется на это имя, сажайте на коня и везите ко мне!

Въехали три есаула в город, крича: «Дод!» Тотчас же на призыв откликнулся мальчик, сидевший в лавке шашлычника и евший шашлык.

— Как тебя зовут?— спросил есаул.

— Дод,— отвечает мальчик.

— Чтоб тебе пусто было!— говорит ему есаул.— Мать по лесу бегает, тебя разыскивает, плачет.

Посадил есаул мальчика на коня и привез к падишаху.

Увидев на лице мальчика маску, падишах приказал:

— Сними маску.

— Государь, зачем буду я снимать маску?—ответил мальчик.,— Говорите, я и так слышу.

— Снимешь ли ты маску, если я найду убийц твоего отца и тело твоего отца?— спросил падишах.

— На то воля моей матери,— сказал мальчик.

Падишах призвал к себе мать Дода и задал ей вопрос:

— Твой сын говорит, что маску можешь разрешить снять только ты. Скажи ему, пусть снимет!

— Да он еще так мал. К чему вам, могущественному падишаху, смотреть на его лицо?— ответила мать.

Падишах приказал своим есаулам привести двух баев, бывших соседей бедняка.

Не прошло много времени, оба бая со связанными руками предстали перед лицом падишаха. Падишах приказал развязать им руки и потом спросил их:

— Где вы убивали отца этого мальчика? Скажете правду, не захочу вашей крови.

Подумали баи, подумали — и решили: раз падишах не хочет их крови, надо признаться во всем:

— Мы соседа убили на берегу речки.

Все слышавшие слова баев ужаснулись.

— За что вы его убили?— спросил падишах.

Баи рассказали все, как было:

— Когда старик-бедняк сказал нам свою волю, мы отрезали ему голову, бросили тело его в реку, придавили жерновом, а золото поделили между собой. Каждому досталось по полторы корчаги. Таким путем мы и разбогатели...

— А теперь сколько осталось золота?— продолжал спрашивать падишах.

— Золота осталось в двух корчагах,— ответили баи.

— Принесите те корчаги,— приказал падишах есаулам.

Есаулы принесли две корчажки с золотом.

Падишах подозвал Дода и сказал:

— Вот тебе одна корчажка золота за убитого отца. А вот другая корчажка, это его доля. Бери! Доволен ли теперь?

— Смерть отца я простил, дайте мне только его долю,— заявил Дод.— Больше мне не надо.

Попросил Дод отнести корчажку с золотом матери. Вторую корчажку падишах приказал разделить между баями. Потом опять обратился к Доду:

— Найдут останки твоего отца под жерновом и похоронят с почетом, а ты открой свое лицо, я посмотрю!

— Да ведь мне всего семь лет, что вам смотреть на мое лицо?— продолжал упрямиться Дод.

— Да откроешь ты свое лицо или нет?!— закричал, рассвирепев, падишах и обнажил меч.

Испугался Дод и снял маску. Падишах глянул на его лицо и упал с трона без чувств. Дод сказал тогда:

— Отведите падишаха скорее к реке и приведите его в чувство.

Открыл падишах глаза и первым делом задал вопрос:

— Где Дод?

Привели к нему Дода.

Падишах спросил:

— Какого ты сада цветок? Не див ли ты? Или, быть можег, сын пэри? Какое чудо сотворило тебя?

— Мой отец бедняк, а вот стоит моя мать,— ответил Дод и поклонился до земли матери.

— Семью странами правлю я, но такого красивого мальчика, как ты, не видел! У меня нет ни сына, ни дочери. Будь моим сыном! Будешь жить в моих роскошных садах, сидеть на золотом троне. Я сделаю тебя падишахом.

— Мне только семь лет, молоко матери не обсохло на моих губах. Я не достоин вашего дворца и не могу быть вашим сыном. Я не умею еще разбираться в людях. Отдайте мне лучше степь. Я прикажу в ней арыки прорыть, пустить воду, насадить сады, построить дома. Пусть поселятся в них бедные люди. Через семь лет поля и сады дадут плоды. Вот тогда и пришлите за мной,— ответил Дод.

— Хорошо,— сказал падишах,— отдаю тебе степь. Делай с ней что хочешь, помни только, что теперь ты мне сын, а я тебе—отец.

Одарив Дода и его мать мерой золотых монет, падишах, собрав своих визирей, военачальников и есаулов, уехал в горы на охоту.

Дод ушел с матерью в степь.

— Матушка,— сказал он.— Я сделаю для вас здесь из веток тала шалаш, вы поживете в нем немного, а я приведу одну или две тысячи рабочих.

На другой день он привел рабочих, и они начали рыть арык из кокандского вилайета, а потом выстроили много домов, в которых Дод поселил бедняков. По указанию мальчика бедняки заложили сад на тысяче танапов земли. И этот сад был назван именем Дода.

Прошло семь лет, и падишах прислал за Додом своих есаулов. Они посадили Дода в золотую клетку, клетку поставили на коня и привезли во дворец.

Падишах приветствовал Дода:

— Теперь ты мой. Ты не забыл, что я тебе отец, а ты мне — сын. Сними с себя маску и садись за трон.

— Позвольте мне сходить к матери и спросить позволения у нее снять маску,— ответил Дод.

А для его матери падишах выстроил дворец. Сорок ступеней в нем были сплошь из жемчуга и алмазов. Ей прислуживали сорок рабынь и сорок прислужниц. Каждый день для матери Дода варили плоч с мозгами сорока баранов.

Пришел Дод к матери и говорит:

— Матушка, падишах требует, чтобы я опять снял маску. Там сидят мудрецы, визири, вельможи, есаулы и военачальники. А вдруг, когда я сниму маску, падишах снова упадет без чувств? Не найдется ли среди придворных какой-нибудь враг, который убьет падишаха, а потом отвечать придется мне?

— Открой-ка рот, мой сын,— сказала ему мать.

Дод открыл рот, она дунула в него и говорит:

— Теперь иди, не бойся. Садись на трон.

Дод вернулся во дворец, сел справа от падишаха и только здесь - снял с лица маску.

Увидев его красоту, все придворные поразились и хором воскликнули:

— Поздравляем вас, падишах, с сыном!

Падишах засыпал их бриллиантами и жемчугом.

Дод вышел в роскошный сад. Пораженные его красотой, птицы полетели к нему. Убежав от них, Дод пошел на верблюжий двор. Там караванщики стали восторгаться им. Тогда он убежал на женскую половину дворца. Увидев его, девушки окружили его. Выбежал он от них на улицу, а там начали восхвалять его сорок привратников. Ушел Дод в потайную комнату дворца, лег на кошму и уснул. Приснилось ему, будто с горы Кухикаф прилетела прекрасная пэри, держа в одной руке шампур с шашлыком, в другой — сосуд с вином. Угостив Дода шашлыком и вином, она улетела. Проснулся Дод, посмотрел — нет никакой пэри.

Зайдя в птичник падишаха, Дод посадил на руку охотничьего сокола, взял лук и стрелы и прошел в дворцовую конюшню. Вывел он оттуда коня Тульпара, сел на него и отправился искать пэри своего сна.

Проехал Дод горы, степи, озера и добрался до горы Кухикаф, где находился Сезам. Три дня и три ночи ездил он по той горе. Наконец Из ущелья выскочил олень и побежал в степь. Погнался Дод за ним и тоже очутился в степи.

Семь дней и семь ночей скитался Дод по степи и наконец приехал к берегу реки. Воткнул он здесь палку в землю, посадил на нее сокола.

Сидит он на берегу реки, отдыхает. Вдруг на другом берегу прямо перед ним появился старик в чалме, конец которой свисал на плечо, в желтом халате и с посохом в руке.

Лицо старика так и светилось. Дод почтительно поклонился ему.

— Эй, джигит, не следовало бы вам останавливаться здесь. В реке обитают дивы,— сказал Доду старик.— Я знаю, вы приехали сюда в поисках возлюбленной, но она не дочь человека, а неземная пэри. Живет она под водой и нет никакой возможности достать ее со дна реки.

Тогда Дод горько заплакал.

— Ладно,— сжалился над ним старик.— Я достану тебе пэри. Закрой глаза и открой их только через семь мгновений, не раньше!

Дод закрыл глаза, открыл их через семь мгновений и увидел, что неведомо, как он очутился рядом со стариком на другом берегу реки.

— Сын мой,— сказал старик,— пойди вон к тому дереву. Ствол его изумрудный, ветки рубиновые, а листья алмазные. Под деревом увидишь жилище. В нем спят дивы и пэри. Увидишь в том доме сорок одну комнату. В каждой из них горят свечи из жемчуга, не гляди на них. Войдешь в самую последнюю комнату и в стенной нише увидишь три тыквы. Возьми ту, что стоит посредине, и принеси ее мне.

Дод сделал так, как велел ему старик, зашел в самую последнюю комнату и принес среднюю тыкву.

— Вот она, сын мой, та, которую ты видел зо сне. Возьми ее. Теперь закрой глаза и открой через семь мгновений.

Через семь мгновений Дод увидел себя возле своего коня.

Старик с другого бepeга реки сказал ему:

— Ты ехал сюда четырнадцать дней. Я тебя научу одному заклинанию, произнеся его, ты вмиг домчишься до дома.

Взяв тыкву и сокола, Дод вскочил на коня.

— Помни же, сын мой, бери, не отдавай, набирай, но сам не рассыпай. В пути не шути с тыквой, не накликай беду на свою голову,— напутствовал старец Дода.

Проехал Дод некоторое время, остановил коня и подумал:

«Во сне я видел пэри. Старик, конечно, колдун, но на что мне пустая тыква?»

Он схватил тыкву и хотел ее выбросить, но вдруг она заговорила тонким приятным голосом:

— О, как мне больно!

Выхватив из ножен саблю, Дед концом ее приоткрыл крышку тыквы и видит — внутри сидит девушка невиданной красоты: назвал бы ее луной, но у нее есть губы, назвал бы солнцем, но у нее есть глаза; на правой щеке была у нее прелестная родинка, сорок кос ее были унизаны изумрудами, жемчугами, рубинами.

Увидев в тыкве девушку, Дод лишился чувств.

Пэри вышла из тыквы и начала обмахивать юношу своим покрывалом, приводить в чувство.

— О моя прекрасная возлюбленная! Какого сада ты цветок, какого сада соловей ты? Человек ли ты, или пэри, или див? Кто сотворил такое чудо?— промолвил Дод, едва сознание вернулось к нему.

— Не послушался ты старика, обошелся небрежно с тыквой, накликал на себя беду,— сказала ему пэри.— Теперь. есть три способа привезти меня к себе домой.

— О чудо мира,— возразил плененный красотой пэри юноша,— я и так увезу тебя на, коне, укрыв своим золотым халатом и златотканым покрывалом.

— Нет,— сказала пэри,— не могу я ехать на коне, отвезите меня в крытой арбе.

— О моя бесценная! До города осталось немного. Когда доедем до его окраины, я оставлю тебя под крышей какой-нибудь бедной хижины, а сам поеду вперед, приведу сорок девушек и затем на арбах, под звуки карнаев и сурнаев, отвезу тебя во дворец с лестницей из восьмидесяти ступенек. Лестница дворца будет из мрамора, потолки из кораллов, а башни из рубинов.

Пэри согласилась. Уселись они с Додом на коня и направились к городу. Въехав в него, Дод оставил девушку в бедной хижине, а сам отправился во дворец за арбой и свитой. Оставшись одна, пэри вышла на крышу, приоткрыла златотканое покрывало и с улыбкой стала оглядываться по сторонам. Видит: на пороге напротив сидит старушка. Улыбнулась ей пэри. Не знала она, что старушка эта была могущественной колдуньей. За один присест съедала она сорок баранов, выпивала сорок бурдюков воды, а своим дыханием могла заставить крутиться тяжелый мельничный жернов.

Старуха-колдунья сразу заприметила улыбающуюся пэри.

«Отчего это вдруг стало светло»,— подумала колдунья и, взяв кувшин, вышла на улицу, будто за водой.

Пэри вновь улыбнулась и поклонилась старухе.

Колдунья посмотрела на нее и попросила:

— Будь доброй, доченька, сойди вниз и набери-ка мне в кувшин воды.

Пэри рассердилась.

— Я вам не служанка,— возразила она.

— А я-то подумала: пойдет эта красавица к роднику, лучи ее красоты отразятся в воде, засияют, станет еще светлее, и я, старая, смогу тогда в своей темной комнатке и на прялке шерсти напрясть, и прибрать все, и обед сготовить,—сказала колдунья.

— Стану я воду таскать,— засмеялась пэри,— я пэри, могу обернуться и змеей, и голубем, и старухой.

Покачала головой колдунья и ласково так проговорила:

— Ну, если ты пэри, обернись-ка голубем, а я погляжу.

Кувыркнулась пэри и впрямь обернулась голубем, но не простым, а волшебным: с лапками из красных кораллов, с крыльями из рубинов, с клювом из жемчуга.

А потом снова кувыркнулась и обернулась опять пэри.

— Каких трудов стоило Доду привезти меня сюда, а вы говорите — достань воды!— сказала гордо пэри.

— Ладно уж, не доставай!—заявила с обидой колдунья.— Сама уж как-нибудь наберу!— и пошла к роднику.

Сжалилась пэри над старухой, стыдно стало.

— Постойте, бабушка, я вам наберу воды, так и быть,— крикнула она вдогонку и побежала за колдуньей, взяла из ее рук кувшин и пошла к роднику. Только пэри нагнулась, чтобы окунуть кувшин, как старуха подкралась сзади и толкнула ее. Пэри упала в родник и исчезла под водой.

Старуха пошла в хижину, где Дод оставил свою пэри, и уселась на подстилку, закрыв лицо златотканым покрывалом.

Скоро вернулся Дод, ведя за собой пятьсот конных воинов и сорок девушек на арбах с золотым верхом и серебряными колесами.

Вошел Дод в хижину, поднял златотканое покрывало, видит — сидит страшная старуха с вылупленными глазами.

Упал Дод без чувств. Воины побрызгали на него водой, привели в себя.

— Что с вами, царевич?— спросили они его.

Стыдно было Доду рассказывать всем, что случилось. Подошел он к старухе и спросил:

— Та ли самая пэри ты или другая?

— Да, я та пэри, которую вы привезли с собой,— ответила колдунья.

— Тогда дай еще раз посмотреть на твое лицо.

— Я не покажу вам своего лица до тех пор, пока вы не женитесь на мне, пока не принесу я вам сына, пока тот сын не достигнет семилетнего возраста. До тех пор я поклялась не показывать лица. Я пэри. Многое я умею: могу обернуться и голубем, и змеей, и старухой. Сейчас вот я обернулась старухой.

— Прошу тебя, обернись снова красавицей, я отвезу тебя во дворец падишаха,— попросил Дод.

— Нет, слово мое крепкое. Хотите — везите вот так во дворец, а не хотите — обернусь голубем и улечу на Кухикаф.

«Ждать семь лет не так уж долго для такого молодого джигита. как я»,— подумал Дод и сказал колдунье:

— Ладно, садитесь на арбу!

— Нет, вы сами посадите меня на нее«- возразила старуха.

Поднял Дод на руки колдунью и свал'ился под ее тяжестью.

Старуха только усмехнулась:

— Садитесь-ка сами на коня!

Вскочил Дод на коня, тронул его, как вдруг из родника выскочила красивая лошадь вороной масти и начала кружиться и вертеться вокруг него. Всех поразила та лошадь своей красотой и статью. Так понравилась она Доду, что он спешился, подошел к ней, обнял за шею и давай целовать. Увидев это, колдунья приказала:

— Запрягите эту вороную лошадь в арбу.

Запрягли вороную лошадь в золотую арбу, села в нее колдунья, а царевич на своего коня. Вмиг доскакали до дворца. Падишах осыпал их жемчугами и изумрудами. Девушки провели невесту в ее покой.

Укрывшись златотканым покрывалом, колдунья сидела у себя и никому не показывала лица.

Тем временем Дод привязал к колу вороную лошадь, вышедшую из родника, и до полуночи не мог отойти от нее. Ухаживал за ней, гладил гриву, целовал, а лошадь тоже не могла оторваться от Дода и все ласкалась к нему.

Колдунья приказала тогда девушкам позвать к ней жениха.

Дод вошел к ней и поклонился. Колдунья сварливо начала ему выговаривать:

— Эй, джигит, или та вороная лошадь, или я! Не то обернусь я голубем и улечу от вас. Если со мной хотите жить, ускорьте свадьбу. И чтоб скорее был сын от вас.

Услышав эти слова, Дод поклонился и со слезами на глазах пошел к царю. Падишах, увидев его огорченным и печальным, спросил:

— Кто обидел тебя, сынок? Скажи! Я сейчас же велю отрубить головы твоим обидчикам и сложить из них башню!

— Государь!— начал свой рассказ Дод.— Вез я с горы Кухикаф тыкву, по дороге я ее открыл, а из нее вышла прекрасная девушка. Когда мы въехали в город, я ее оставил в хижине и пошел во дворец за арбой, а когда вернулся, на месте красавицы оказалась какая-то пучеглазая старуха. Весит она столько, сколько четырнадцать человек. Старуха говорит, что может обернуться и змеей, и голубем, и пэри. Я ее прошу: «Обернитесь же снова пэри, иначе, как же я введу вас такою во дворец», а она отвечает: «Я дала клятву не показывать никому лица, такою меня и берите. Лицо свое покажу в тот день, когда вашему сыну исполнится семь лет. А не хотите, так я обернусь голубем и улечу на гору Кухикаф». Как же теперь не огорчаться! Я ведь полюбил пэри, пораженный ее красотой. Когда мы поехали во дворец, из родника вышла вороная лошадь и начала кружиться вокруг меня. Все, кто видел ее, были поражены: такая она красивая и статная. Тогда старуха велела запрячь эту вороную лошадь в арбу. Каждым своим шагом вороная лошадь покрывала сорок шагов. Приехали во дворец, и я не мог оторваться от той чудесной лошади. Тут старуха позвала меня и начала торопить меня со свадьбой. Да как же я женюсь на старухе?!

— Не печалься, сынок! — сказал падишах.— Это правильно, что пэри могут оборачиватся в кого угодно. Наверное, твоя красавица просто хочет испытать тебя. Свадьбу надо сыграть поскорее. Большое счастье, когда у человека родится сын.

Падишах устроил свадебный пир на сорок дней и сорок ночей. Напоив Дода допьяна, прислужницы отвели его к старухе.

На другое утро Дод вышел во двор, увидел вороную лошадь и давай ухаживать за ней, обнимать за шею, целовать. Одни ясли он приказал наполнить шербетом, другие сахаром.

Шли дни, недели, месяцы. Колдунья объявила, что скоро у нее будет сын. Начала она капризничать, захотелось ей жареного мяса. Призвала она Дода и заявила:

— Позови сейчас же мясника. Пусть он зарежет вороную лошадь. Мне захотелось шашлыка из ее мяса.

Спорил с женой Дод, спорил, но делать нечего. Вызвал Дод мясника и, горько плача, приказал заколоть вороную лошадь. Но как только мясник вошел в конюшню, чтобы выполнить приказ, выпали у него из рук топор и нож: перед ним стояла не лошадь, а прекрасная девушка.

Прибежал мясник к Доду, упал перед ним ниц и говорит:

— Царевич, это вовсе не конь, а пэри! Не могу я ее резать, рука не поднимается!

Сказал он так и ушел.

Обрадовался Дод, но не тут-то было. Подняла старуха-колдунья страшный крик. Давай ей шашлыка из мяса вороной лошади и все. Слуги позвали другого мясника. Тот тоже отказался:

— Да ведь это же украшение вашего дворца, а вы хотите зарезать ее! Вы что, ума лишились? Я не людоед.

И тоже поспешил уйти со двора.

— Что это с мясниками случилось?— сказал Дод.— Что, глаз у них нет?

А старуха-колдунья все вопила:

— Зарежьте мне вороную лошадь. Хочу шашлыка из мяса вороной лошади!

Нашли еще одного мясника.

— Хорошо,— сказал мясник,— я зарежу вороную лошадь, только кровь ее берите на себя.

А старуха-колдунья так раскричалась, что Дод уши себе заткнул и только сказал:

— Беру на себя!

Как только набросил мясник на ноги вороной лошади петлю, чтоб повалить ее наземь, она сама легла, только на Дода печально посмотрела.

Мясник ударил по шее лошади ножом. В трех местах выступило по капле крови. Там, где упали те капли, вдруг выросли три тополя, каждый высотой в пять локтей.

Тут прибежала рабыня старухи-колдуньи и закричала:

— Госпожа требует лошадиной печенки.

Мясник отдал ей печень. Старуха съела ее, а потом и все мясо.

Расстроенный вконец тем, что лишился любимой вороной лошади, Дод уехал на охоту.

Когда прошло положенных девять месяцев, девять дней, девять' часов и девять минут, родился у его жены сын.

Вызвала старуха-колдунья Дода с охоты и сказала ему:

— Пора вашего сына запеленать и положить в колыбель. Велите срубить те три тополя и сделать двери с четырех сторон дворца и колыбель для сына.

Не хотел Дод рубить те три тополя, но не будешь же спорить с женой, подарившей ему сына. Пригласил Дод во дворец плотника срубить те три тополя и сделать двери и колыбель.

Увидел плотник тополи, и пила и топор выпали у него из рук.

— О царевич, да ведь это не деревья, а красавицы! Что плохого, если в вашем дворце будут жить эти три красавицы.

— Рубите, я приказываю,— сказал Дод, доведенный до отчаяния капризами жены.

— Ладно, я срублю, только грех возьмешь на себя,— сказал плотник.

— Хорошо, беру на себя,— ответил Дод.

Тогда шестеро пильщиков, подручных плотника, подступили к тополям, но те сами тихо качнулись и упали на землю. Мастер напилил досок и сделал колыбель для сына Дода и двери для покоев старухи-колдуньи. Новорожденного мальчика уложили в колыбель и осыпали его жемчугом. Но колыбель вдруг сжалась и младенец оказался мертвым. Закричав «Дод!», старуха-колдунья бросилась к двери, но она вдруг зажала ее. Дод прибежал, высвободил жену и со слезами вынул мертвого младенца из колыбели.

Женщины, увидев его слезы, говорили ему:

— Вы еще молоды, у вас будет много детей. Стоит ли убиваться. Все равно ведь вы не оживите его. Сколько ни стирай черную кошму, белой не станет.

Вышел безутешный Дод на улицу, а там у ворот стоял каландар— бродячий монах.

Достал Дод из кармана крупную жемчужину и протянул каландару. Не взял тот жемчуга, показал на стружки и щепки, что остались после работы плотника от трех тополей и заговорил:

- Отдайте мне вот эти стружки и щепки. Пригодятся они на растопку. Я вас отблагодарю!

- Бери,— ответил Дод.

Только было начал каландар собирать стружки и щепки, как они взвились к небу и улетели.

Каландар вернулся домой, видит: вместо его полуразвалившейся хижины возвышается великолепный дворец, к которому ведут сорок ступеней. От удивления каландар лишился чувств. Придя в себя, он пошел к соседям, чтоб узнать, что случилось и точно ли он попал к себе. Увидев каландара, сосед набросился на него!

— Чтоб сгорел твой дом! Этот неизвестно откуда взявшийся дворец полон пэри! Не знаем, как дальше нам жить здесь! Народ боится.

Каландар поднялся по сорока ступеням во дворец, появившийся на месте его хижины, глядит: с потолка спускается пэри с двумя дивами.

Увидев, что каландар не осмеливается войти, пэри прогнала дивов и сказала:

— О благородный каландар, заходите. Этот дворец ваш. Теперь вам следует только одеться.

Она дала ему роскошные одежды. Когда он нарядился, пэри отвела его в соседнюю комнату, показала ему на стоявший там большой сундук и распорядилась:

— Отец, откройте сундук, достаньте из него бриллианты и жемчуг, продайте их и устройте на эти деньги пир для жителей всего вашего города. Пригласите и падишаха и Дода. Когда они придут, каждому на плечи набросьте по златотканому халату.

Каландар сделал так, как сказала пэри. Сорок громадных котлов были доставлены на сорок очагов. Сорок дней и ночей угощал каландар пловом всех, вплоть до бедняков, у которых очаги порой и по году не дымились.

Падишах сказал: «Разве пристало мне, падишаху, идти к нищему?» — и не пошел, а послал вместо себя сорок военачальников во главе с Додом.

Каландар вышел к пэри и доложил:

— Доченька, падишах не приехал, а прислал Дода и сорок военачальников. Что ты скажешь?

— Это ничего,— ответила пэри.— Угощайте, их попышнее. Дайте их военачальникам халаты, достойные семи стран, а на Дода наденьте царский халат, а потом покажите ему все строения дворца и под конец приведите его ко мне.

Показал каландар царевичу все строения дворца, а потом привел его к пэри. Поклонились Дод и пэри друг дружке и тут же лишились чувств. Когда они пришли в себя, пэри рассказала:

— Я вижу, Дод, у вас на плечах тыква вместо головы. Удивляюсь, как могли вы поддаться уговорам старухи-колдуньи. Лошадь вороной масти, вышедшая из родника, это я. А вы не только запрягли меня в арбу и заставили везти старуху-колдунью, но, по капризу ее, приказали зарезать. Когда же я обернулась тремя тополями, велели плотнику сделать из них двери и колыбель. А когда дверь прищемила колдунью, вы освободили ее. Когда же у вас каландар попросил стружки и щепки и они улетели в небо, вы и тогда, увы, ничего не поняли.

— О моя возлюбленная!— вскричал Дод.— Теперь все мне понятно!—Он сбежал по сорока ступенькам, вскочил на коня, примчался к себе во дворец. Зашел он к жене-колдунье, а она в это время мыла волосы, и закричал:

— Ну, жена, покажи теперь свое искусство, обернись голубем! — Рано мне еще показывать свое искусство. Я сначала рожу тебе еще сына и, когда ему исполнится семь лет, обернусь голубем,— ответила колдунья.

Дод схватил ее за волосы, выволок из дворца и велел есаулам изрубить ее на пятьдесят частей.

Потом Дод пришел к падишаху и сказал:

— Отец, дайте мне награду за радостную весть! Я нашел свою возлюбленную!

Заиграли тут карнаи и сурнаи. Усадив свою пэри на разукрашенную арбу, Дод привез ее во дворец. Позади ехали девушки на сорока арбах. Устроили пир, длившийся сорок дней и сорок ночей. Падишах назначил Дода правителем страны. Так сын бедняка Дод и его красавица пэри достигли своих желаний.

Узбекские народные сказки. В 2-х томах. Том I. // Перевод с узбекского. Сост. М.Афзалов, X.Расулов, З.Хусаинова. Изд-во «Литература и искусство», 1972 — с. 584